Черным отливом, потому что у маркиза была густая борола, А он желал бриться

сам и делал это очень неумело. Он имел обыкновение, по примеру Гримма,

Мазаться свинцовыми белилами. Мсье Данжевиль говаривал, что эта смесь синего

с белым придает Рольбону сходство с рокфором".

Думаю, что маркиз был занятной личностью. Однако глазам мадам Шарьер он

Все-таки представлялся совсем иным. Насколько я понимаю, она считала его

Скорее бесцветным. Может, собственное лицо понять невозможно. А может, это

Оттого, что я один? Люди, общающиеся с другими людьми, привыкают видеть себя

В зеркале глазами своих друзей. У меня нет друзей -- может быть, поэтому моя

Плоть так оголена? Ни дать ни взять -- ну да, ни дать ни взять, природа без

Человека.

Нет охоты работать, все валится из рук -- подожду, пока стемнеет.

Половина шестого

Дело плохо! дело просто дрянь: гадина. Тошнота, все-таки настигла меня.

На этот раз нечто новое -- это случилось в кафе. До сих пор бувильские кафе

Были моим единственным прибежищем -- там всегда людно и много света; теперь

Не осталось и их; а если меня прихватит в моем номере, я и вовсе не буду

Знать, куда скрыться.

Я пришел, чтобы переспать с хозяйкой, но не успел открыть дверь, как

Мадлена, официантка, крикнула:

-- А хозяйки нет, она в город ушла, за покупками.

Я ощутил резкое, неприятное чувство внизу живота -- долгий зуд

Разочарования. И в то же время почувствовал, как рубашка трется о мои соски,

и меня вдруг взяла в кольцо, подхватила медленная разноцветная карусель;

Закружила мгла, закружили огни в табачном дыму и в зеркале, а с ними

Поблескивающие в глубине зала сиденья, и я не мог понять, откуда все это и

Почему. Я застыл на пороге, потом что-то сместилось, по потолку скользнула

Тень, меня подтолкнуло вперед. Все плыло, я был оглушен этой сверкающей

Мглой, которая вливалась в меня сразу со всех сторон. Подплыла Мадлена,

Чтобы помочь мне снять пальто; она зачесала волосы назад и надела серьги --

Я ее не узнавал. Я уставился на ее громадные щеки, которым не было конца и

Которые убегали к ушам. На щеках, во впадине под выступом скул особняком

Розовели два пятна, и, казалось, они изнывают от скуки на этой убогой плоти.

А щеки все убегали и убегали к ушам, а Мадлена улыбалась.

-- Что будете пить, мсье Антуан?

И вот тут меня охватила Тошнота, я рухнул на стул, я даже не понимал,

Где я; вокруг меня медленно кружили все цвета радуги, к горлу подступила

Рвота. С тех пор Тошнота меня не отпускает, я в ее власти.

Я расплатился, Мадлена унесла блюдечко. Моя кружка плющит на мраморной

Столешнице лужицу желтого пива, на которой вздулся пузырь. Сиденье подо мной

продавлено: чтобы с него не свалиться, я плотно прижимаю к полу подошвы;

Холодно. Справа от меня на столике, покрытом суконной салфеткой, идет

Карточная игра. Войдя, я не разглядел игроков, я только почувствовал, что

Частью на стульях, частью на столике в глубине шевелится какая-то теплая

Масса, мельтешат несколько пар рук. Потом Мадлена принесла им карты, сукно и

В деревянной плошке жетоны. Игроков не то трое, не то пятеро, не знаю, у

Меня не хватает мужества на них посмотреть. Во мне лопнула какая-то пружина

-- я могу двигать глазами, но не головой. Голова размякла, стала какой-то

Резиновой, она словно бы еле-еле удерживается на моей шее -- если я ее

Поверну, она свалится. И все же я слышу одышливое дыхание и время от времени

Краем глаза вижу багрово-красный в белых волосках промельк. Это рука.

Когда хозяйка ходит за покупками, за стойкой ее заменяет кузен. Зовут

Его Адольф. Я начал его рассматривать, еще усаживаясь на стул, и теперь

Продолжаю рассматривать, потому что не могу повернуть головы. Он без

Пиджака, в рубашке и фиолетовых подтяжках. Рукава Адольф засучил выше

Локтей. Подтяжки почти не видны на голубой рубахе, они затерты голубым,

Утонули в нем -- но это ложное самоуничижение, они не дают забыть о себе,