Ленин и построение социализма

 

Социалистическая революция в России победила довольно легко, и Советская власть за несколько месяцев распространилась почти по всей территории бывшей царской империи. Однако триумфальное шествие Советов совсем еще не означало внутренней прочности и стабильности международного положения молодого пролетарского государства. Выражение «самое слабое звено в цепи империализма» в то время было не просто удачной метафорой. В экономическом и военном отношениях Россия временно оказалась самой слабой среди крупных европейских держав. Хотя в отличие от недавно свергнутого Временного правительства Советское правительство никак нельзя было обвинить в нерешительности и колебаниях, в некоторых аспектах его положение было еще более трудным. Крестьяне получили землю, но были недовольны все более ужесточавшейся государственной монополией на сельскохозяйственную продукцию и постепенным сужением свободного рынка. Промышленное производство в стране продолжало падать, транспорт был дезорганизован, деньги стремительно обесценивались, армия распадалась. Ленин, которому с трудом удалось заключить унизительный Брест-Литовский мир, прекрасно понимал, что Советская Россия была не в состоянии вести какую бы то ни было «революционную войну» против кайзеровской Германии, которой требовали «левые коммунисты» и левые социал-демократы. И тем более не могла она «встать против остального капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран… применяя в случае необходимости вооруженные силы против эксплуататорских классов и их государств», как за три года до этого предлагал он сам. Однако он был уверен, что мировая пролетарская революция, начатая в России, будет развиваться довольно быстро и что империалистическая война неизбежно выльется в победу пролетарской революции в одной или нескольких капиталистических странах. А пока что Россия могла помочь этим революциям только собственным примером и своей пропагандой, если ей удастся укрепить диктатуру пролетариата и выстоять любой ценой до начала социалистических революций в других капиталистических странах. Усиление гражданской войны в России еще более осложнило положение Советской власти. Положение большевиков в конце 1918 и в 1919 году было настолько критическим, что Ленин во многих своих заявлениях того времени неоднократно повторял, что русская революция не сможет победить без поддержки социалистической революции в Европе. То же самое подтверждали тогда и многие другие большевистские лидеры, и среди них Троцкий. Вопрос о мировой революции в их речах всегда ставился на первое место. Без ее поддержки Троцкий даже не рассматривал возможности победы социализма в такой стране, как Россия. В то время как утверждения Троцкого о взаимосвязях между русской и мировой революцией были тесно связаны с его предшествующей, а также и с последующими позициями, точка зрения Ленина по этому вопросу существенно отличалась от его позиции 1915 – 1916 годов и от его последующих выступлений, относившихся к 1920 – 1922 годам.

Мы знаем, что Ленина никогда не смущали подобные расхождения. Он умел отказываться от устаревших лозунгов, признавал собственные ошибки и ошибки партии, однако, когда позднее началась длительная дискуссия о возможности построения социализма в России, противники Сталина и Бухарина часто в своих статьях цитировали именно высказывания Ленина 1918 – 1919 годов, в то время как сторонники Сталина противопоставляли им другие заявления того же Ленина. Впоследствии, после того как закончились внутрипартийные дискуссии 20-х годов, Сталин нашел очень простой способ устранить некоторые противоречия в позициях Ленина по вопросу о судьбах русской революции. В 40-х годах в связи с подготовкой четвертого издания сочинений Ленина все высказывания и заявления, в которых выражалось сомнение в возможности победы русской революции без непосредственной помощи мировой революции и в возможности построения социализма в России без помощи социально более развитых стран, попросту вычеркивались. То же самое делалось и в пятом издании. Так, выступая 12 марта 1919 года в Петроградском Совете Ленин заявил, что

 

«…только оценивая роль Советов в мировом масштабе, мы сможем правильно разобраться в мелочах нашей внутренней жизни и своевременно регулировать их. Дело строительства целиком зависит от того, как скоро победит революция в важнейших странах Европы. Только после такой победы мы сможем серьезно приняться за дело строительства»[81].

 

Позднее, уже после победы в гражданской войне, выступая на III конгрессе Коммунистического Интернационала, Ленин признал, что произошли существенные изменения в его концепции о взаимоотношениях между русской и мировой революцией, в частности, он сказал:

 

«Еще до революции, а также и после нее, мы думали: или сейчас же, или, по крайней мере, очень быстро, наступит революция в остальных странах, капиталистически более развитых, или, в противном случае, мы должны погибнуть. Несмотря на это сознание, мы делали все, чтобы при всех обстоятельствах и во что бы то ни стало сохранить советскую систему, так как знали, что работаем не только для себя, но и для международной революции. Мы это знали, мы неоднократно выражали это убеждение до Октябрьской революции, точно так же как и непосредственно после нее и во время заключения Брест-Литовского мира. И это было, говоря вообще, правильно»[82].

