Военная любовь моей бабушки.

Моя бабушка Сима во время войны эвакуировалась со своими двумя дочками: моей мамой и тетей Инной в Горький, на родину дедушки Вани.

Бабушка, мастер спорта по художественной гимнастике, работала в госпитале по реабилитации тяжелых ранений конечностей.

К тому времени, дедушка Ваня уже пропал без вести под Лугой.

И у моей бабушки случился роман с одним тяжелораненым бойцом, которому она разрабатывала руку.

А во время войны любовь бывает такой, как в последний раз.

Война их разлучила. Боец уехал на фронт.

После войны бабушка вернулась в Ленинград в институт физической культуры имени Лесгафта. Потом из плена вернулся дед, которому его Горьковские родственники кое-что рассказали.

Но послевоенная жизнь наладилась и продолжалась.

Прошло почти сорок лет.

Умер дедушка Ваня, и через два месяца после его смерти в дверь квартиры в Новой Деревне раздался звонок.

На пороге стоял пожилой мужчина, тот самый боец.

ЗДРАВСТВУЙ, СИМА! Я ИСКАЛ ТЕБЯ ВСЮ ЖИЗНЬ!

Бабушка испугалась, захлопнула дверь, а потом два дня плакала.

Уже почти перед своей смертью, она рассказала эту историю мне.

Историю о человеке, который пронес военную любовь через сорок лет, и как оказалось – зря! Я сказал бабушке, что, наверное, она была не права.

Время многое меняет в жизни людей. Все с возрастом меняются.

Наверное, об этой истории Шекспир написал бы большой роман.

Мне кажется, в военное время, все чувства обостряются до самого высокого уровня. Но, и в мирное время, хочется надеяться, что любовь есть.

Просто, она не стоит на первом месте в жизни человека.

Любовь в нашей жизни заслоняется бытом, монотонной работой, компьютерами, трамваями, окладами, метро, внуками, детьми, общественным положением, магазинами, расстояниями и прочими, поглощающими и заслоняющими главное чувство, делами. Всем тем, чем человек не дорожит во время войны, когда может потерять главное - жизнь.

И вот тогда на первое место выходит ЛЮБОВЬ, ради мгновений которой, не жалко всей жизни.

О ТАКОЙ ЛЮБВИ СЛАГАЮТ ПЕСНИ, ПИШУТ КНИГИ И СНИМАЮТ КИНО. И ТАКАЯ ЛЮБОВЬ СТАНОВИТСЯ ЛЕГЕНДОЙ.

 

ИГНАЛИНА.

 

Когда-то давно мне случилось взять в профкоме СПКБ туристическую путевку по Прибалтике: Игналина, Тракай с поездкой в Вильнюс и Друскининкай с поездкой в Каунас.

В Игналине предполагалось пожить несколько дней, а потом пойти в поход на лодках по системе озер на три дня.

В Игналине в это время отдыхали две сестры, мои хорошие знакомые, со своей мамой и сыном одной из них. Поэтому, несмотря на то что с алкоголем было плохо и в лесах обнаженную задницу нестерпимо жалили комары, отдыхалось весело.

Именно там я на практике понял, откуда взялся старинный обычай дарить дамам цветы. Видимо, еще неандерталец, приглашая женщину к любви, давал ей в руку ветку или букет, со словами: «Я подарю тебе свою любовь, а ты, в это время, отгоняй мне от яиц комаров!»

Любовь на природе летом дело не простое!

А группа у меня подобралась очень интересная: один спортивно-туристический еврей из Москвы, молодая супружеская пара из Ижевска, мама с дочкой-девушкой из Питера, а остальные человек десять-двенадцать все мужчины и женщины - басмачи из Таджикистана.

Причем, один толстяк – переводчик с фарси из посольства в Афганистане, пошел в поход в костюме и лакированных туфлях. Другой одежды он с собой не взял. На привале он очень забавно колол дрова, сидя по-турецки.

Естественно, все басмачи, и мужчины, и женщины не умели грести, и их пришлось распределять по лодкам в виде балласта.

Но все равно, народ попался дружный и веселый, и мы проплыли по системе озер Игналины и многочисленным протокам, наблюдая водопады, острова и преодолевая трудности. По одному водопаду я съехал на заднице в потоке воды несколько раз с высоты метров пять.

На одной из стоянок к мосткам для мойки посуды подплыл местный лебедь, то ли из любопытства, то ли в поисках пожрать. И тут один из наших басмачей – Саид – сначала протянул ему кусок хлеба, а потом спрятал руку за спину, стоя на мостках.

