Римские мыслители о культуре

 

Возврат интереса к проблеме «второй природы» приходится на начало I века до н.э. Тогда же входит в оборот и сам термин «культура». Первым его начал употреблять Марк Тулий Цицерон (106—43 до н.э.), вошедший в историю как непревзойденный ритор, чьи речи и до сегодняшнего дня считаются образцами ораторского искусства. Однако Цицерон был не только известным политическим деятелем, занимавшим высшие государственные посты в Римской республике⁷, создателем теории ораторского искусства. Его перу принадлежит ряд научных трактатов, обогативших античную философскую, политическую и этическую мысль. Все они были созданы в те периоды, когда Цицерон добровольно или вынужденно оставлял Рим и уединялся в одном из своих поместий в провинции. Не все из написанного Цицероном дошло до нас, но тем не менее любознательный читатель может познакомиться сегодня с такими трудами Цицерона, как трактаты «Об ораторе», «О государстве», «О законах», «Брут», с речами Цицерона против Ка-тиллины, с этическими сочинениями «Катон, или О старости», «Лелий, или О дружбе», «Об обязанностях». Многие из них, в частности трактат «О государстве», в свое время пользовались огромной популярностью, впрочем, и сегодня идеи Цицерона звучат свежо, хотя были сформулированы почти две тысячи лет назад.

Из всех работ Цицерона особый интерес для культурологов представляют его «Тускуланские беседы» ⁸, посвященные Марку Юнию Бруту, вошедшему в историю как глава заговора против Юлия Цезаря, где Цицерон наиболее обстоятельно высказывается относительно того, что есть культура.

«Тускуланские беседы» были написаны Цицероном осенью 45 г. до н.э. Это был год последнего творческого подъема, который ис-

1. Возникновение идеи культуры в философской и исторической мысли Античности JQ

пытал Цицерон на закате жизни (он был убит два года спустя как враг Марка Антония, открыто выступивший против его стремления стать принцепсом. Цицерон в Сенате произнес несколько разоблачительных речей, которые назвал «филиппиками», по образцу речей Демосфена против Филиппа Македонского).

«Тускуланские беседы» существенно отличаются от других работ Цицерона как по содержанию, так и по форме. Они состоят из пяти книг, представляющих конспект лекций, будто бы прочитанных перед обширной аудиторией. Как бы отвечая на вопросы слушателей, Цицерон излагает свою точку зрения по ряду важнейших вопросов, которые волновали не только его, но и многих образованных людей того времени.

Основная проблема, которая обсуждается в «Тускуланских беседах», это проблема эвдемонии, т.е. счастливой жизни и способов ее достижения. В той или иной степени Цицерон обращался к ее рассмотрению и в более ранних работах, но тогда она не казалась ему главной. На закате жизни она представляется ему в качестве центральной проблемы философского знания.

В первой книге Цицерон ставит вопрос о том, можно ли считать смерть злом. Взвешивая все аргументы «за» и «против», он приходит к выводу о том, что смерть является злом отчасти, ибо душа бессмертна и неуничтожима. Аргументацию в подтверждение данной точки зрения он черпает у Платона, который, по мнению Цицерона, наиболее обстоятельно из всех философов разработал вопрос о соотношении бытия и небытия.

Во второй книге Цицероном исследуется проблема отношения к душевным и телесным мучениям. Он обосновывает идею о том, что у человека, склонного к рефлексии, всегда есть выход из тупика, ибо он всегда может прекратить свои страдания, добровольно уйдя из жизни.

В третьей и четвертой книгах Цицерон анализирует способы подавления аффектов, обретения спокойствия духа, внутренней сосредоточенности, душевного равновесия.

В заключительной книге обсуждается вопрос — можно ли стать нравственным, стремясь к счастью и полноте телесных удовольствий.

Вывод, к которому приходит Цицерон, таков: самое надежное убежище от жизненных бурь — это философия. Тот, кто занимается ею, вполне способен прожить счастливую жизнь и достичь заветной гармонии телесного и духовного, обрести внутренний покой и умиротворенность не зависимо от того, как сложится его судьба, будет он богачом или нищим, свободным или рабом.

