III отделение СЕИВК: история создания, функции, оценки в историографии

«Очистить Отечество от заразы, столько лет среди его таившейся»:

– 25.06 1826 – преобразование Особой канцелярии МВД в Третье отделение СЕИВК

Восстание декабристов подтолкнуло Николая I к созданию специального полицейского учреждения, способного более эффективно противостоять «заговорам и злоумышлениям». Проводником императорской идеи стал А.Х. Бенкендорф, разработавший Проект об устройстве высшей полиции. Создавалось ведомство, подотчётное только царю. Однако претворение проекта в жизнь затянулось на несколько месяцев. Только 25 июня 1826 г. Высочайшим указом учреждается должность шефа жандармов. На этот важный пост назначается автор Проекта – генерал-лейтенант Бенкендорф.Граф Александр Христофорович Бенкендорф в сво­их записках объясняет возникновение вверенного ему учрежде­ния: «Император Николай стремился к искоренению злоупотреб­лений, вкравшихся во многие части управления, и убедился из внезапно открытого заговора, обагрившего кровью первые мину­ты нового царствования, в необходимости повсеместного более бдительного надзора, который окончательно стекался бы в одно средоточие. Государь избрал меня для образования высшей поли­ции, которая покровительствовала бы угнетенным и наблюдала бы за злоумышлениями и людьми, к ним склонными. Таким об­разом император создавал орган, при помощи которого он мог непосредственно следить не только за появлением антигосударст­венных элементов в обществе, но и за действием всей сложной административной машины. Поэтому высочайшее повеление об учреждении III Отделения гласит, между прочим: «Предписать всем начальникам губерний и сообщить другим лицам, до кото­рых сие касаться может, дабы они о всех предметах, в состав III Отделения собственной моей канцелярии входящих, доноси­ли прямо на имя мое, с надписью».

В «Русской правде» Пестеля в разделе «Записки о государственном уп­равлении» автор намечал полицейскую систему будущего государства, еще монархического:

– «Высшее благочиние охраняет правительство, государя и госу­дарственные сословия от опасностей, могущих угрожать образу правления, настоящему порядку вещей и самому существованию гражданского общества или государства, и по важности сей цели именуется оно вышним...» Оно «требует непроницаемой тьмы и потому должно быть поручено единственно государственному главе сего приказа, который может оное устраивать посредством канцелярии, особенно для сего предмета при нем находящейся...» Имена чиновников «не должны быть никому известны, исключая государя и главы благочиния».

– Рассматривая функции бла­гочиния, Пестель включает в них наблюдение за правильным хо­дом государственного аппарата, преследование противоправи­тельственных учений и обществ и иностранный шпионаж. «Для исполнения всех сих обязанностей имеет вышнее благочиние не­пременную надобность в многоразличных сведениях, из коих не­которые могут быть доставляемы обыкновенным благочинием и посторонними отраслями правления, между тем как другие мо­гут быть получаемы единственно посредством тайных розысков. Тайные розыски, или шпионство, суть посему не только позволи­тельное и законное, но даже надежнейшее и почти, можно ска­зать, единственное средство, коим вышнее благочиние поставля­ется в возможность достигнуть предназначенной ему цели».

– Изложив принципы высшей тайной полиции, Пестель переходил к устройству того, что он называл благочини­ем обыкновенным, или открытым. В документе говорится об организации «внутренней стражи» = той силы, «которая, превышая все частные силы, принуждает всех и каждого к испол­нению повелений правительства». «Для составле­ния внутренней стражи, думаю я, 50 000 жандармов будут для все­го государства достаточны. Каждая область имела бы оных 5000, а каждая губерния 1000, из коих 500 конных и 500 пеших... Содер­жание жандармов и жалованье их офицеров должны быть втрое против полевых войск, ибо сия служба столь же опасна, гораздо труднее, а между тем вовсе не благодарна».

Вывод: враг самодержавия Пестель и апологет самодержавия Бенкендорф в вопросе обеспечения внутренней стабильности государства придерживались одинаковых взглядов.