Лебедю это не понравилось, и он как распахнет свои чуть ли не двухметровые крылья, и как зашипит, вытянув шею. Саид с испугу отшатнулся и рухнул с мостков в воду. «Пилохой птиц! Суп с нее варит нужна!» сказал он, вылезая из протоки на мостки, под общий смех.

После завершения похода мы переехали в Тракай. Жили в летних домиках в парке усадьбы графов Тышкевичей, а в усадьбу ходили питаться. С берега открывался прекрасный вид на острова, Тракайский замок, яхты и виндсерфинги и воздушные шары, соревнования по полетам на которых проводились в это время над озером.

С этой турбазы нас повезли на экскурсию в Вильнюс, где у меня было назначено свиданье с моими игналинскими подругами.

Бросив свою группу, я благополучно встретился с девушками и весело провел время в старинной части города в кафе с всякими ликерами и прочими местными достопримечательностями.

На свой автобус я опоздал и добрался до Тракая самостоятельно, но моя турбаза то была на другой стороне озера, куда уже ушел последний местный автобус. Мне сказали, что в обход пешком это будет одиннадцать километров, хотя усадьба Тышкевичей была в прямой видимости, на берегу напротив.

Я принял решение форсировать озеро, зашел на остров, на котором стоял замок, разделся до гола, покидал одежду в полиэтиленовый пакет и поплыл от острова к острову через озеро, закрепив пакет на голове ремнем.

На турбазу я успел к ужину и первой рюмке к всеобщему удивлению.

Экскурсии и отдых продолжались. Мы переехали в Друскиненкай, а на обратном пути домой заехали в старинный Каунас - бывшее Ковно с музеем и развалившимся замком.

В этой поездке я побывал в тех местах, о которых читал в исторических книгах о борьбе Литвы и Польши с крестоносцами Тевтонского ордена.

МОЛДАВСКИЙ ЕВРЕЙ.

Его звали Володя Слюсаренко. Он был родом из молдавских Бельц, где в советское время выпускали эхолоты и прочую гидроакустическую всячину.

Маленький, черненький, жадный и очень упертый.

Он был у меня на крейсере ответственным сдатчиком РС-1, РЩ-001, АДК-3М, Пирс-1, НЭЛ-М1, НЭЛ-М2, ОВНЦ-451, МГ-7, Р-740У.

Часть из них, были родные ему гайки бельцевского изготовления.

Часть были мелкие изделия, требующие стыковки с другими изделиями спецтехники крейсера, у которых не нашлось хозяина, или хозяин был так далеко, что вызывать его не имело смысла.

А некоторые, такие как комплекс радиоразведки Р-740У, были просто в разграбленном состоянии.

Директор «Абсолюта» Захаров сказал мне: «Вова, как заводной детский автомобильчик - едет только вперед, объехать не может и жужжит, пока завод не кончится». Хотя опыт ремонтно-восстановительных работ у него был большой.

Когда командиру захотелось поставить в штурманской рубке дополнительный репитер эхолота, Вова съездил в Бельцы, купил его на рынке у какого-то своего знакомого с того завода и привез через все границы и таможни СНГ в мешке с грецкими орехами.

Во время швартовных испытаний все вроде проходило нормально.

Перед выходом на ходовые испытания я сказал ему, что изделий много, а руки у тебя всего две. Не разорвешься. Набирай себе команду помошников.

Он взял себе одного кандидата наук, одного бывшего офицера космических войск и еще одного контрагента, с которым они вместе починяли малую навигацию на сухогрузах на набережной лейтенанта Шмидта под знаменем «Абсолюта».

Но, в первую же неделю с ними переругался, думаю, что от жадности, и выгнал их с борта, отказавшись с ними работать. И остался один на все изделия. У него не ладился ремонт Р-740У. А тут развернулись испытания «Андромеды» и надо было срочно стыковать с ней всю его малую радионавигацию.

Крейсер носился по Балтике на нештатном приборе JPRS, состыкованном с компьютером с программой компьютерных карт «Транзасмарина». Ситуация была скандальная. Дима Теплов – председатель штурманской секции ПК ГПК давил на меня и собирался докладывать наверх в Москву о том, что «Абсолют» не справляется с поставленными задачами.

А мой Вова в это время стоял, по обычной своей манере, с полуспущенными штанами на штурманском столе в ходовой рубке, и, не обращая внимания на адмиралов и капитанов первого ранга, что-то паял в раскрытом приборе.

