Глава 2. Признание одноклассницы – путь к ссоре.

Помимо Чивы, когда та отчаянно пыталась стать популярной, на слуху была и другая девушка. Нацукава Масузу.

К началу июня парням, признавшимся ей, не было числа. Поговаривали, что общее число признаний перевалило за 5 десятков. Опять же, согласно тому, что говорили отвергнутые, она всем отвечала: «У меня нет намерений встречаться с кем бы то ни было». Даже зная, что их ждёт, люди продолжали признаваться ей.

Из вышесказанного может показаться, что Нацукава крайне популярна в школе; на самом же деле она всегда одна. На переменах она продолжала сидеть за партой, читая книги. После школы немедленно уходила домой. Поначалу некоторые парни пытались втянуть её в разговор, но вскоре, похоже, «не стоит досаждать Нацукаве в классе» стало негласным правилом, и им ничего не осталось, кроме как глазеть на неё. Что до девушек — они дистанцировались от неё. Эти соцзависимые[18] притворно заявили: «Нам, простолюдинам, не место рядом с госпожой», (Расшифровка: «Мы не так красивы, как ты») ― и перестали общаться с ней, словно говоря: «Мы и Нацукава существуем в абсолютно разных мирах» (Расшифровка: «Выскочки пусть общаются между собой»). Не что иное как прямое доказательство того, что сверхпопулярность не так уж и замечательна. Надо бы обратить внимание Чивы на это.

Первый июньский день. При плановой смене мест мне по жребию выпало место рядом с Нацукавой. Я, бесспорно, в ней не заинтересован, единственный плюс — то, что это последняя парта во 2 ряду от окна. Крайне удобное место, где можно прилечь и вздремнуть, но, похоже, остальной класс не разделяет моего мнения. Это я уяснил из завистливых взоров, что были устремлены на меня. Ямамото (член футбольного клуба, которого Нацукава уже однажды отвергла) даже явился для рукопожатия со словами: «Я доверяю тебе». Поскольку оправдывать его ожидания ― одна сплошная головная боль, я отказался от рукопожатия. На следующий день в классе появились слухи уровня «Кидо тоже решил приударить за Нацукавой» и тому подобное, в результате я в панике пошел на соглашение.

Хочу подчеркнуть: не из-за страха, нет. Поскольку это крайне важно прояснить, повторю ещё раз: я не испугался. Мне лишь нужно мирное сосуществование, то, апеллируя к которому, произносят “Love & Peace”. А, нет, любовь не нужна. Значит ― “Peace & Peace”.

Хоть я и не могу отрицать, что был взволнован, словно младшеклассник перед камерой, ― это не важно. Ведь моя цель — пройдя через препятствия, получить рекомендации для университета. Безусловно, любовь проходит под ярлычком «препятствия». Подумать, что я могу увлечься Нацукавой, — ну совсем не смешно. Вот почему Ямамото-кун и остальные могут спать спокойно.

◇

― Ясно. Тебе и впрямь не повезло, — с этими словами Асой Каору, мой одноклассник, кивнул головой.

Разговор шел во время большой перемены. Каору и я сдвинули столы вместе, чтобы перекусить. У меня был домашний бенто, его же обед состоял лишь из хлеба с осьминогом и пачки сока.

― С точки зрения этих юнцов, сидеть рядом с Нацукавой ― это возможность, которой нужно завидовать.

Хоть Каору постоянно употребляет слова вроде «юнцы» и «ребята» в адрес одноклассников, это не вызывает раздражения.

― Я вот думаю, что, если выставить твоё место на аукцион, можно прилично заработать.

― Когда это случится — предупреди меня, я сразу устранюсь из списка претендующих.

Эхх, в последние дни такие вот спокойные моменты — редкость. Всё же такое общение — идеал.

Мне не найти лучшего собеседника, чем Каору.

В 3 классе средней школы он стал моим одноклассником. Благодаря нашим каждодневным разговорам, он более-менее получил представление о моей ситуации с родителями и моих отношениях с Чивой. Однако ж он никогда не пытался узнать больше, великолепно понимая, что не стоит трогать эту тему.

Его можно назвать «мастером» взаимоотношений.

— Впрочем, я больше волнуюсь за Чиваву-тян.

— За Чиву?

— Ведь, единожды решив стать популярной, она же не остановится, пока не достигнет желаемого.

— Вряд ли у неё выйдет. Это же не кендо, где всего можно достичь упорством, — произнёс я, жуя бенто, приготовленное из вчерашних остатков.

Несмотря на то, что оно сделано из вчерашней еды, на вкус совсем неплохо. Надо было и для Чивы сделать.

— Думается мне, что достаточно Чиваве-тян начать вести себя как обычной девушке, и она тут же станет популярна.

— Точно. Если не будет говорить и бегать, то, наверняка, станет.

— Ты часом не путаешь её с Комаину[19]?

В точку. Если она примет позу храмовой Комаину, то, может, хоть тогда у неё парень появится. Внешностью-то её судьба не обидела.