Понимание философии как единственного пути, ведущего к эвдемонии, как незаменимого средства преобразования человека в духовно богатую личность позволяет Цицерону установить ее связь с культурой. Отвечая на вопрос вымышленного собеседника:

«Является ли недостойное поведение некоторых философов доказательством бесполезности философии как таковой?», — он пишет:

 

Это ничего не доказывает, ведь и поля не всегда плодоносны, хотя и возделываются... Так же не плодоносны и души. А чтобы продолжить сравнение, добавлю: как плодородное поле без возделывания не даст урожая, так и душа. А возделывание души — это и есть философия (culture animi auten philosophic esf) (выделено мною — А.Ш.): она выпалывает в душе пороки, подготавливает душу к принятию посева и вверяет ей — сеет, так сказать, — только те семена, которые, вызрев, приносят обильный урожай⁹.

 

Не трудно заметить, что ход размышлений Цицерона в значительной степени напоминает ход размышлений софистов, однако (это следует подчеркнуть особо) он говорит не столько о результате «обработки человека вообще» и формировании всего комплекса физических и духовных качеств, а только о «культуре души», которая возникает как логическое следствие овладения конкретным индивидом комплексом философского знания, позволяющего видеть подлинную цену всему, отличать истинные цели от ложных.

Культура души трактуется Цицероном как личностное качество, говорящее о духовной развитости человека, о его способности к рефлексии, логическому, трезвому мышлению. Свидетельством овладения культурой Цицерон считал умение четко излагать мысли, аргументирование отстаивать свою позицию в споре, убеждать слушателей в истинности высказываемых оратором тезисов.

Смысл и историческое оправдание культуры Цицерон видел в выработке из индивида, жаждущего только «хлеба и зрелищ», сознательного гражданина, способного отстаивать интересы Римской республики как на форуме, так и на полях сражений, готового, не колеблясь, пожертвовать своим благополучием, имуществом и даже жизнью, если этого потребуют интересы государства. Главной проблемой культуры Цицерон считал достижение органического единства личности и общества, гражданина и полиса. Цель культурного процесса он видел в создании идеала человека, который по своим личностным характеристикам был бы тождественен идеалу гражданина. Цицерон, по сути, ставил знак равенства между «окультуренностью человека» и «civilis», обозначавшем степень включенности индивида в общественную жизнь, тесноту связи между ним и римской общиной.

Подобная трактовка культуры была далеко не случайной. Цицерон жил и творил на переломе эпох, когда стала ясна исчерпанность потенциала, что несла полисная демократия, и начали явственно проступать контуры императорского Рима. Время Цицерона — это время перехода от республиканской формы правления к принципату. Самоуправляемые общины-республики, являвшиеся основой политической системы Древней Греции и первоначально Древнего Рима, постепенно уходили в прошлое. Им на смену шла жесткая централизация власти, единая система административных установлении, единовластие в виде личной диктатуры.

Кризис античного полиса выступал прежде всего в виде кризиса норм морали, республиканской формы правления. Он воспринимался Цицероном (и не только им) как всеобщее падение нравов, как исчезновение духа свободы, как формирование у свободно рожденных граждан рабской психологии. В утрате гражданских добродетелей, в нежелании следовать своему долгу, в стремлении огромного числа не только плебеев, но и всадников быть клиентами, а не свободными гражданами видел Цицерон главную опасность для Рима. Именно отсюда проистекало то подчеркнуто уважительное отношение к воспитанию, которое демонстрирует Цицерон практически во всех своих работах.

Представление о взаимосвязи культуры и философии сформировалось у Цицерона, вероятно, еще в процессе обучения. Среди его учителей было немало греков, которые не могли не познакомить любознательного подростка с основными философскими школами и течениями. Именно тогда у него, возможно, и сложилось представление о философии как культуре души. Данное восприятие философии было закреплено во время двухгодичного путешествия Цицерона по Греции и Малой Азии, когда он вместе со своим братом Квинтом и близким другом Титом Помпонием Аттиком прослушал цикл лекций философа Антиоха Аскалонского, широко известного не только в Афинах, но и во всей Греции. Сыграло свою роль, вероятно, и знакомство со знаменитым в античном мире философом Посидонием, учение которого, по признанию самого Цицерона, оказало на него огромное влияние. Благодаря им, думается, и выработалось у будущего римского консула восприятие философии как «водительницы душ, изыскательницы добродетелей, гонительницы пороков».

