В кайф - и больше ничего (Хиппарь)

Торчу с твоих ног

Капли кайфовой росы

 

 

Группа "Выход", 1982 год. Слева направо: Михаил Брук, Александр Андреев, Владимир Захаров, Андрей Заблудовский, Сергей "Силя" Селюнин.

 

По итогам 82-го года, обнародованным в журнале "Рокси", этот дебютный альбом попал в пятерку самых лучших записей сезона - в одном ряду с "LV", "Табу" и "45". Вместе с тем "Выход" того времени можно было считать рок-группой достаточно условно. Оттолкнувшись от бардовской традиции, Сергей "Силя" Селюнин сочинял одухотворенные баллады, периодически перескакивая с КСП на реггей, блюз и неявную психоделику. Акустический орнамент его песен был обусловлен двумя факторами - невозможностью играть электрические концерты и невысоким техническим потенциалом музыкантов группы.

От полной халявы в музыкальном плане "Выход" спасал скрипач Андрей Заблудовский, ставший впоследствии лидер-гитаристом "Секрета". Он доводил до завершенного вида мелодии силиных песен, являясь их основным аранжировщиком. Ритм-секцию "Выхода" составляли влюбленные в реггей и новую волну Михаил Брук (барабаны) и Александр Андреев (бас), про музыкальное мастерство которых ироничный Силя выразился в духе "одно дело - любить, а другое дело - уметь играть". Как бы там ни было, именно Брук с Андреевым "подсадили" Силю на песни Боба Марли, принеся своему другу целую пачку пластинок с ямайской музыкой.

Следствием подобной реггей-подготовки оказался заглавный хит "Брат Исайя" - неожиданное для Сили обращение к библейской тематике: "Дверь заперта, брат Исайя, открой! / Мертвый или живой!" Этот реггей, написанный Силей за пятнадцать минут во время прогулки от дома до электрички, впоследствии оказался одной из самых популярных его песен и давал богатую пищу для всевозможных толкований.

"В идейном смысле "Брат Исайя ничем не навеян, - рассказывает Силя. - Я прикололся к рифме "кайя-Исайя", но потом слово "кайя" из песни ушло и осталась рифма "душа простая". Позднее мои друзья нашли в тексте глубокий смысл - мол, это про Солженицына (так как он Исаевич) - чего в песне отродясь не было".

Основная часть композиций "Выхода" была написана Селюниным в 79-82 годах и представляла собой смесь хиппистских гимнов ("Хиппарь") и эротических откровений ("Торчу с твоих ног", "Капли кайфовой росы"), не переходящих в открытую похоть и остающихся где-то на территории царства Вечной Мечты.

Как ни банально это звучит, сюжеты для песен Силя брал из собственной жизни. Физик по образованию и будущий кандидат наук, он без ложного пафоса насыщал почти каждую из композиций бурными посталкогольными воспоминаниями, обостренным сексуальным восприятием действительности и остроумнейшим стебом - казалось, надо всем на свете. Одной из таких песен был "Хиппарь" - разудалый манифест раздолбайства, насыщенный легко читаемой самоиронией.

Еще одна из композиций, "Капли кайфовой росы", была написана Силей в приступе "похмельного стыда" - после очередной белой горячки. В ней оказались перемешаны мелодии сразу двух песен - "Они ползут по стенам" и "Собирательница капель". С бодуна Силя взял припев первой песни и куплет второй и механически их соединил.

При наличии буйной фантазии песни Сили могли ассоциироваться как с прибомжованным вариантом акустических опусов раннего Макаревича, так и с творчеством переевшихся "смешинками" музыкантов "Аквариума", пародирующих композиции из собственного альбома "Акустика".

"Я тексты никогда не осознавал как основную деталь, - говорит Силя. - Ведь начиналось все с чего? "Хей-хей!" - и ритм, и тексты, как заполнение... Надо уметь замечать, что если слишком умный текст, то непонятно, зачем его под барабаны петь. А если глупый, то он и под барабаны пойдет".

Одной из сильных сторон Сили как творческой личности было и остается не только удивительное чувство экспромта, но и отсутствие каких-либо комплексов по поводу звучания собственной группы.

"Свой звук мы искали с помощью ганжи, - с улыбкой вспоминает он. - Записав на репетиции новую песню, мы курили косяки и, слушая собственные опусы, восторгались: "Какой звук! Вот это ништяк! Целый оркестр!"