— А, впрочем, ей же однажды признавались в средней школе.

— Что? Кто?

— Капитан мужской команды кендо. Разве ты не знал? В то время об этом много говорили.

Впервые слышу. В нашей средней школе сильными были и женская, и мужская команды по кендо. Но даже среди них капитан мужской команды очень выделялся, будучи хорош и в учёбе, и в спорте. Я слышал, что позже он поступил в лучшую частную школу префектуры. Внешне, полагаю, он тоже был хорош.

Хе, так ей признавались.

— Но я не помню, чтобы она с кем-то встречалась.

— Естественно. Чивава-тян же отвергла его.

— Не понимаю, и чего она упустила такого парня?

— Эхх, — тяжело вздохнул Каору.

— Что такое?

— Да так, просто подумалось, действительно ли ты думаешь так, как сказал?

— Естественно. Я ненавижу подобные шутки.

— Знаю, ты у нас серьёзен во всём.

Что? На что ты намекаешь-то?

— Если Чивава-тян станет популярной, у неё от этого будут проблемы.

— Думаешь, снова будет отвергать всех подряд? Вряд ли: она порядком изменилась.

Она же ведь хочет стать популярной не для того, чтобы завести парня? А так ли это? Она сказала, что хочет романтики а-ля сёдзё-манга. А про парня-то не было и слова… Хм…

— Что-то я уже не понимаю, о чем она думает.

— Ох-ох-хо, — со вздохом пожал Каору плечами. Словно соглашаясь с ним, прозвенел первый звонок, возвещающий, что до конца обеденного перерыва 5 минут.

◇

Тот же день. После занятий.

— Кидо-кун, не мог бы ты составить мне компанию на пути домой? — вопрос, который произнесла Нацукава Масузу, поверг весь класс в шок.

Что? С чего вдруг? И почему я?

В лёгком замешательстве я бессознательно выложил книги из сумки назад на парту.

А не послышалось ли мне? Да, наверняка эти слова были обращены не ко мне, а к человеку, сидящему позади меня.

Но, обернувшись назад, я никого не увидел. Оно и понятно. Моё место же последнее в ряду.

— Так что, составишь компанию? — с этими словами она взглянула на меня.

Ага, как же, нашла дурака. Голубые глаза и волосы цвета серебра уже выделяют её среди окружающих, но не только они. Её лицо тоже до ужаса красиво, и потому её улыбка очень мила и создаёт впечатление дружелюбной, доброй персоны. С её красотой, наверное, даже превосходно сделанная кукла не сравнится. Она словно сошла со страниц сказки. Если она оденет платье и скажет, что является иностранной принцессой, готов поспорить, ей поверят.

И что с того? Моя мать тоже была одной из первых красавиц в городе. Красивым женщинам нет веры. Я должен ответить Нацукаве категоричным отказом.

Глядя на неё, я сказал:

— И… Я… З-знаешь… я сегодня занят. Ра-ра-раббота, вот.

Чёрт!

— Ясно. Жаль, — ответила Нацукава, и со словами: «Тогда прошу извинить,» — покинула класс.

Ах… Ну и моментик был. Интересно, и как это понимать? Бесспорно, наши места рядом, и иногда мы перебрасываемся словечком, но этого недостаточно для возвращения домой вместе. А, ладно, наверняка это был просто каприз красавицы. Наверняка завтра она уже забудет обо мне.

Вот только моим ожиданиям не суждено было сбыться. И на следующий день, и через два дня Нацукава продолжала предлагать пройтись до дома вместе.

— Да в чем твоя цель-то? — вопросил я шепотом, чтобы избежать лишнего внимания со стороны класса.

— Цель? — мило склонив голову на плечо, переспросила она.

— Ты кому-то проспорила? Или где-то заныкались твои друзья, чтобы заснять меня, смущенного, на камеру, а потом посмеяться? Меня так просто не проведёшь!

— Ты точно хочешь услышать? — с завораживающей улыбкой вопросила Нацукава.

— То есть?

Не поддаваться. Не поддаваться её очарованию, оставаться спокойным.

— Ты точно хочешь услышать причину прямо здесь?

— Иначе бы и не спрашивал!

— Знаешь… я… — с запинкой начала Нацукава, отводя взгляд, словно стесняясь. Затем снова взглянула на меня и продолжила со слезами на глазах. — Я люблю тебя!

В классе повисла мёртвая тишина.

Мой разум опустел, в горле пересохло, и я еле смог выдавить из себя слабое:

— Э?

— Я схожу с ума по тебе.

— Постой, что-то я не пойму…

— Я думаю пошлости о тебе.

— Так понять ещё труднее!

— Я думаю о пошлостях с тобой.

— Вот теперь я понял, но это ухудшило ситуацию.

Класс начал гудеть. Раздавались крики «Кья!» от девушек, перемежающиеся шепотками и вздохами. Парни застыли в неверии. Ямамото же, о котором я упоминал, так вообще опустился на колени, словно выбил последний хоум-ран в своей жизни… Вот только парень был из футбольного клуба.

