Книгопечатание раскололо голоса тишины

 

Каждому знакомо выражение «голоса ти­шины». Оно традиционно употребляется по отношению скульптуре.

Когда благодаря Гутенбергу мир наполнился книгами, человеческий голос перестал звучать. Люди нача­ли читать молча и пассивно, как потребители. Архитекту­ра и скульптура тоже усохли.

Одним из след­ствий перехода из аудиотактильного мира в визуальный под влиянием фонетического алфавита было то, что в фи­зике и литературе возникло ложное понятие «содержа­ния».

 

Распад галактики Гутенберга был теоретически зафиксирован в 1905 г, с открытием искривенного пространства, но на практике уже двумя поколениями раньше она начала рушиться под натиском телеграфа

 

Следует за­ думаться над тем, почему безмолвное пространство должно внушать такой ужас, это приводит нас пониманию культурной революции человеческой чувственности,которая выдвинула визу­альность на передний план.

Однако культура, отделившая визуальное восприятие от других чувств, не способна понять бессмысленность представления пространстве как нейтральном вмести­лище.

Спризнанием 1905 г. искривленного пространства галактика Гутенберга официально распалась. Конец линей­ной специализации фиксированных точек зрения сделал неприемлемым знание, разделенное на множество областей, при том что оно никогда не было нужным.

Однако вследствие такого изоляционистского мышления наука превратилась ведомственное учреждение, лишенное вся­кой связи с видением мышлением, кроме косвенной, че­рез свои прикладные аспекты. В последнее время эта изо­ляционистская установка ослабла.

Уже семнадцатый век незадолго до своего конца забил тревогу по поводу все возрастающего количества печатных книг.

 

-Дунсиада- Поупа обвиняет печатную книгу как фактор возрождения примитивизма и романтизма. Обособленная визуальность пробуждает магию племенной орды. Театральная касса выступает как возврат к эхокамере бардовских заклинаний

 

В 1683-1684 гг. в Лондоне вышла книга Джозефа Мок­сона «Механические операции искусстве книгопечата­ния». Как указывают современные издатели (p.vii),в ней «письменно изложены знания, которые до сих пор переда­ вались исключительно в порядке традиции». Книга Моксо­ на «была первым пособием по книгопечатанию вообще».

 

Подобно Гиббону в его истории Рима, Моксон, по-видимо­му, был движим сознанием, что книгопечатание достигло своего предела. Подобные же настроения послужили толч­ком написанию «Сказки бочке» и «Битвы книг» декана Свифта. Но именно «Дунсиаде» мы находим эпос печат­ного слова, раскрывающий его значение для человечества, поскольку здесь изображено погружение человеческого со­ знания мутные воды бессознательного, порожденного книгой.

 

Усиливающееся отделение визуальной способности от взаимодействия остальными чувствами ведет к отбрасыванию бессознательное боль­шей части нашего опыта и, как следствие, гипертрофии бессознательного.

В те времена «светскому обществу» казалась совершен­но противоестественной ситуация, когда королевская власть принятие решений попали зависимость от авто­ ров из народа.

 

По мере развития книжного рынка и усовершенствова­ния практики сбора сообщения новостей природа автор­ства публики претерпела серьезные изменения, которые сегодня мы принимаем как норму. От рукописной эпохи книга какой-то мере сохранила характер частной бесе­ды, о чем писал Лейбниц.

 

Но постепенно происходило по­глощение книги газетой, напоминанием чем служит дея­тельность Аддисона и Стила. Этот процесс неуклонно раз­ вивался в силу совершенствования печатной технологии вплоть до изобретения парового пресса в конце восемнад­ цатого века.