Развитие д. литературы в 20-30-е г в СССР.

ПОЭЗИЯ 1920-1930-Х ГОДОВ.

Первооткрывателем нового направления в детской послеоктябрьскойлитературе стал Корней Иванович Чуковский (1882-1969). Его литературная деятельность поистине безгранична. Его первые статьи появились в1901 году, и с этого времени началась непрекращающаяся интенсивнаяжизнь Чуковского – критика, публициста, исследователя русской литературы второй половины XIX в. («От Чехова до наших дней», 1911), поэзиии прозы его современников. Много времени он отдал разысканию и публикации полного Некрасова (СПб., 1920), эта тема привлекала его долгие годы и завершилась книгой «Мастерство Некрасова» (1952)В огромной разносторонней литературной работе Чуковского, лингвиста, переводчика, теоретика художественного перевода была одна область, к которой он относился с особенной самозабвенной любовью. Такойобластью в его литературной судьбе стало создание сказок и стихотворений для детей – по существу, «детского эпоса». За этим горячим увлечением стояло желание узнать и понять мир ребенка, обостренный интерес кребенку. Он писал: «Наши дети для нас незнакомцы. Мы видим их урывками, на лету. Словно в сумасшедшем трамвае мы проносимся мимо детей– в вихре всяческих дел и хлопот». Попытка ответить на это ставшее привычным неуважение к ребенку привела Чуковского к решению «Уйти вдетвору», как некогда «уходили в народ», к необходимости почти порвать

с миром взрослых и «водиться лишь с трехлетними ребятишками».58 Вероятно, мир детства был настолько ему близок, что он вошел в него легко исвободно. Как писала о нем его дочь, Лидия Корнеевна Чуковская, «самон, во всем своем физическим и душевном обличье, был словно нарочноизготовлен природой по чьему-то специальному заказу “для детей младшего возраста” и выпущен в свет тиражом в один экземпляр».«Хождение в детство» открыло то многое, что станет потом основойдля его сказок и стихов. Он был убежден: все дети «в возрасте от двух допяти лет верят и жаждут верить, что жизнь создана только для радости, длябеспредельного счастья». Необычайную значимость он придавал детскомусмеху. Этот смех лучшее доказательство, что дети реалисты: смех – это результат их «жизненного опыта, утверждения себя в этом опыте».Современный историк литературы пишет: «Свои исследования детского мышления и словотворчества он (Чуковский – Е.П) проводил так же, как полевой этнолог исследует «примитивные» культуры, – погружением визучаемую среду...».61 Это исследование открыло для Чуковского важныепринципы педагогики детства. Убежденный, что художественный образ,особенно если ему придана стихотворная форма, есть «наиболее могучийрычаг педагогики раннего возраста», он определил и главную творческуюзадачу: помогать утверждаться детскому оптимизму, средствами поэзии

открывая путь к радостным эмоциям, к яркой и ритмической словеснойигре, к проявлению заложенного в ребенке творческого начала.

На основании этих глубоких исследований Чуковский создал книгу,аналогов которой, вероятно, нет: «От двух до пяти». В этой книге (ее переизданиям несть числа, при жизни Корнея Ивановича каждое издание дополнялось им новыми примерами, новыми размышлениями, а иногда и новыми главами), построенной на фактическом материале, автор задался целью художественного исследования умственной и психической жизни ребенка. Особенно его интересует здесь проблема речевого развития: авторукниги представляется, что овладение речью является «одним из величайших чудес детской психической жизни». Этот свой тезис Чуковский проверяет и доказывает на множестве интереснейших и убедительных примеров. В главах «Неосознанное мастерство», «Величайший труженик» Чуковский связывает неосознанные открытия ребенка с народной этимологией, а эта глубинная связь, в свою очередь, ведет ребенка к самому главному: к «завоеванию грамматики». В постижении растущим человекомграмматики Чуковского интересует все: и подражание взрослым, и разногласия с ними, когда возникает свой вариант, поражающий неопровержимой логикой («– Пойдем в этот лес заблуждаться»). Или, когда выясняется, что баран – он, а овца – она, появляется естественная поправка: почему «папа – он?» Или: «- Мама, утки утьком идут! – Гуськом. – Нет гуси –гуськом, а утки – утьком.».Задумываясь о стиховом воспитании ребенка(глава «Как дети слагают стихи»), Чуковский на примере влечения ребенкак рифме, над тем, как и что, почти даже в экстазе, он сочиняет, создаетсвоеобразный поэтический кодекс, названный им «Заповеди для детскихпоэтов». Всегда ли каждый поэт, ишущий для детей, строго следует этимнаставлениям? Вероятно, у каждого настоящего поэта есть свое отношениек стихотворному слову, свой неповторимый стиль и голос, но мимо этихудивительно многогранных заповедей – открытий, думается, не прошел ниодин детский поэт.

