Вопрос 25. П. Флоренский о культурно-национальной обусловленности стилей мышления в науке – об английском, французском и немецком стилях мышления.

 

Эрнст Мах – 1872 год

Физическая теория – нечто абстрактное и обобщенное описание явлений природы. По Маху как мы помним, мир = «комплекс ощущений», а задача науки – «описывать мир через эти ощущения.» Для Флоренского – это событие не является великим, даже значительным. «Философии она не подарила ни новых методов, ни новых мыслей.» Разрушается строгость материалистической метафизики. По Флоренскому, благодаря Маху «произошел смешок» или «улыбка». Флоренский: «И даже в то время, когда запоздалые мародеры мысли твердят о старых временах, к этому году уже начал разрушаться этот бутафорский дровец.»Лаплас полагал, что есть ум, способный предсказать ход природы на 1 день, неделю, вечность, раз будут даны массы всех тел, их положения и начальные скорости. В 18 веке услышать такое было бы простительно, ссылаясь на разные стили мышления (английский) и (франко-немецкий); наука как язык описания, сравнения в искусстве. По Маху «предсказывать результат или ввести его в современное исследование есть мифология, а не наука!»

Кирхгофф Густав Роберт – 1874 год

Объявил задачей механики – «дать наиболее полное и простое описание движений, превосходящих в природе». К сожалению, молодого Маха мир не услышал, в отличие от Кирхгоффа, который привел мир к «всеобщему изумлению». Описания Кирхгоффа стали преемником «описаний» Ньютона 1855 и развиваются Шуппе с 1870. Но, именно на протяжении последних 30 лет «всеобщее изумление» сменилось признанием в работах Герца, Оствальда, Пуанкаре, Маха. Усилие деятелей нации убедило общество в мысли, что: действительно, физическая теория есть «не более как символическое описание» - упрощенное и упорядоченное. Флоренский утверждает, что как метод в физике сложилась «символическое описание». Но до сих пор не ясно, что именно описывает физика, какова степень метафизического описания с помощью символов, и какова их экономичность».

Гейнрих Герц.

Метод его познания: «мы в своем воображении создаем внутренние образы или символы внешних предметов и создаем мы их такими, чтобы логически необходимые последствия этих образов были всегда образами последствий изображенных в них предметов.» Необходимо согласие между нашим духом и природой; опыт как свидетельство об осуществимости сказанного требования.

Раз нам удалось из опыта вывести образы, то мы можем вывести из последствия, которые наступят во внешнем мире, гораздо позже нашего содействия их совершению. Образы имеют одно общее с вещами свойство, которое заключается в исполнении названного требования. Но, мы не знаем, есть ли еще что-то общее или даже более общее с вещами. Флоренский говорит, что условие последствий образов были образами последствий – не дает точного определения (опровержение). Возможны различные образы данных и тех же предметов, которые различаются между собой в разных направлениях.

Три условия существования образа:

Непротиворечащими законам мысли (допустимые)

Отношения образов не должны противоречить отношению вещей (правильность)

Наиболее целесообразный, т.е. (ясный.)

 

Целесообразный – тот, что более ясный. Если оба ясны, то тот, кто содержит меньшее число пустых и лишних отношений, т.е. образ более простой. Совершенно избегнуть пустых отношений невозможно. Герц усматривает три различные системы образов (три картины мира)

 

Дюгем

 

Умы «узкие и сильные» (FRA+GER) стремятся сократить число образов, стремясь выстроить цепочку дедукции, которая мало что выражает.

Умы «широкие и слабые» (ENG) стремятся к разнообразию взаимонезависимых моделей.

Флоренский умы сравнивает с «версальскими» и «английскими» парками. Сам Флоренский предпочитает ENG – подход, ибо «он лучше, и легче» помогает разобраться в незамутненном и непринужденном виде науки. Но, он не утверждает, что материковый принцип вообще не пригоден. «Для англичанина – теория есть не объяснение, а модель этих законов, которая строится не для удовлетворения разума, а для воображения.»

 

Взять, например, Томпсона, который получил титул лорда Кельвина. «Нужно ли указать свойство упругости в твердом теле?» Материальная молекула – параллелепипед, где вершины – массивные шары, а упругие нити – его ребра. На примере эфира мы выясняем, что она понимается как однородная несжимаемая, невязкая жидкость, вихри этой жидкости будут молекулами. Пчелиные соты: стенки из упругих тел, содержимое ячеек – совершенная жидкость в быстром вихревом движении. Таким образом, таковы негладкие образы одного и того же. Трактат по физике (FRA+GER) «упрощенная цепь умозаключений, облаченная в одежду математического анализа» А вот у ENG – алгебраическая часть теории – не вспомогательное средство, а сама есть своеобразная модель или картина. Она представляет собой доступный воображению ряд знаков, изменения которых более или менее верно воспроизводят законы явлений. Здесь нет места математической логике. Дюгем пишет о работе Максвела: «кишит противоречиями, темными местами и очевидными ошибками».