Наиболее подробно характеризует сущность проекта Бенкендорфа о создании в России высшей полиции историк Э. Макаревич. Вечером 14 декабря 1825 г. он обдумывал проект, который через несколько дней выльется в двухстраничную записку Николаю I «О высшей полиции». Государь, только что взошедший на трон и сразу испытавший потрясение от событий на Сенатской площади, не мог не понимать, что проект Бенкендорфа соответствует его собственным мыслям о реорганизации власти. Над всеми государственными учреждениями должна была встать личная канцелярия Императора, высшая сила которой заключалась в совмещении функций подбора кадров, разработки и кодификации законов и политического сыска. Проект Бенкендорфа = программа создания политической полиции в России, которая занималась бы политическим сыском и сбором политической информации. Бенкендорф определил политический сыск как поиск и выявление лиц, групп и организаций, которые в своих воззрениях расходятся с режимом, пресечение деятельности оных, когда они активно выходят на тропу интеллектуальной и гражданской борьбы.

Бенкендорф определил в III отделении пять экспедиций. Первая связана с революционерами («тень» декабристов), вторая занималась сектантами (церковь – это вера, а веру надо охранять от покушений), третья – работа по иностранцам (западные демократические влияния), четвёртая – работа с прессой и театрами («от слова всё зло»), пятая – работа по уголовникам. Другая часть компетенции III отделения определялась заветом Бенкендорфа: знание общественного мнения важно для власти так же, как топография для командующего, поэтому необходимо информировать царя о настроениях в обществе.

Граф А. X. Бенкендорф оставался во главе Отделения до своей смерти (15 сентября 1841 года); преемником его был князь Александр Федорович Орлов (по 5 апреля 1856 года). С 1856 по 1866 год шефом жандармов был князь Василий Андреевич Долго­рукий, с 1866 по 1874 год – граф Петр Андреевич Шувалов, с 1874 по 1876 год – Александр Львович Потапов, с 1876 по 4 августа 1878 года (в этот день он был убит революционером Кравчинским) Ни­колай Владимирович Мезенцев, с 1878 по 1880 год, когда III Отде­ление было (при графе М. Т. Лорис-Меликове) упразднено, – Александр Романович Дрентельн. Все эти лица были генерал-адъ­ютантами.

Бенкендорф: центральный аппарат политической полиции в такой стране как Россия не может функционировать без опоры на местные структуры. Кто будет заниматься политическим сыском, пресечением антигосударственной деятельности, сбором политической информации на огромных просторах империи от Сибири до Польши, от северных поселений до кавказских аулов?

Идея Бенкендорфа проста и эффективна: возложить эту обязанность на жандармов, которые появились в армии при Павле I, которым во время заграничного похода русских войск в 1815 г. главнокомандующий М. Б. Барклай-де-Толли определил главное занятие: «Наблюдение за порядком на бивуаках и кантонир-квартирах, отвод раненых во время сражения на перевязочные пункты, поимку мародёров и т.п.». После войны жандармские части осели в столицах, губернских городах и портах. К ним обращались, когда надо было собрать недоимки, поймать разбойников, подавить неповинующихся.

В Третье отделение, к руководителю высшей полиции, могли бы стекаться сведения от жандармов, рассеянных во «всех городах России» и во всех частях войск. Двойная суть жандармов – и военные, и полицейские; а в сыскной службе – офицеры, а не гражданские чиновники, показалась исключительно удачной.

3 июля 1826 года Николай I подписывает указ о создании Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, не доверяя министерствам и ведомствам, последовательно сосредотачивая функции государственного управления в собственной канцелярии, превращая её в высшее государственное учреждение. Канцелярия подразделялась на отделения, ведавшие конкретными вопросами государственного управления. III отделение было сформировано на основе Особой канцелярии МВД. Главноуправляющим был назначен Бенкендорф.

Объяснение причин создания централизованного полицейского учреждения с жёсткой военной субординацией и дисциплиной мы находим в работе Н. Сысоева: «Император Николай, – писал спустя годы Бенкендорф, – стремился к искоренению злоупотреблений, вкравшихся во многие части управления, и убедился из внезапно открывшегося заговора, обагрившего кровью первые минуты нового царствования в необходимости повсеместного более бдительного надзора, который окончательно стекался бы в одно средоточение. Государь избрал меня для образования высшей полиции, которая бы покровительствовала бы утеснённым и наблюдала бы за злоумышлениями и людьми, к ним склонным...».