В это же время нужно было спускать и испытывать МГ-7 или вводить в строй эхолот. В общем, кошмар, война и дурдом в одном стакане.

Я об этой ситуации его честно предупреждал, когда списывал с борта его подмастерьев. Если жопа ожидается, то она наступает всегда.

Его людей срочно вернули в Балтийске на борт заказа, а Вова очумел на нервной почве и стал практически неуправляемым. Мне с ним чикаться было некогда, так как у меня кроме него на борту было еще человек шестьдесят и море еще более серьезных изделий, в том числе и главный комплекс, и я списал его с борта.

На прощанье мы чуть не подрались.

Приехав в Питер, он написал на меня директору донос на двадцати листах. Когда я его читал, то очень смеялся. Храню его до сих пор.

Потом, перед северным этапом, Вова пришел ко мне мириться, признал, что был не прав и готов к дальнейшему сотрудничеству в строительстве и испытаниях крейсера. На Север мы поехали вместе и некоторое время даже дружили.

Когда я ушел из «Абсолюта», Вова за свой счет послал меня на Север, купить у военных ЗИП для индийской подводной лодки, которая строилась на ЛАО. Триста пятьдесят килограмм, в том числе два кабеля толщиной с руку, скрученные бубликом от всплывающей аварийной станции. Я все это купил, получил на складе, перевез в гараж на нанятом «Москвиче-2141» на упаковку.

В гараже кабель у меня развалился, так как порвалась веревочка, которой он был сбухтован. Я его распутывал и сматывал. Боролся с ним как с питоном, так что кровь из-под ногтей пошла.

А остальные, характерно военные, ящики с ЗИПом завернул в газетку и обмотал изолентой. В таком виде, на том же «Москвиче» вывез их из ЗАТО Североморска (Закрытое автономно-территориальное образование), через КПП и отвез в Мурманск на вокзал.

Сдал всю эту кучу в багаж и отправил в Питер.

Я так, наверное, и ракету смог бы тогда отправить, если бы завернул ее в газетку. За эту операцию мне было обещана тысяча долларов.

Вова поступил со мной как скотина. Отнял оставшиеся командировочные деньги, а обещанный гонорар вернул только через три года, когда я снова стал ему полезен, так как вернулся работать в СПКБ.

Настоящую цену человеку можно узнать, только попав с ним в критическую ситуацию. Но есть еще одна пословица, про огонь, воду и медные трубы. Многие проходят огонь и воду, потому что это связано с личным выживанием.

Характерно, что много народу стало скотами, поимев деньги, власть и славу.

 

ПОДПИСЬ.

У меня с детства талант к подделыванию чужих автографов.

В школе у меня был приятель, который не очень хорошо учился, и его родители не выпускали гулять во двор. Я ставил ему в дневник несколько хороших отметок и вопрос решался.

А достоверно изобразить чужой автограф дело не простое, а целая наука, требующая как бы перевоплощения в того человека, на стадии, когда автограф отрабатывается.

Эти способности пригодились мне, когда я работал в опергруппе на Балтийском заводе. Мы выпускали оперативные решения – «ОГешки».

Сначала вопрос решался на месте устно и согласовывался со строителем, а потом его надо было воплотить в документе, который согласовывался уже письменно. А вот после того, как ты создал документ, поймать на заводе нужного человека для согласования было достаточно трудно. Поэтому, часто, договорившись предварительно по телефону, я подписывал за всех все сам.

Однажды так, будучи в СПКБ, я подписал секретную методику за, тогда строителя крейсера, Вову Долгушина, предварительно продиктовав ему раздел «Обеспечение». У автора методики Лены Васильевой отпала челюсть от удивления. Часто ко мне за помощью в подобных вопросах обращались строители, но я старался не злоупотреблять своим талантом и всегда использовал его бескорыстно.

На «Петре Великом» с борта за алкоголизм списали начальника военной приемки Балтийского завода, а после этого выяснилось, что он забыл подписать формуляр на весь крейсер. И тогда строители пришли ко мне.

Я выпил стакан шила, чтобы войти в образ; надулся, максимально принимая внешний вид отсутствующего заказчика; и подписал.

Чего не сделаешь ради любимого крейсера.

А еще, как-то, будучи в командировке в Москве, мне случилось, уже своей подписью, визировать Указ президента и Постановление правительства, но это уже другая история.

 

ОХОТНИК ЗА АВТОГРАФАМИ.

