Проходной двор Блюз в 1000 дней (1986)

 

сторона А

Отдавшим сердце рок-н-роллу

Когда не остается слов

Пессимистический блюз

Кошка на крыше

сторона В

Я собрался не туда

Рожден чтоб играть

Сказка о Карле

И я пою

 

Выступавший под вывеской "Проходного двора" новосибирский музыкант Юрий Наумов еще в самом начале 80-х мечтал играть вместе с "умной тяжелой группой", ориентированной на средне-медленный темп композиций и избегающей примитивных рок-н-ролльных клише. В альбоме "Депрессия", записанном в 82-м году с барабанщиком Владимиром Зотовым и гитаристом Олегом Курохтиным, Наумов, играя на басу и акустической гитаре, попытался нащупать контуры той звуковой галактики, которая впоследствии станет пространством его гитарных вибраций.

Наумов исполнял блюзы с психоделическим оттенком, налетом социальности в текстах и намагниченной мелодической линией с запоминающимися гитарными риффами, которые, подобно мантре, оказывали воздействие на подсознание слушателей.

"Меня манила драматургия композиций, выходящих за 5-минутный формат, - вспоминает Наумов. - Во мне присутствовал азарт исследователя, изучавшего, каким образом смещаются акценты и кульминация, если песня начинает жить в течение некоторого времени, не предусмотренного культурными стандартами".

Наумов начал отталкиваться от cтилистики Led Zeppelin, планируя разрабатывать подобную стену звука с собственной группой, в которой он мог бы выступать в качестве поющего басиста.

Однако все сложилось иначе.

Вскоре после совместного переезда с барабанщиком Владимиром Зотовым в Питер Наумов осознает, что его мечта о собственной команде становится нереальной.

Так случилось, что Зотов познакомился в "Сайгоне" с чудесной девушкой, которая вскоре подсадила его на иглу, - невесело вспоминает Наумов. - Володя начал активно торчать, задолжал какие-то деньги питерской наркомафии, и в 85-м году я потерял барабанщика. Так я остался без группы".

По всей видимости, до этого момента Наумов не задумывался всерьез об идее "человека-оркестра", но именно подобное стечение обстоятельств заставило его воспринимать себя как нечто самодостаточное. По крайней мере, в стенах студии.

"Где-то в районе 86-го года внутри меня стартовала новая звуковая цивилизация, - говорит он. - Из-за отсутствия музыкантов-единомышленников я попытался создать новый тип общения с гитарным пространством. Мои предыдущие эксперименты с акустической гитарой, с ее перестройкой и раскачиванием, которые раньше делались на автопилоте, внезапно стали для меня поискной фокусной точкой".

Наумов начал реструктуировать аккорды в общую гитарную ткань, представляя в упрощенном виде, через один инструмент наиболее существенные элементы рок-ансамблевого звучания. Естественно, в акустическом воплощении.

Примерно с середины 85-го года он начинает давать акустические концерты не только в Ленинграде, но и в Москве, выступая на них с набором 8-12-минутных околоблюзовых номеров. Как светлячки на свет, на подобные психоделические оргии собиралась литературно вышколенная аудитория - как правило, дети крепкого среднего класса и интеллектуальной элиты обеих столиц. К осени 86-го года программа наумовских квартирников уже включала в себя такие эпохальные композиции, как "Частушки", "Азиатская месса", "Сарабанда". Эти концерты сопровождались бесчисленным количеством кустарных акустических записей, создавших Наумову определенное реноме, но имевших мало общего с его концепцией идеального звука.

Что же касается альбома "Депрессия", то резонанс на него был самым минимальным, отчасти - по причине низкого качества записи и безобразного распространения. К примеру, один из оригиналов "Депрессии" был подарен Наумовым своему духовному гуру Майку Науменко, у которого вскоре был похищен во время грандиозной попойки какими-то свердловскими гопниками. Еще один экземпляр альбома аналогичным образом пропал из стен московской квартиры Кинчева. В итоге Наумову надо было все начинать с нуля, отразив на пленке звук, который не имел ничего общего с записями его акустических квартирников.

"Саунд альбома в моей голове - это абсолютно сепаратный канал, - говорит Наумов. - После того, как Юрий Орлов из "Коперника" познакомил меня со звукорежиссером Игорем Васильевым и я увидел его квартирную студию, я понял, что для записи альбома нужно подбирать материал, который наименее пострадает от подобных нищенских условий".