Третьему отделению был определён широкий круг задач. Согласно Положению в его ведение поступали «все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей полиции; сведения о числе существующих в государстве разных сект и расколов; известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и прочее; подробные сведения о всех людях, под надзором полиции состоящих; высылка и размещение людей подозрительных и вредных; заведывание наблюдательное и хозяйственное всех мест заключения, в коих заключаются государственные преступники...». Сюда же стекалась информация из МВД о количестве уголовных преступлений, статистические данные обо всех «важных» происшествиях (беспорядках, пожарах, наводнениях, эпидемиях и т.д.), данные о числе въехавших в империю и выехавших за её пределы иностранных подданных и прочее.

Э. Макаревич отмечает, что, несмотря на широкие полномочия, численность чиновников Третьего отделения едва превышала 30 человек. Поэтому для облегчения их работы по сбору нужной информации Николай I повелел «всем начальникам губерний... о всех предметах, входящих в состав Третьего отделения собственной моей канцелярии, доносить прямо на моё имя, с надписью: по Третьему отделению сей канцелярии». Предписание царя выполнялось государственными чиновниками неукоснительно, что существенно способствовало оперативному реагированию на «злоумышления». (Макаревич, Э. Граф Бенкендорф – творец государственной безопасности. Диалог. 1997. №1).

 

Одним из главных условий успехов своего ведомства Бенкендорф видел в личностях сотрудников и подбирал их осторожно и тщательно. Высшая наблюдательная, сиречь тайная, полиция, считал шеф жандармов, есть и око, и ухо, но главным образом разум, потому каждый работник должен быть способен делать максимум возможного. Такие работники в большинстве своем и составляли Третье отделение. К примеру, Леонтий Дубельт, которого даже Герцен признавал умницей, или Михаил фон Фок, после смерти которого Пушкин отметил в записной книжке: «Смерть его есть бедствие общественное» (Э. Макаревич).

Таким же тщательным был и подбор жандармов, численность которых в первый год существования корпуса составляло 4278, а в последний – 68808 человек. Особенно строгим был отбор офицеров – только по отличным рекомендациям и протекциям высокопоставленных лиц не младше 25 лет, при непременных экзаменах, прохождении испытательного срока и дополнительного курса обучения.

Историк Н. Калмыков = наиболее популярная реплика учебников истории: некоторые армейские и флотские офицеры не подавали руки «голубым мундирам», считая их поле деятельности не вполне благородным. В то же время, сохраняя объективность взгляда на эпоху, указывает: многие офицеры николаевской России мечтали облачиться в мундир небесно-голубого цвета, который открывал широкое поле деятельности, избавлял от каждодневной муштры и мелочной опеки, гарантировал солидный денежный оклад. Автор приводит любопытную статистику: в 1871 г. подали прошения о переводе в жандармский корпус 142 армейских офицера, отобран из них был 21 человек, а к занятиям допущено всего 6. Бенкендорф всячески поддерживал высокий престиж своих сотрудников в общественном мнении и зачастую считал необходимым являть в этом и личный пример.

Исполнительным органом Третьего отделения явились жандармы, сведённые в апреле 1827 г. в корпус, структура которого была приближена к военной. Жан­дармские части постепенно обособлялись от военного ведомства и становились в теснейшую связь с Отделением:

– в 1836 году все жандармские части, находившиеся в ведении корпуса внутренней стражи, выделены и включены в состав об­разованного корпуса жандармов, подчиненного исключительно своему шефу (он же главный начальник III Отделения).

– в 1839 го­ду должность начальника штаба корпуса жандармов соединена с должностью управляющего III Отделением.

– в 1842 году жан­дармский полк, состоявший при войсках, подчинен шефу жан­дармов во всех отношениях и включен в состав корпуса жандар­мов.

– для ближайшего управления сетью жандармских команд, раскинутых по всей империи, в 1826 году образовано пять окру­гов (в 1843 году число их возросло до восьми); округа эти разде­лены на отделения со штаб-офицерами (начальниками отделе­ний) во главе; в состав округа входило несколько губерний (7-8). Во главе его стоял окружной жандармский генерал с минимальным числом чиновников. В его задачу входили осуществление общего полицейского надзора на подведомственной территории и сбор необходимой информации о благонадёжности. В каждом губернском городе находился жандармский штаб-офицер с аналогичными окружному генералу задачами. В связи со сведением жандармских структур в корпус его шефу Бенкендорфу были предоставлены права командира отдельного (армейского) корпуса, окружным генералам – начальников дивизии, а жандармским штаб-офицерам – статус полковых командиров. Управление нового полицейского формирования тоже приближалось к военному.

