Эпитафия на кладбище Мельрозского аббатства

 

 

Земля проходит по земле

Подчас в наряде золотом.

Земля покой найдет в земле

В свой срок — сейчас или потом.

Земля возводит на земле

Недолговечное жилье.

Земля одно твердит земле:

«Все, что построишь ты, — мое!»

 

 

Русалка

 

 

В эту пятницу утром

Неслись мы вперед,

Оставляя маяк вдалеке.

Видим: следом за нами

Русалка плывет

С круглым зеркальцем,

С гребнем в руке.

 

Нам вдогонку

Летел ураган.

А кругом океан

Бушевал.

Убирать паруса

Приказал капитан

В это утро,

В последний аврал.

 

Показалась русалка

И скрылась опять.

И сказал

Наш матрос молодой:

— Я оставил на родине

Старую мать.

Пусть не ждет она сына домой.

 

Выйдет к берегу мать,

Будет паруса ждать

При бессчетных звездáх и луне.

Пусть напрасно не ждет,

Слез горючих не льет,

Пусть поищет, пошарит на дне!

 

Наши утлые шлюпки

Сорвала волна,

И сказал капитан удалой:

— Будет плакать моя

Молодая жена.

В эту ночь она станет вдовой!

 

По горбатым волнам

Мы неслись без руля,

И сказал

Наш запасливый кок:

— Не дождется земля

Моего корабля,

А меня не дождется сынок!

 

Мы работали дружно,

Тонули мы врозь —

Это было судьбой суждено.

Уцелевшей доски

Под рукой не нашлось,

И пошли мы на темное дно,

на дно,

на дно,

 

За русалкой

На темное дно!

 

 

Из позабытых песен

 

 

1

 

Западный ветер, повей ты вновь

И маленький дождь пролей.

Ах, если б со мною была любовь,

А я — в постели своей!

 

 

2

 

Сквозь снег и град

Вернись назад,

Вернись ко мне, вернись ко мне,

Мой милый друг, вернись ко мне!

В потемках лет

Пропал твой след.

Вернись, вернись, вернись ко мне!

 

 

Охотничья песня

 

 

Рога трубят.

Рога трубят.

И птицы приветствуют день.

А двор короля

Несется в поля,

В дубравы, где бродит олень.

 

Заря встает.

Петух поет.

И будит пастушья свирель

Забрезживший день,

Которому лень

Покинуть лесную постель.

 

ИЗ ГЕНРИХА ГЕЙНЕ

 

* * *

 

 

Когда выхожу я утром

И вижу твой тихий дом,

Я радуюсь, милая крошка,

Приметив тебя за окном.

 

Читаю в глазах черно-карих

И в легком движении век:

— Ах, кто ты и что тебе надо,

Чужой и больной человек?»

 

— Дитя, я поэт немецкий,

Известный в немецкой стране.

Назвав наших лучших поэтов,

Нельзя не сказать обо мне.

 

И той же болезнью я болен,

Что многие в нашем краю.

Припомнив тягчайшие муки,

Нельзя не назвать и мою.

 

 

* * *

 

 

Над пеною моря, раздумьем объят,

Сижу на утесе скалистом.

Сшибаются волны, и чайки кричат,

И ветер несется со свистом.

 

Любил я немало друзей и подруг.

Но где они? Кто их отыщет?

Взбегают и пенятся волны вокруг,

И ветер протяжно свищет.

 

* * *

 

 

В почтовом возке мы катили,

Касаясь друг друга плечом.

Всю ночь в темноте мы шутили.

Болтали — не помню о чем.

 

Когда же за стеклами в раме

Открылся нам утренний мир,

Амур оказался меж нами,

Бесплатный слепой пассажир.

 

 

* * *

 

 

Когда тебя женщина бросит, — забудь,

Что верил ее постоянству.

В другую влюбись или трогайся в путь.

Котомку на плечи — и странствуй.

 

Увидишь ты озеро в мирной тени

Плакучей ивовой рощи.

Над маленьким горем немного всплакни,

И дело покажется проще.

 

Вздыхая, дойдешь до синеющих гор.

Когда же достигнешь вершины,

Ты вздрогнешь, окинув глазами простор

И клекот услышав орлиный.

 

Ты станешь свободен, как эти орлы.

И, жить начиная сначала,

Увидишь с крутой и высокой скалы,

Что в прошлом потеряно мало!

 

 

* * *

 

 

Как из пены вод рожденная,

Ты сияешь — потому,

Что невестой нареченною

Стала ты бог весть кому.