— Кажется, мы наделали шуму, — смущённо улыбнулась Нацукава.

Похоже, теперь мне некуда деваться.

— Думаю, нам не стоит здесь оставаться, иначе пойдут слухи.

По-моему, уже поздно об этом волноваться.

— Я прошу, забери меня отсюда! Я последую за тобой хоть на край света, — её слова были словно цитаты из дорамы.

Эти наигранные фразы в её исполнении звучали так, что в них хотелось поверить. Может, потому что она красива.

Красавицы, я вас ненавижу!

◇

И тем не менее, я всё же последовал за ней. Хе-хе-хе.

— Какое ещё, к черту, хе-хе-хе?!

— Что случилось? — повернулась ко мне шедшая рядом Нацукава. — Не стоит язвить своему внутреннему голосу, иначе в глазах людей ты будешь выглядеть подозрительно, и свои подозрения они перенесут на меня, идущую рядом с тобой.

— Тогда лучше возвращайся одна!

Поскольку и я, и Нацукава в школу ходим пешком, мы шли в противоположном станции направлении. Хоть что-то хорошее. Если бы пришлось возвращаться на электричке, мне стало бы крайне некомфортно из-за взглядов одноклассников, едущих в том же вагоне.

Так как мы выбрали крайне безлюдный маршрут, я, убедившись, что вокруг никого, наконец спросил:

— Итак, может уже расскажешь?

— Что именно?

— Зачем ты солгала?

— Солгала?

— Признание. В том, что ты влюблена в меня?

На этих словах Нацукава удивлённо взглянула на меня:

— Ты жесток. Моё признание, ради которого я столько собиралась с духом, ты зовёшь ложью?

— Да.

— Думаешь, я тебя ненавижу?

— Да.

— Мне противно его лицо, мне претит дышать с ним одним воздухом; только из-за того, что мы сидим рядом, он навоображал себе всякого, даа! Ну что за идиот, девственник, придурок! Не пытайся выглядеть круто, когда ты всего лишь достойный жалости цыплёнок, так?!

— Ну не настолько же явно!

Что это с ней? Куда делась обычно спокойная девушка? Словно другой человек.

— Ну, раз ты уже всё понял, значит, нет смысла дальше притворяться.

Даже не ожидал, что она не станет ничего отрицать.

— Кидо-кун, как ты уже понял, это признание — ложь. Как я и думала, ты слегка отличаешься от остальных парней.

— Хм, — подозрительная какая-то похвала. Навевает воспоминания о ненавистном прошлом.

— Так, с чего бы начать рассказ?.. — вздохнула Нацукава, глядя на тихое вечернее небо. Я же стоял позади, любуясь её длинными волосами, и ждал продолжения. В этот миг порыв сильного ветра взметнул её юбку. Я ожидал увидеть лишь бёдра, однако ветер поднял юбку выше, выставляя на свет всё, что было скрыто под ней.

Проще говоря: «Н-Н-Ничего… нет!?»

Того, что должно было там быть — не было. Того, что должно было располагаться выше бёдер и что наверняка было бы заметно — не было. Эх… думаю смысла нет в избегании слова.

Трусики. Шортики. Нижнее бельё. Слипы. Названий много, а суть одна, в общем — ни одного из подвидов нательного белья под юбкой не было.

Стоп, стоп, стоп. Спокойно. Рано считать, что их нет.

Может, я их просто не заметил, скажем, ветер оказался не столь уж силён. Хоть он и поднял юбку так, что выше некуда, это ещё не повод думать, что «их там нет».

«Наверное, впечатление, что юбка подлетела высоко — ошибка, и я просто не увидел их», — да, такое объяснение звучит правдоподобно.

Но всё же… А что, если их там и правда нет? Зашибись. И что мне теперь делать с этим знанием?

Нет, лучше зайти с другой стороны. Разве это хорошо? Чего я ожидал от Нацукавы? Ожидал увидеть трусики? И какие же я ожидал увидеть? Это важный вопрос.

Какое должно быть бельё у «госпожи, вернувшейся из-за границы»? Такое, чтобы всем сразу было ясно «очень дорогое!», или простое, ожидаемое от «госпожи, вернувшейся из заграницы» в «интернациональном стиле». Или, быть может, традиционное японское нижнее бельё? Фундоси [20]? Нет, пожалуй, это перебор. Если бы загадочная красавица Нацукава Масузу носила такое, это разрушило бы весь её образ.

Тогда остаётся лишь признать...

Их нет! Разве это плохо? Никакой вражды между сторонниками трусиков из хлопка и сторонниками шёлка, сторонниками многоцветности и простых одноцветных, равно как и споров о том, одевать ли под юкату бельё или нет. [21] Разве это не есть “Peace&Peace”, о котором я так мечтал? В мире всё спокойно. Ну-с, переспрошу на всякий случай.