Наумов начал скрести по сусекам в поисках блюзов, которые могли выжить в спартанских условиях четырехканального магнитофона Sony, дешевого компрессора и старого вокального микрофона, которым до этого подзвучивали бас-гитару или барабаны. В итоге было отобрано восемь песен с достаточно высоким коэффициентом выживаемости. Интересный момент: большая часть акустических композиций, составлявших основу квартирных концертов, нуждалась в богатой звуковой обработке. Наумов понимал, что шанс на выживание этих песен в условиях самодельной студии невелик, и в альбом их не включил.

..."Блюз в 1000 дней" записывался на квартире Васильева в октябре 86-го года. Все инструментальные партии (акустическая и электрическая гитары, бас) были сыграны Наумовым в одиночку, причем на чужих инструментах. Самопальный Gibson был одолжен у гитарного мастера Володи Павлова из группы "Металлобол", а в качестве баса использовалась немецкая Musima, звучавшая в студийном варианте словно бас-геликон.

Учитывая невозможность записывать в квартирных условиях живые барабаны, Наумов договорился с каким-то барабанщиком из кабака в Бескудниково, который дал на время сессии драм-машину Yamaha RX-15 и запрограммировал на ней несколько ритмических рисунков.

Финансовые затраты на запись составили около ста рублей, в которые входили плата за аренду ритм-бокса и стоимость не очень скрупулезного программирования, при котором тарелки периодически не попадали в долю. Что же касается коммерческих отношений со звукорежиссером, то последний согласился записывать альбом бесплатно - в обмен на эксклюзивное право по распространению "Блюза в 1000 дней" в течение нескольких месяцев.

Любопытна этимология названия альбома. Все песни "Блюза в 1000 дней" были написаны Наумовым во временном промежутке с 83-го по 86-й год - приблизительно около 1000 дней.

"Понимая, что это, по существу, дебют, я исходил из принципа минимальной музыкальности при нарастающей текстовой насыщенности, - вспоминает Наумов. - Альбом должен был быть простым и при этом достаточно неглупым. В принципе, он таким и получился".

"Блюз в 1000 дней" открывался с болезненно-исповедальных "Отдавшим сердце рок-н-роллу" и "Когда не остается слов", датированных 83-м годом и достоверно отражавших настроение Наумова, который бросил занятия в мединституте и ощущал себя словно в жизненном тупике.

"Эти песни были написаны в тот момент, когда давление институтских стукачей в Новосибирске достигло максимума, - вспоминает Наумов. - Мои друзья говорили тогда, что все, чем я занимаюсь, - полная херня, а родители были уверены, что я закончу жизнь, играя для подонков под забором. И мне очень хотелось защитить себя от одиночества, воспев мифическую армию единомышленников - солдат рок-н-ролла, к которым я себя тогда амбициозно причислял".

Первую часть альбома венчали четырехминутный инструментальный блюз "Кошка на раскаленной крыше" и "Пессимистический блюз": "В зыбких песках темных времен / Новые списки светлых имен / Художники будущих дней, вы обломитесь так же, как мы / В доме со съехавшей крышей посредине зимы".

Эту песню Наумов написал летом 85-го - пожалуй, в один из самых тяжелых периодов своей жизни. Голодное время, проблемы с КГБ, чужеродная питерская публика, воспитанная на музыке Гребенщикова и Майка, одиночество, авитаминоз, мрачный вид из окна квартиры на церковь, превращенную большевиками в завод по изготовлению резины.

Радоваться особенно было нечему.

Мироощущение "Пессимистичного блюза" органично развивала еще одна автобиографическая композиция "Я собрался не туда" ("Я обманул тебя, мама"), в которой момент конфликта с окружающей средой был выражен особенно рельефно. Дело в том, что после записи "Депрессии" сам Наумов, пребывая в сильнейшей депрессии, всерьез решил "сваливать" из страны. К собственной музыкальной карьере он относился весьма индифферентно, тратя большую часть времени на составление планов "идеологического побега". Он подолгу обсуждал с Зотовым варианты перехода финской границы, попадания на торговый флот и бегства через Норвегию с вполне вероятным барахтаньем в ледяной воде местных фьордов.

Это мало кому известно, но в 84-м году Наумов с Зотовым решили проникнуть по репатриантским каналам в Турцию, съездив в Армению и попытавшись зарегистрировать фиктивные браки с армянками иорданского происхождения. После того, как эта попытка завершилась неудачей, последний "брачный рывок" был совершен ими в конце 84-го года в Москву - с дальним прицелом на Грибоедовский ЗАГС, фиксирующий браки с иностранцами. Но в преддверии Всемирного фестиваля молодежи и студентов столица резко ужесточила лимитные льготы, и в конце концов новосибирские пилигримы оказались в Питере.

