Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
От социологии к политике: отсталость и большевизм
В течение всего XIX века русские революционеры различных направлений буквально мучились двумя основными вопросами: первый – «куда идет Россия?» – являлся вопросом теоретико-социологического характера с большой долей телеологии; второй – «что делать?» – был вопросом практической политики и ставил проблему действия и его орудий. Эти два вопроса были, естественно, тесно связаны, и было бы бесполезно, если не антиисторично, пытаться схематично разделить их. Но значение, которое мыслитель придает тому или другому вопросу, указывает на его склонности и ориентацию в исторической области, и в частности на то, какую роль в истории он отводит политической власти и политическим действиям. Проблемы эти имеют решающее значение в марксистской теории, и отсюда понятно, почему упомянутые два вопроса так оживленно дебатировались среди русских марксистов и поделили их на две противостоящие фракции в зависимости от того, какому из них придавалось большее значение. «Что делать?» – спрашивал Ленин в 1902 году, и его ответ означал решительную переориентацию с социологии на политику, с основных тем исторического анализа на актуальные вопросы политического действия. Было бы преувеличением обвинять Ленина – как это не раз делалось – в полном отсутствии интереса к теории (понимая теорию в смысле первого из вопросов) или приписывать ему резкое отрицание тесной связи между теорией и практикой. Напротив, многочисленные его работы свидетельствуют о его исключительной способности в деле теоретического и исторического анализа, а также о понимании проблем упомянутой связи. Однако, если смотреть с точки зрения детерминизма и волюнтаризма, сомнений в отношении истинных склонностей и симпатий Ленина не возникает. Так или иначе, знаменитое ленинское решение, выдвинутое им в «Что делать?», и программные мероприятия, которые он позже пытался провести в жизнь, вызвали резкие споры. В 1903 году на II съезде РСДРП возник раскол, который в дальнейшем так и не удалось преодолеть. Опять-таки на основе упомянутого коренного различия в подходе меньшевики стали с тех пор организованной силой, более других противящейся Ленину. Но именно Троцкий стал наиболее упорным, порой фанатичным противником намеченного Лениным направления и соответствующего выбора политической линии. Интерпретация Троцким вопроса о том, «куда» ведет российская история, не нашла места в меньшевистском лагере, хотя в отношении «что делать?» его ответ находился где-то посередине между Лениным и меньшевиками. Вместе с тем в отличие от меньшевиков он через пятнадцать лет примкнул к большевикам и оставался в их лагере до конца своей жизни. Страстность, с которой он предпринял этот шаг, даже заставила его признать – случай для него редкий – ошибки в занимавшейся им до 1917 года позиции[368].
Здесь представляется важным попытаться понять как природу оппозиции Троцкого к большевикам в тот период, так и причины, приведшие его в конце концов в ленинский лагерь. Это позволит выявить пробелы в его теории революции отсталости, а также тот тупик, в который эта теория в конечном итоге заводила. Сразу же после II съезда Троцкий написал две брошюры, в которых анализировал путь зарождения большевизма[369]. Их содержание крайне резко и оскорбительно: нападкам подвергается не только большевизм как организация, но и лично сам Ленин, которого Троцкий обвиняет в «демагогии», в «злонамеренной и тошнотворной подозрительности», называя это «пошлой карикатурой на трагическую нетерпимость якобинцев»[370]. И все же эти брошюры содержат тонкий анализ того, что Троцкий считал социальными корнями большевизма, которые, по его мнению, тянулись от культурной и политической отсталости русского общества. Типичными для этого общества были полное отсутствие нормальной политической жизни и традиционный отрыв интеллигенции от масс[371]. Невозможность ликвидировать этот отрыв путем установления институциональных связей между элитой и массами, между идеологиями и движениями, между правителями и управляемыми привела в свое время к появлению среди русской интеллигенции считавшейся вполне естественной тенденции к действию вне всякой связи с массами и стихийными движениями в качестве независимой носительницы политического мессианства, примером чего служат экстремистские группировки народников. Большевизм был не чем иным, как последним вариантом этой эндемической болезни отсталости, не менее экстремистским, чем его русские предшественники и те самые рационалистические, передовые, «якобинские» формы, на которые он ориентировался[372].
В первой своей брошюре Троцкий резко нападает на ленинскую концепцию «централизма», осуждая ее как открытую попытку разрушить все то естественное и стихийное, что рабочее движение когда-либо создало в России[373]. Во второй он подробно разбирал феномен, названный им «явлением подмены»[374] и, по его мнению, представлявший собой самое последнее выражение пессимизма, порожденного в российской социал-демократии разрывом между массами и интеллектуалами. Будучи убеждены в невозможности исправить это положение, большевики, по мнению Троцкого, решили оставить массы и заменить их собою. Они собирались делать революцию во имя народа, но так, будто народа этого и не было вовсе. Это, предупреждал Троцкий, не что иное, как «заговор», отделение «революционной деятельности от социалистической идеи», «диктатура» не пролетариата, а над пролетариатом[375]. «Во внутрипартийной политике такие методы приводят… к подмене партии партийной организацией, организации – Центральным Комитетом, Центрального Комитета – диктатором»[376]. Если большевизм не будет искоренен и уничтожен – таков мрачный вывод Троцкого, – то он уничтожит социал-демократию и всякую перспективу осуществления социализма в России[377]. Но какой же была альтернатива? Троцкий не сомневался, что единственным решением было вновь выйти на путь подлинно массового движения и начать политические действия, более трудные и продолжительные, но зато способные привести к положительным результатам, и создать таким путем институциональную структуру, выражающую интересы рабочего класса и всего движения. Во всяком случае, он считал, что сами социальные условия неизбежно приведут рабочий класс к «идущей снизу» деятельности социалистического и революционного характера[378] и что единственной задачей руководящей партийной группировки будет посредничество между объективной стихийностью и сознательным субъективным политическим действием. Вот как он определял эту взаимосвязь и соответствующее «разделение труда» между массами и вождями:
«Марксизм учит, что интересы пролетариата определяются объективными условиями его существования. Эти интересы настолько сильно выражены, что вынуждают пролетариат перенести их в сферу собственного сознания, то есть сделать из осуществления своих объективных интересов интерес субъективный. Между этими двумя факторами… простирается царство жизни, столкновений и ударов, ошибок и разочарований, неудач и поражений. Вся тактическая дальновидность партии пролетариата заключена между этими двумя факторами и состоит в укорочении и облегчении пути от одного к другому»[379].