Идея же о том, что показателем культуры является степень овладения ораторским искусством, была рождена реальной практикой той исторической эпохи. В условиях республиканской формы правления, когда принятие важнейших решений зависело от того, на чьей стороне большинство свободных граждан, имеющих право голоса, умение с помощью слова привлечь как можно больше сторонников, показать несостоятельность позиции политического противника, способность возбудить эмоции и тут же погасить их ценилось чрезвычайно высоко. Цицерон с детских лет знал, какой огромной силой обладает звучащее слово. Он прекрасно представлял, что значит владеть искусством риторики. На его глазах не раз совершались крутые повороты во внешней и внутренней политике Рима благодаря тому, что вовремя была произнесена умная речь.

Овладение высотами ораторского искусства было невозможно без знания философии, литературы, права, законов актерского мастерства. Все это приобреталось на протяжении длительных лет учебы, в результате неустанного труда. Поэтому римские граждане вполне обоснованно считали знаменитых ораторов наиболее образованными людьми своего времени, доверяли их суждениям, прислушивались к их мнению. В известном смысле их рассматривали как культуртрегеров, несущих знание в массы, способствующих облагораживанию нравов, воспитанию добродетелей и развитию всевозможных искусств. Точно так же считал и Цицерон, который в полном смысле воспел гимн античному оратору в своих многочисленных работах.

Существовало еще одно обстоятельство, заставлявшее Цицерона настаивать на том, что самым эффективным путем «окультуривания» является овладение ораторским искусством. Дело в том, что культуре античности, как отмечают многие исследователи, в частности А. Боннар, А.Ф. Лосев, П. Гиро, Ф.Ф. Зелинский и другие, в максимальной степени была присуща так называемая «оро-акустическая направленность» или, говоря другими словами, ярко выраженная ориентация на звучащее слово как наиболее совершенный и значимый в практическом плане результат духовной деятельности человека. Хорошо известно, что драматическое искусство древних греков и римлян было, по сути, искусством мелодекламации. В пьесах, которые ставились практически без применения каких-либо декораций, основной упор делался на слуховое восприятие, а не на зрительный ряд. Непосредственно со звучащим словом было связано и существование античной поэзии, которая всегда исполнялась под аккомпанемент музыкального инструмента (отсюда слово «мелос», т.е. «мелодическая поэзия», сохраняющееся и сегодня в нашем обиходе). Даже научные, политические и исторические трактаты, которые писались в то время, были прежде всего рассчитаны на громкое чтение. В силу этих обстоятельств, владение словом, понимание его красоты и смысла, различение текста и подтекста представлялось чрезвычайно важным для античного человека.

Цицерон не создал какой-либо концепции культуры. Более того, его представления были менее глубоки, чем представления софистов. Но тем не менее именно им была заложена традиция рассмотрения культуры как личностного качества, и эта традиция дожила до наших дней (в обыденном сознании и сегодня понятия «культурный человек» и «человек воспитанный» слиты), именно благодаря ему термин «культура» вошел в обиход в качестве понятия обыденного языка, обозначающего процесс совершенствования души. Он сформулировал идею об исторических и культурных циклах, развив и конкретизировав мысль, содержащуюся у Полибия, который считал, что история развивается по определенным законам, а не есть случайный набор фактов и событий. Ему принадлежит мысль о возможности построения «государства культуры», базирующегося на органическом единстве частных и общественных интересов, состоящего из индивидов, являющихся гражданами в полном смысле этого слова.

Цицерон оказал огромное влияние на римских мыслителей, творивших после него. В их числе прежде всего следует назвать Вергилия, Луция Аннея Сенеку и Корнелия Тацита, которых, без сомнения, следует также отнести к числу тех, кто стоял у самых истоков европейской культурологической мысли.

