Эдуард и Бернардо улыбнулись, Олаф - нет. Вот удивительно-то.

- Вы все вроде как в униформе.

- Пожалуй, - сказал Эдуард и сел на один из свободных стульев. Я заняла второй.

- Надо было меня предупредить насчет формы одежды.

- Мы не нарочно так оделись, - сказал Бернардо.

Я кивнула:

- И потому так забавно и вышло.

- Я не пойду переодеваться, - заявил Олаф.

- Никто и не предлагал, - ответила я. - Я просто поделилась своими впечатлениями. - В яичнице были какие-то зеленые и красные кусочки. - А это что такое?

- Зеленый перец, чили и кубики ветчины, - ответил Эдуард.

- Господи, Эдуард, зачем?

Я люблю яйца в таком виде, как их создал Бог, - без ничего.

Повернув омлет вилкой, я потянулась за беконом. Половина его была еле обжарена, другая половина - до хруста. Я взяла зажаренный кусок.

И у Олафа на тарелке бекон был с корочкой. Ну-ну.

Я произнесла над едой молитву. Эдуард продолжал есть, но остальные замялись, чувствуя себя неуютно с полным ртом. Всегда забавно произносить молитву в компании людей, которые этого не делают. Такое сконфуженное молчание и лихорадочная мысль: то ли жевать, то ли перестать. Я договорила слова молитвы и взяла кусок бекона. Вкусно.

- Каков план игры на сегодня? - спросила я.

- Вы еще дела не дочитали, - сказал Эдуард.

Бернардо застонал.

- Я думаю, это напрасная трата времени, - сказал Олаф. - Мы их прочли. Не верю, что она найдет что-нибудь новое.

- Она уже нашла, - ответил Эдуард.

Олаф повернулся к нему, задержав вилку с беконом на полпути ко рту:

- Ты о чем?

Эдуард рассказал.

- Это пустяк, - заявил Олаф.

- Это больше, чем ты сделал, - спокойно ответил Эдуард.

- Если я такая обуза в этой работе, то, может, мне уехать?

- Если не сработаешься с Анитой, то, наверное, придется.

Олаф уставился на него.

- Ты предпочитаешь для поддержки ее, а не меня? - удивленно спросил он.

- Да.

- Я ее могу сломать о колено, - произнес Олаф.

Удивление сменялось гневом. Боюсь, что у Олафа почти все эмоции переходят в гнев.

- Может быть, - согласился Эдуард. - Но не думаю, что она тебе предоставит шанс.

Я подняла руку:

- Эдуард, не превращай это в состязание.

Олаф неторопливо повернулся ко мне и медленно и очень отчетливо произнес:

- Я с бабами не состязаюсь.

- Боишься проиграть? - спросила я и тут же пожалела. Минута удовлетворения не стоила выражения на его лице, когда он поднялся со стула. Я пригнулась к столу и вытащила "файрстар", направив его под столом в сторону Олафа.

Он стоял, нависая надо мной, как древесный ствол из мышц.

- Эдуард все утро рассказывал мне о тебе. Пытался убедить, что тебя стоит слушать. - Он мотнул головой. - Ты ведьма, а я нет. Тварь, за которой мы охотимся, может обладать магией, и нам нужен твой опыт. Пусть это все и правда, но терпеть от тебя оскорблений я не стану.

- Ты прав, - сказала я. - Прошу прощения. Это была глупая шутка.

Он заморгал:

- Ты извиняешься?

- Да. В тех редких, редчайших случаях, когда я не права, я могу извиниться.

Эдуард пристально глядел на меня через стол.

- В чем дело? - спросила я.

Он только покачал головой:

- Ни в чем.

- Ненависть Олафа к женщинам ослабляет его, а я стараюсь не смеяться над слабостями других людей.

Эдуард закрыл глаза и покачал головой:

- Никак ты не можешь оставить это без ответа.

- Я не инвалид! - вспыхнул Олаф.

- Твоя бессознательная и непримиримая ненависть ослепляет тебя, когда дело касается причины ненависти. Копы вышибли меня с осмотра места преступления, потому что вчерашний главный коп оказался христианским правым экстремистом и счел меня дьявольским отродьем. Он предпочитает, чтобы больше погибло людей, чем воспользоваться моей помощью в раскрытии дела и обойтись меньшими жертвами. Его ненависть ко мне берет верх над желанием расправиться с монстрами.

Олаф все еще стоял, но напряжение в нем ослабло. Вроде бы он действительно меня слушал.

- У тебя ненависть к женщинам сильнее желания поймать монстра?