С 1826 года важнейшей обязанностью жандармских чинов по­мимо полицейской службы становится и наблюдательная дея­тельность:

– приказом шефа жандармов от 31 августа 1826 года предписано всем начальникам жандармских частей доносить ему «обо всех происшествиях» в местах квартирования частей, а так­же «о всех примечательных фактах», о которых «чины» узнают, сведения, «заслуживающие особого внимания», предписывалось посылать в конвертах с надписью «в собственные руки».

– в нача­ле 1827 года издана особая инструкция, определяющая обя­занности жандармских чинов «по наблюдательной части». Не доверяя бюрократичес­кой системе управления, особенно широко развернувшейся со времени административных реформ его брата, он пытался пре­вратить всю чиновническую массу, от министров до коллежских регистраторов, в покорных исполнителей царской, и только царской воли. Бенкендорф в записке к Николаю замечал: «Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необхо­димо, чтобы она подчинялась системе строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали...»

Понятие безопасности у Александра Христофоровича сводилось к наблюдению за министерствами и ведомствами = Третье отделение вмешивалось в их дела, пыталось пресечь злоупотребления, остановить бюрократические нелепости в соответствии с истиной = интересы любого ведомства не должны заслонять интересы государства. Бенкендорф ввёл в практику ежегодные отчёты Третьего отделения для царя (аналитические записки на основе донесений жандармских офицеров).

III Отделение СЕИВК было направлено на борьбу с бюрократической системой. Вместе с ростом аппарата росла путаница взаимоотношений отдельных его частей, количество злоупотреблений. В первой четверти ХIХ века во время судебных разбирательств приходилось справляться с боярскими приговорами времен царя Михаила Федоровича, а Уложение его сына было единственным кодифицированным памятником дейст­вующего права. Сохранялся незыблемым, и в течение очень дол­гого времени, принцип «кормлений», согласно которому каждое должностное лицо должно было питаться от рода своей службы. Оклады чиновников были поразительно ничтожны. Полицмейстер или почтмейстер не могли существовать на свое скудное жалованье. Первый из них, получая 600 рублей ассигна­циями в год, принужден был тратить на одну свою канцелярию не менее 4000 рублей, а содержания второго едва ли доставало на отопление, освещение конторы, бумагу, свинец и прочее. Губер­нии делились по признаку рентабельности. Ф. Ф. Вигель об одном из пензенских губернаторов: «Новый губернатор царствовал тиранически, деспотически. Он действовал как человек, который убежден, что лихоимство есть неотъемлемое священное право всех тех, кои облечены ка­кою-либо властию, и говорил о том непринужденно, откровенно. Мне, признаюсь, это нравилось; истинное убеждение во всяком человеке готов я уважать. Иногда в присутствии пензенских жите­лей позволял он себе смеяться над недостатком их в щедрости: «Хороша здесь ярмарка, – говорил он им с досадною усмеш­кой. – Бердичевская в Волынской губернии дает тридцать тысяч серебром губернатору; а мне здесь купчишки поднесли три пуда сахару; вот я же их!»

О том, что III Отделение всерьез относилось к поставленной ему в области контроля за чиновниками задаче, свидетельствует дошедшая до нас переписка директора канцелярии Отделения М. Я. Фока с Бен­кендорфом во время пребывания последнего на коронации в Москве. Рассуждая о внутренних непорядках, Фок в письме от 17 сентября 1826 года говорит: «...городское управление должно знать законы и быть столь же беспристрастным, как они. Да это, скажут, план республики…. Положим, так, но это не при­чина отказываться от совершенствования полицейского управ­ления». В следующем письме он соглашается с ходящими в городе слухами: «Бюрократия, говорят, это гложущий червь, которого следует уничтожить огнем или железом; в противном случае не­возможны ни личная безопасность, ни осуществление самых благих и хорошо обдуманных намерений, которые, конечно, противны интересам этой гидры, более опасной, чем сказочная гидра. Она ненасытна; это пропасть, становящаяся все шире по мере того, как прибывают бросаемые в нее жертвы... Начатые с этою целью преследования настолько же полезны, насколько и необходимы; в этом все согласны...». «Подавить происки бюрократии, – замечает он в одном из пи­сем, – намерение благотворное; но ведь чем дальше продвигаешься вперед, тем больше встречаешь виновных, так что, вследст­вие одной уж многочисленности их, они останутся безнаказанны­ми. По меньшей мере, преследование их затруднится и неизбеж­но проникнется характером сплетен».