— Трусики?

— Надеты, — ответила она с улыбкой. Потом повторила ещё раз: «Надеты», — руша тем самым надежду на мир.

— Нет, в этом-то и проблема.

— Почему?

— Из-за них мир погибнет в третьей мировой войне.

— Пусть погибнет. — Незамедлительно ответила Нацукава. — Мир, в котором одноклассник думает, что «они не надеты» лучше пусть подвергнется разрушению.

— Так мир погибнет из-за меня?

Вот так, заговорившись, я оказался в затруднительном положении.

— Прости, что-то я чрезмерно увлёкся.

— Хорошо. Обожаю честных людей, — улыбнулась Нацукава.

— Так о чём мы говорили перед этим?

— О том, зачем мне фальшивое признание в любви к тебе, — незамедлительно ответила Нацукава. — Это долгая история.

Сказала она и сразу же спросила:

— Кидо-кун, ты же ведь слышал что я отвергла многих парней?

— Ты про тот слух, в котором число признавшихся тебе парней измеряется двухзначными цифрами?

— Да. Если быть точной, за 2 месяца мне признались 58 раз.

— Почти каждый день, что ли? — для меня это звучало как сюжет какой-нибудь манги.

— Быть может, моя проблема не особо глобальна, но я этим всем уже по горло сыта. День за днём одноклассники и семпаи наблюдали за мной в классе, будто я им редкая коала. Постоянно держали глупые пари на то, кто завоюет моё сердце. А те, кому я отказала, распространяли всякие слухи обо мне. Нет в этом ничего хорошего.

— У тебя друзья есть? Например, со средней школы.

— Я с 7 лет жила за границей. В город вернулась только в марте.

Ясно. Тут любой взбесится.

— Так почему бы тогда тебе не начать с кем-то встречаться?

— С кем-нибудь?

— Выбери кого-нибудь из признавшихся и стань его девушкой, тогда остальные парни прекратят ходить за тобой.

— Нет, — ответила Нацукава, слегка прикрыв глаза, словно пытаясь погасить в них огонь.

— Встречаться? — произнесла она таким тоном, будто произносила какую-то мерзость. — С чего бы мне опускаться с ними на один уровень? Любовь — всё? И каждое Рождество или Валентинов день ты предлагаешь мне строить из себя смешливую дурочку? Любовь прекрасна? Тогда с чего бы люди убивали друг друга из-за глупых обид? Почему сразу после женитьбы подают на развод? И зачем бросают детей?

Пока она все это говорила, в её глазах цвета воды пылал мрачный огонёк.

— Уж ты-то понимаешь, Кидо-кун. Любовь не так уж и прекрасна или, во всяком случае, не настолько, чтобы её бездумно расхваливать. Те, кто жаждут её — вперёд. А я — увольте. Что ещё за «чувство, заставляющее трепетать сердце», или «я люблю тебя сильнее», или «уж летом-то я наверняка завоюю её»? Всё это бесполезная трата времени! Как по мне: все они — очередная секта. Имя ей — секта Любви, самая злобная секта в мире.

Слова Нацукавы были так же ядовиты, как и слышанные мною прежде, но отличались по настрою, будучи переполнены чистой ненавистью к романтике. Брр…

— Вот как. Теперь мне ясно, — произнёс я, вытирая холодный пот с ладоней о брюки и кивая при этом.

— Поэтому ты и призналась мне? — при этих моих словах лицо Нацукавы снова стало безэмоциональным.

— Что и ожидалось от лучшего в школе ученика. То, что ты быстро это понял, всё упрощает.

Так, если коротко: если она начнёт встречаться с парнем, этой бесконечной череде признаний придёт конец. Вот только к любви она питает ненависть, не желая связывать себя ею. Это и не понадобится, если кто-то просто притворится её парнем.

— Но почему именно я?

— Потому что ты такой же, как и я, не так ли? — с этими словами она коснулась пальцем моей груди. — Я сразу поняла, что ты не заинтересован в романтике… точнее сказать: от всей души ненавидишь её. Когда в общении с друзьями всплывает эта тема, ты стараешься её сменить, так? Даже если покажешься при этом грубияном. Или ты думаешь, что я, сидя рядом, ничего не слышала?

— Ты просто удивительна.

— Правда, я сначала думала, а не гомик ли ты?

Забираю свои слова назад. Нет в тебе ничего удивительного.

— В общем, ещё раз прошу. Кидо Эйта-кун, стань моим «парнем», пожалуйста.

Ну сейчас хоть ясно в чем подвох. Для неё я, анти-романтик, — лучший кандидат на роль фальшивки. Вот только…

— Ни за что.

Нацукава с удивлением склонила голову набок:

— Хоть я и говорю «парень», всё, что от тебя надо, — лишь ежедневно возвращаться домой со мной. Поскольку живём мы с тобой в одной стороне, я не думаю, что это будет большой задачей.