7.3. ЛИТЕРАТУРНАЯ СКАЗКА 1920-Х – 1930-Х ГГ. (Ю.ОЛЕША, А.ТОЛСТОЙ. Е. ШВАРЦ)

Рядом с открытиями сделанными поэзией К.И. Чуковского,С.Я Маршака, прозой А.П. Гайдара, Л. Пантелеева, М.М. Зощенко совер-

шенно новыми сюжетами и героями, новым небывалым языком, поворотом к театральному и цирковому миру, вошла в литературу 1920-х-1930-хгодов литературная сказка. Начало положил Юрий Карлович Олеша(1889-1960), автор романа-сказки «Три толстяка». Детские и юношескиегоды писателя прошли в Одессе. Вместе с В. Катаевым, Э. Багрицким,И. Ильфом он входил в «Коллектив поэтов», с 1922 года работал в газете«Гудок», где прославился своими фельетонами, печатавшимися под псевдонимом «Зубило». Олеша написал немного книг (самой знаменитой былаповесть «Зависть»), но вошел в литературу как редкий мастер слова. Особенно это стало ясно, когда после смерти вышла его книга «Ни дня безстрочки», которую автор замышлял как роман о своей жизни.Думая о своем творчестве, Олеша говорил, что обладает особым даром «называть вещи по-новому», т.е. открывать в них то, что не замечают

другие. Так и кажется, что как будто нарочно, слегка интригуя читателя, онначинает «Трех толстяков» с утверждения, что никакой сказки он не пишет, что вообще «Времена волшебников прошли. По всей вероятности, ихникогда и не было на самом деле. Все это выдумки и сказки для совсеммаленьких детей. Просто некоторые фокусники умели так ловко обманывать всяких зевак, что этих фокусников принимали за колдунов и волшебников». Автор «Трех толстяков» хочет заверить читателя, что ничего необыкновенного в его сочинении не происходит. Есть очень мудрый ученый

доктор Гаспар Арнери, и ему ничего не стоит превратить канатоходца Ти-

була в негра и таким образом спасти его от охотящихся за ним гвардейцев.Головокружительный переход канатоходца Тибула по проволоке через огромную площадь правдоподобен и вроде бы похож на его обычное выступление; не случайно покрытая стеклянным куполом площадь похожа наколоссальный цирк. Тибул спокойно сопоставляет: «Я перейду над площадью по этой проволоке, как ходил по канату на ярмарке. Я не упаду. Однапроволока тянется к фонарю, другая – от фонаря к противоположному дому. Пройдя по обеим проволокам, я достигну противоположной крыши испасусь». Эти хладнокровные профессиональные рассуждения Тибулалишь подчеркивают чудо, которое он на самом деле он совершает!Так же бесстрашно и талантливо играет, попав во дворец, роль куклы

наследника Тутти живая цирковая артистка Суок, выполняя заодно опасное поручение и освобождая из клетки оруженосца Просперо. А его выходиз дворца уже обеспечен. Через огромную кастрюлю проделал до него этотпуть продавец воздушных шаров, отпущенный поварятами дворцовой кухни за подарок воздушных шариков. Да и вообще все в конце-концов разъясняется, и двое детей – мальчик с железным сердцем, наследник всех богатств Трех Толстяков, и цирковая артистка, девочка Суок оказываютсябратом и сестрой.

Но в том-то и сила и красота этой сказочной повести, что каждое событие и происшествие расшито здесь дивной выдумкой, что рядом с каждым будто бы реальным событием соседствует необычайные, сказочныенесказочные, интригующие, небывалые еще в сказках эпизодцы. Вот Суоку Тутти, который в восторге от того, что «починенная» доктором кукла стала еще прекраснее. Ему приносят завтрак, и Суок не может удержаться,чтобы не съесть кусочек пирожного. Тутти в восторге, но вдруг девочкавидит слугу, который смотрит на нее, и смотрит с ужасом: «У слуги былшироко открыт рот. Слуга был прав. Ему никогда не приходилось видеть,