Я, наконец, после полутора годов бедствования, восстановления подорванного здоровья, работы сторожем в двух местах: на платной ночной автостоянке у Вознесенского проспекта и на фирме «Полиграфика», был принят на работу в СПКБ и, тут же, даже не успев получить постоянный пропуск, уехал в Москву на согласование Паспортов рекламного и экспортного облика.

С тех пор это стало основной моей работой на три года и больше.

Мне давали оформленный в Питере паспорт, и я ехал в Москву сшибать на него автографы столичных адмиралов и генералов. Эти документы давали право нашему бюро делать работу для заграничных заказчиков.

Работа в «Абсолюте», с общением на самом высшем уровне, выработала у меня навыки, позволяющие входить в большие кабинеты и добиваться подписи. А некоторых из подписывающих, я знал лично еще с «Петра», когда они были капразами. На совещаниях в командирском салоне крейсера тогда из штатских сидели только главный строитель Гена Старшинов, старший строитель по вооружению Вова Егоров и я.

Вообще-то, такая работа похожа на охоту. Нужно знать, где может пробежать дичь, чтобы грамотно поставить засаду и, как подвести под нее подсачник, чтобы не ушла. Как узнать у старших офицеров, когда и где ожидается вышестоящий начальник. Когда можно ворваться в кабинет напрямую, а когда лучше послать вместо себя старшего визирующего офицера. Какой адмирал может общаться запросто и ему это интересно, а какой любит, чтобы ему все на лопате подавали через денщиков.

Но еще, все-таки очень важно, чтобы тебя знали, видели не в первый раз, и желательно в неформальной обстановке. В этом случае, глядя в глаза, можно усмехнуться, внушая оппоненту мысль: «Ну, что ты вые-ся! Подписывай! Дело-то государево!»

При первой встрече очень важен правильный и четкий подход-отход. Еще Штирлиц говорил, что важен не только повод вхождения в разговор, но и последняя фраза, и четкая мотивация. Суесловие не в чести.

Я оформил около двадцати подобных документов, которые определяли ближайшие проекты нашего бюро для инозаказчиков, и в «Рособоронэкспорте», где я стал своим человеком, про меня говорили, что когда я приезжаю с документами, то у них начинает что-то происходить.

Без моих документов они не имели права выходить на переговоры для заключения международных контрактов.

А навыки охотника за автографами у меня с Балтийского завода. Тогда при строительстве крейсера, каждый месяц наше правительство меняло стоимость минимальной заработной платы, а у меня было сто восемьдесят Договоров. И при каждом протокол цены этапов испытаний со стоимостью шеф-дня, которая законодательно зависела от этого МРОТа, и которую надо было переоформлять и со всеми пересогласовывать.

Вот тогда-то я и стал профессиональным охотником за автографами.

 

СИР.

Он был президентом военно-исторической ассоциации России и любил играть в Наполеона Бонапарта – Великого императора Франции. А еще, ему нравилось, когда его называли – СИР. Хотя за глаза, приближенные именовали его не иначе как СЫР.

Мы были в Выборгском замке на историческом рыцарском фестивале.

Сир, как всегда, пытался бестолково командовать и, в мое отсутствие по его приказу, стража пыталась сдвинуть с места мой ломаный «Москвич-2141», на котором я с трудом доехал до Выборга и въехал в замок. Они, при этом, отломали у машины боковое зеркало. Я выразил ему свое неудовольствие, а он отмахнулся от меня, как от мухи.

На праздничном пиру в замке, накануне дня военно-морского флота, я повесил на двуручный меч андреевский флаг, залез на стол и предложил выпить за Российский флот, за моряков, за память погибшего в прошлом году «Курска».

Сир не только не выпил за этот тост, но еще посмел обозвать меня - барона и шотландского лорда - хамом и холопом.

При всех я не стал выяснять с ним, кто есть кто, но решил для себя показать ему, что такое военно-историческая реконструкция и как жилось в славные рыцарские времена.

Как говорили викинги: «Дурак мстит сразу, а трус – никогда!».

Всю ночь, после пира, я искал его по всему замку, а он, похоже, от меня прятался. И только уже в четыре часа утра, на мосту, у выхода из замка я его увидел. Он стоял около своего «Мерседеса» и что-то заливал молоденькой девушке о своем величии. Я решил подождать и остановился рядом.

Закончив самовосхваление, «Сир» спросил: «А Вам чего?»

«Ничего!» сказал я и дал ему в рожу, так, что зажигалка полетела в одну сторону, а сигарета в другую.