— Нет уж. Парни начнут завидовать, девушки — распускать слухи. К тому же, возможно, твои фаны устроят мне «тёмную».

— Ты и впрямь беспокойный. От этого лысеют, в курсе?

— Замечательно, мне как раз день за днём приходят рекламные проспекты от продавцов париков и шампуней.

Вечно ожидать худшего развития событий — моё кредо.

— Быть может, мы и впрямь с тобой схожи, — в этот раз улыбка Нацукавы отличалась, неся абсолютно иной смысл.

— Бы-быть не может. Ты тоже боишься облысеть?

— Нет, я имею в виду, что мы оба чрезмерно беспокойные. Я ведь тоже волновалась: вдруг просьбу стать моим «парнем» отвергнут. Ведь просить о таком унизительно, и что если поползут слухи…

— Не заблуждайся. Таким я не промышляю.

— Безусловно, я тебе верю. Но, поскольку я чрезмерно беспокоюсь, предпочитаю, чтобы всё шло в соответствии с планом… А потому, Кидо-кун, — Нацукава приблизила лицо на расстояние вздоха. Её завораживающие голубые глаза были устремлены на меня. — Для того, чтобы стать моим «парнем», помимо ненависти к романтике, у выбранного мной человека должна быть ещё одна черта. Как ты думаешь, какая?

— Ка-какая же? — сладкий аромат её волос достигал моего носа. Голова пошла кругом.

— Так вот, Кидо-кун, вторая черта — человек ни за что не должен предать меня. И обоим этим условиям соответствовал лишь Кидо-кун. И потому, Кидо-кун, у меня совсем нет желания отпускать тебя, — её тихий шёпот и её красивое лицо заставили моё сердце трепетать. Затем она отступила на шаг, повернулась ко мне спиной и достала из сумки потрёпанную жёлтую тетрадь.

— Что это за замызганная тетрадь?

Не ответив на мой вопрос, она раскрыла тетрадь и начала читать:

«21 апреля, воскресенье, безоблачно. Ходил в «Имамура» купить перчатки без пальцев. Продавец сказал, что их нет, сделав при этом странное лицо. Фиговый магазин с плохим ассортиментом. Хотя, быть может, перчатки слишком популярны и просто были раскуплены. Скорее бы приобрести их, чтобы, надев, гнать по холодным улицам города.»

— Хм. — Что за… О чём это она? Перчатки без пальцев? Те, у которых срезаны фаланги, что ли? Неужели кто-то до сих пор хочет такие?

«22 апреля, понедельник. Сегодня на обратном пути попал под дождь, и, хоть у меня был с собой зонтик, вернулся вымокшим. Дождь прекрасен, поскольку он смывает все мои грехи, очищая карму.[22]»

Стоп-стоп-стоп. Ты чем думаешь, просто простудишься же. «Он очистит всю мою карму», ххех, надо же. Ты кто такой?

«23 апреля, вторник, облачно. На обратном пути Чива спросила: «Зачем ты носишь с собой фейерверки?» — на что я ей ответил: «И как ты собираешься отбиваться, если вдруг нападут террористы?» На этот аргумент ей нечего было возразить. Вот же, все женщины легкомысленны.»

Ха-ха-ха-ха. Это уж слишком. Чем беспокоиться о нападении террористов, лучше озаботься своим здравомыслием. Да и как фейерверки могут защитить? Разве не очевидно, что Чива в шоке от твоих слов? Стоп!

— Это часом не моя ли тетрадкаааа!?

— В точку. Эта тетрадь — дневник Кидо Эйты времён средней школы, — обернулась Масузу с улыбкой.

— Откуда она у тебяааа!?

— Приобрела в магазинчике перед станцией, что торгует подержанными книгами. 520 йен (вместе с НДС).

— Быть того не можеет!

— Увы, она была вложена в иллюстрированную энциклопедию животных (ограниченный выпуск). Владелец магазинчика — человек в годах, так что не думаю, что он что-то заметил.

Ну да, я хранил дневник в такой энциклопедии, подаренной мне при поступлении в начальную школу. И по сей день она хранится в стенном шкафу. Стоп, а точно ли так? Летом я продал все свои старые учебники в магазин подержанных книг. Неужто вместе с ними и энциклопедию?.. Нет, нет, такого быть не может. Её я должен был оставить. Но вдруг...

— Кидо-кун, тебе не кажется, что глупо пытаться отрицать факты? — увы, тетрадь, которой перед моим носом размахивает Масузу, без сомнений, моя.

— В средней школе ты был ещё тем ребёнком. Но от тебя нынешнего этот образ в корне отличается. Или, быть может, и по сей день он скрыт внутри тебя?

— Ве-верни.

— Ну уж нет, — отвернулась Нацукава.

— Ве-верни, прошу! В этом дневнике слишком много опасного!

— Успокойся, пожалуйста. Я уже отсканировала все странички и сохранила их на ПК.

— Чтоооо?!