Вергилия (70—19 до н.э.) большинство из тех, кто получил гуманитарное образование, знают прежде всего как автора поэмы «Энеида», где рассказывается о приключениях Энея, одного из героев Троянской войны, близкого родственника царя Приама, сына властителя дарданов Анхиса и богини Афродиты, который после разрушения греками Трои переселился в Италию и с чьим именем потомки латинян связывали основание древнего Лавиния, на руинах которого впоследствии поднялся «Вечный город». Однако, как отмечает Г.С. Кнабе, Вергилий был не чужд и научным штудиям. Анализируя творчество римского поэта под культурологическим углом зрения, он приходит к выводу о том, что Вергилий, по сути, развивает идеи о природе культуры, содержащиеся в трудах Цицерона.

Однако, в отличие от знаменитого оратора, он рассматривает культуру как деятельное единство человека и действительности, как результат обживания, очеловечивания мира людьми, как итог внесения в него креативного, созидательного начала. Культура, по Вергилию, проявляется в уважении к традициям, в сохранении знаний и навыков, накопленных предками, в приумножении материальных и духовных богатств. Вместе с тем, Вергилий воспринимает культуру как противоречивое единство, несущее в себе самом предпосылки к саморазрушению и последующей гибели, ибо собственно человеческое в человеке ищет новых форм выражения, которые не может дать существующая действительность¹⁰.

Отсюда трагический пафос знаменитой поэмы, где, в отличие от гомеровской «Одиссеи», у главного героя нет глубокой убежденности в правоте своего дела и в благосклонности богов, способствующих реализации его замыслов.

По иному осмысливает проблемы культуры Луций Анней Сенека (4 до н.э. — 65 н.э.), который по праву считается одним из наиболее ярких представителей философской школы стоиков.

Сенека происходил из семьи знатного всадника, римлянина старого закала — благочестивого, верящего в милость богов, превыше всего ставящего интересы государства, убежденного в том, что Риму самой судьбой предназначено властвовать над миром. Подлинной страстью отца Сенеки, который носил тоже имя, что и младший сын (его называли Сенекой-старшим) была риторика. В молодости он слышал речи знаменитых риторов своего времени и проникся глубочайшим уважением к людям, способным говорить красиво и убедительно. Обладая уникальной памятью, он запомнил многие из этих речей и впоследствии записал их, сопроводив комментариями для своих наследников и отдаленных потомков. К ораторскому поприщу он готовил и своих сыновей, из которых, действительно, старший и младший стали известными политическими деятелями своего времени. Средний сын до конца своих дней оставался частным лицом и никогда не сожалел об этом. Жизнь братьев, полная перипетий, богатая тревогами и волнениями никогда не привлекала его. Более того, он втайне гордился тем, что смог добиться почести и богатства не заискивая перед плебсом и не угодничая перед сильными мира сего.

Сенека-младший с юности увлекался философией и изначально стремился посвятить себя этому роду деятельности, но под влиянием отца, сумевшего пробудить в нем честолюбие и жажду власти, он вскоре начинает заниматься риторикой и политикой. Его природные задатки были настолько велики, что его сразу замечают, и с первых шагов прочат блестящее будущее, однако жестокая и длительная болезнь прерывает его восхождение к вершинам славы. Звезда Сенеки всходит значительно позже, когда он оказывается при дворе императора Калигулы. Сначала принцепс к нему благоволит (он получает придворную должность и звание сенатора), но вскоре успехи Сенеки на риторском поприще вызывают зависть у Калигулы и тот приказывает его убить. Случай спасает его от гибели, но вскоре над его головой вновь разражается гроза. Мессалина, чье имя стало нарицательным, обвиняет его в нарушении клятвы верности императору и в государственной измене. Однако на защиту Сенеки встают сенаторы, и вынесенный уже смертный приговор принцепс заменяет изгнанием.

Годы ссылки стали для Сенеки периодом выработки собственной системы философских взглядов. Критически осмысливая труды греческих авторов, в частности Зенона, Панетия, Посидония, последователей Эпикура, вчитываясь в трактаты Цицерона он по-новому ставит проблемы мира и человека, личности и общества, индивида и государства.