чтобы кукла ела».Да ведь не менее удивительным было происшествие, случившееся спродавцом воздушных шаров, когда он оказался в дворцовой кухне и, обработанный в виде торта, оказался, в качестве десерта, на столе у Трех толстяков: если бы не внезапное происшествие, умереть бы ему в животахпрожорливых гостей. Вообще, этот продавец воздушных шаров, не имеющий как будто никакого отношения к главному сюжету, откалывает невероятные штуки: мотаясь по ветру, он теряет с ноги свой огромный соломенный башмак, и вот уже в качестве жуткой шляпы башмак оказываетсяна голове изящного, самовлюбленного учителя танцев Раздватриса. А ещечерез некоторое время, когда Тибул, с помощью огромных капустных голов, отбивается от устроенного Тремя толстяками балагана нанятых силачей и стрелков, он вытаскивает вместо очередной капустной головы круглую рожу продавца воздушных шаров, который докатился до какой-то огромной ямы, а за этой находкой следует очередное приключение. Разве этоне цирк, когда в самую ответственную минуту на арену вылетает коверный, и публике надо отдышаться и всласть посмеяться! В сказочной повести Олеши все абсолютно логично, в ней, действительно, нет ни одноговолшебника и ни одного колдуна. Они здесь и не нужны. Вместо них действуют ошеломляющая эксцентрика, блестящая выдумка, насыщенные веселыми и, одновременно, драматическими событиями эпизоды, А каждый

герой как будто сошел с подмостков сцены или арены цирка. Удивитель-

ный диалог идет между Тибулом и Суок, когда канатоходец хочет объяс-

нить ей задание, которое ее ждет. Речь идет о представлениях, которые они

давали по воскресеньям. «Ты стояла на полосатом мостике. Я говорил‘Алле!’ – и ты сходила на проволоку и шла ко мне». И дальше описываетсятрюк, гораздо более серьезный, но, спрашивает Тибул, ей было страшно?И снова Суок отвечает «– Нет, ты говорил мне: ‘Алле!’ – значит, надо было быть спокойной и ничего не бояться. – Ну вот, сказал Тибул, теперь ятебе тоже говорю ‘Алле! ’ ты будешь куклой. – Я буду куклой».И все-таки волшебство в этой сказке есть: оно заключается в неповторимом ее языке, небывалых метафорах, делающих эту книгу каким-токладезем неисчерпаемых возможностей языка. Но если начать приводитьметафоры из текста, то на это уйдут многие и многие страницы.«Я не волшебник. Я только учусь». Кто не знает этих слов, ставшихуже афоризмом? Имя Евгения Львовича Шварца (1896-1958) стало появляться начиная с конца 1920-х годов в журналах «Еж» и «Чиж». Он велтам несколько разделов, особенно интересными были «ПриключенияВ.И.Медведя». Он писал стихи, раешники, но постепенно начал определяться его главный интерес – к созданию драматургической сказки. Названия многих сказок Шварца – «Красная шапочка», «Снежная королева»,«Золушка», «Тень», «Голый король» невольно могут вызвать вопрос: ведьсюжеты этих произведений нам уже давно знакомы? На этот вопросШварц ответил ясно и убедительно: «Сказка живет века, и каждый рассказывает ее на свой лад». Те сказки, которые мы перечислили, были написаны в прозе, а Шварц перевел их в новый жанр – драматургической сказки.Рядом со знакомыми героями появились новые персонажи, возник характерный для драматургии диалог между героями, у сказки возникла новаякомпозиция – она была разделена на несколько действий, и, самое главное,в ней возникали новые сюжетные линии, иной поворот событий.В 1937 году появилась сказка «Красная Шапочка», и уже с первыхстрок читатель попадал в совершенно непривычную, по прежним вариантам, атмосферу. Сказка начиналась с диалога мамы и девочки, их отношения между собой, немножко ироничные, казались абсолютно сегодняшними, современными: «Мама. Ну, до свиданья, девочка. Красная шапочка.До свиданья, мамочка. Мама. Смотри, девочка, когда пойдешь мимо болота, не споткнись, не поскользнись, не оступись и не упади в воду… Красная шапочка. Хорошо. А ты, мамочка, ножницы, игольник, катушку и всеключи положи в карман и, пожалуйста, не теряй…».В отличие от всех предыдущих вариантов этой сказки Шварц придумывает для героини – немножко самонадеянной, но очень хорошей девочки замечательный замысел. Во-первых, всех зверей сделать храбрыми(особенно зайцев) и, во вторых, всех их подружить между собой. По логике ее замысла волк останется в одиночестве, уже никому не будет страшен,и никто его не будет бояться. Какой же наивной оказывается Красная шапочка! Вот она ведет разговор с зайцами: Она и книжки им читала, она их