Как гласит история, в электричестве ранний "Выход" отыграл всего два концерта. Начинались они с того, что луч света очерчивал силуэт человека в капюшоне, который буйно молотил по барабанам. Затем шел забойный хард-роковый рифф, после чего Силя начинал орать "Брата Исайю". Вообще среди девяти песен, вошедших в одноименный альбом, в электричестве исполнялись только две: "Хиппарь" и собственно "Брат Исайя". Все остальные игрались группой в акустике на многочисленных квартирниках. В конце концов именно после подобных концертов Силю истерзали друзья, настоявшие на записи альбома - "вполне осмысленной работы на вечность".

Сессия состоялась в июне 82-го года на квартире у Саши Бавина - обладателя бытового магнитофона и самопального железного пульта весом около двадцати килограммов. В пульт были подключены микрофоны, два из которых находились у Сили (голос, гитара), один - у Брука (бонги) и один у Заблудовского, который в зависимости от ситуации либо играл на скрипке, либо подпевал.

У Саши Андреева собственного микрофона не было. Он сидел в глубине комнаты и задумчиво ковырял на акустической шестиструнке. В нужный момент он подкрадывался к одному из микрофонов и, по выражению Сили, "делал маленькие соло-феньки". Как минимум одна из них, проникновенно исполненная Андреевым в композиции "Торчу с твоих ног", до сих пор берет за душу.

Сам Силя играл на древней гитаре производства ленинградской фабрики имени Луначарского, принадлежавшей Дому медицинского работника. К моменту записи из двенадцати струн в живых осталось лишь восемь.

"Все получилось размеренно и по кайфу - не в смысле аранжировки, а в смысле настроения", - вынес спустя полтора десятка лет свой вердикт Селюнин.

Несмотря на то что микрофоны беспрерывно капризничали, атмосфера во время сессии была действительно приподнятая. Песни переписывались только в том случае, если Силя внезапно забывал слова. Фальшивые ноты, ритмические сбивки и корявые партии в расчет не принимались.

В первый день было записано девять песен - больше трех четвертей предполагаемого материала. После чего обрадованный Силя отправился в гости, где прозаично нажрался до розовых слонов и концовку записи продинамил. В результате незафиксированным остался один из основных хитов Сили - щемящий белый блюз "Машка, я твой парень" - возможно, одна из самых жалостливых композиций советского рока начала 80-х.

Итак, альбом пошел в народ недописанным - общей протяженностью где-то в 35 минут. Несмотря на ряд музыкальных находок, своеобразный гитарно-скрипичный саунд и утонченную иронию большинства песен, "Брат Исайя" являлся классическим образцом халявно сделанной работы. Другое дело, что отчасти именно это обстоятельство добавляло данному опусу элемент обаяния и притягательности. Ведь в то время у "Выхода" по определению не могло быть другого альбома.

"То, что мы записали, - вспоминает Силя, - не было конечной формой альбома. Сама пленка планировалась к использованию в качестве матрицы, разрезанной и склеенной в нужном порядке. Но все так и осталось в первоначальном виде".

С тех пор утекло немало воды, которую "Выход" баламутил как хотел и когда хотел. Несколько лет подряд группа и вовсе не давала концертов - под благовидным предлогом "мы справляем траур по новому басисту". Когда же после творческого тайм-аута Силя попробовал записаться в электричестве (альбом "Безобразие"), он первую половину сессии проработал трезвым, а вторую - "совершенно уже нет".

"В этом альбоме переход от сознательного к бессознательному был для меня особенно важен", - откровенничал он спустя несколько лет.

В начале 90-х годов Силя на некоторое время стабилизировал состав группы (с участием Олега Сакмарова (флейта), Петра Акимова (виолончель) и Вани Воропаева (альт)) - но не свое незамутненно-расслабленное отношение к жизни. Возможно, именно благодаря этому он не подвергся зверскому испытанию куплей-продажей и раскруткой в масс-медиа. Почему и жив, хотя и не знаменит. Его песни - "Инспектор ГАИ", "Женщины как лошади", "Город кастрированных поэтов", "Мой лучший друг", "Пригласи меня на анашу" - любимы многими и в разных городах. А кавер-версию наутилусовских "Прогулок по воде", превращенных "Выходом" из трогательной философской притчи в стебный музыкальный комикс, стоит рассматривать как нечастый случай, когда копия не уступает оригиналу.