В 48 г. Сенека возвращается из ссылки и, благодаря хлопотам Агриппины (жены императора Клавдия), становится воспитателем ее сына — будущего императора Нерона. После восшествия последнего на престол, сопровождавшегося рядом кровавых событий (как сообщают исторические хроники того времени Нерон, с целью захвата власти убил свою мать и брата), он на протяжении ряда лет был наставником и близким советником принцепса, однако вскоре между ним наметилось охлаждение, которое весьма быстро переросло в острый конфликт. Императору не могли не претить рассуждения Сенеки о совести как высшем судии, его стремления хоть в какой-то мере ограничить произвол и насилие, творимые по прямым приказам Нерона. Болезненно он реагировал и на рост авторитета Сенеки среди сенаторов и римской знати, предполагая, что именно в их среде зреет заговор против него. Чашу терпения принцепса переполнил жест Сенеки, который после убийства близкого ему по духу сенатора Афрания Бурра, так же бывшего наставником юного Нерона, послал ему прошение об отставке и все те подарки, которые Нерон преподнес ему за долгие годы. Император не принял ни отставки, ни подарков, сделав вид, что отношения между ним и бывшим воспитателем сохраняются прежние. Но когда был раскрыт очередной заговор аристократической оппозиции, в котором косвенно оказался замешанным Сенека, он прислал своему престарелому учителю приказ умереть. Сенека подчинился приказу и вскрыл себе вены. По свидетельству Тацита, содержащемуся в пятнадцатой книге «Анналов», до того момента, пока сознание не покинуло его, он диктовал писцам свои размышления о жизни, смерти и путях достижения эвдемонии. Значительная часть предсмертных мыслей Сенеки впоследствии была опубликована. Тело Сенеки сожгли без торжественных обрядов, опасаясь, что во время официальной погребальной церемонии могут возникнуть народные волнения.

Сенека написал множество работ, которыми зачитывались современники. Однако из их числа до нас дошло лишь несколько сочинений, в том числе трактаты «О милосердии», «О благодеяниях», «Исследования о природе» и другие. Самым же известным трудом Се-неки являются знаменитые «Нравственные письма к Луцилию», где в яркой, образной форме излагается квинтэссенция его философско-этического учения, а также дается абрис его представлений об идеале человека и целях воспитания. По сути это главное произведение Сене-ки, где он с точки зрения своего времени по-новому решает проблему, находившуюся в центре внимания римских мыслителей со времен Цицерона — проблему гражданского долга индивида и его соотношения с долгом перед семьей, близкими, наконец, перед самим собой. Сенека, испытавший глубочайшее разочарование от своего неудачного педагогического эксперимента (юноша, воспитанный им, стал не идеальным правителем, как он надеялся, а одним из самых кровавых в истории древнего мира тиранов), приходит к выводу, что главный долг человека — это не долг перед государством, которое выродилось в чудовищную организацию, где не действуют обычаи и законы, а жизнь любого — от ремесленника до сенатора — зависит от прихоти одного человека, вкусившего крови и наслаждающегося мучениями своих жертв. С его точки зрения, выполнение долга перед государством, которое олицетворяет тиран, ничего не приносит, кроме тревог и волнений. Человек, ставящий во главу угла интересы такого государства, лишается возможности непредвзято взглянуть на себя, понять смысл своего индивидуального существования. Кроме того, выполнение долга индивидом, являющимся подданным империи, а не гражданином республики, сплошь и рядом сопровождается нарушением установлении морали, а это означает, что в действиях и поступках абсолютного большинства людей, похваляющихся своими гражданскими добродетелями, отсутствует нравственная легитимация. В процессе рассуждении Сенека приходит к мысли, что главная задача, которая стоит перед каждым человеком, заключается не в том, чтобы жить, а в том, чтобы жить достойно, т.е. в соответствии с императивами морали.

Отсюда оставался только один шаг до нетрадиционного понимания «пайдейи» и новой трактовки идеала человека, который, в соответствии с представлениями Сенеки, является культурным настолько, насколько он является человеком моральным.

