Размышления О практике психоанализа

 

 

 

Заголовок этой главы[1]может заронить сомнение в душу читателя. От имени кого ведется обсуждение? Ссылаемся ли мы на Биона и его собственный подход, применявшийся им в психоаналитической практике? Или мы хотим представить наши собственные выводы и понимание идей Биона в их приложении к области клинического психоанализа?

По всей вероятности и то и другое. В развитии предлагаемых далее понятий мы можем показать конечный продукт - Т(авторов этой книги)-бета - процесса преобразования, осуществленного на основании изучения его книг, слушания его лекций, участия в семинарах и супервизиях, а также на основании диалога с ним при обсуждении некоторых специальных вопросов.

Мы хотим начать с указания на одно наиболее, на наш взгляд, важное в его подходе к проблеме отношение. Его убеждение в том, что анализ - это динамичный и живой взаимообмен между двумя людьми, слушающими и обращающимися друг к другу особым образом, а не только интеллектуальная и сложная адаптация "психоаналитика" и "пациента," придает первостепенное значение клиническому опыту переживания. Бион считает, что стереотипы, фантазии терапевта о всемогуществе, и эта тенденция цепляться за априори являющееся теоретическим знание являются основной реакцией терапевта при встрече с чем-то новым и неизвестным, что возникает на каждой аналитической сессии.

Согласно Биону, эволюции и развитию психоаналитической практики может мешать недостаток или отсутствие четкой проработанности тех элементов, из которых состоит психоанализ. В каждый момент клинического опыта эти элементы объединяются особым образом и создают ту специфику, которая характеризует каждое клиническое проявление, делая его отличным от любого другого.

Представляя эти факторы, мы хотим подчеркнуть два важных аспекта: на первом месте стоит идея о том, что эти элементы могут объединяться таким образом, что бы в равной мере представлять все психоаналитические ситуации и все аналитические теории; во-вторых, возможность обнаружения, наблюдения и распознания считающихся значимыми элементов по их вторичным свойствам (в том смысле, который придавал этому понятию Кант) во время психоаналитического опыта переживания.

Здесь мы встречаемся с Бионом как с аналитиком в самой своей сути, стимулирующим нас к тому, чтобы подходить к клиническим явлениям анализа и оставаться наблюдателем в полной мере; это может быть усилено использованием таких особых ресурсов, которые будут избегать влияний, мешающих наблюдению, как мы увидим дальше. Это также создает основу того, что является теорией наблюдения в психоаналитической практике, в которой также могут быть выделены и элементы психоанализа.

С другой стороны, Бион ставит нас лицом к лицу с трансцендентальной проблемой, когда спрашивает о том, на что опирается эмоциональный опыт переживания данной аналитической сессии? Другими словами, каковы составляющие элементы, определяющие психоаналитическую специфику подобного опыта? Он особенно выделяет среди эмоциональных особенностей ту атмосферу лишения, изолированности и одиночества, в которой должны обнаружить себя оба участника. Лишение неизбежно является результатом сопротивления аналитика любым импульсам, направленным на удовлетворение желаний пациента или своих собственных, а также результатом сопротивления пациента реализации этой тенденции. Оба, и аналитик и пациент, испытывают чувство изолированности, поскольку определенные виды ответственности не могут быть разделены или делегированы друг другу, например, связанные с последствиями, к которым может привести пациента анализ, а также с решением аналитика взять пациента в анализ. Решение о формулировании интерпретации со всеми вытекающими отсюда последствиями не может быть ни с кем разделено и никому делегировано. Одиночество возникает тогда, когда в работе с объектом рассмотрения - психической реальностью пациента - пациент чувствует покинутость, поскольку озабочен удовлетворением своих наиболее примитивных физических и эмоциональных потребностей. Аналитик переживает одиночество точно также, как если бы он был "отрезан от источника или основы, от которых зависит его существование"; это означает, что его чувства являются частью тех внешних и внутренних объектов, которые составляют его основные связи, действия и потребности. Это болезненное чувство связано с интроспекцией. (См. Приложение § 8.)