В городе на Неве, столкнувшись с последствиями сфабрикованного обвинения в "валютных операциях, сутенерстве и наркомании", Наумов пишет одну из своих сильнейших композиций "Рожден чтоб играть". В ее студийном варианте не был записан куплет "Почему там Клондайк, а у нас Кулунда? / Почему меня тянет туда?", который впоследствии неизменно звучал на концертах.

"В условиях гэбистского прессинга я сначала хотел спеть про Кулунду, но в последний момент испугался, - признается Наумов. - Я боялся, что после этих слов меня попросту засадят в спецпсихушку".

Любопытно, что когда эту композицию впервые услышал Кинчев, то тут же предложил Наумову заменить слово "Кулунда" на слово "Колыма". Наумов от замены категорически отказался, сославшись на "отсутствие рифмы и потерю ритма".

...Наиболее известной песней с этого альбома и визитной карточкой раннего Наумова стала "Сказка о Карле" - построенная на аллитерациях незамысловатая притча о виртуозном музыканте, в основу которой лег детский каламбур "Карл у Клары украл кораллы".

"Я писал эту песню достаточно долго - с января по апрель 85-го года, собирая ее буквально по кусочкам, - говорит Наумов. - Начиналась она с конца, когда мне в голову пришла шальная фраза: "если ты не эстет в ожиданьи конца". По ассоциации с ее продолжением - "лей кастет из свинца и налей-ка винца" - я вспомнил про каламбур о Кларе и Карле и принялся "разматывать" песню, исходя из него. Начиная с третьего куплета "Карл" писал себя сам".

После того, как "Карл" стал чуть ли не единственным Большим Хитом Наумова, в отношениях между автором и песней произошли существенные перемены. С одной стороны, именно благодаря "Карлу" Наумов получил определенную известность за пределами хиппистско-филологических кругов обеих столиц. Но со временем Наумов начал от "Карла" сознательно дистанцироваться, по-видимому, считая эту песню неактуальной и негармонирующей с текущим репертуаром. Он практически перестал играть ее на квартирниках и откровенно уродовал на рядовых концертах - исполняя чуть ли не речитативом, в полтора раза быстрее и т. д. Тем не менее на альбоме именно "Карл" оказался апофеозом - не только по владению литературным слогом и виртуозности обращения с гитарой, но и по степени внутреннего надрыва.

"Карл" в очень славной и доброй манере зафиксировал сленг того времени, но его слишком возлюбили в ущерб другим непризнанным композициям, - вспоминает спустя десятилетие Наумов. - Я был отчаянный, злой, энергичный, и у меня уже тогда были песни более глубокие и достойные".

Парадокс состоял в том, что, когда альбом пошел в народ, Наумова стали воспринимать не как "художника крупных психоделических форм", а исключительно как автора "Карла".

"Музыкант приходит на концерт исполнять "Азиатскую мессу", а его просят рассказать анекдот", - любил говорить Наумов о "Карле" в те времена.

Как бы там ни было, сам альбом пользовался немалым успехом в течение нескольких лет - причем не столько в столицах (которые уже были знакомы с новым, более сложным репертуаром Наумова), сколько на периферии. Масла в огонь подлил успех наименее притязательной композиции "И я пою", попавшей в феврале 87-го года в top-10 хит-парада Александра Градского, передававшегося по первому каналу Всесоюзного радио. В том же году на ленинградском отделении "Мелодии" планировалось издание винилового диска, одна сторона которого должна была состоять из песен Башлачева, а вторая - из песен Наумова (фрагменты "Блюза в 1000 дней" + "Театр Станиславского"), но материализоваться этому проекту так и не было суждено.

Сразу после выхода "Блюза в 1000 дней" (с немалыми трудностями этот альбом был переиздан на компакт-диске спустя одиннадцать лет) Наумов хотел начать раскручивать себя под "групповой шапкой" "Проходного двора", набрав музыкантов не в безызвестный состав, а в проект, имевший за плечами определенную легенду. Но с годами его мечта о собственной группе приобретала все более атрофированный вид. Правда, Наумову удалось сыграть несколько электрических концертов с приглашенными музыкантами, но все попытки найти себе верных и преданных единомышленников завершились неудачей.

Уехав в 90-м году в США, он так и остался одиноким "степным волком", ежегодно мигрирующим между Клондайком и Кулундой и по-прежнему собирающим в камерных залах толпы преданных поклонников. Его не изменили ни время, ни признание, ни несколько вышедших в России компакт-дисков. Он остался честным рок-бардом и гитаристом с уникальной техникой игры - таким же диким и ни на кого не похожим.