 

Пусть же сердце терпеливое

Позабудет и простит

Все, что дурочка красивая,

Не задумавшись, творит!

 

 

* * *

 

 

Чтобы спящих ее встревожить,

Не вспугнуть примолкших гнезд,

Тихо по небу ступают

Золотые ножки звезд.

 

Каждый лист насторожился,

Как зеленое ушко.

Тень руки своей вершина

Протянула далеко.

 

Но вдали я слышу голос —

И дрожит душа моя.

Это зов моей любимой

Или возглас соловья?..

 

 

Лорелей

 

 

Не знаю, о чем я тоскую.

Покоя душе моей нет.

Забыть ни на миг не могу я

Преданье далеких лет.

 

Дохнуло прохладой. Темнеет.

Струится река в тишине.

Вершина горы пламенеет

Над Рейном в закатном огне.

 

Девушка в светлом наряде

Сидит над обрывом крутым,

И блещут, как золото, пряди

Под гребнем ее золотым.

 

Проводит по золоту гребнем

И песню поет она.

И власти и силы волшебной

Зовущая песня полна.

 

Пловец в челноке беззащитном

С тоскою глядит в вышину.

Несется он к скалам гранитным,

Но видит ее одну.

 

А скалы кругом все отвесней,

А волны — круче и злей.

И, верно, погубит песней

Пловца и челнок Лорелей.

 

 

* * *

 

 

Рокочут трубы оркестра,

И барабаны бьют.

Это мою невесту

Замуж выдают.

 

Гремят литавры лихо,

И гулко гудит контрабас.

А в паузах ангелы тихо

Вздыхают и плачут о нас.

 

 

Гонец

 

 

Гонец, скачи во весь опор

Через леса, поля,

Пока не въедешь ты во двор

Дункана-короля.

 

Спроси в конюшне у людей,

Кого король-отец

Из двух прекрасных дочерей

Готовит под венец.

 

Коль темный локон под фатой,

Ко мне стрелой лети.

А если локон золотой,

Не торопись в пути.

 

В канатной лавке раздобудь

Веревку для меня

И поезжай в обратный путь,

Не горяча коня.

 

 

* * *

 

 

Двое перед разлукой

Безмолвно подают

Один другому руку,

Вздыхают и слезы льют.

 

А мы с тобой не рыдали,

Когда нам расстаться пришлось.

Тяжелые слезы печали

Мы пролили позже — и врозь.

 

 

* * *

 

 

Они мои дни омрачали

Обидой и бедой —

Одни своей любовью,

Другие своей враждой.

 

Мне в хлеб и вино подсыпали

Отраву за каждой едой —

Одни своей любовью,

Другие своей враждой.

 

Но та, кто всех больше терзала

Меня до последнего дня,

Враждою ко мне не пылала,

Любить — не любила меня.

 

 

* * *

 

 

Кто влюбился без надежды,

Расточителен, как бог.

Кто влюбиться может снова

Без надежды, — тот дурак.

 

Это я влюбился снова

Без надежды, без ответа.

Насмешил я солнце, звезды,

Сам смеюсь — и умираю.

 

 

* * *

 

 

Как ты поступила со мною,

Пусть будет неведомо свету.

Об этом у берега моря

Я рыбам сказал по секрету.

 

Пятнать твое доброе имя

На твердой земле я не стану,

Но слух о твоем вероломстве

Пойдет по всему океану!

 

 

* * *

 

 

Весь отражен простором

Зеркальных рейнских вод,

С большим своим собором

Старинный Кельн встает.

 

Сиял мне в старом храме

Мадонны лик святой.

Он писан мастерами

На коже золотой.

 

Вокруг нее — цветочки,

И ангелы реют над ней.

А волосы, брови и щечки —

Совсем, как у милой моей.

 

 

* * *

 

 

Не подтрунивай над чортом, —

Годы жизни коротки,

И загробные мученья,

Милый друг, не пустяки.

 

А долги плати исправно.

Жизнь не так уж коротка, —

Занимать еще придется

Из чужого кошелька!

 

 

* * *

 

 

Какая дурная погода!

Дождь или снег, — не пойму.

Сижу у окна и гляжу я

В сырую, ненастную тьму.

 

Чей огонек одинокий

Плывет и дрожит вдалеке?

Я думаю, это фонарик

У женщины старой в руке.

 

Должно быть, муки или масла

Ей нужно достать поскорей.

Печет она, верно, печенье

Для дочери взрослой своей.

 

А дочь ее нежится в кресле,

И падает ей на лицо,

На милые, сонные веки

Волос золотое кольцо.