Сенека вводит в свое философское учение понятие совести, разумея под последней осознанную разумом и пережитую чувством нравственную норму. Именно нравственная норма позволяет человеку избежать соблазнов беспринципного прагматизма, вульгарного стремления к власти, богатству, чувственным наслаждениям, достигаемым любой ценой. Иначе говоря,

Сенека обосновывает идею о том, что только нравственность превращает культуру в высшую ценность. Путь же достижения этой нравственности — в самосовершенствовании человека, в воспитании несокрушимой верности выработанным жизненным принципам, нечувствительности к утратам, пренебрежении к внешним благам и самой смерти, которая неизбежно приходит к каждому человеку, является ли он императором, повелевающим судьбами миллионов или представителем черни, ежечасно заботящемся о хлебе насущном.

Не трудно заметить, что вышеизложенная идея перекликается с мыслью Канта, который много веков спустя провозгласил: последней целью природы в отношении человеческого рода является культура, конечной же целью культуры является мораль.

Но роль Сенеки в строительстве фундамента культурологического знания не ограничивается только этим. В его работах встречаются чрезвычайно редкие в античности утверждения о безграничности способностей человека, об отсутствии предела в накоплении знаний, о существовании прогресса, который им рассматривался прежде всего как професс духовный. Не будет преувеличением сказать —

Сенека вплотную подходит к идее, составляющей смысловое ядро ряда современных концепций культуры, базирующихся на постулате, утверждающем: человек есть единственное живое существо во вселенной, постоянно выходящее за границы своего собственного существования в процессе создания мира, творимого им по своему образу и подобию.

Сенека много сделал и для осмысления кризиса античной культуры. Он не только констатирует факт вступления античной цивилизации в стадию заката, не только сетует и стенает по поводу канувшего в Лету величия Рима, как это делали многие авторы до и после него, но и выясняет причины, обусловившие прогрессирующий распад римского общества и падение культурного потенциала некогда самой передовой во всех отношениях державы Древнего мира, сумевшей создать духовные и материальные ценности высочайшей пробы.

С его точки зрения, исток трагедии, переживаемой Римом, следует искать в забвении установлении предков, в вырождении демократических институтов, в разрушении старой системы ценностей, на которой базировалось миропонимание и мироощущение римлян периода республики, превращении большинства свободных граждан в развращенный плебс, жаждущий только хлеба и зрелищ. Однако

Сенека считает, что гибнет не культура вообще, а культура современного ему общества и сожалеть об этом не стоит, ибо она себя полностью исчерпала и придать ей импульс к развитию не способны даже всемогущие боги.

Этот вывод Сенеки, имеющий принципиальное значение, станет отправной точкой для многих представителей культурологической мысли последующих столетий, которые, анализируя кризисы культуры, будут подчеркивать — гибель культуры есть начало зарождения новой культуры, впитавшей в себя все самое лучшее из культуры общества, существовавшего на предыдущей исторической стадии развития.

Говоря о вкладе Сенеки в культурологическую теорию, следует остановиться еще на одном моменте. Многие из исследователей, занимающихся античной философией, обращают внимание на тот факт, что Сенека был одним из немногих древнеримских мыслителей периода заката Римской империи, который обосновывает идею равенства всех людей. С его точки зрения, раб и свободный гражданин, представитель знати и вольноотпущенник, колон и принцепс, римлянин и варвар — все они являются членами «сообщества людей и богов». Каждый рожденный женщиной, по его мнению, награжден с момента появления на свет разумом, эмоциями, способностью ставить перед собой цели и добиваться их, т.е. совокупностью одинаковых качеств, и только от человека зависит то, кем он станет в дальнейшем. Более того, как учит Сенека, знатность и богатство не являются основанием для возвышения человека над себе подобными, ибо можно-есть на золоте, повелевать тысячами людей, стоящих ниже тебя на социальной лестнице, но быть рабом своих собственных страстей и подчиняться низменным желаниям. Отсюда вытекает идея самовоспитания как главного средства «возделывания души» человека, идея, за которую Сенеку будут чрезвычайно ценить мыслители Нового времени и Просвещения, в частности тот же Кант, для которого проблема воспитания есть по сути проблема самовоспитания. Говоря другими словами,

Сенека предлагает новую стратегию «окультуривания» индивида, в соответствии с которой главным субъектом и объектом воспитательного воздействия выступает сам человек.