Что же касается "Брата Исайи", то на компакт-диске этот альбом так и не был издан.^[1] Оригинал альбома долгое время хранился у Саши Андреева, который не без оснований полагал, что у Сили матрица все равно пропадет. Алогичность ситуации заключалась в том, что, когда Силя созрел выпустить "Брата Исайю" на компакте, Андреев активно запротестовал. В качестве аргумента он приводил доводы о том, что у группы нет никакой гарантии, что фирма, выпускающая этот альбом в России, произведет квалифицированную реставрацию оригинала.

"Поеду-ка я лучше вместе с альбомом в Сан-Франциско, - неторопливо рассуждал Андреев. - У меня там есть знакомый звукоинженер, который отлично восстанавливает бутлеги Doors. Теперь они звучат лучше, чем официальные альбомы. Вот у него-то в студии мы "Брата Исайю" и подчистим".

В Сан-Франциско Андреев едет и по сей день. В противном случае это был бы просто не "Выход".

 

 

1983

 

ДДТ + Рок-сентябрь Компромисс (1983)

 

сторона А

Компромисс

Они играют жесткий рок

Не так уж плохо все, малыш

Башкирский мед

сторона В

Три кошки

Все хорошо

Черный демон

Живу в назойливом мире

Не стреляй

 

 

Слева направо: Белозеров, Кобрин, Масленников, Шевчук, Сигачев. 1983 г.

 

К моменту подготовки этой программы в активе "ДДТ" уже числилось два магнитоальбома. Первый состоял из восьми песен и не имел широкого хождения. Второй - "Свинья на радуге" - записывался в уфимском телецентре под благовидным предлогом подготовки фонограммы для всесоюзного конкурса молодых исполнителей "Золотой камертон-82". Попав в финал этого смотра эстрадных дарований, Шевчук знакомится с музыкантами череповецкой группы "Рок-сентябрь", локально известной по танцевальному шлягеру "Диско-робот". Рока в их творчестве было немного.

"Ребята имели по тем временам прекрасный аппарат, были хорошими инструменталистами, но "сала в башке" им явно не хватало, - вспоминает Шевчук в интервью журналу "Бит". - Решили соединиться: от "ДДТ" - я и клавишник Владимир Сигачев, а от "Рок-сентября" - Слава Кобрин (лидер-гитара), Андрей Масленников (бас), Евгений Белозеров (барабаны).

Необходимость возникновения этого мутантского по своей сути состава была продиктована проблемами, связанными с "выездной моделью" самого "ДДТ". Предполагаемая запись на студии "Рок-сентября" означала отсутствие музыкантов по месту работы, что, как выяснилось, стало непреодолимым препятствием для басиста "ДДТ" Геннадия Родина и гитариста Рустема Асанбаева.

Вторая причина компромиссного альянса с "Рок-сентябрем" заключалась в невозможности для "ДДТ" записываться в Уфе. Башкирские власти решили не отставать от Москвы, усилив идеологический прессинг по всем направлениям. Бурной волной по городу прокатились "диссидентские" репрессии и целая кампания провокаций против немногочисленных представителей "детей цветов". У "ДДТ" в последний момент отменили предновогоднее выступление в оперном театре (упоминание об этом несостоявшемся концерте впоследствии вошло в альбом "Периферия"), а самого Шевчука изгнали с репетиционной базы в ДК "Нефтяник", фактически объявив персоной "нон грата".

Под давлением внешних и внутренних обстоятельств "ДДТ" дало первую трещину. Вдобавок ко всему, отправившиеся в Череповец Шевчук и Сигачев (как им представлялось в тот момент - на постоянное место жительства) буквально в день приезда поняли, что оказались в западне.

"Встреча была бурной, к ночи она превратилась в ураган, - вспоминает Шевчук. - Кобрин, оказывается, пригласил нас, наивных, только как голос и клавиши и хотел с нашей помощью накатать альбомчик "культурных" песен а-ля "Динамик" или "Круиз". В итоге ни одной репетиции так и не состоялось. Я устроился художником в местный кинотеатр, а Сигачев поигрывал на танцах".