 

 

* * *

 

 

За столиком чайным в гостиной

Спор о любви зашел.

Изысканны были мужчины,

Чувствителен нежный пол.

 

— Любить платонически надо! —

Советник изрек приговор,

И был ему тут же наградой

Супруги насмешливый взор.

 

Священник заметил: — Любовью,

Пока ее пыл ее иссяк,

Мы вред причиняем здоровью. —

Девица спросила: — Как так?

 

— Любовь — это страсть роковая!

Графиня произнесла

И чашку горячего чая

Барону, вздохнув, подала.

 

Тебя за столом не хватало.

А ты бы, мой милый друг,

Верней о любви рассказала,

Чем весь этот избранный круг.

 

 

* * *

 

 

С надлежащим уважением

Принят дамами поэт.

Мне с моим бессмертным гением

Сервирован был обед.

 

Выбор вин отменно тонок.

Суп ласкает вкус и взор.

Восхитителен цыпленок.

Заяц сочен и остер.

 

О стихах зашла беседа…

И поэт, по горло сыт,

Устроительниц обеда

За прием благодарит.

 

 

* * *

 

 

Твои глаза — сапфира два,

Дна дорогих сапфира.

И счастлив тот, кто обретет

Два этих синих мира.

 

Твое сердечко — бриллиант.

Огонь его так ярок!

И счастлив тот, кому пошлет

Его судьба в подарок.

 

Твои уста — рубина два.

Нежны их очертанья.

И счастлив тот, кто с них сорвет

Стыдливое признанье.

 

Но если этот властелин

Рубинов и алмаза

В лесу мне встретится один, —

Он их лишится сразу!

 

 

* * *

 

 

Прекрасный старинный замок

Стоит на вершине горы.

И любят меня в этом замке

Три барышни — три сестры.

 

Вчера обняла меня Йетта.

Юлия — третьего дня.

А день перед тем Кунигунда

В объятьях душила меня,

 

В замке устроили праздник

Для барышень милых на днях.

Съезжались бароны и дамы

В возках и верхом на конях.

 

Но жаль, что меня не позвали.

Не видя меня на балу,

Ехидные сплетницы-тетки

Тихонько смеялись в углу…

 

 

* * *

 

 

Материю песни, ее вещество

Не высосет автор из пальца.

Сам бог не сумел бы создать ничего,

Не будь у него матерьяльца.

 

Из пыли и гнили древнейших миров

Он создал мужчину — Адама.

Потом из мужского ребра и жиров

Была изготовлена дама.

 

Из праха возник у него небосвод.

Из женщины — ангел кроткий.

А ценность материи придает

Искусная обработка.

 

 

Большие обещания

 

 

Мы немецкую свободу

Не оставим босоножкой.

Мы дадим ей в непогоду

И чулочки и сапожки.

 

На головку ей наденем

Шапку мягкую из плюша,

Чтобы вечером осенним

Не могло продуть ей уши.

 

Мы снабдим ее закуской.

Пусть живет в покое праздном, —

Лишь бы только бес французский

Не смутил ее соблазном.

 

Пусть не будет в ней нахальства,

Пусть ее научат быстро

Чтить высокое начальство

И персону бургомистра!

 

 

Погодите!

 

 

Из-за того, что я владею

Искусством петь, светить, блистать,

Вы думали, — я не умею

Грозящим громом грохотать?

 

Но погодите: час настанет, —

Я проявлю и этот дар.

 

И с высоты мой голос грянет,

Громовый стих, грозы удар.

 

Мой буйный гнев, тяжел и страшен,

Дубы расколет пополам,

Встряхнет гранит дворцов и башен

И не один разрушит храм.

 

ИЗ ШАНДОРА ПЕТЕФИ

 

Привал в пути

 

 

Что тут за шумное веселье?

Пирушка, свадьба, новоселье?

Нет, по пути — сквозь дождь и тьму —

Примчались всадники в корчму.

 

— Корчмарша, гей! Без проволóчки

Налей вина из старой бочки.

Что? Деньги? Будут! Кончим бой —

И рассчитаемся с тобой.

 

Налей вина из старой бочки

Да не вели стесняться дочке.

Целуй, голубка! Кончим бой —

И обвенчаемся с тобой.

 

Так пировали, чередуя

Огонь вина и поцелуя,

Те, чью судьбу решал рассвет, —

Как будто жить им сотню лет!

 

Где мы — на свадьбе иль на тризне?

Тут холод смерти с жаром жизни,

Любовь и смерть, вино и кровь,

Смерть и бессмертная любовь!