— У меня, конечно, стоит антивирус, но что, если какой-нибудь зловредный вирус вдруг сольёт всё в интернет? Ну, а что один раз занесло туда, век не сотрёшь — так мне говорили.

Я упал на колени. Когда говорят, что от отчаяния «в глазах темнеет» — это правда. Сплошная чернота. Конец. Моей жизни конец.

— Хотелось бы вновь услышать ответ, — раздался сверху её голос — той, что получила право властвовать. — Кидо Эйта-кун, станешь ли ты моим «парнем»?

— Демоница!

— Надо же, похоже, у меня что-то со слухом. Быть может, это признак вируса на моём ПК?

— Да-да-да-да! Стану! Я стану твоим «парнем», Нацукава-сан!

— С этого момента зови меня Масузу. Пожалуйста, — подмигнула она мне. К моему неудовольствию, выглядела она привлекательно.

— Завтра домой снова пойдём вместе. Люблю тебя, Эйта-кун.

◇

В дни, когда мои родители ещё не ссорились, другими словами — в средней школе, я придерживался совсем другого взгляда на жизнь и хотел выделяться. Доказать остальным, что я отличаюсь от других людей.

В то время я увлекался преходящими модными веяниями (тогда я думал, что это выглядит круто), пытался показать, что моя жизнь «не такая как у всех» и копировал всякие фразы и позы из аниме и манги, что вызывали лишь улыбку.

Я не такой как все?

Я — необычный?

Вот же дураком я был. Не ведал, сколь это ценно. Заурядно завтракать, как всегда ходить в школу, просто возвращаться домой. Я не знал их цены.

◇

Вернувшись домой, я немедленно кинулся к стенному шкафу, в котором она должна была храниться.

— Нет.

Я не смог найти энциклопедию, которую любил когда-то подолгу рассматривать. Индийские слоны, белоладонный гиббон, карликовая мартышка. Все они исчезли.

Выходит, её слова –правда.

— ААААААААААААААААААААААААААА!

Вот так и начались мои с Нацукавой Масузу странные отношения как «парня с девушкой».

[23]

Глава 3. Девушка против подруги детства = ссора.

Нацукава Масузу завела парня. На следующий день об этом говорила вся школа.

Как же быстро распространяется информация или — правильнее будет сказать — инфекция? Кто с кем встречается, кого отвергли — подобные новости разлетаются в мгновение ока. Они вовсе не намеревались сплетничать конкретно о Масузу, просто рвение сектантов Любви превосходит даже оное у христиан в Средние века.

Впрочем, думаю, Масузу и сама приложила руку к слухам. Ведь, не распространись они так быстро, в «барьере», призванном оградить её от признающихся в любви, не было бы смысла.

Каждую перемену ребята из других классов приходили взглянуть на меня: «Э, это он?», «Выглядит обычно», «Да уж, не дано нам понять вкусы «госпожи»». Постоянно слыша подобные высказывания, я начал понимать чувства Нацукавы. Терпеть это было крайне непросто.

Ямамото-кун из футбольного клуба, второй раз за месяц придя пожать мне руку, заявил: «Если ты не осчастливишь Нацукаву, я тебя не прощу, понял✯.»

Эхх, ты слишком выделяешься. Если бы я мог, я бы поменялся с тобой местами. Серьёзно. А хотя, поменяйся со мной! Я прошу!

◇

Тот же день, после школы.

— Не думаешь, что люди должны уметь сдаваться, Эйта-кун? — сказала идущая рядом Масузу тоном старшей сестры. — Как и сказал этот Ямада, давай вместе постараемся осчастливить меня.

— Угу, осчастливить одну лишь тебя, так!?

Кстати, он не Ямада, а Ямамото. А впрочем, неважно. Мы шли не по обычному, полному людей пути, а по безлюдному переулку. Путь, конечно, удлинился, но ничего не поделать. Это лучше, чем возвращаться домой под аккомпанемент настырных взоров и перешёптываний.

Масузу с хлопком свела руки:

— Кстати, Эйта-кун?

— Что?

— Раз уж мы отныне будем проводить вместе немало времени, не думаешь, что его стоит проводить как можно веселее?

— Да, пожалуй, так будет лучше.

Наш с ней путь после школы лежит до магазинчика на Третьей улице. До него 1,5 километра, а по времени где-то двадцать минут. От того, что нам придется вместе быть по двадцать минут в день, никуда не деться. И чтобы от этого было хоть немного пользы, я готов сотрудничать.

— Но что именно ты предлагаешь делать?

— Ну, например, забегать куда-нибудь перекусить или поиграть время от времени.

— Звучит, конечно, интересно, но ты не думаешь, что проводить так каждый день слегка…

Именно. Я не жажду ещё больше урезать время учёбы, то же относится и к времени на приготовление ужина и стирку. Я предпочёл бы что-то, что не особо тратит время и деньги.

— Ну, тогда нам остаётся лишь наслаждаться разговорами.

— Как и подобает влюблённым, проводить время за «разговорами о любви».

— О любви?