В течение целого месяца уфимцы жили буквально на хлебе с водой. Шевчук вместо брюк 48-го размера начал носить 44-й, бычки от сигарет подбирались прямо на улице... Ситуацию кое-как спасали акустические квартирники - один из них удалось записать, и он до сих пор хранится у коллекционеров под незатейливым наименованием "череповецкий концерт".

 

 

В.Сигачев.

 

...Новый 1983 год Шевчук с Сигачевым встречали с мыслями любой ценой зафиксировать на студии у Кобрина новые песни, большая часть которых была написана уже в эмиграционный период. Автором всех текстов был Шевчук - за исключением "Черного демона", по определению Сигачева, "замечательно бессмысленного с точки зрения социальности". Любопытный подтекст также был у композиции "Не так уж плохо все, малыш", которая первоначально называлась "Привет М".

"Самое смешное, что эта песня - привет Макаревичу, - вспоминает старинный уфимский приятель "ДДТ", заслуженный хиппи-меломан по прозвищу Джимми. - Причем подоплека была мощной: заява типа "Учись, Андрюша, писать лирические песни".

В отличие от предыдущих программ, состоявших преимущественно из блюзов и традиции, большинство череповецких песен несколько неожиданно представляли собой энергичный и бескомпромиссный "жесткий рок". "Музыка в стиле советских танков, идущих на Берлин" - так впоследствии охарактеризовали в Уфе эту работу друзья группы, знакомые с музыкой "ДДТ" по "Свинье на радуге" и акустическим песням.

Дело в том, что музыкальным мозгом раннего "ДДТ" и автором большинства аранжировок являлся Сигачев. Именно ему - как бы он впоследствии ни открещивался - принадлежала идея о значительном утяжелении звучания новых песен Шевчука.

Началу долгожданной сессии предшествовал "крестовый поход" Шевчука к Кобрину.

 

 

Ю.Шевчук (выступление в Башкирском университете, 1984 г.).

 

"Пришел я к Кобрину, - вспоминает Шевчук, - и говорю: "Мы рванули к вам, как к людям, все побросав. Сидим в дерьме - денег нет даже на обратную дорогу. Есть идея - ты должен помочь нам ее записать, и мы уедем". Он, конечно, не хотел нам помогать, да и "листва" из "Рок-сентября" особо не горела, считая эти песни ерундой, "которая не пойдет". Но деваться им было некуда - я был настроен очень серьезно".

После нескольких репетиций в смешанном составе запись альбома наконец-то стартовала. Сессия осуществлялась в период с 13 по 16 января 83-го года. Одним из немногих в окружении "Рок-сентября", кто действительно помогал "ДДТ", оказался звукооператор Юрий Сорокин, фактически выступивший в роли продюсера. Песни записывались на два одноканальных магнитофона, с единственным наложением вокала и соло-гитары. Еще одно наложение могло привести к сильнейшей диспропорции частот, делавшей фонограмму непригодной для воспроизведения на бытовой аппаратуре.

"Еще до записи мы четко знали, в каком стиле будем играть, - вспоминал Сигачев в интервью известному рок-журналисту Сергею Гурьеву. - Не хард-рок, не рок-н-ролл, а такой стиль, где активная гитара, активный рояль, четкий ритм - убойный, что называется. Мы старались отказаться от клише, внося элементы того, что потом Юрка назвал "эклектикой" - парадные какие-то интонации, иногда вплоть до джаза. Но сохраняя жесткий рок как стилистику".

Только две песни из новой программы не вписывались в эту эстетику. Сатирический реггей "Башкирский мед", поставленный в альбом "для разрядки", являлся своеобразным экспромтом и был сыгран с первого раза. Второй композицией была лирическая баллада "Не стреляй" - акустическое произведение бардовского плана, содержащее прямые аллюзии на афганскую войну (к слову оно входило и в первые два альбома "ДДТ"). Шевчук планировал "оформить" эту песню в студии чуть ли не в симфо-роковом варианте, но дело в итоге завершилось акустикой.

Все остальные произведения, как уже упоминалось, отличались непривычной для раннего "ДДТ" жесткостью звучания: начиная от Status Quo-подобного "Компромисса" - прямого ответа на мещанские постулаты Кобрина и заканчивая композицией "Три кошки", сыгранной в актуальном для тех лет стиле black metal.