 

Прощание с 1844 годом

 

 

Приходит год, покончив с прошлым годом.

Как смертные, ведут они борьбу.

И каждый новый год своим приходом

Нам говорит: минувший год в гробу.

 

Что ж, погаси дыханьем уст отцветших

Своей лампады беспокойный свет.

Тебя, последний из годов ушедших,

Я не впишу в число счастливых лет.

 

Ты в голову поэта, как оратай,

Больших идей забросил семена.

И, собирая урожай богатый,

Душа счастливой гордости полна.

 

Вознаграждая труд мой неустанный,

Дарит мне слава поздний свой расцвет.

Но год, лучами славы осиянный,

Я не впишу в число счастливых лет.

 

Пылать, как факел, сердцу было больно

В руке судьбы, не балующей нас…

Ты, одряхлевший год, сказал: довольно!

И пламень мой неистовый угас.

 

Хоть силы жизни смерть перебороли,

Но половины сердца больше нет.

И этот год моей угасшей боли

Я не впишу в число счастливых лет.

 

Минувший год, перед твоей могилой

Я новой жизни вижу колыбель.

Мне говорит надежды лепет милый

О радости, неведомой досель.

 

Весь озаренный жизнью предстоящей,

Былому году шлю я свой привет.

Но все же год, навеки уходящий,

Я не впишу в число счастливых лет.

 

Тебя с мольбой народ венгерский встретил,

К тебе он обратил усталый взор,

Но громом в небе ты ему ответил,

И этот гром звучал, как приговор.

 

И вот, когда лежишь ты распростертый,

Что я могу сказать тебе вослед?

Год уходящий, год сорок четвертый,

Ты не войдешь в число счастливых лет!

 

 

* * *

 

 

Блаженны те, кому дано

В короткой этой жизни

Любить подруг, и пить вино,

И жизнь отдать отчизне.

 

 

Дядюшка Пал

 

 

Долго раздумывал дядюшка Пал,

И, шляпу надев набекрень,

Сказал он: — Сам дьявол жену мне послал.

За мной она ходит, как тень.

На что мне она,

Ворчунья-жена?

Ей-ей, прогоню ее прочь!.. —

Так в гневе сказал

Наш дядюшка Пал.

 

И выполнил слово точь-в-точь.

 

Но скоро задумался дядюшка Пал,

И шляпу он сдвинул назад.

— Зачем я хозяйку напрасно прогнал?

Теперь уж и сам я не рад.

Запущен мой дом,

Хозяйство вверх дном

С тех пор, как ушла она прочь…

 

И так оно было — точь-в-точь.

 

Недолго раздумывал дядюшка Пал

Он шляпу надел на висок.

— Ну что же поделать!

Прогнал так прогнал.

Какой в моих жалобах прок?

Остатки хозяйства в корчму потащу,

На ветер пущу.

Слезами беде не помочь!..

 

И выполнил слово точь-в-точь.

 

Но снова задумался дядюшка Пал

И шляпу надвинул на лоб.

Видать без хозяйки моей я пропал.

Осталось ложиться мне в гроб.

Канат я куплю

И полезу в петлю

В ближайшую темную ночь.

 

Да так он и сделал точь-в-точь.

 

 

Пятый стакан

 

 

Да неужто это пятый

Был стакан?

Ты сегодня рановато,

Братец, пьян.

 

Вдвое больше ты стаканов

Выпивал,

А не помнится, чтоб пьяным

Ты бывал.

 

И язык во рту с похмелья

Уж не тот.

Фермопильское ущелье,

А не рот!

 

Что-то стал я выражаться

Мудрено.

Виновато в этом, брзтцы,

Не вино.

 

Выпить бочку я сумею

Всю до дна

И, ей-богу, не пьянею

От вина.

 

Я служил в полку когда-то,

Да, в полку,

И носил палаш солдата

На боку.

 

Тесноват мундир казенный,

Но блестящ, —

Отвороты, кант зеленый,

Сверху плащ.

 

Был солдатом я завзятым,

Боевым.

Вот те крест, я был солдатом

Рядовым.

 

В первый год мне ранец новый

Был тяжел.

Но до чипа рядового

Я дошел!

 

И по той простой причине

Снял мундир,

Чтоб меня не снизил в чине

Командир.

 

Где нельзя найти виновных,

Там солдат

По уставу безусловно

Виноват.

 

И поплатится тем паче

Рядовой,

Если он рожден с горячей

Головой.

 

Ваш совет — прощать обиду —

Не приму.

Мне псалмы царя Давида

Ни к чему.

 

Брать меня за кончик носа

Я не дам.

