Гарольд вздохнул, захлопнул крышку телефона.

- Чего там еще, Тритон?

Уже почти поравнявшись с Эдуардом, он увидел, что у Тритона нет револьвера. Я все еще пряталась за телом долговязого, даже нож был скрыт тканью штанов.

- Что за черт?

Бернардо выхватил золоченую палочку из волос, и это оказалось лезвие, которое воткнулось в руку Гарольда. Эдуард двинул его под дых, заставив согнуться пополам, и обезоружил. Теперь он стоял над ним с винтовкой. Олаф и Бернардо поднялись на ноги. Я не знаю, что Эдуард решил бы делать дальше, потому что раздался вой сирен. Полицейских сирен.

- Это ты вызвал копов, Гарольд? - спросил Эдуард.

- Не будь мудаком, - скривился Гарольд.

- Анита? - спросил Эдуард.

- Я не вызывала. Тритон, я держу тебя под прицелом. Не вздумай чего-нибудь выкинуть.

Очень медленно убрав лезвие, я встала, все еще направляя револьвер в спину Тритона, но уже начинала сомневаться, что сегодня мне придется в кого-нибудь стрелять. Сирены выли почти совсем рядом.

Из дому вышли те трое, небрежно держа оружие, и увидели, что Гарольд лежит на земле, а Эдуард смотрит на них поверх ствола винтовки. Они быстро стрельнули глазами в сторону приближающихся копов, потом на Эдуарда, побросали на землю оружие и переплели пальцы на затылке, не ожидая приказаний. Сомнительно, чтобы им пришлось это проделывать в первый раз.

Одна из машин была без эмблем, другая - с мигалками. Они встали по обе стороны от черного грузовика, и из них выскочили четверо копов. Лейтенант Маркс, детектив Рамирес и двое патрульных, которых я не знала. Пистолеты они навели, но вид у них был не совсем уверенный насчет того, кто тут бандиты. Понять их можно - все были при оружии.

- Детектив Рамирес! - выдохнула я с облегчением. - Слава богу!

- Что тут происходит? - гневно спросил Маркс, не давая Рамиресу вставить слова.

Эдуард объяснил им, что Говард и его люди напали на нас из засады и хотели выпытать сведения о расследовании убийств и увечий. Марксу эта информация показалась очень интересной - как и рассчитывал Тед. Да, Тед Форрестер собирается выдвигать обвинение в нападении. Как поступил бы любой добропорядочный гражданин.

Наручников хватило на всех, но в обрез.

- Где-то там бегают еще двое, - сообщил Эдуард самым своим услужливым голосом.

- И еще один лежит без сознания вон там, в промоине, - сказала я.

Все оглянулись на меня. Мне даже не пришлось изображать смущение.

- Он за мной гнался. Я думала, они хотят убить всех остальных. - Я пожала плечами и вздрогнула от боли. - Он жив.

Это прозвучало, будто я оправдываюсь.

Они вызвали на подмогу еще четверых - обыскать местность. Вызвали "скорую" для Тритона, Гарольда и Рассела, когда его нашли. Я сидела на земле, ожидая, пока люди закончат свою работу. И опиралась на две руки. Горячка боя прошла, и мне было не совсем хорошо.

Маркс на меня орал:

- Вы покинули больницу, нарушив распоряжение врача! На это мне плевать, но мне нужны показания. Я хочу точно знать, что там, в больнице, произошло.

Я подняла на него взгляд, и мне показалось, что Маркс стал выше, как-то еще дальше.

- И все эти мигалки и сирены - это только потому, что я уехала из больницы, не дав показаний?

Он покраснел, и я поняла, что угадала. Кто-то из полицейских окликнул его.

- Чтобы сегодня же были показания.

Он повернулся и пошел прочь. Очень хотелось, чтобы там он и остался.

Рядом со мной присел Рамирес, одетый в свою обычную рубашку с закатанными рукавами, и на открытом вороте был полузавязанный галстук.

- Как ты?

- Фигово.

- Я сегодня приехал в больницу, а тебя уже не было. В ту ночь лифт отключился из-за пожарной тревоги, мне пришлось бежать обратно к лестнице и потом за тобой. Вот почему я опоздал. И не оказался с тобой вовремя.

Поскольку он сразу так высказался, значит, это ему не давало покоя, что мне понравилось.

Я выдавила из себя подобие улыбки.

- Спасибо, что сказал.

Очень было жарко. Двор будто плыл в зное, как сквозь дрожащее стекло.

Рамирес дотронулся до моей спины - наверное, хотел мне помочь, и отдернул руку. Она была окровавленной. Он встал на четвереньки, одной рукой приподнял мне сзади блузку. Она так пропиталась кровью, что ее пришлось снимать, как кожуру апельсина.

- Иисус, Мария и Иосиф, что ты с собой сотворила?

- Сейчас уже не больно.