Особенность аналитической сессии заключается также в том, что весь материал аналитик приписывает ситуации переноса. Перенос можно обнаружить во всех тех аспектах поведения пациента, которые обнаруживают его знание о присутствии объекта, который не есть он сам. Этим объектом может быть личность аналитика, его приветствие или отсутствие приветствия, что-либо из мебели или отношение к погоде.

Бион отмечает, что анализ должен развиваться таким образом, чтобы создать условия, позволяющие аналитику воспринять посредством его "предчувствий" подступающие содержания до-представлений. Он подчеркивает важность того, чтобы аналитик был способен предсказывать (интуитивно чувствовать) эмоцию до того, как она станет "болезненно очевидной" для анализанта. В этом случае элементом, который должен быть исследован, является предшественник эмоции. Одной из целей психоаналитической интуиции является избегание ненужной боли.

Тем не менее, прежде чем продолжить мы должны установить здесь важное различие. Мы упомянули о ненужной боли с тем, чтобы отличить ее от той, что неизбежно должна возникать в любом анализе. Аналитическая терапия создает анализанту условия, необходимые для получения знания о самом себе. Но попытка узнать подразумевает переживание боли, которая внутренне присуща процессу познания. В любом случае боль невозможно исключить из личности индивидуума. Если аналитик не сможет обнаружить эту боль, он не сможет ее модифицировать, и потерпит неудачу в выполнении одной из своих основных функций. Прогресс в анализе неотделим от необходимости терпеть боль, сопровождающую психическое развитие. Как и в медицине, исчезновение возможности боли будет означать катастрофу. Пациент может стремиться избежать боль прежде ее модифицирования, но слишком сильное уклонение подвергает опасности его контакт с реальностью.

В отличие от ситуации в медицинской практике, где болезнь может быть распознана исключительно одним лишь врачом, в психоанализе такое распознание должно осуществляться двумя людьми: аналитиком и пациентом. Чтобы выполнить свою функцию, врач во многом полагается на свое чувственное восприятие, пытаясь увидеть, услышать и нащупать. С другой стороны, аналитик с самого начала не полагается на свой чувственный опыт; тревога, например, которую он должен обнаружить, не имеет ни формы, ни цвета, ни звука и запаха, и аналитик будет полагаться в той же мере на свою интуицию, как и на наблюдения, которые могут быть зарегистрированы посредством органов чувств.

Психоанализ должен рассматриваться как условие объединения в устойчивую связь, даже несмотря на то, что трудно быть кратким, говоря о составных частях этой устойчивой связи. Психоаналитическая ситуация стимулирует базовые и примитивные чувства как у анализанта, так и у аналитика. Вот почему такие эмоции как любовь, ненависть и страх могут стать тонким местом там, где они могут стать невыносимыми для аналитической пары. Такова плата за преобразование деятельности около психоанализа в другую деятельность, которая является психоанализом. Бион отмечает, что критиковать задачу психоанализа как "не научную" было бы столь же абсурдно, как критиковать ее за то, что она является "не религиозной" или "не искусством" (см. Приложение § 9). В любом случае, единственно полезной была бы критическая фраза: "это не психоанализ."

С другой стороны, Бион придерживается мнения, что сфера личности настолько громадна, что не может быть полностью исследована. Поэтому нельзя говорить о "завершенности" анализа. Вне зависимости от того, сколь долго длится психоаналитическая терапия, она всегда представляет собой начало исследования, которое стимулирует развитие исследуемой области: познание психической реальности. Когда человек завершает свой анализ, он знает о себе больше, чем это было в начале, но если мы рассмотрим отношение между тем, что он знает о самом себе и его психической реальностью, которая также развилась в течение психоаналитического процесса, то относительная доля его знания окажется скорее всего меньше. Поэтому Бион рекомендует нам не тратить время на то, что уже было открыто, а фокусировать свое внимание на том, что еще предстоит узнать.