Наиболее монументальной и впечатляющей выглядела пятиминутная композиция "Они играют жесткий рок", инструментальная часть которой была выстроена на утяжеленном гитарном риффе и энергичном клавишном проигрыше Сигачева, выполненном в духе органных импровизаций Джона Лорда. Музыканты из "Рок-сентября" играли свои партии тщательно, но без особого энтузиазма - что называется, с кукишем в кармане. Что же касается Шевчука, то его манеру пения и низкий тембр вокала сравнивали с Женей Морозовым из "ДК" или, на худой конец, с Дэном Маккаферти из Nazareth. На фоне запоминающихся рефренов и агрессивной игры Шевчук великолепно поддерживал хардовое настроение и драйв - можно даже пожалеть, что позднее он выбрал совсем другой жанр...

Комментируя впоследствии столь непривычно "тяжелый" для "ДДТ" альбом, Сигачев тем не менее отдал должное Кобрину и остальным череповецким рокерам - впрочем, весьма своеобразно: "Кобрин - типичный филармонический деятель, хотя и играет неплохо. А ритм-секция - это вообще кабацкие музыканты, которые совершенно не представляли себе, что делают. Но то, что мы говорили им, делали нота в ноту. Они играли попсу, а в попсе тогда - в их понимании - был металл. Было невозможно заставить этих людей сыграть что-то светлое и большое. Я, видя, что такое дело получается, вставил туда "Трех кошек" - самую тяжелую композицию, чтобы поставить все точки над i. В результате мы записали настоящий "металлический альбом" - до "Арии", до всех, когда в Москве не было еще ни одного металлиста".

"Компромисс" получился не только единственным как бы металлическим альбомом "ДДТ", но и одной из самых пессимистичных работ группы. Здесь есть заметный крен от социальности к философичности, обобщениям и размышлизмам. Что за печальный хард-ангел снизошел тогда на Шевчука и Сигачева? Ни один из альбомов "ДДТ" не имеет такого доминирующего настроения - при этом звучит здесь скорее даже не металл, а хард-блюз, тяжелый башкирский блюз, близкий по своим корням к музыке начала семидесятых. Предсказания счастливой (в некотором смысле) судьбы Северной Пальмиры, конечно, грели душу, но в остальном главные песни - отдававшая западопоклонничеством "Они играют жесткий рок", сатирический "Башкирский мед" и мрачноватая "Все хорошо" - содержали обязательные для раннего Шевчука скоморошество и горькую иронию.

...Записав "Компромисс" (другие названия - "Монолог в Сайгоне" и "ДДТ III"), Шевчук и Сигачев буквально на следующий день вернулись в Уфу. Вскоре покинул Череповец и лидер "Рок-сентября" Слава Кобрин, уехавший играть блюз в Эстонию ("Кобрин блюз бэнд", "Ультима Туле", "Магнетик бэнд"), а затем эмигрировавший в Канаду.

Что же касается увлечения Шевчука "жестким роком", то после череповецкого альбома все эксперименты с металлом в "ДДТ" были закончены. Правда, поиски общего знаменателя на стилистической ниве от "Рок-сентября" до Black Sabbath повлияли (по принципу "от противного") на последующие альбомы "Периферия" и "Время".

Когда концерты "ДДТ" стали сравнительно обычным явлением, поклонники долго и безуспешно пытались выпросить у Шевчука исполнение песен с "Компромисса". Юрий Юлианович, словно стесняясь, не желал возвращаться к этому материалу. Исключением стала "Не стреляй" - главный хит раннего "ДДТ" и, по сути, единственная песня из череповецкого альбома, реанимированная впоследствии в студийном и концертном вариантах.

 

Юрий Лоза + "Примус" Путешествие в рок-н-ролл (1983)

 

сторона А

Телефон-рок

Девочка в баре

Мой приятель - "голубой"

Достала

Пора по чуть-чуть

Старый лимузин

сторона В

Купи мне, мама, джинсы!

Дядя швейцар

У меня мал папа

Утро с похмелья

Прелюдия

Баба Люба

 

Удивительно, но факт: за полгода до записи своего самого известного альбома "Путешествие в рок-н-ролл" певец и композитор Юрий Лоза подумывал бросить музыку. За пять лет работы в эстрадном шоу саратовского "Интеграла" у Юрия накопилось более сотни собственных песен, которые никак не удавалось реализовать в рамках группы. Кроме того, кочевая артистическая жизнь привела к тому, что со временем Лоза превратился в настоящего бомжа. Уроженец Алма-Аты, он переехал в Саратов, в котором жил без прописки и квартиры. После того, как художественный руководитель "Интеграла" Бари Алибасов вместе с директором саратовской филармонии не выполнили обещаний о предоставлении Лозе местной прописки, Юрий уходит из ансамбля и в начале 83-го года перебирается в Москву.