В желании поставить предел бюрократиче­ским аппетитам, правительству пришлось прибегнуть к старым приемам – ревизиям. Молодые люди в жандармских мундирах или голу­бых воротниках, в чьих подорожных было написано: едут «по особенной надобности».

III Отделение являлось учреждением со сравни­тельно небольшим аппаратом.

Первоначально личный состав был определен в 16 человек, которые должны были обслуживать все четыре экспедиции.

Функции между этими экспедициями рас­пределялись:

I экспедиция ведала всеми политическими делами – «предме­тами высшей полиции и сведениями о лицах, состоящих под по­лицейским надзором».

II экспедиция – раскольниками, сектантами, фальшивомо­нетчиками, уголовными убийствами, местами заключения и кре­стьянским вопросом.

III экспедиция занималась специально иностранцами.

IV экспедиция вела переписку о «всех вообще происшестви­ях», ведала личным составом, пожалованиями и т. п.

Постепенно работа III Отделения усложнялась. В 1828 году к кругу его деятельности была причислена и театральная цензура, в 1842 году выделенная в специальную V экспедицию. Увеличи­лось и число служащих: к концу николаевского царствования штат состоял из 40 человек. Строгого размежевания дел между экспедициями не было, в течение долгого времени не было и установленной формы переписки. Наиболее секрет­ные дела, в том числе работа тайной агентуры, были подчине­ны непосредственно управляющему III Отделением – сначала М. Я. фон Фоку, потом А. Н. Мордвинову и Л. В. Дубельту. Управляющий отделением, вместе с двумя-тремя наиболее ответ­ственными сотрудниками, являлся двигателем всей системы. Он непосредственно сносился с тай­ными агентами, на его имя поступали доносы и жалобы, от него зависело дать делу оборот, так или иначе отредакти­ровать всеподданнейший доклад.

Материалы по истории тайной полиции бедны сведениями о «приватной» агентуре III Отделения. По результатам его можно судить, что поставлено оно было довольно примитивно. Исследователи революционного движения 60-х годов, знакомясь со сводками агентурных донесений о революционных деятелях – Лаврове, Чернышевском, отмечают чрезвычайную скудность шпионских данных. Наблюдение за Чернышевским, по словам ис­торика А. Шилова («Красный архив», 1926), показывает «низкий уровень агентов...». Их донесения не выходили из пределов дан­ных наружного наблюдения или сообщений о «толках и слухах». Никакой «внутренней агентуры», дававшей впоследствии столько ценных для охранки сведений, не существовало. Не существовало и настоящих «секретных сотрудников». Данные «наружного на­блюдения», «толки и слухи», перлюстрация писем, материалы, по­лучаемые при обысках, и «откровенные показания» раскаивающе­гося или доведенного каким-нибудь способом до «раскаивания» – вот чем располагало III Отделение. Агенты, слонявшиеся по рынкам и трактирам и крайне редко проникав­шие в дома так называемого «приличного общества», могли по­ставлять только материалы «слухов и толков». Что касается постоян­ного наблюдения, то оно производилось сравни­тельно редко. Так, например, в мае 1849 года в районе Зимнего дворца стал ежедневно гулять подозрительный незнакомец. За неизвестным было установлено наблюдение. 4 мая он вовсе на прогулку не вы­шел, чем очень смутил Дубельта: уж не скрылся ли? 5 мая он был задержан и оказался совершенно безвинным отставным драгун­ским поручиком. В оправдание ретивости Дубельт сообщал: «Кажется, он несколько расстроен в уме».