 

С точки зрения Биона, психоаналитическая терапия состоит из задач, в которых имеет место конфронтация взрослого и инфантильного аспектов пациента. Представляет интерес узнать не только внутренний мир пациента и его патологию, но также и реальные внешние события, в которых он принимает участие.

Всегда полезно давать пациенту говорить о внешнем событии, которое явно или скрыто беспокоит его, чтобы избежать риска отрицания важности внешней реальности, а также тревоги и депрессии с этим связанных. Таким способом можно получить больше информации. Внешнее событие будет использоваться для того, чтобы направить внимание на бессознательные элементы, которые вносят свой вклад в болезненность этих переживаний. Внешнее событие проливает свет на невроз и в то же время им освещается: обоюдное взаимодействие.

Даже несмотря на то, что практика психоанализа в основном стремится исследовать бессознательное анализанта, она развивается на основе сознательного участия обоих членов аналитической пары. Полезно не упускать тот факт, что у невротического пациента элементы сознания являются столь же значимыми, что и элементы бессознательного. Оба должны быть связаны, выделены и рассмотрены с их реальными значениями в контексте аналитического процесса с тем, чтобы обеспечить объемное видение.

С другой стороны, психотический пациент осознает вещи, которые менее нарушенный пациент вытеснил бы. В этом случае целью анализа может являться помощь пациенту в формировании "контактного барьера," который позволит ему дифференцировать свое сознание от бессознательных переживаний, а значит, спать, вытеснять, забывать и т.д.

Важность, которую Бион приписывал сотрудничеству и участию пациента, видна в некоторых его замечаниях, касающихся первичного интервью. Если, например, пациент говорит: "Так, я пришел, потому что мой отец или моя мать сказали мне, что бы я... или потому, что моя жена сказала мне, что я должен пройти терапию," можно спросить: "Но все ли Вы делаете из того, что говорит Вам Ваша жена? Всегда ли Вы слушаетесь своих родителей? И если нет, то почему в данном случае это является исключением?" Полезно будет обратить внимание на тип реакции пациента, поскольку если он отрицает ответственность с самого начала, это будет не самым лучшим отправным пунктом для анализа.

Степень сознавания болезни может также быть оценена при рассмотрении вопроса оплаты и того, что это значит для пациента помимо формального аспекта. Так, например, он может сказать:" Меня это не волнует," отрицая всякое значение проблемы, или: "Прошу прощения, но у меня нет времени," или "У меня нет столько денег, чтобы платить такой гонорар," какой бы величины он ни был. То, что пациент имеет в виду, состоит в следующем: он может позволить себе невроз, но он, как и его окружение, не собирается платить огромную цену за "роскошь" иметь его. С другой стороны, другие индивидуумы достигли такой точки, в которой чувствуют, что их психическое состояние не выгодно, но обременительно для них - и ищут помощи в анализе.

Бион не исключает возможности формулирования интерпретации на первом интервью с тем, чтобы дать пациенту возможность узнать, что за человек аналитик, и какому виду терапии он подвергается.

В каждом случае важна оценка способности пациента устанавливать отношение и способности аналитика выносить этого пациента.

 

После начала психоаналитической терапии предполагается, что интерпретации подлинно отражают происходящее в динамической области взаимоотношений между двумя людьми. Чем более они целеустремленные, тем быстрее пациент станет уникальной и особенной личностью. Психоаналитические интерпретации могут рассматриваться как модели аналитика относительно имеющихся у пациента теорий, касающихся аналитика и психоанализа.

Полезно формулировать интерпретации таким образом, чтобы не закрывать дискуссию или рассматриваемый вопрос, то есть не насыщать (saturate) возможность развития. Особенно хорошо эта цель будет достигаться, когда интерпретации "бросаются легко, не сильно" так, чтобы пациент мог стерпеть страдание, вызванное переживанием инсайта при встрече с пугающими или отвергнутыми ситуациями. К интерпретациям можно применить придуманный Уолполом понятие "спокойное окунание" (serendipity). Открытие этого типа возникает, когда натыкаешься на наброшенные друг на друга вещи. Это дает возможность понять и узнать их, до сих пор отсутствовавших.