Знает каждый, что он косит, —

Знает сам…

 

Впрочем, много я болтаю

Во хмелю.

Словно мельница пустая,

Я мелю.

 

Но без влаги не вертятся

Жернова.

Дайте мне стаканчик, братцы,

Или два.

 

Чтоб лилось струей веселой

В рот вино

И тоску перемололо,

Как зерно.

 

Целый час болтал я с вами.

А про что?

Про колеса с жерновами?

Нет, не то…

 

Перепутала дремота

Все слова,

И кружится отчего-то

Голова.

 

Надо встать, а встать нет мочи.

Время спать.

Ну, друзья, спокойной ночи…

Марш в кровать!

 

ИЗ ЙОВАНА ЙОВАНОВИЧА-ЗМАЯ

 

Честь

 

 

Чести золото не купит

Честный чести не уступит.

Честь нужна ему, как свет.

 

Рад продать ее бесчестный…

Но, как всякому известно,

У бесчестных чести нет.

 

 

Крапива

 

 

Жжется больнее злая крапива,

Если берут ее слишком учтиво.

 

Если ж возьмете ее, не робея,

Злая крапива жалит слабее.

 

Меньше терзают беды и муки,

Если вы крепко берете их в руки!

 

 

Ослиные уши

 

 

Говорил осел без слов:

— Бедная скотина я!

Ходит слух, что у ослов

Уши слишком длинные.

А ведь уши у слонов

Больше, чем ослиные!

 

Слон ответил: — Верно, брат.

Уши наши длинные,

Но хвастливо не торчат

Кверху, как ослиные!

 

 

Черное и белое

 

 

— Трубочист веселый и проворный,

Почему не белый ты, а черный?

 

— Если трубочист бывает белый,

Значит, плохо трубочиста дело.

 

— Мельник, мельник, ты белее мела.

Почему не черный ты, а белый?

 

— Если мельник черный, а не белый,

Значит, плохо мельниково дело.

 

Надо думать, что ответы эти

Поняли и взрослые и дети.

 

 

Что было бы, если бы

 

 

Дай оленю два крыла —

Обогнал бы он орла.

 

Кабы кукла платья шила,

У нее бы платье было.

 

Кабы хлеб валился с неба,

Всем бы вдоволь было хлеба.

 

Будь река из молока,

Был бы сыр наверняка.

 

Кабы май стоял всю зиму,

Не бывать бы в доме дыму.

 

Кабы в речке были печки,

Ты бы ел уху из речки.

 

Так-то так. Но польза есть ли

Нам от слов «кабы» да «если»?

 

ИЗ ОВАНЕСА ТУМАНЯНА

 

Капля меда

 

 

В ущелье гор среди села

Лавчонка тесная была.

Туда забрел в базарный день

Пастух одной из деревень.

Он на плече дубину нес.

За ним бежал мохнатый пес.

 

— Есть мед, купец?

— Есть, молодец.

Давай горшок или корец.

Аи, что за мед, душистый мед!

Похвалит всякий, кто возьмет.

 

Купец по капле мед цедил,

Но слов медовых не щадил.

Его и медом не корми,

А дай поговорить с людьми!

И за беседой невзначай

Он прóлил каплю через край.

 

Сверкнула капля, как топаз.

О ней и будет наш рассказ.

 

Почуяв мед издалека,

Слетела муха с потолка,

Жужжит и жадно тянет мед,

А к ней ползет хозяйский кот,

Припал к земле и в тот же миг

На муху — прыг!

 

Но пес, пришедший с пастухом,

Такую прыть почел грехом.

Вскочил он с пеною у рта

И ну терзать, трясти кота,

Трепать, катать,

Валять, мотать.

Чуть отпустил —

И снова хвать!

Потом, как тряпку, отшвырнул.

 

Кричит хозяин: — Караул!

Мой славный кот! Моя краса!

Держите бешеного пса!

Ах, он такой! Ах, он сякой!

 

И все, что было под рукой —

Горшок, жаровню с кочергой,

Полено, ось от колеса, —

Обрушил на голову пса.

 

Пес завертелся, завизжал

И на пол лег, где кот лежал.

 

— Мой бедный лев! — вскричал пастух. —

С тобою свет очей потух!

Кто будет мне стеречь овец?

Тебя прикончил злой купец.

Пусть он провалится со всей

Дрянной лавчонкою своей!

Ему припомнится мой пес…

 

Тут над купцом силач занес

Свою дубину — и купец

Нашел безвременный конец.

 

— Грабеж! Разбой средь бела дня! —

Кричит, орет его родня.