всяким премудростям учила, знакомила их со всеми обитателями леса, аглавное учила их храбрости. Сколько юмора в ответе зайца на ее вопрос обих храбрости: «Мы не пугаемся, а храбро прячемся. Мы молодцы».Теперь желание Волка съесть Красную шапочку тоже очень точнообосновано: она его враг, она хочет изменить весь лес, сделать всех друзьями: каким же жалким и бессильным останется он в полном одиночестве!Конечно, Красная шапочка еще маленькая девочка, а Волк умудренныйстарый хищник, и, естественно, что ему, с помощью коварной и хитройлисы, удается обмануть девочку. Дальше все происходит так, как в каждойсказке: Волк съедает сначала бабушку, а потом и Красную шапочку, иШварц почти полностью сохраняет все те вопросы, которые удивленнаястранным видом бабушки, задает ей девочка. Но и бабушка у Шварца совсем другая, тоже современная: она хоть и больна. но тайно от Красной

шапочки и на речку сбегала, и за грибами сбегала, и на гитаре поиграла…Устроившись в животе у волка, она с удовольствием съедает пирожок,принесенный внучкой, она шумит и толкает во всю по животу волка, а вотКрасная шапочка плачет. Плачет не потому, что ей страшно там, в животеу волка, а от обиды, потому, что пока она проиграла. Однако, уроки Красной шапочки вовсе не прошли зря, и сначала птицы (они первые проследили за всем ходом событий), а потом уже все обитатели леса приходят напомощь девочке и бабушке. И они вправе праздновать свою общую победу:Так совсем иначе передал этот известный веками сюжет Шварц всвоей «Красной шапочке».Сколько нового внес Шварц в сказку «Снежная королева». Немалозначительного для этой сказки определяется еще в рассказе «Два брата».Младший очень мешал старшему, и когда родители уехали за подарками кНовому году, старший, в ответ на просьбу младшего поиграть с ним, крикнул (что было не в первый раз): «Оставь меня в покое», вытолкал его водвор и запер дверь. А когда вспомнил о нем, мальчика уже не было. Слова,сказанные старшим: «Оставь меня в покое», составляют для Шварца целую философию. Их смысл хорошо разъясняет мальчику Прадедушка Мороз. Для него это великие слова, с помощью которых люди губят других,близких им, губят доброе дело, потому что за этими словами стоят определенные качества – равнодушие, душевный, холод, безразличие ко всему,что не касается лишь самого себя.Богатейший сюжет сказки Г.Х. Андерсена «Снежная королева» превратился под пером Шварца в полную приключений и драматизма пьесу. Вэтой пьесе он отдал дань великому сказочнику, изобразив его в роли студента, с которым свободно общаются и разговаривают вещи, а сказок онзнает столько, что если рассказывать каждый день по сто сказок, то за столет он успеет выложить только сотую долю своего запаса. Вот и сегодняон расскажет сказку. «Это сказка и грустная и веселая, и веселая и грустная». Пожалуй, ни в одной сказке Шварц так не приближается к самой основе, к самым главным мыслям и чувствам, проходящим через сказкуоригинал. Но каждому персонажу он придал еще большую колоритность,

дал еще большее поле действия. Достаточно вспомнить и сопоставить эпизоды с атаманшей и маленькой разбойницей: в сказке Шварца девочкаразбойница приобретает острую характерность, а убеждение атаманши:«Детей надо баловать – тогда из них вырастают настоящие разбойники»уже давно разошлось по свету, как афоризм. Так же приобретают сюжетную весомость и другие персонажи сказки: так, лесной Ворон превратилсяв значительную фигуру ученого Ворона Карла. Каждая фигура получила