Ассоциации пациента и интерпретации аналитика являются невыразимыми (ineffable). Аналитическая сессия является таким видом опыта переживания, который могут разделить между собой лишь анализант и его аналитик, и суть его не может быть передана кому-либо третьему. Именно поэтому обсуждение записи сессии, сделана ли она для супервизора или для научной статьи, неизбежно будет несовершенной. Природа отношений в аналитической паре такова, что невозможно, сказав о психическом событии одного, понять его, не сославшись на психическое состояние другого.

В ходе аналитической сессии всегда будут возникать новые ситуации. Если что-то после того, как оно было проинтерпретировано, появилось вновь, то теперь оно будет в новом контексте отличном от того, что был раньше. Пациент может, например, говорить о "некоторой депрессии" или о "некоторой фобии" с тем, чтобы избежать причиняющую боль реализацию чего-то нового и неизвестного в своей психической реальности.

Необходимо оставаться бдительными к появлению новых аспектов в материале с тем, чтобы сессия не прошла в пустую, так как это наша единственная возможность быть с пациентом. Пятьдесят минут сессии имеют слишком большое значение, чтобы тратить их на повторение того, что уже известно.

Полезно также терпеть неуверенность и тревогу, связанные с отсутствием знания, с отсутствием связности материала и отсутствием его понимания, до тех пор, пока не будет найден способ рассмотрения его связанным, не будет открыта новая реализация среди его элементов. Применяя понятия Мелани Кляйн можно сказать, что это будет означать переход от "параноидно-шизоидной позиции" к "депрессивной." Однако Бион предпочитает использовать эти термины применительно к тому, что происходит с анализантом. Говоря об аналитике, он использует понятие пациент для указания на такое психическое состояние, которое соответствует параноидно-шизоидной позиции (поскольку он должен терпеть фрустрацию и страдание и быть "пациентом" при конфронтировании "рассыпанных фактов," при этом не испытывая чувства преследования); он предлагает термин безопасность для психического состояния, которое переживается после открытия "избранного факта" - состояния с меньшей тревогой и отсутствием опасности. После прохождения этих двух эмоциональных фаз, интерпретации рассматриваются Бионом в качестве единственного индикатора адекватной аналитической работы.

Для Биона психоаналитические интерпретации являются результатом серии преобразований, которые проистекают из исходного опыта переживания между аналитиком и пациентом, и обнаруживают инварианты этого опыта.

Психоаналитический опыт переживания подразумевает как познание самого себя, так и пребывание самим собой. Интерпретации, которые осуществляют переход от "знания о" психической реальности (преобразования в К) к тому, чтобы "стать" каждой из эмоций, являющейся частью психической реальности (преобразование в О), пугают и вызывают сопротивление. Для Биона, этот переход от К к О (от знания О к тому, чтобы быть О) имеет фундаментальное значение для психического развития.

Стать О - значит принять ответственность за собственные чувства, какими бы по сути они ни были (ответственность за чувства убийцы, чувства "безумца," инцестуозные чувства, чувства гения и пр.). При преобразовании в К возникает угроза преобразования в О, возникает страх "психологического перемешивания", страх катастрофического изменения. Сопротивление изменению от К к О освобождает от страха причиняющего боль страдания, связанного с инсайтом.

Другой причиной сопротивления преобразованию становления О является то, что заменяет принятие ответственности за представление (репрезентацию) пугающего чувства, - аналитик реально боится, что станет тем, чего он боится больше всего: "сумасшедшим," "убийцей," "совершающим инцест," "гением" и т.д. Эти страхи включают в себя опасность мегаломании.

Аналитик сможет (до определенной степени) предвидеть, что определенная интерпретация способна достичь цели в становлении О, по той трудности и собственным сомнениям при ее формулировании из-за сильного сопротивления, которое, как он предвидит, она спровоцирует у анализанта.