Сенека, как и Цицерон, не оставил какой-либо цельной культурологической теории. Все, что он говорит о культуре, суть некоторые фрагменты, вкомпонованные в ткань работ, написанных на совершенны иные темы. Однако то, что было им сказано о природе культурных кризисов, о связи культуры и морали, культуры и личности, отнюдь не пропало втуне. Его идеи были востребованы, и сегодня, анализируя те или иные концепции культуры, мы даже не задумываемся о том, что ряд их базовых положений был впервые сформулирован Аннеем Луцием Сенекой в I веке нашей эры.

Следующим крупным мыслителем, сделавшим много для осмысления феномена культуры, был римский писатель, автор знаменитых «Анналов» и не менее знаменитой «Истории», где излагаются события, произошедшие во времена правления римских императоров династий Юлиев-Клавдиев и Флавиев, политический деятель эпохи заката Рима Корнелий Тацит (55—120 н.э.). По своему происхождению принадлежал к сословию всадников — выходцев из провинции, которые в I веке н.э. начали постепенно оттеснять римскую аристократию от кормила государственной власти, занимая места в сенате, становясь прокураторами, квесторами, консулами. О дате и месте рождения Тацита сведений не сохранилось. Мы не знаем ни имен его родителей, ни где он провел свое детство, где учился. Известно только, что фамилия Тацит была широко распространена в Северной Италии и Южной Галлии и, вероятно, одна из этих областей и является «малой родиной» Тацита.

По косвенным признакам можно судить о том, что Тацит получил не просто хорошее, а фундаментальное образование. Об этом свидетельствует его эрудиция, свободное владение словом, блестящий стиль изложения, тщательно проработанная аргументация.

О первых самостоятельных шагах Тацита на политическом поприще известно гораздо больше, чем о его детстве и юности. В трудах других римских авторов упоминается, что уже в первые годы правления императора Веспасиана он проявил себя как талантливый оратор. Известный историк Плиний Младший пишет о том, что в конце 70-х годов I в. н.э. «громкая слава Тацита была в полном расцвете». Популярность Тацита как оратора была связана с тем, что, в отличие от своих коллег-риторов, он смог выработать свой собственный стиль — нервный, чрезмерно патетический, изобилующий историческими сравнениями и реминисценциями. Речи Тацита, по свидетельствам его современников, отличались тем торжественным достоинством, которое в греческой риторике обозначалось словом «почтенность».

Начало восхождения Тацита на политический Олимп приходится на время правления императора Веспасиана, который лично выдвинул его на вакантное место в младшую магистратуру. «Кандидат цезаря» был избран единогласно. Затем, уже при императоре Тите, Тацит назначается на должность квестора и переходит в сенатское сословие. При императоре Домициане он становится претором и пожизненным членом коллегии «Пятнадцати мужей», которые по традиции возводились в жреческое достоинство (это было высшее признание заслуг перед римским народом и сенатом). В сорокалетнем возрасте Тацит становится консулом, но вскоре отходит от активной политической деятельности и полностью посвящает себя занятиям историей и литературой.

Тацитом создано значительное число трудов, среди которых прежде всего следует назвать его знаменитые «Анналы» и «Историю». Эти две работы, написанные Тацитом на склоне жизни, обессмертили его имя. К ним в обязательном порядке обращается любой историк, желающий получить фундаментальную подготовку и стремящийся выработать навыки профессионального мышления.

Однако для культурологов интерес представляют не эти фундаментальные исследования, а так называемые opera minora, небольшие работы, написанные Тацитом в начале научной и публицистической деятельности, и прежде всего «О происхождении германцев и местоположении Германии», созданная в 98 г. По своему жанру она представляет род путевых заметок, повествующих о быте, нравах, обычаях германских племен, о политическом устройстве их государства. Подобный жанр был широко распространен в древнегреческой литературе, но и римские авторы достаточно часто использовали его при написании своих собственных произведений.