 

Каждая частичная теория – модель в работе Максвела обращается не столько к нашему разуму, сколько к воображению. «Это картины, автор которых совершенно свободно выбирал объекты, подлежащие изображению, так и порядок их группировки.» Если электромагнитная теория света не удовлетворяет требованиям французов, то это наверное, говорит Флоренский, связано с французским стилем мысли. Именно вольности Максвела учат нас о необязательности в науке внешней системы и порядка. Г. Герц утверждает, что «теория Максвела – есть система уравнений Максвела»

Чтобы объяснить физическое явление нужно:

Установить его, т.е. опытно октрыть величину q, измерить ее, связать между собой значение и время.

Связи этих параметров или законы их действия выражаются дифференциальными уравнениями

Если установлено дифференциальное уравнение, то явление описано.

 

Теперь нужно объяснить его механистически, т.е. придумать такие движения, чтобы дифференциальные связи не нарушились. Т. е. параметрам q соотнести пространственные координаты, которые должны соблюсти совместность дифференциальных уравнений. Но такое придуманное нами движение должно подчиняться законам механики (сохранении энергии, начало наименьшего сопротивления движению) Речь вновь идет о массе, координатах и времени.

 

Теоретическая же физика говорит о составлении двух функций U и T. U- функция q – потенциальная энергия, T – функция q – кинетическая энергия, производная по времени. Если возможно придумать функции U, T удовлетворяющие нашим условиям, то и механическое объяснение возможно. Но каков сам ответ?

 

Или вообще нельзя подыскать функции U, T, тогда исключается механическое объяснение или возможность найти пару таких функций, а значит других объяснений – бесконечное множество. Все объяснения условны, ибо всякому объяснению с разным правом может быть противопоставлено другое, этому новое «так до бесконечности». Но все эти объяснения не «так» модели, а лишь «как если бы было так», т.е. модели, символы.

 

Объяснение – точное знание, а эти модели – игра фантазии. Модели обречены на вечную гипотетичность. Абстрактные символы математики притязают не только объяснить, но и описать явления. Несовместимые механизмы могут быть вполне единогласны в своей функции, которую они несут теоретически – в описании. Это сродни переименованию или переобозначению, если бы это было в той или иной степени удобно.

 

«Иначе говоря, не математические формулы, ни механические модели не устраняют реальности самого явления, но стоят наряду с нею, при ней и ради нее.» Противоречие английских формул и моделей свидетельствуют об описании мира средствами по свойствам английского ума. Английскому вкусу нравится дерево со всеми естественными волокнами, незакрашенное масляной краской. Описанию подлежит быть двойственным. Это достигается через критику символов. Описание должно показывать: какие свойства приписаны образам ради допустимости, правильности, целесообразности. Именно такое знание позволяет нам изменить наши образы, исправлять их.

То, что приписывается образам ради целесообразности заключается в обозначениях, определениях…….правильности – в данных опыта……допустимости – в свойствах нашего духа. Один образ обладает известными преимуществами в одном отношении; другой – в другом и лишь испытание многих образов – образ наиболее целесообразный.

 

Образ утверждается как особая сущность; а связывается как сущность познавательная. «Истинный художник хочет нарисовать ту картину с наибольшей степенью воплощенности, конкретностью, жизненной правдивостью, НО ни один из них не хочет чтобы элементы этой картины жили как символы сами по себе, «не соскочили с пьедестала» и «не вмешались в нашу жизнь. Материализовавшаяся схема науки и оживающий портрет самоопределившись могут присосаться к жизни и душить ее.

Научное описание подобно морскому валу: поверхность волн изборождена колебаниями от плавников рыб и проплывающих пароходов в все меньше и меньшими зыбями, включительно до мельчайшей ряби. Так и в описании: основные образы состоят из образов второстепенных. Описание действительности окажется пестрым ковром сплетающихся образов.» Всякий образ и всякий символ, как бы сложен и труден он не был, мы называем, и следовательно, уже по этому одному он есть слово. Даже каждое их этих слов может быть раскрыто, образ описуем, символ поясним и определим.

 

Таким образом, вновь вместо образов можно использовать их описание, несущее в себе образы и символы.

! Нет и быть не может:!

А) такого механизма, который не мог бы быть описан словами;

Б) такого обыкновенного дифференциального уравнения, которое не было бы рассказано.

Все растворимое сознанием, претворяется в слова! Под разными углами зрения, физика есть нечто иное, как язык, и не какой 0 либо, не выдуманный, а тот самый язык, которым мы говорим, но только, ради удобства и выгоды времени – в известной обработке. Всегда останется общее основоначало всех наук – именно то, неотделимое от существа их. Что все они суть описания действительности. А это значит: все они суть язык и только язык!