— О любви…

От этих слов у нас обоих прошли мурашки по коже.

— Невозможно.

— Невозможно, угу.

Я свои слова резко выплюнул, Масузу же проговорила их со вздохом, проведя по своим волосам.

— Вообще, если подумать, нам нет нужды ограничиваться лишь разговорами о любви.

— Ну да, раз уж мы всё равно притворяемся.

— Можно говорить о чем угодно, да хоть о просмотренном вчера ТВ-шоу или о чем-нибудь ещё.

— Поняла, тогда можем попробовать, — откашлявшись, Масузу продолжила. — Эйта-кун, ты смотрел вчерашний эпизод «Проблемные дела инспектора Магуре»?

О, так она умеет и об интересном говорить. Инспектор Магуре — мой любимый сериал.

— Разумеется, видел. Последняя сцена крайне трогательная. Та, в которой он подаёт умирающему от выстрела преступника напарнику сигарету. А тот ему: «Придурок, я же бросил курить», — эта фраза пробирает насквозь. Ах, я в восхищении. Можно сказать: она даёт почувствовать вкус жизни. Ныне такие превосходные сюжеты редки. Божественен. Этот сериал божественен.

После моих слов Масузу посмотрела на меня с отвращением, и заявила:

— Знаешь… Я не планировала настолько углубляться в сюжет.

— А, вот как…

— Да и вообще, какая мне разница, что там, в этом сериале.

— Так зачем спрашивала тогда?!

Вот сволочь… А я тут распинаюсь перед ней.

— Поскольку Эйта-куну недостаёт общения, я и решила для начала упомянуть популярный сериал.

— Ну уж извини за это!

— Бедному можно помочь одолжив денег и еды, но чем можно помочь тому, кто беден на общение?

Да с чего ты решила, что мне его недостаёт? Подавляя злость, я спросил:

— Так может, тогда поговорим об общих интересах?

— И каковы же твои интересы, Эйта-кун?

— Хм…

На этот вопрос так вот сразу и не ответишь.

— Ну, не считая того, что тебе интересно заглядывать под юбки на лестницах и красть трусики.

— Когда это я успел обзавестись такими интересами, а!?

Масузу же с удивлённым лицом отступила от меня.

— Не-неужели для тебя это уже не хобби, а смысл жизни!?

— Да нет же!

— Уж прости, что я задела твои чувства в отношении трусиков. Мне теперь ничего не остаётся, кроме как в качестве извинений показать тебе свои…

Масузу с раскаянием на лице начала приподнимать юбку.

— Ааа! Аааа! Аааа!

— Пожалуйста, не шуми. Заодно я докажу тебе, что твоё «не надеты» было ошибкой.

Проходящие мимо младшеклассницы и несколько домохозяек, разговаривающие перед домом, уставились на меня в удивлении.

Почему на меня-то!?

Виновна-то она. Так почему смотрят на меня!?

— Сегодняшнее нижнее бельё у меня слегка откровенное. Мало того, что оно всё на веревочках, так ещё и довольно прозрачное… Аах, знай я, что меня заставят делать такое, я бы одела более подобающее старшекласснице бельё.

— Не говори так, будто это я виновааат!

— К слову говоря, оно чёрное.

— Черное?!

Из-под приподнятой юбки показались стройные ноги, из-за чего я невольно сглотнул. Ослепительно-белые бёдра. Словно никогда не знавшие загара. Гладкие, шелковистые, выпуклые где положено… В общем, вне зависимости от своего желания я начал смотреть выше, ожидая продолжения. И вот над этой белизной показалось чёрное…

— Размечтался.

Со вздохом Масузу отпустила юбку. Так и не показав столь яркое бельё, она скрыла свои прекрасные ноги под юбкой и вместо этого сказала:

— Хоть мы с тобой и «влюблённые», но мы «встречаемся» с тобой всего два дня, и позволять такое — я не настолько апельсин.

— Ты хотела сказать бесстыдна? [24] — в расстройстве пал я на дорогу.

Разрушила…

Она разрушила мои чистые надежды парня-старшеклассника.

— Ну же, Эйта-кун, наш увлекательный путь из школы лишь только начался.

Ну да, мы ещё и половины пути не прошли.

Это кошмар.

— Раз уж ты пришёл в себя, может, нам ещё раз попробовать развлечься разговором?

— Почему бы и нет, — ответил я, смахивая слёзы.

Именно. Именно поэтому я не сдамся. Не сдамся.

— И о чем же ты предлагаешь поговорить теперь?

Масузу извинилась прежде чем прочистить горло и спросила:

— Эйта-кун, видел ли ты вчерашний выпуск «Проблемные дела инспектора Магуре»?

— Да, видел.

— И как он тебе?

— Хм, можно сказать, что он оказался довольно интересным.

Масузу хмыкнула и сказала с ехицей:

— Ты ограничиваешься лишь общими словами для такой великолепной серии? Скучный ты человек.

— Ты что, издеваешься надо мноооой!?