 

Однако события развернулись не так, как предсказывали Ленин и большевики в октябре 1917 года и в годы яростных сражений против белогвардейщины. Если в конце мировой войны в некоторых странах Европы совершились буржуазно-демократические революции, то отдельные вспышки социалистических революций, например в Венгрии, были подавлены, а капитализм сохранился во всех европейских странах, за исключением России. С другой стороны, большевики сумели одержать победу в гражданской войне и отбить попытки иностранной интервенции. Стремление рабочих, крестьян и солдат Западной Европы к миру было так велико, что консервативные силы должны были временно отложить планы новой интервенции. Было ясно, что Советская Россия сумела завоевать передышку, хотя никто не мог предвидеть, на какой срок. Однако уже нельзя было рассчитывать на прямую экономическую помощь со стороны пролетариата более развитых стран Европы. Между тем экономика Советской России была полностью разрушена: промышленное производство в стране сократилось более чем в 10 раз, а сельскохозяйственное составляло 50 процентов по отношению к 1913 году. Политика военного коммунизма полностью исчерпала себя и постоянно наталкивалась на все более решительное сопротивление крестьян и мелкой буржуазии. Это отражалось на моральном состоянии бойцов Красной Армии, в которой шла демобилизация, и бойцов «трудовых армий», созданных в тот период. Попытки еще более ужесточить государственное регламентирование экономики и увеличить изъятие излишков товаров и сельскохозяйственных продуктов вызвали целый ряд крестьянских и солдатских выступлений. Самые крупные (в Тамбове, Кронштадте, новые восстания в казацких областях) были подавлены с большим трудом и большими потерями. Хотя Ленин еще и верил в грядущую мировую пролетарскую революцию, будучи трезвым политиком, он не мог поставить Советскую Россию в зависимость от непредвиденных превратностей международного революционного движения и в поисках выхода из создавшегося положения пришел к необходимости выработки новой экономической политики.

В целом нэп не был введен ни за месяц, ни даже за год. И даже сам Ленин не сразу осознал его значение. Вначале многочисленные большевистские руководители рассматривали новую экономическую политику как временное и неизбежное отступление, как чисто тактический маневр, но нэп так быстро привел к стабилизации и улучшению внутреннего экономического и политического положения в стране, что Ленин тут же понял, что это было не вынужденное отступление, а скорее самая подходящая политика для России с ее отсталой экономикой и рабочим правительством. Она не только обеспечивала передышку Советской России, остававшейся одиноким социалистическим островком в океане враждебного капитализма, и не только была рассчитана на то, чтобы «выстоять» до прибытия «основных сил» мировой революции и дать возможность перестроить разрушенную промышленность и развалившееся сельское хозяйство, но и позволяла успешно строить, хотя и медленнее, чем мечтали большевики, социалистическое общество в стране, которой вскоре предстояло стать Союзом Советских Социалистических Республик. Другими словами, это была серьезная политика, рассчитанная на длительный период, и Ленин приступил к разработке ее теоретических основ. Он разъяснял, что, хотя СССР еще надолго останется страной с преимущественно мелкобуржуазным производством, в ней уже родился социалистический сектор, представленный государственными хозяйствами и предприятиями, железными дорогами, банками, морским и речным флотом. Собственностью социалистического государства были также леса, земля и богатства недр огромной страны; была установлена монополия на внешнюю торговлю. Благодаря этим определяющим экономическим основам Советское государство могло использовать внутри страны как отдельные капиталистические хозяйства, так и концессии (государственный капитализм) и с помощью развития международной торговли могло поставить на службу социализму многочисленные достижения науки и техники капиталистических стран.

Ленин придавал особое значение развитию разного рода кооперации как в городе, так и в деревне. К тому же при правильном использовании новой экономической политики для Советской России не представляло опасности некоторое оживление и развитие капиталистических элементов, поскольку нэп обеспечивал предпочтительное развитие социалистической экономики. Это была программа построения не капиталистического общества (как считали многие интеллигенты-сменовеховцы), а социалистического.

 

«В самом деле, власть государства на все крупные средства производства, – писал Ленин, – власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за этим пролетариатом по отношению к крестьянству и т.д. – разве это не все, что нужно для того, чтобы из кооперации, из одной только кооперации, которую мы прежде третировали, как торгашескую, и которую с известной стороны имеем право третировать теперь при нэпе так же, разве это не все необходимое для построения полного социалистического общества? Это еще не построение социалистического общества, но это все необходимое и достаточное для этого построения»[83].

 

И далее Ленин замечал:

 

«Нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело насаждения социализма в недостаточно культурной стране. Но они ошиблись в том, что мы начали не с того конца, как полагалось по теории (всяких педантов), и что у нас политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы все-таки теперь стоим.

Для нас достаточно теперь этой культурной революции для того, чтобы оказаться вполне социалистической страной»[84].

 

В сущности, в своих последних статьях и заметках, как и в беседах, особенно часто с Бухариным, Ленину удалось набросать общую схему теории построения социализма в такой стране, как Россия. И было очевидно, что в первую очередь он рассчитывал на внутренние субъективные и объективные факторы экономического и политического развития России. Его новая программа социалистического строительства была намечена с учетом запоздания, и даже довольно значительного, мировой пролетарской революции, и вовсе не обращаясь к Западной Европе, но трезво оценивая русскую реальность 1922 года, Ленин говорил, что «нэп продолжает быть главным, очередным, все исчерпывающим лозунгом сегодняшнего дня», и одновременно с уверенностью предсказывал, что «из России нэповской будет Россия социалистическая»[85].