 

Со всех дворов, из всех ворот,

Из всех дверей валит народ.

 

Бегут на шум

Сосед и кум,

И теткин сват,

И тещин брат.

Свекровь, и деверь, и сноха

Колотят, валят пастуха.

 

— Ах ты, медведь косматый с гор!

— Головорез, разбойник, вор!

Не покупать

Пришел, злодей,

А убивать

Честных людей!

 

С врагами в бой вступил пастух,

Сбил одного, отбросил двух

И пал на землю вниз лицом

Между собакой и купцом…

 

И вот до горного села,

Как дым пожара, весть дошла.

Всех взбудоражил этот слух.

— Убит в долине наш пастух!

Нельзя нам смерть его простить.

Убийцам надо отомстить!..

 

Ребята летнею порой

Вспугнут в гнезде осиный рой

И убегут. А тучи ос

Прохожих жалят в глаз и в нос.

 

Так муха бурю подняла…

Бегут со всех концов села

И старики и молодежь,

Хватают вилы, серп и нож,

Лопату, вертел и топор

И вниз спешат с высоких гор.

Ведут коней на поводу

И рассуждают на ходу:

 

— Худой народ внизу живет.

Таким он исстари слывет.

За каплей меда вниз пойдешь —

Да и погибнешь ни за грош.

Черна их совесть от греха.

Идем же мстить за пастуха!

Мы их сожжем!

Мы их убьем!

Мы их — ножом!

Мы их — дубьем!

 

Так верхнее село пошло

Войной на нижнее село,

На брата — брат.

Галдят, кричат.

Кто бьет кого — не разберешь.

И вот уж в ход пустили нож.

Сверкнул отточенный кинжал.

Огонь по крышам побежал.

При виде крови и огня

Еще сильней пошла резня.

Младенцы плачут, и ревет

В хлевах, в клетях забытый скот…

 

Огонь село спалил дотла.

А были эти два села,

Где жили сотни две крестьян,

В пределах двух различных стран.

 

Рубеж меж ними проходил,

Закон различный их судил,

И подати несли они

Царям различным в эти дни.

 

Вот одному царю гонец

Донес, явившись во дворец,

Что жители чужой земли

В его стране село сожгли.

 

Властитель скипетром потряс

И начертал такой указ:

«Мы, божьей милостью, и проч.,

Сим возвещаем: нынче в ночь

Король соседний, словно вор,

Презрев священный договор,

Границы наши перешел,

Вступив в одно из наших сел.

У поселян он отнял кров.

 

Стенанья жен и слезы вдов

Текут к престолу моему.

А посему,

А потому

Приказ мы отдали войскам,

Лихим наездникам, стрелкам,

Начав немедленно войну,

Занять соседнюю страну.

Согнем врага в бараний рог!

За нами — пушки. С нами — бог!»

 

Под сим — число календаря

И подпись грозного царя.

 

Но и во вражеской стране

На каждой городской стене,

На каждом тыне и плетне,

На всем, что только видит глаз,

Монарший вывешен указ:

 

«Мы, сын небес и царь царей,

Сим объявляем, что злодей

Соседний царь идет войной,

Чтоб нашей завладеть страной.

В наш край он вторгся, точно вор,

Презрев священный договор

И для сего найдя предлог.

Но с нами меч и с нами бог!»

 

Под сим — число календаря

И подпись оного царя.

 

И запылал огонь войны,

И две страны разорены,

И поле некому косить,

И мертвых некому носить.

И только смерть, звеня косой,

Бредет пустынной полосой…

 

Склоняясь у могильных плит,

Живой живому говорит:

— Откуда и за что, сосед,

На нас свалилось столько бед?..

 

 

__________

 

Тут и кончается рассказ.

А если кто-нибудь из вас

Задаст рассказчику вопрос,

Кто здесь виновней — кот иль пес,

И неужели столько зла

Шальная муха принесла, —

За нас ответит вам народ:

Найдутся мухи, — был бы мед!..

 

 

Кот-скорняк

 

 

Скорняжным

Теплым

Ремеслом

Занялся кот

Когда-то.

Мурлыча песню,

За столом

Сидел

Скорняк усатый.

Как вдруг

К нему

Явился пес

И шкурку

Мягкую

Принес.

 

— Здорово, кот! —

Промолвил пес,

Протягивая

Лапку. —

Трещит

На улице мороз.

Скорее шей мне шапку!

Я за ценой

Не постою.

Ну, что ж, сошьешь?

— Изволь, сошью!

 

— А долго ль ждать?

— В денек-другой

Окончу я работу.