Слабо организован был и внутренний справоч­ный материал Отделения. В отчете за 1828 год Бенкендорф писал: «За все три года своего существования надзор отмечал на своих карточках всех лиц, в том или ином отношении выдвигавшихся из толпы. Так называемые либералы, приверженцы, а также и апос­толы русской конституции в большинстве случаев занесены в списки надзора. За их действиями, суждениями и связями уста­новлено тщательное наблюдение». Карточки эти до нас не дошли, но трудно предполагать, что они были составлены сколько-ни­будь организованно. В сохранившемся большом личном алфавите III Отделения помещены только те фамилии, которые стояли в заголовках дел. Обыч­но при столкновении с III Отделением какого-нибудь лица управ­ляющий требовал архивную «справку» о данном обвиняемом или просителе. И если на него специального дела заведено не было, архив отвечал, что сведений нет. Только в 70-х годах был налажен справочный аппарат, использовавший не только обложки, но и содержание делопроизводства.

Обзоры III Отделения.

Уже в «Обзоре общественного мнения» за 1827 год = картина отношения к правительству различных со­циальных групп, дана социальная иерархия:

– на первом месте обзор ставит «двор», то есть «круг лиц, из ко­их собственно и составляется придворное общество». Жан­дармский надзор отмечает две группы: телом и душой преданных императору и партию вдовствующей императрицы. Настроение придворных несущественно: «Мнение двора не представляет значения для правительства, так как оно (мнение) не играет никакой роли в об­ществе».

– на втором месте стоит «высшее общество», то есть столичная аристократия и бюрократическая верхушка. Здесь обзор устанав­ливает деление на две группы: «довольных» и «недовольных». Недовольные – это либо опальные вельможи прежнего царствования, либо сторонники аристократической конституции на английский манер, «члены английского клуба». Последние кажутся опаснее, но ни те ни другие не представляют сколько-нибудь значительной угрозы в смысле перехода к како­му-нибудь действию.

– далее идет «средний класс: помещики, живущие в столицах и других городах, неслужащие дворяне, купцы первой гильдии, образованные люди и литераторы. Это многочисленный класс, разнородные элементы коего спаяны в одно целое, составляет, так сказать, душу империи». Здесь все обстоит благополучно: «Улуч­шение настроения и общественного мнения этого класса про­грессирует с поразительной быстротой». Правда, все эти группы имеют свои мелкие жалобы. Помещики и купцы страдают от на­логовой политики и денежных затруднений, литераторы недо­вольны бездеятельностью Министерства народного просвеще­ния. Основной факт непреложен: «средний класс» является надежнейшей опорой правительства.

– следующая социальная группа, выделяемая «Обзором», = чиновничество. Последнее не внушает сколько-нибудь се­рьезных опасений, но «морально наиболее развращено» и требует попечения с этой стороны. «Хищения, подлоги, превратное тол­кование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической си­стемы».

В «Картине общественного мнения за 1829 год» дан разбор всех министерств и министров. В своей критике жан­дармы, «не взирая на лица», были довольно резки:

– о министре финансов Канкрине: «человек знающий, просве­щенный, деятельный и трудолюбивый, но упрямый; не слушает никого, кроме нескольких любимцев, которые его обманывают».

– министр внутренних дел Закревский «деятелен и враг хищений, но совершенный невежа».

– военный министр граф Чернышев «пользуется печаль­ной репутацией: это предмет ненависти публики, всех классов без исключения».

Наряду с характеристикой высших бюрократов жестокой критике подвергается и вся государственная система.

В «Обзоре общественного мнения» выделены три отдельные группы: армия, крепостное крестьянство и духовенство.

– в армии: нельзя, мо­жет быть, определенно утверждать, что армия в целом довольна, но надо сознаться, что она «вполне спокойна и прекрасно настро­ена».

– неблагополучно обстоит с крестьянством, жаждущим осво­бождения, и массой духовенства. Последнее живет почти в одина­ковых условиях с крестьянством и заражается его настроениями.

Интелли­гентская дворянская молодежь = в ее характеристике пафос: «Молодежь, то есть дворянчики от 17 до 25 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и ре­форматорский дух, выливающиеся в разные формы и чаще всего прикрывающиеся маской русского патриотизма. Тенденции, не­заметно внедряемые старшинами в них, иногда даже собственны­ми отцами, превращают этих молодых людей в настоящих карбо­нариев. Все это несчастие происходит от дурного воспитания. Эк­зальтированная молодежь, не имеющая никакого представления ни о положении в России, ни об общем ее состоянии, мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, до­стигнуть коих у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии под­чинения. В этом развращенном слое общества мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ».