Нам бы хотелось теперь разобрать некоторые концептуальные проблемы, поднятые Бионом, которые тесно связаны с практикой психоанализа.

Ссылаясь на события психоаналитического опыта переживания, Бион использует символ О для указания на психическую реальность. Как мы это уже отметили (см. Главу 4), О невозможно знать, но им можно "стать." Оно может достичь только области К, если было преобразовано посредством опыта переживания. Только после этого оно может быть формально представлено в терминах чувственных элементов опыта. До этого момента его существование является феноменологическим предположением.

Бион придает особое значение формальным представлениям аналитических событий, имеющих место в ходе анализа, которые отличаются от событий, представленных вне сессии. Если эти формулировки приводят вместо преобразования в К к преобразованию в О, то их терапевтическое значение оказывается даже больше (см. Главу 4). Аналитик, благодаря анализу, которому он подвергся при обучении, лучше подготовлен к тому, чтобы устранять препятствия, которые он встретит, участвуя в аналитическом опыте переживания. Но другой арсенал схем, мнений и принятых договоренностей, который может соединяться с сознательными или бессознательными атаками пациентом способности аналитика устанавливать связь аналитически, может подвергнуть опасности достигнутую им прежде в своем собственном анализе эффективность и свободу.

Аналитик будет пытаться направлять свое внимание на О, неизвестное и непознаваемое, при этом придерживаясь психоаналитической точки зрения или позиции. Как только он сможет "быть О," он окажется в положения знания событий, являющихся развитием О. Интерпретация сама по себе может быть истинным событием в развитии О, общим как для аналитика, так и для анализанта. Оба будут зависеть не только от своих чувств, но также и от психических качеств, которые могут быть восприняты посредством интуиции - как отмечал Фрейд - посредством того психического эквивалента органов чувств, который он называет "органом осознания."

Невозможно установить правила для того момента, когда эмоциональный опыт созревает для интерпретации, поскольку в аналитическом эмоциональном опыте присутствует компонент невыразимости. Однако, возможно предложить правила, и Бион пытается это сделать, чтобы помочь аналитику достичь такого психического состояния, которое позволит ему воспринять О аналитического опыта.

Бион полагает, что аналитик должен научиться работать без "памяти, желаний или понимания." Бион ставит условием позитивный акт, позволяющий ограничить действие памяти и желаний и обеспечить психическое состояние, которое является не столько забыванием, сколько тем, что он обозначает термином вера. Это дает ему возможность подступиться к психической реальности, которую нельзя познать, но которой можно "быть." Этот научный "акт веры" совершенно отличен от религиозного значения этой фразы при общераспространенном ее использовании; он бессознателен и неизвестен даже в своем происхождении.

Во многих своих статьях Бион использует термин вера, акт веры и тайна для указания на психическую активность, которая действует во внечувственном измерении.

Он предлагает посмотреть, что происходит, например, с явлениями тревоги. Никто не сомневается в ее существовании или ее реальности. И тем не менее мы указываем на нечто, что не имеет чувственного эквивалента; оно не имеет формы, цвета, запаха; оно недоступно для органов чувств. Чтобы быть истинным, наше познание тревоги должно опираться на что-то отличное от чувственно воспринимаемого опыта. Оно связано скорее с развивающейся в аналитической практике способностью, позволяющей нам обнаруживать, например, что за своей враждебностью пациент скрывает тревогу.