В данной работе Тацит, опираясь преимущественно на вторичные источники, предпринимает впечатляющую попытку дать объемное изображение жизни варварских племен, которые уже тогда воспринимались как серьезная угроза Риму. Свой анализ Тацит проводит с позиции представителя римской аристократии, прекрасно осознающего различия культурных уровней римлян и германцев, безоговорочно верующего в то, что мир варварства и мир цивилизации изначально антагонистичны. Однако в отличие от своих современников, видевших в тех, кто не был гражданином Рима, примитивных, низших существ, движимых исключительно животными инстинктами и не способных к творческой, созидательной деятельности, он демонстрирует более взвешенный и объективный подход. Признавая тот факт, что германцы находятся на более низкой ступени культурного развития, чем римляне, Тацит вместе с тем подчеркивает, что они обладают рядом чрезвычайно ценных качеств, которые утрачены гражданами Вечного города. Он обращает внимание на то, что общественное устройство германцев базируется на принципах демократии, что власть их вождей ограничена такими представительными органами, как советы старейшин, что цари у них выбираются из числа наиболее достойных и мудрых. С особым пиететом он повествует о моральных установлениях германцев. Он пишет:

 

Браки у них соблюдаются в строгости, и ни одна сторона их нравов не заслуживает такой похвалы, как эта, ведь они почти единственные из варваров довольствуются, за очень немногим исключением, одной женой, а если кто и имеет по несколько жен, то его побуждает к этому не любострастие, а занимаемое им положение. Так ограждается их целомудрие, и они живут, не зная порождаемых зрелищами соблазнов, не развращаемые обольщеньями пиров¹¹.

 

Особо Тацит акцентирует внимание читателей на том, что «пороки там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращенным у них (германцев) не называется идти в ногу со временем»¹². Не проходит мимо пристального взгляда Тацита и то, что «ростовщичество и извлечение выгоды из него германцам неизвестно и это оберегает их от него надежнее, чем, если бы оно воспрещалось»¹³.

Вознося на пьедестал германцев, Тацит косвенно критиковал нравы императорского Рима времен его заката, где представления о чести, человеческом достоинстве, супружеской верности коренным образом отличались от тех, которые существовали во времена полисной демократии. Трактат Тацита, построенный на неявном сравнении образа жизни, обычаев, черт характера римлян и германцев, общественного устройства союза германских племен и Римской империи, по сути, был первым в истории европейской общественной мысли трудом, где давалась критика цивилизации как таковой. Есть основания утверждать, что тот критицизм, который демонстрируют по отношению к западной цивилизации многие из известных зарубежных ученых-культурологов, своими корнями уходит в рассуждения Тацита, первым сформулировавшим идею о том, что цивилизация несет с собой не только благо, но и зло.

В этом, думается, прежде всего необходимо видеть заслугу Тацита перед культурологией, ибо до него мир цивилизации (а по представлениям древних римлян, это было географическое пространство, ограниченное рамками Римской империи) воспринимался исключительно в позитивном ключе. Говоря другими словами, Тациту принадлежит приоритет в постановке проблемы, которая и до сегодняшнего дня не потеряла своей актуальности, — проблемы соотношения культуры и цивилизации.

Следует также отметить, что Тацит первым из европейских мыслителей сформулировал критерии, позволяющие провести пограничную линию между странами и государствами цивилизованными и нецивилизованными. С его точки зрения, первые отличаются от вторых прежде всего тем, что у них есть государственность, высокий уровень материального благосостояния и письменность. По его мнению, цивилизованные народы живут в городах, они способны возделывать землю и получать обильные урожаи, обрабатывать металлы и создавать произведения искусства. Признаком цивилизованности, по Тациту, является имущественное и профессиональное расслоение общества, выделение в нем людей, занимающихся специализированной деятельностью, связанной с управлением, судопроизводством, отправлением религиозных обрядов, смена форм брака и изменение его роли в общественной жизни.

По сути, Тацитом называются все те признаки, на которых акцентирует внимание большинство этнографов XX века, исследующих в своих сочинениях проблемы культурно-исторической типологии и стадий исторического развития человеческого общества.

Тацита, наряду с греческими авторами, можно отнести к числу первых этнографов, заложивших основы исследования локальных культур, выработавших принципы систематизации этнографического материала, на которые опираются в своих исследованиях и современные этнологи.

После Тацита практически никто из римских мыслителей культурологическими проблемами не занимался. Обществ