Центр оперативной деятельности III Отде­ления = слежка за молодежью, которая есть благоприятная почва для возникновения «тайных обществ». «Наблюдение вскоре убедило, что преступные замыслы (имеются в виду декабристы) не оставили в обществе почти ника­кого следа. Оренбургское дело и ничтожная попытка образования тайного общества в Москве (дела Колесникова и братьев Крит­ских) были единственными, можно сказать, исключительными случаями, обратившими на себя внимание Отделения в первые пять лет его существования».

В характеристике «общественного мнения», помимо разреза социального, был разрез национальный = упомянуты только прибалтийские провин­ции, Финляндия и Польша. В Польше III Отделение не имело силы: там действова­ла, хотя в значительной степени лишь на бумаге, своя конституция, а наместник, великий князь Константин, относился к жандармам скептически, в польские губернии их не допускал. Восстание 1830-1831 годов сразу изменило обстановку. Бенкендорф писал великому князю Константину в 1830 году: «У нас эта война будет войной национальной, тем не менее она большое для нас несчастье. Она послужит поощрением для негодя­ев всяких национальностей и бросит на весы, и без того уже накло­няющиеся в другую сторону, большую тяжесть в пользу мятежа против законной власти».

После подавления восстания польская конституция была уничтожена и III Отделение распространилось на Польшу, была создана заграничная агентура. Рассказ жандарма Ломачевского, относящийся к его деятельности в виленской следственной комис­сии 1841 года. Когда председатель комиссии, изумившись рвению одного из ее членов, полковника Н., спросил его: «Скажите, пол­ковник, что, по вашему мнению, лучше для государя: не раскрыть вполне преступления или, напутав небылиц, обвинить невинно­го?» – тот ответил: «Лучше обвинить невинного, потому что они здесь все виноваты, канальи!»

«Между тем как польские провинции вызывали усиленную де­ятельность III Отделения в политическом отношении, внутрен­ние, чисто русские области империи оставались по-прежнему спокойными и не возбуждали ни малейших опасений»: за весь период от декабристов до петрашевцев жандармам не довелось раскрыть ни одного крупного рево­люционного дела. Только Оренбургское дело Колесникова, дело братьев Критских, дело Ситникова, кружки, связанные с именами Сунгурова, Герцена и Огарева, Кирилло-Мефодиевское общество.

Николай I не ос­тавлял без внимания ни одного политического доноса. В 1835 году некий Луковский, приехавший из Англии, сооб­щил, что там существует два тайных общества: русское и польское. Он, Луковский, состоит членом этих обществ. Оба они действуют в контакте и предполагают начать в России широкую пропаганду. Для этого печатается соответствующая литература, полная ненависти к России и русскому престолу, и литературу эту будут переправ­лять в Россию по маршруту: Индия – Персия – Грузия – Астра­хань. При всем том Луковский ни одной фамилии не называл и, как полагалось, просил дать ему денег для раскрытия злого умысла. Нелепость доноса была очевидна: после 14 декабря неоткуда было взяться в Англии тайному обществу, а при­думанный маршрут сразу обнаруживал мнимость предприятия. Николай догадался, что его обманывают, и на докладе по доносу Луковского написал резолюцию: «Все это очень неясно, нет ни одно­го положительного указания; во всем этом правда только ненависть к нам англичан». Однако тут же приписал: «Впрочем, в наш век нельзя ничего оставлять без внимания». Про Дубельта говорили, что он вы­думывает заговоры, чтобы пугать постоянно правительство. Если Дубельт сам заговоров и не выдумывал, то он не препятствовал дру­гим измышлять их. Дела III Отделения полны доносов о «государст­венных тайнах» и злоумышлениях против императора, которые по расследовании оказывались надуманными.

 

Оценка деятельности и личности Бенкендорфа в историографии.