Этим "что-то," отличающимся от чувственно воспринимаемого опыта и чрезвычайно важным для работы аналитика, является интуиция. Она основывается на опыте переживания, который не имеет чувственного происхождения, даже несмотря на то, что может быть иногда выражен понятиями, происходящими из языка чувств. Например, говорят: "Я вижу," имея в виду: "Я интуитивно чувствую."[2]Интуиция заключается в особой способности воспринимать эмоциональные состояния и является частью психоаналитической функции личности.[3]Когда в ходе психоаналитического процесса у анализанта и аналитика наблюдается развитие этой функции, Бион полагает, что имеет место "эволюция" анализа. Для Биона, "эволюция" может быть внешне сходна с памятью, но будучи переживаема она не может быть с нею спутана. Термин память указывает на тот опыт переживания, который преимущественно связан с чувственными впечатлениями. Воспоминания являются фрагментированными и должны выискиваться. С другой стороны, похожее на сон воспоминание или "эволюцию" можно сравнить с содержанием сновидений и отнести к психической реальности. Общим со сновидениями у нее является "качество быть полностью представленной или необъяснимо и вдруг исчезать." Эволюция подразумевает способность соединяться, посредством внезапного озарения (интуиции), с сериями несвязных и по-видимому не имеющих друг к другу отношения явлений, которые таким образом приобретают связанность и смысл, которого им не хватало.

Целью психоаналитической терапии является психическое развитие. Это та психоаналитическая позиция, с которой Бион подходит к практике психоанализа. В отличие от этого пациент может рассматривать психоанализ с различных позиций: как средство от его психотической тревоги; как место, где можно укрыться от своей психопатологи, вместо того, чтобы ставить лицом к лицу свою ответственность и реальность; как поиск совета и указаний в разрешении его каждодневных трудностей и т.д. Тем не менее, пациент приходит в анализ с желанием "вылечиться." Бион проводит различие между позицией психоаналитической практики и целью "излечения," как оно понимается в медицине, с сопровождающими его облегчением боли, подавлением болезни и пр. Лечение, основанное на чувственно воспринимаемом, а также "желание лечить и быть излеченным," вмешивается в возможность эволюции в анализе.

Предположение Биона о ненужности памяти и желания может вызвать у читателя недоумение и озадачить. Это вызывает его неверное понимание, которое искажает истинный смысл. Предположение предлагает скорее внутреннее отношение, нежели реальное изменение аналитической техники работы с пациентом. Бион, в частности, хочет поддержать это качество функционирования в роли аналитика ("эволюции"), которое будет способствовать использованию его интуиции в полной мере. Именно в этом смысле он понимает преимущество "искусственного ослепления себя" ради лучшей работы. Основой его он берет состояние, описанное Фрейдом в его письме Луи Андреас Саломе,[4]в котором говорится следующее: "Я знаю, я умышленно ослепляю себя в моей работе с целью сконцентрировать весь свет только на темном течении." Бион понимает это как то, что для аналитика лучше не находиться под влиянием своего прежнего знания или своего прежнего мнения, тем самым избегая искажения своей оценки того, что происходит на аналитической сессии "здесь и сейчас."

В то время, когда аналитик (активно) пытается вспомнить, что сказал ему пациент на прошлой сессии (воспоминание), или думает о том, что пациент будет делать в конце сессии, или на следующей неделе, или о своем желании, чтобы пациент продвинулся и "излечился" (желание), он уменьшает возможность наблюдения и восприятия новых фактов, которые в данный момент развиваются на сессии.

Бион, конечно, не хочет создать ошибочное впечатление, что считает лучшим для аналитика изувечить свою личность, подавив свою память и желания. Он понимает, что необходимо сохранять способность вспоминать события и прошлые переживания, а также надеяться и строить планы на будущее. Но он думает, что аналитик в достаточной мере подготовлен, чтобы сохранять свою способность временно освобождать себя от "памяти" и "желаний," всякий раз, как они возникают и искажают психические явления, которые угрожают полезности аналитической сессии. (См. Приложение § 10.)

Существует общая тенденция избегать новые, непонятные и несвязные ситуации в силу того, что они вызывают тревогу и наказание. Это происходит не только с пациентом, но также и с аналитиком. По этой причине оба они бессознательно сговариваются работать только с тем, что уже известно и в силу этого проще для понимания.

Бион советует аналитику смотреть на пациента так, "как будто он видится с ним в первый раз," как на "нового пациента." Это подразумевает способность погружаться в опыт переживания каждой сессии в свободном, беспристрастном душевном состоянии, так чтобы наблюдение было эффективным в полной мере, и могла развиваться "эволюция" или интуиция.