Ты приходи,

Мой дорогой,

За шапкою в субботу!

Папаху шить —

Не шубу шить.

Для друга

Можно

Поспешить!

 

Такую шапку

Смастерим,

Что будет всем

Завидно.

А о цене

Поговорим.

Нам торговаться

Стыдно.

Папаху шить —

Не шубу шить.

С деньгами

Можно

Не спешить!

 

В субботу утром

Старый пес,

Потягиваясь зябко,

Просунул в дверь

Замерзший нос.

— Ну, что,

Готова шапка?

 

— Нет, — говорят

Ему в ответ.

— А где хозяин?

— Дома нет!

 

Продрогший пес

Присел и ждет

Перед крыльцом

На тряпке.

Вот по дорожке

Кот идет

В богатой новой шапке.

 

Увидев пса,

Сказал он так:

— Зачем торопишься, чудак?

С таким шитьем

Нельзя спешить.

Нешуточное дело!

Папаху шить —

Не шубу шить,

Но надо шить умело.

Побрызгал шкурку

Я с утра —

Теперь кроить ее пора!

 

— Мне очень жаль, —

Ответил пес, —

Что шапка не готова.

Но не сердись на мой вопрос:

Когда явиться снова?

Не в гости

Я хожу

В твой дом,

А за своим

Хожу

Добром!

 

— Ну, так и быть, —

Бормочет кот, —

Приди к обеду

В среду!

 

Среда настала.

Пес идет

За шапкою к соседу.

— Как поживаешь?

— Жив-здоров!

— Готов заказ?

— Нет, не готов!

 

Тут вышел

Крупный разговор,

Потом и потасовка.

— Ты, братец, плут!

— Ты, братец, вор!

— Жена твоя плутовка!

 

— Щенок!

— Урод!

— Молокосос!

— Паршивый кот!

— Плешивый пес!

 

Доходит дело до суда.

Узнав про эту драку,

Судья сказал:

— Позвать сюда

И кошку и собаку!

 

Лукавый кот

И честный пес

Вдвоем явились

На допрос.

 

Кто их судил,

Когда и как,

Отдельно

Или вместе, —

Я не скажу.

Но кот-скорняк

С тех пор пропал

Без вести…

 

Бежал он,

Хвост подняв трубой,

И все меха

Унес с собой.

 

А так как

Этот кот-скорняк

Всем нашим кошкам

Прадед, —

Семейства

Кошек

И собак

Между собой

Не ладят.

 

Кота увидев,

Честный пес

Рычит

И громко лает,

Как будто

Каверзный вопрос

Задать ему желает:

 

— Готова шапка

Или нет? —

А кот

Шипит ему в ответ.

 

При этом кот

Плюется так

В смущенье

Или в страхе,

Как это делал

Кот-скорняк,

Когда кроил папахи.

 

ИЗ ДМИТРИЯ ГУЛИА

 

В горной деревне

 

Про солнце

 

 

С неба смотрит солнце

Миллионы лет.

Льет на землю солнце

И тепло и свет.

 

Но посветит солнце

И уходит прочь,

А живое сердце

Греет день и ночь.

 

Значит, сердце лучше

Солнца самого.

Никакие тучи

Не затмят его!

 

 

Родник

 

 

В былое время под горой

Родник единственный бежал,

К нему народ ходил толпой,

Водил коней на водопой

По вековым ступеням скал.

И все селение водой

Родник поил и умывал.

 

До родника спускаться — час,

Потом наверх взбираться — час,

И воду брать, нагнувшись, — час,

И отдыхать, вернувшись, — час…

Так был далек

Тот родничок,

Что под горой бежал у нас.

 

Но родники с недавних пор

Пошли по трубам в каждый двор:

И у Сагясы есть родник,

И у Дауда есть родник,

У деда Кана есть родник,

Да и у Баты есть родник.

 

И говорит нам Кан старик,

Отпраздновавший сотый год:

— Ну и хорош у нас родник,

По имени Водопровод!

 

 

Заказ

 

 

Сто километров горного пути

Пройдешь, чтобы до города дойти.

Легко бежит по скалам молодежь,

А в старости так быстро не дойдешь.

 

Идет до ближней почты старый Кан.

Снимает в будке трубку старикан

И задает всего один вопрос:

— А почему нет в лавке папирос?

«Казбека» нет и «Беломора» нет.

 

И слышит он из города ответ:

— Пожалуйста, простите. Завтра днем

Мы вам десяток ящиков пришлем!

 

 

Телескоп

 

 

Построил школьник телескоп

(Тринадцатый мальчишке год),

И по уступам горных троп

К нему во двор спешит народ.