Это был сложный период в его судьбе. Не поступив в ГИТИС, Лоза по-прежнему ведет кочевой образ жизни и существует на остатки "интеграловских" заначек. Иногда ему приходится прифарцовывать музинструментами, а новые песни писать в тамбурах электричек.

"Я постарался понять этот город, и вскоре мне стало ясно, что здесь можно найти собственную нишу, - вспоминает Лоза. - Сначала я пытался читать какие-то произведения, писать вступительные монологи, но вскоре понял, что это никому не надо и максимальная естественность - моя стезя".

Однажды судьба забросила Лозу на репетиционную базу группы "Примус", которой руководил его бывший приятель по "Интегралу" Слава Ангелюк. По выходным "Примус" играл в подмосковном Голицыно на дискотеке в Доме офицеров, а в остальное время упорно репетировал собственную англоязычную программу. Помимо Ангелюка, выполнявшего функции худрука, в группу также входили гитарист Александр Боднарь и клавишник Игорь Плеханов.

Основным достоинством "Примуса" того периода был собранный Ангелюком комплект аппаратуры: синтезатор с секвенсорным блоком памяти, ритм-бокс Roland 110 и масса всевозможных эффектов и звукообработок.

В один из июньских дней 83-го года в отсутствии Ангелюка Лоза начал при помощи Боднаря и Плеханова экспериментировать с неожиданно освободившейся аппаратурой.

"Я быстро освоил принцип работы ритм-бокса и правила "забивки" в него несложных ритмических структур, - вспоминает Лоза. - В свое время я учился в музыкальном училище по классу барабанных инструментов, и мне были знакомы основные ритмические рисунки. Я взял и "заколотил" в ритм-бокс первый попавшийся рисунок и вскоре понял, что подобным образом можно сделать целую композицию".

Решив не упускать случай, Лоза предложил музыкантам "Примуса" (которых он знал от силы несколько месяцев) попробовать "с ходу" сыграть несколько его песен.

Попробовали - получилось. Сначала к этой затее никто серьезно не относился, и поэтому все играли максимально раскрепощенно. Лоза пел и играл на ритм-гитаре, Плеханов следил за ритм-боксом и подыгрывал одним пальцем на синтезаторе, а Боднарь, не знающий нот песен, играл соло, ориентируясь на положение Юриных пальцев на ладах. Все эта импровизированная сессия выглядела вполне в духе Лозы, живущего исключительно сегодняшним днем и не слишком задумывающегося о том, что ждет его завтра.

...В углу репетиционной комнаты стоял разобранный магнитофон "Нота", на который этот спонтанный джем записывался живьем. "Звукорежиссера нет и не было в помине", - напишет Лоза спустя 15 лет на внутренней обложке компакт-диска "Путешествие в рок-н-ролл", и это будет чистой правдой.

Первым был отрепетирован "Телефон-рок" - квадратная основа, стандартный рок-н-ролл, написанный Лозой еще в "Интеграле" на стихи московского поэта Алексея Дидурова. Тексты остальных песен принадлежали самому Лозе (кроме "Купи мне, мама, джинсы!") и представляли собой натуралистические зарисовки про плейбоя, самодельный коньяк, джинсы, девочку в баре, голубых, стерву-жену, жестокое похмелье и т.п.

В основе большинства мелодий лежали классические рок-н-ролльные ходы: от риффов из репертуара Mamas & Papas ("У меня мал папа") до знаменитых рефренов Чака Берри и Билла Хейли ("Баба Люба"). В нескольких композициях есть попытки фрагментарных стилизаций - от применения восточного лада "мугам" в песне "Мой приятель - голубой" до чуть ли не оперного вокала в увертюре к "Бабе Любе".

"Сделать с музыкантами "Примуса" что-нибудь помимо рок-н-ролла было невозможно, - считает Лоза. - Как только я показывал им сложную гармонию, все шло "мимо кассы". Они сидели, раскрыв рты, и мы технически не могли исполнять другие песни, а техническая сторона рок-н-ролльной структуры подразумевает использование примитивных формул - когда в ритм-бокс забивается один такт, а следующий повторяет его при ручном переключении тональности".