 

Примечания

 

[1]Мы должны включить в эту главу некоторые из понятий, имеющих отношение к психоаналитической технике, которые были разработанны Бионом в его лекциях для Аргентинской психоаналитической ассоциации во время пребывания в Буэнос-Айресе в июле 1968 года.

[2]Метафорическое значение фразы "я вижу" не существует, когда ее использует психотический пациент. Вместо "я вижу," что значит "я понимаю," она может означать, что интерпретация была воспринята пациентом в зрительной или галлюцинаторной форме, и что она не была им понята.

[3]Термин мечтание указывает на импортирующую функцию матери при ее эмоциональном контакте с маленьким ребенком и ссылается в основном на недоступные органам чувств элементы; эта функция может быть распространена и на описание аналитика, который воспринимает проективные идентификации пациента и идет на установление контакта, используя свою интуицию, а также чувственные элементы психической реальности пациента.

[4]Sigmund Freud and Lou Andreas Salome, Correspondence // Переписка, подготовлено Эрнстом Пфейфером.

 

 

Приложение:

Замечания ко второму изданию

 

 

1. Вопрос, который мы не обсуждали в первом издании, разрабатывается Бионом в его книге Experiencias en grupo (Group experiances // Переживания в группе, Paidos, Buenos Aires, второе издание, 1972 г.), - это понятие протопсихической системы.

Бион указывает на то, что психологическая структура сложной группы или рабочей группы (wg) является очень мощной: являясь чрезвычайно стойкой структурой, эмоциональные состояния базового допущения вызывают у индивидуумов в группе непропорциональный страх быть задушенными или захваченными ими. К этому следует добавить страх, провоцируемый отсутствием знания о силах, противопоставленных группе.

Если в данной группе находящиеся в конфликте силы можно охарактеризовать, например, как рабочую группу (wg), а также как направленные против базового допущения о зависимости (baD), тот нас может заинтересовать судьба базового допущения о поиске пары (baP) и базового допущения о борьбе-бегстве (baF). Мы также можем задать этот вопрос по другому: что заставляет эмоции, связанные с базовым допущением, оставаться столь цепко связанными друг с другом?

Чтобы ответить на эти вопросы (о судьбе бездействующих базовых допущений и цепкости эмоций, относящихся к данному базовому допущению), Бион постулирует существование "протопсихического" феномена.

Это понятие выходит за рамки опыта переживания, однако, Бион полагает, что оно является необходимым для ясного выражения его идей.

Протопсихическое состояние или активность можно охарактеризовать не только как не психическое, но также и как не физическое; его эволюция, скорее, вызывает психические или физические феномены. Это система, в которой эти аспекты остаются недифференцированными; это та матрица, из которой возникают явления.

Из этой матрицы (протопсихической системы) происходят базовые эмоции, относящиеся к базовому допущению, которое в данный момент цепко держит власть над психической жизнью группы. Бездействующие базовые допущения остаются, так сказать, в пределах протопсихической системы.

Эти протопсихические уровни являются источниками заболеваний группы.

Короче говоря, болезни группы должны усматриваться в: (1) отношении индивидуума к данному базовому допущению, как в случае поддержания им его, так и в случае борьбы с ним, и (2) в протопсихических стадиях других базовых допущений, бездействующих в данный момент.

Понятие протопсихической системы и теории базовых допущений могут использоваться при выработке нового угла зрения в отношении к психическим заболеваниям. Мы должны помнить, что протопсихические системы (pmD, pmF, pmP) составляют базис или матрицу для групп, которые в процессе эволюции будут выглядеть либо как психические явления, связанные с активным базовым допущением, либо как физические явления. Классификация физических заболеваний - также называемых психосоматическими болезнями - в соответствии с их источником в данной протопсихической системе, связывающей их с ассоциированными эмоциональными структурами, подразумевает развертывание перспективных исследований в области психосоматической медицины, которая превосходит современные представления о психосоматике и ведет к физическим болезням - еще не исследованному измерению группы.