Тут «Сир» выхватил меч, который держал завернутым в чехол, и рубанул меня по голове. Первый удар я сбил левой рукой, хотя по макушке он меня все-таки задел до крови. После этого я достал свой меч.

«Сир» махал мечем, как мельница, а я отступал отбиваясь по мосту к воротам замка и выжидая своей минуты.

И я поймал его на широком замахе, снес его удар в восьмую нижнюю позицию, а левой рукой прихватил его и свой мечи, а локтем правой врезал ему по ребрам, одновременно двинув ему коленом под колено.

В результате этих действий, «сир» оказался стоящим на коленях спиной ко мне, а я в левой руке держал его меч, а свой меч приставил зазубренным лезвием к его горлу.

Зафиксировав его в этой позиции, я спросил его: «Ну что, сука? Как ты себя чувствуешь?».

Тут набежали стражники-ливонцы и стали нас разнимать.

Почувствовав себя вне опасности, «сир», еще стоя на коленях, достал откуда-то газовый баллончик и пустил в нас струю.

Я-то успел среагировать и спрятал голову под мышку, а вся вонь досталась, разнимающим нас, ливонцам-стражникам.

Под вопли «сира»: «Убейте его!», я ушел в замок, отказавшись отдать меч стражникам. Чем бы я тогда смог защитить себя?

Поскольку, я первый осуществил мечту всей военно-исторической реконструкции, набив рожу этому непорядочному человеку, то стал популярным и знаменитым в ее кругах. Впоследствии, «Сира», за хамство и наглость, стали бить на мероприятиях регулярно. В том числе и на любимых его мероприятиях по реконструкции наполеоновских войн.

Но история на этом не закончилась.

Через неделю мне на Гороховую позвонил капитан с Литейного и сказал, что его начальство поручило ему разобраться со мной по поводу нанесения увечий гражданину Соколову в виде переломов ребер.

По этому поводу я сказал, что готов к судебному разбирательству. Этому событию было много свидетелей, а гражданин Соколов первый напал на меня с оружием в руках.

Еще через неделю, тот же капитан позвонил мне и сказал, что никакого дела не возбуждено и посоветовал мне впредь с таким гавном, как гражданин Соколов, не связываться.

Потом мне случилось встретить «Сира» на площади Мира. Увидев меня, он бодро припустил рысью и скрылся в толпе.

В общем, он стал первым человеком, применившим в средневековой рыцарской реконструкции химическое оружие.

 

ДВА КОТА.

 

Сотрудница нашего отдела Жанна рассказала мне эту трогательную историю о дружбе.

Однажды, возвращаясь домой, они с мужем увидели на лестнице красивого серо-полосатого кота, который выскочил из подвала им навстречу.

Он был чистый и вежливо потерся им об ноги

Они взяли его домой и накормили. Кот вел себя очень воспитанно, и было принято решение взять его на постоянное проживание в семье.

На следующий день котик, мяукая, запросился на лестницу.

Прошло пол часа.

На лестнице раздалось призывное мяуканье и, когда Жанна открыла дверь, на пороге квартиры стояло уже два котика.

Второй был рыжий и хромал на одну лапу.

Серый привел из подвала своего рыжего друга, с которым они вместе бедствовали и голодали, в квартиру, где жили хорошие люди.

Хорошим людям пришлось оставить на проживание и второго рыжего хромого кота, чтобы не разлучать друзей.

Вот что такое настоящая дружба, которая встречается даже у котов.

МОИ ПОЧКИ.

Оказывается, в юношеские годы у меня уже были больные почки.

Правда, я об этом тогда не знал.

Проявлялось это в обострениях хронического нейродермита с аллергическими явлениями.

Во время фехтования у меня чесалась шея, а если я ел что-то острое, то начинали чесаться голова и руки.

Употребление пива, шампанского и коньяка вызывало ту же реакцию.

Но жить-то было надо!

Все это обострилось с началом активной половой жизни и женитьбой.

Может, у меня была аллергия на жену?

На последнем курсе я стал ходить на весной и осенью процедуры – уколы и кварцевание в районный КВД.

КВД расшифровывается как «Клуб Веселых и Доверчивых».

А самое страшное, что на последнем курсе студентки обычно стараются выйти замуж и свадьбы следуют одна за другой.

В общем, лечение в сочетании с алкоголем не принесло мне особой пользы и почкам моим приходилось туго.

Так я и мучился, пока из меня не выпал первый камень.