Незамысловатые инструментальные аранжировки большинства номеров Лоза частенько вытягивал за счет вокала. Природная артистичность позволяла ему вытворять с голосом все что угодно - от имитации похотливых интонаций голодного мартовского кота до разъяренного рычания незадачливого мужика. Эстрадные окраски в голосе Лозы органично соседствовали с дворовыми подростковыми интонациями, а все вместе - играло на усредненный и вполне узнаваемый образ непутевого подростка из соседнего подъезда, гнусавящего под гитару поздним вечером что-то "заводное и забойное". При этом - много грязи, стрема и бытовой романтики в текстах, воспринимаемых спустя годы с улыбкой ("Мой приятель - голубой").

Лоза стал одним из первых, кто доказал, что эстрада может быть энергичной и остроумной, а рок-н-ролл - массово-доступным и неагрессивным. Хотя нельзя не отметить на "Путешествии" появление слабой по тексту композиции "У меня мал папа" и несколько выпадающей по стилю минорной зарисовки "Утро с похмелья", анонсирующей пессимистическую направленность последующих работ Лозы ("Тоска", "Плот" и др.).

...На второй день, ближе к концу записи, в репетиционный подвал нагрянули добродушные прапорщики из близлежащей воинской части. Они принесли с собой ящик пива, а также помогли разыграть алкогольные реплики у пивного ларька, вошедшие в сатирическую композицию "Пора по чуть-чуть".

После того, как работа над альбомом была завершена, события, происходящие с ним, неожиданно начали приобретать детективный характер. Лоза взял копию записи, назвал ее "Путешествие в рок-н-ролл" и уехал с ней "хвастаться к друзьям".

В это же время по стране начал распространяться второй вариант записи, отличавшийся от первого тем, что в самом начале пленки голосом Боднаря было сказано: "Для вас поет свои песни группа "Примус".

"Когда я это услышал, - вспоминает Лоза, - у меня волосы дыбом встали. Почему вдруг "Примус"? Я не давал на это никакого разрешения, это мои песни, мои тексты, моя музыка, я все спел и сыграл. В конце концов, я не являлся членом группы "Примус".

Но было уже поздно - альбом пошел в народ именно в таком виде. Лоза порвал все отношения с "Примусом", Ангелюк обиделся на Лозу... Сам Лоза был вынужден придумать версию, что "Примус" - это не название проекта, а, в переводе с латинского, номер альбома, т. е. - "первый". Как бы там ни было, уже через несколько месяцев "Путешествие в рок-н-ролл" стал бешено популярным и естественным образом оказалcя одним из самых слушаемых альбомов 83-го года. "Девочка в баре" звучала на каждой дискотеке - это был один из главных хитов сезона. Техническая халявность записи лишь усиливала ее правдоподобие и доверие к исполнителю. Во всяком случае, на уровне "наш - не наш".

Примечательно, что, несмотря на гиперпопулярность, сам альбом в течение нескольких лет подвергался массированной атаке в прессе - как слева, так и справа. Андеграундные рок-издания критиковали "Путешествие" за "попсовость", слабые аранжировки и "кислые гармонии", а адвокатов чистой поэзии из официальной прессы приводили в неописуемое бешенство "мещанские, созерцательные и пошлые" тексты. Особое возмущение у советских музыковедов вызывали невинные (глазами сегодняшнего дня) строчки про самодельный коньяк, которые во время концертных выступлений Лоза был вынужден заменять на более нейтральный текст.

В положительном контексте альбом был упомянут лишь однажды - в радиопередаче Севы Новгородцева, импортируемой в СССР на волнах русской службы "Би Би Си". С философской точки зрения, подобная реакция Запада воспринималась тогда почти как закономерность. Большое, как известно, видится на расстоянии.

 

 

ДК Лирика (1983)

 

сторона А

Вот так вота!

Письмо Филу Эспозито

Молодежный клуб

Агдам

Люмпен-соло

Песня о большой любви

Бледная любовь

Шишкин-блюз

Кулеши

сторона В

Прореха-шейк

Шизгара-шейк

Праздничный костюм

Заберите вашу жизнь