Возвращаясь к темам, затронутым в начале этого раздела, нужно сказать, что в отличие от Ленина Троцкий придерживался детерминистско-волюнтаристской типологии политического действия. Вероятно, не будет преувеличением сказать, что при всем этом вопрос о том, что делать, был для него излишним, поскольку ответ на него уже содержался в ответе – каким бы он ни был – на первый вопрос, вопрос о том, куда идет Россия. Сильно выраженный детерминизм его отношения к политике и организации не уменьшился в последующие годы, а, напротив, еще больше усилился. Под сильным воздействием стихийной деятельности рабочих Петербурга и других городов, под влиянием того, что выглядело в его глазах как их инстинктивная идеологическая метаморфоза, под влиянием выбора ими пути радикальных действий он после 1905 года проникся еще большей убежденностью в том, что организационные вопросы имеют вторичное значение, так как находят свое место и решаются, когда наступает нужный исторический момент, и что основная проблема заключается не в массах, а в партии. Ведь именно партия должна была уяснить непосредственный и неизбежный характер революции, чтобы не оказаться в хвосте у истории и у масс[380]. Поэтому Троцкий посвятил себя задаче доказать правильность теории перманентной революции и внедрить в партии идею неизбежно социалистического характера грядущей революции, продолжая уделять мало внимания организационным вопросам.
В 1917 году Троцкий сам признал, насколько все это было упрощенно и малоубедительно и насколько чрезмерно оптимистичной и общей была его точка зрения на соотношение между историко-социологическим анализом и политической властью. Теория перманентной революции, хотя она и открывала самую радикальную перспективу в вопросе о том, куда непосредственно движется Россия, не давала ничего в качестве инструмента для преодоления разрыва между социологией и политикой, для превращения общественных сил в политическую реальность. Этот недостаток сам Троцкий ранее приписывал позиции меньшевиков, обвиняя их в «антиреволюционных» предрассудках[381]. Но на деле и он сам потерял из виду эту проблему. А именно на ней впоследствии и строилось выдвигавшееся против него обвинение в том, что он не более чем замаскировавшийся меньшевик. В 1917 году и в последующие годы он, однако, признавал ошибки своего антибольшевистского периода, заявляя, что до 1917 года грешил «роковым оптимизмом»[382]. В самый разгар событий 1917 года, наблюдая за драматическим развитием обстановки, он обратил внимание на неопределенность ситуации и на возможность различных исходов, а также на то, что будущее России зависело теперь от политического курса и от нараставшей с каждым днем борьбы за власть ничуть не меньше, чем от предшествующего исторического развития и «неодолимых объективных интересов». Так он присоединился к Ленину и большевикам, признавая, что только таким путем ему удастся воспользоваться плодами своего прогноза в отношении характера российской революции[383].
Но плодами этими он воспользовался бы так или иначе. Присоединившись к большевикам, он уже не смог доказать, как ни пытался сделать это в последующие годы, свою непричастность к тем самым последствиям, которые сам же с такой проницательностью предсказывал в 1903 – 1904 годах[384]. Революцию отсталости, как он сразу признал, нельзя было бы осуществить без большевизма. Но большевизм, как он тогда же отметил, отражал особые черты отсталости общества и держался на них. Если это так, то следовало ли отсюда, что построить социализм в России невозможно? В течение всех оставшихся ему лет жизни Троцкий пытался доказать, что возможно. Но все чаще ему приходилось прибегать к аргументу несостоявшейся «мировой революции»[385], все чаще признавать, что «отсталость мстит за себя», ссылаться на побочные исторические факторы. Обо всем этом убедительно свидетельствуют его критические суждения 30-х годов, направленные против теории «социализма в одной, отдельно взятой стране», против бюрократизма и сталинизма[386]. В начале 30-х годов Троцкий писал, что марксистское положение, согласно которому промышленно развитые страны показывают менее развитым странам прообраз их будущего, годится для XIX, но не для XX века, когда прошлое и будущее «сливаются» в беспрецедентный «сплав» и порождают новый, совершенно особый образ общества[387]. Среди русских марксистов никто лучше Троцкого не сумел объяснить, почему дело должно было развиваться именно так и почему коллективистское общество должно было возникнуть в условиях отсталости. Если верно, что не Троцкий, а Ленин объяснил, как именно это могло произойти, то столь же верно, что созданное таким образом общество имело очень мало общего с тем, о котором «мечтала» изначально марксистская «философия» социализма. Троцкий же почувствовал особый характер коллективистской революции отсталости в XX веке, а также предугадал, хотя и в искаженной форме, ее связь с марксизмом.
Израэль Гетцлер.
|
||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2020-12-17; просмотров: 109; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.222.240.21 (0.007 с.) |