— Эхх, вот незадача… А ведь мы так неплохо поговорили.

— Да это же всё твоя винаааа!

И в этот момент…

— Я за-за-запрещаю вам держаться за руки! Запрещаю! — с покрасневшим лицом Чива наставила на нас указательный палец.

Сумка на плече, сбитое дыхание. Похоже, она бежала изо всех сил, начиная от самой школы.

Так мы же вроде не держимся за руки, — так мне подумалось. Вот только оказалось, что Масузу непонятно когда успела обхватить мою левую руку. Что она задумала-то?

— Э-кун, э-э-то как понимать, ч-ч-что всё это значит!?

Похоже, услышав про меня с Масузу, она тут же кинулась за нами. Она терпеть не может, когда я от неё что-то скрываю. На нерассказанное хорошее заявляет: «Что ты молчал?» — и злится, на плохие вести: «Чего не пришёл посоветоваться?» — и тоже злится. Интересно, сегодняшний случай к какому относится?

Отнесёт ли она его к «хорошим»? Ведь обычно появление девушки у парня — хорошая новость, по идее.

А вот если ей эта новость не понравится….

— Как ты посмел стать популярным раньше меняяяя!

Ой-ой.

Она сильно разозлена.

— Эйта-кун, скажи, пожалуйста, кто эта маленькая девочка?

Склонив голову набок, спросила Масузу, будто только что заметив её.

— Н-Не маленькие они у меня! Это твои просто огромны!

— Верю, верю. Так из какой ты младшей школы?

— Да с чего ты взяла? Я вообще-то в той же форме, что и ты!

— Ясно. То есть ты поклонница Эйта-куна?

— С чего бы это, скажешь ещё!

— Неужели, любовница?

— А другие варианты, кроме этих двух, придумать не смогла!?

— Так кто же ты такая?

Чива с гордостью ударила себя в грудь.

— По-дру-га детст-ва Э-куна, Харусаки Чива!

— То есть, по-твоему, подруга детства может вот так вот вклиниваться?

Сузив глаза, Масузу пронзительно взглянула на Чиву.

— Ты помешала столь чудесному, весёлому свиданию. Не думаешь, что за это заслуживаешь смерти?

Э? Так это было свидание, Масузу-сан? По-моему, слова «вор трусиков» или «скучный ты человек» создавали совсем другую атмосферу…

— Э-кун, почему ты молчал, что завёл девушку!?

Видя, что ситуация складывается не в её пользу, Чива накинулась на меня.

— Ну, это… Извини.

Я немедленно зачем-то извинился. Но Масузу не дала мне закончить:

— Надо же, неужели для того, чтобы встречаться с Эйта-куном, необходимо разрешение Харусаки-сан?

— Именно! Ведь мы с Э-куном давно знакомы! Мы росли почти как родственники! Да что ты вообще знаешь о Э-куне?

— Тот же вопрос я могу задать и тебе, Харусаки-сан. Что ты о нём знаешь?

— Я знаю об Э-куне всё! Например, о том, что на третьем году младшей школы он оставил в шкафчике молоко и оно испортилось, или как он назвал нашу классную руководительницу Китиока-сенсея «мамой» и его засмеяли; равно как и о том, что, когда он во время марафона наступил на чьи-то экскременты, его стали обзывать «Дерьмозер».[25]

— Надо же, надо же, какие интересные сведения.

У Масузу зажглись глаза и она вся обратилась в слух. Даже заметки начала писать.

А я… просто убейте меня!

— Поэтому, если ты хочешь встречаться с Э-куном, то должна обязательно спросить разрешения у меня.

— Я всё поняла.

Масузу, приподняв края юбки, элегантно поклонилась:

— Приношу свои извинения за то, что столь поздно представляюсь. Прошу Вас позволить мне, Нацукаве Масузу, начать встречаться с Кидо Эйта-сама. Прошу вас принять меня как можно теплее, если это возможно.

— …

— Ну что, Эйта-кун, продолжим наше свидание после занятий? — Масузу снова вцепилась в мою левую руку, и начала удаляться.

Хвать. Это Чива ухватилась за мою правую руку.

— Прости, ты ещё что-то хочешь от нас?

— Нет уж!

— А?

— Ни за что не позволю! Нет и нет! Не позволю Э-куну встречаться с такой, как ты!

Она тянула так, словно пыталась оторвать мою правую руку.

— Ай, больно, больно. Чива, отпусти!

— Я принимаю твой вызов. Ведь чем больше препятствий мы преодолеем, тем сильнее будет наша любовь.

— Да, говорю же, больно мне.

Всё обернулось форменным кошмаром. И Чива, и Масузу, не намереваясь уступать, вцепились в мои руки и тянули каждая на себя. Словно объявляя войну.

— Видишь, Эйта-кун говорит «больно». Почему бы тебе, подруге детства, не проявить милосердие, отпустив его?

— А сама-то? Раз уж ты его девушка, то пожалей его и отпусти.