Деятельности А. Х. Бенкендорфа как главы Третьего отделения впервые была дана оценка в воспоминаниях современников.Уже тогда намечается последующая тенденция отечественной историографии оценивать личность Бенкендорфа только через его деятельность, причем оценки оказываются порой взаимоисключающими. Наблюдение за недостатками общественного строя и администрации, стремление пресечь злоупотребления силой и властью и устранить ошибки и слабые стороны управления приводили Третье отделение к вмешательству в дела почти всех ведомств и вызывали с их стороны не всегда благожелательное отношение к Бенкендорфу.

Отсюда негативные реплики М. А. Корфа и Ф. Ф. Вигеля, касающиеся компетентности Бенкендорфа в делах. В абсолютности российской расхлябанности и волокитства новые продуктивные дела и идеи встречали жесткое сопротивление старой бюрократии. Об этом писал сам Бенкендорф: «…но трудно действовать, с каждым днем гнев высших чиновников, а именно генерал-губернаторов обеих столиц растет против меня по той причине, что общественное мнение высказывается за учреждение высшей охранительной полиции и, осмелюсь сказать, за то, как я руковожу ею»[1]. Барон А. Дельвиг в своих воспоминаниях оставил такую запись: «На упоминание о законе Бенкендорф ответил: «Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться»[2]. Главе Третьего отделения, в силу вверенных императором обязанностей, действительно пришлось встать над законом, чтобы восстанавливать в государстве порядок с точки зрения монархиста-консерватора.

Ссыльный декабрист Волконский С. Г.: что «наличие этой отрасли соглядатайства может быть полезно и царю и отечеству»[3]. Герцен называл Бенкендорфа «начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право вмешиваться во все»[4]. Об отношении простого народа к жандармам свидетельствует эпизод, приведенный М. А. Корфом: «Когда в 1837 г. Бенкендорф опасно заболел, Государь и его семья окружили его знаками внимания и участия. Австрийский, прусский, шведский государи выразили ему свое сочувствие; спешили засвидетельствовать свои чувства и представители русской знати и бюрократии. Боялись за его жизнь и низшие слои населения, среди которых он был популярен за терпеливо-любезное отношение к просителям и за помощь в делах судебных…»[5]. Сам же Бенкендорф с чувством законной гордости докладывал государю: «Народ любит жандармов; к ним прибегают всегда как к последнему средству исцеления и часто исцеляются…»[6].

В советской историографии оценка роли Бенкендорфа в системе политической власти российской империи дана в двух вариантах, оба негативны. Само Третье отделение советскими авторами воспринималось исключительно как репрессивный орган николаевской эпохи. Один из вариантов = Бенкендорф был безвольной, лишенной ума марионеткой императора Николая. Троцкий И. М.: «…очень скоро для всех стало ясно, что Бенкендорф фактически играет очень незначительную роль в жандармских делах. Это был человек дряблой воли, лишенный каких бы то ни было государственных дарований»[7]. Ю. М. Лотман: «Бенкендорф был, прежде всего, исполнителем монарших предписаний и истолкователем воли царя»[8]. Второй вариант: Александр Христофорович представляется кровавым сатрапом Николая, мучающим декабристов и убийцей Пушкина. В. М. Глинка: «Впрочем, как в данном деле декабристов, так и в некоторых других, например, о Пушкине и Чаадаеве трудно различить роли Бенкендорфа и самого императора Николая…»[9]. Особенно акцентировалось внимание советских авторов на фактах подавления крестьянских волнений, в подавлении которых принимала активное участие жандармерия: «Известно, что в 1830-1831 гг. во многих губерниях в связи с эпидемией холеры произошли массовые выступления крестьян. Вызваны они были строгими карантинными мерами, сопровождавшимися вымогательством и произволом местных властей и полиции. 8 января 1830 г. шеф жандармов сделал доклад императору о крестьянских волнениях…. После арестов, проведенных направленной карательной командой Бенкендорфа, состоялся военный суд над главными участниками волнений, вынесший 10 смертных приговоров. Возвращаясь к докладам Бенкендорфа царю о подавлении волнений, надо отметить, что они канцелярски бесстрастны, предельно обезличены и механистичны. В сухом перечислительном тоне он, равнодушный к добру и злу, будто речь идет не о людях, их наказаниях, пишет о принятых властями мерах, отправленных на подавление волнений воинских и жандармских командах, арестах, порках высылках»[10].