 

Соседи смотрят в вышину:

— Эх, полететь бы на луну!

Так хорошо она видна, —

Недалеко от нас луна.

 

До поздней ночи о луне

Идет беседа в тишине.

— Побыть бы там хотя бы раз,

Потом обратно — на Кавказ!

 

 

Часы

 

 

И на руке и на стене

Верны часы у нас.

Они покажут вам и мне

Один и тот же час.

 

Едва лишь полночь настает,

Советская земля

Своих часов сверяет ход

С курантами Кремля.

 

Сейчас зима и тишина.

Над нами — звезды и луна,

Под нами — тучи пелена,

Густой туман ночной…

 

Но знаем: с нами вся страна,

И мы со всей страной!

 

 

ИЗ ИСААКА ФЕФЕРА

 

Звезды и кони

 

 

Весь в слезах вернулся мальчик

Летним вечером домой.

— Поскорей, — зовет он маму, —

Поскорей иди за мной!

 

За воротами я видел

Над рекой табун коней.

Кони шумно тянут воду,

Да и солнце вместе с ней.

 

Нам от солнышка остался

Только краешек один!..

— Ты не плачь, мой милый мальчик,

Ты не плачь, мой глупый сын.

 

Сколько свет стоит, мой мальчик,

Конь к воде находит путь,

Но до солнца длинной шеи

Он не может дотянуть!

 

Солнце село за рекою.

Почернел небесный свод.

С громким ржаньем вороные

Переходят речку вброд.

 

Мальчик с берега крутого

Весь в слезах бежит домой.

— Поскорей, — зовет он маму, —

Поскорей иди за мной!

 

Солнца в небе не осталось.

Не найдешь его нигде,

Кони с гривами густыми

Шумно ходят по воде.

 

Кони выпьют нашу речку

С облаками и луной

И проглотят наши звезды,

Не оставят ни одной!

 

— Ты не плачь, мой глупый мальчик,

Много-много тысяч лет

Конь с водой глотает звезды,

Но не гаснет звездный свет.

 

Звезды светят, как светили,

Золотым своим огнем,

А река рекой осталась,

Светом — свет

И конь — конем!

 

 

Дружба

 

 

Тот, кто с товарищем дружен,

Вдвое умней и сильней.

Пусть нам примером послужит

Дружба ветвей и корней!

 

 

Правда и ложь

 

 

В тех краях, где кошельком

Мерят все на свете,

Правда ходит босиком,

Катит ложь в карете.

Ложь всегда опередит

Истину немножко.

Но не бойтесь: победит

Правда-босоножка.

 

ИЗ ДЖО УОЛЛЕСА

 

Мать героев

 

 

— Что плачешь ты,

Мать героев,

Не знавших,

Что значит страх?

 

— Душа моя славит

Героев,

А плачет

О сыновьях.

 

 

О маленькой Дорис

 

 

Она не знает, что мертва.

Не нужно слез печали.

Так редко неба синева

Сияла ей в подвале.

 

Для девочки, что прожила

Семь лет в трущобе тесной,

Могила на краю села

Тиха, как рай небесный.

 

 

* * *

 

 

Мальчишкой только я и знал, что бегать да расти,

Ловить плотиц, тревожить птиц и яблони трясти.

Веснушчатую девочку, чьи губы роз красней,

Гулять свистком я вызывал, и май являлся с ней.

 

Я вырос гордым пареньком с толковой головой,

Но заработал я трудом лишь саван гробовой.

Я долго девушку искал, с которой был знаком,

Но злой туман из-за реки позвал ее свистком.

 

Печально шел за годом год, и старость подошла.

Не видно рыб, не слышно птиц, и яблоня гола.

О том, что тленно все вокруг, бормочет мне река…

Но за рекой моя любовь, — я жду ее свистка.

 

 

Заполненная анкета

 

 

1

 

Давай заполним этот лист, солдата хороня.

Как звали. Номер. Где рожден. Ближайшая родня.

Религия и раса. Чин. Кто был отец, кто мать.

Ведь надо знать, где надлежит покойнику лежать.

 

 

2

Ближайшая родня

 

Среди полей чужой земли

Нашел я мертвеца.

И одуванчики цвели

Вокруг его лица.

Как нимб горели золотой,

Как свечи в изголовье,

Зажженные за упокой

В траве, залитой кровью.

 

Я слышал тихие слова

В изрытом этом поле.

Прошелестела их трава,

Пропел их ветер, что ли?

Иль птица, жаба и пчела,