Более того, сфера приложения понятия протопсихической системы может быть гипотетически расширена на область денег и их использования. Бион считает, что значение денег имеет не только коммерческий источник в смысле товара и необходимости обмена, но также имеет и групповой источник, связанный с данным базовым допущением, в эволюции протопсихической системы.

Согласно его представлениям, источник хождения денег лежит не только в необходимости обмена, но и наоборот, в потребности принимать ценности самой группой как, например, при "выкупе невесты"; хождение денег может быть также способом компенсировать группе потерю одного из ее членов.

То, что он имеет в виду не означает подчинения использованию валюты или ее отклонений в сторону какого-то конкретного базового допущения, хотя было бы возможно выделить определенные виды взаимоотношений, так как деньги имеют разный смысл в военной группе или в обществе, находящимся под влиянием базового допущения о борьбе-бегстве, и религиозном объединении. Если относящиеся к протопсихической системе понятия могут быть использованы для понимания психических и физических болезней, то они также могут рассматриваться в экономической науке, как нарушения (болезни) механизма обмена.

Флюктуации размера валюты несомненно будут связываться с активным базовым допущением и будут зависеть от протопсихической системы.

 

 

2. По мнению Биона, проективная идентификация была сформулирована в терминах, происходящих из реализации идеи трехмерного индивидуального пространства. Согласно данной формулировке Кляйн, в этом пространстве должны находиться некоторые объекты, и в него пациент предположительно проецирует первоначально диссоциированные части собственной личности. Степень фрагментированности и то расстояние, на которое фрагменты проецируются, должны быть важными факторами в определении степени психических нарушений, демонстрируемых пациентом в его контактах с реальностью. Опыт Биона с очень сильно нарушенными пациентами убедил его в необходимости новых гипотез, которые дали бы более глубокое понимание их поведения и реакций. В этом случае личность рассматривается как обладающая сильно выраженной нетерпимостью к фрустрации и психической боли; она чувствует боль, но не может от нее "страдать." Пациенту, который не может сопротивляться боли, также не удается переживание или "страдание" удовольствия. Он теряет способность к символизации и абстракции, слова для него становятся ничем не отличающимися от вещей-в-себе; они перестают быть представлениями и становятся конкретными элементами или бета-элементами.

У этих регрессивных пациентов, поэтому, отсутствуют средства, которые бы помогли им "составить карту" реализации психического пространства и сформировать адекватное представление о существовании внешнего пространства. Менее регрессивные пациенты могут использовать проективную идентификацию для того, чтобы поместить фрагментированные аспекты собственного-Я во внешние объекты, в то время как более регрессивные пациенты чувствовали бы себя неспособными к проецированию отделенных частей своей личности, поскольку у них отсутствует понятие контейнера, в который можно было бы поместить проекцию. С другой стороны, они могут сформировать понятие "взрывной проективной идентификации" в громадном пространстве, скорее безграничном пространстве, которое невозможно представить никаким способом. Они проживают свои эмоции так, как если бы те были брошены прямо сквозь них (throw across) и растворились бы в бесконечности. То, что для наблюдателя должно выглядеть как мысли, зрительные образы и вербализации, пациентом видится как обрывки языка и рассеянные эмоциональные переживания в пространстве, лишенном временных и пространственных границ. Это вызывает очень интенсивный страх, психотическую панику или психотическую катастрофу.

Бион проводит различие между проективной идентификацией и другой группой реализаций, принимающих форму, названную им гиперболой. Этот термин соответствует системе теорий наблюдения и представляет серии клинических отчетов, описывающих проекцию, соперничество, честолюбие, неистовство, а также расстояние, на которое был спроецирован объект или аспект объекта. Покажем на примере два, высказанных пациентом замечания, представленных Бионом: (1) "Я всегда думал, что Вы были хорошим аналитиком"; (2) "В детстве я познакомился в Перу с женщиной, которая была пророком." Мы можем видеть как "хорошесть" аналитика посредством соперничества была спроецирована в пространстве и времени на определенное расстояние.