свой характер, заговорила своим языком. Фигура Снежной королевы дважды появляется мельком. Она не живет на сцене полноценной жизнью, нов ней воплощено то зло, тот холод, который, по ее страшному замыслудолжен погубить все живое, все то, в чем живут оброта и счастье.А вот Герде Шварц дает возможность прожить огромной сценической жизнью, проделать во имя любви огромный путь, на котором ее ждутиспытания, а, в результате, и подвиги и победы. «Что враги сделают нам,пока сердца наши горячи?» В этих словах Сказочника выражена самаяглавная мечта Шварца.Все звериное окружение Бабы Яги в сказке «Два клена» меняется стого момента, как на ее территории появляется Василиса-Работница. И Котофей Иванович, и Медведь, и Шарик, и мыши, хитростью попавшие в услужение Бабы Яги, вдруг открываются в своей редкой, уникальной длякаждого характерности. Василиса-Работница тоже попалась на удочку Бабы-Яги, заколдовавшей ее сыновей, и чтобы выручить их она должна выполнить невыполнимые работы и заслужить похвалу хозяйки. Но в том-тои разница между всеми персонажами и Василисой, что ею руководит чувство великой любви к ее сыновьям и доброй симпатии ко всему живому.Чуткостью и заботой, пониманием и мудростью она завоевывает сердцавсех обитателей этого затерянного царства. Сказка удивительно выстроенав сюжетном отношении, но есть в ней эпизод, которого, кажется, ни в одной сказке нет и еще не было. Все мы, кажется, знаем, какова собой Баба-Яга. Шварц решил докопаться до ее начала, ее истоков и воочию увидеть,как обыкновенный человек становится Бабой-Ягой. Оказывается, характербудущей Бабы-Яги начал складываться еще в детстве. Вот как она рассказывает об этом Василисе: «Я еще девочкой-ягой была, в школу бегала, ауже покоя и на часик не знала. Ваш брат работничек вытвердит, бывало,все уроки, да и спит себе, а я бедная малютка яга, с боку на бок ворочаюсь,все думаю, как бы мне милочке, завтра, ничего не зная, извернуться да вывернуться». В другом месте она жалуется: «Ты думаешь, это легко чужимтрудом жить? Думаешь, это сахар ничего не делать?». И еще одно признание: на вопрос Василисы, любит ли она себя? Баба Яга отвечает: «Малосказать люблю, я в себе, голубке, души не чаю. Тем и сильна. Вы, людишки, любите друг дружку, а я, ненаглядная, только себя самое». У вас тысячи забот – о друзьях да близких, «а я только о себе, лапушке и беспокоюсь.Вот и беру верх». Так и слышится в этих словах то давнее «Оставь меня впокое».Нет, вероятно, ни маленького, ни взрослого читателя и зрителя, который не знал бы и не любил бы сказку «Золушка». Шварц написал ее ввиде киносценария. На скромном занавесе надпись: «Золушка. Стариннаясказка, которая родилась много-много веков назад и с тех пор все живет даживет, и каждый рассказывает ее на свой лад». Возможности кино, конечно, многое прибавили к постановке «Золушки». Зритель воочию видит, какпроисходят чудеса, испытывает на себе очарование актерской игры. В сценарии Шварца много новых, им самим придуманных эпизодов. В финалезвучат слова поистине вечные: «…Связи связями, но надо же и совестьиметь. Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать предъявить? Иникакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу – большой,а сердце – справедливым». И устами сказочного короля Шварц говорит отом, что ценит он превыше всего: «верность, благородство, умение любить» – эти волшебные чувства, которым «никогда не придет конец».Алексей Николаевич Толстой (1883-1945) на протяжении своеготворчества много раз обращался к литературе для детей, С начала XX векаон печатал самые различные сказки, действие которых часто происходило

в детской комнате («Прожорливый башмак», Фофка»), но многие его сказки были о животных: «Еж-богатырь», «Полкан», «Воробей». В тридцатыегоды он много времени отдал работе над созданием свода русской народной сказки. Одна из лучших его книг – автобиографическая повесть «Детство Никиты» («Повесть о многих превосходных вещах»), где описываетсяполная поэзии жизнь мальчика далеко от большого города, на хуторе.Именно здесь сливаются воедино природа и человек. Есть в «Детстве Никиты» эпизод, когда вся семья с волнением и нетерпеливым ожиданиемследит за стрелкой барометра. Вся жизнь целого года зависит от того, кудаповернет стрелка: или она обозначит засуху, а стало быть, неурожай, голод, или она принесет благодатное известие о дожде, о грозе – и тогда земля, а вместе с ней люди будут ликовать, и собравшаяся в зале семья ликует,в доме наступает настоящий праздник. Природа приносит Никите постоянное ощущение чего-то волшебного, он бывает настолько потрясен еекартинами, что, кажется ему, «только в зачарованном царстве бывает таксчастливо на душе». В своем воображении он живет одной жизнью сскворцом Желтухиным, он словно слышит все его мысли, с своим котом,ежом Ахилкой, любимым конем. С «памятью детства» он не расстанетсяникогда.Создавая сказку «Золотой ключик или Приключения Буратино»,Толстой снова обратился к «памяти детства». Он вспомнил любимую сказку детства «Пиноккио, или похождения деревянной куклы» С. Коллоди,стал ее пересказывать со все новыми и новыми подробностями, пока в егосознании не сложилась другая сказка, где и сам сюжет, и его герои зажилисовсем другой жизнью. Уже само имя Буратино, по мнению папы Карло,счастливое, и тот, кто носит его, обязательно будет жить счастливо и весело.Сюжет «Буратино» закручивается вокруг какой-то тайны, она всевремя будет будоражить героев, ее загадку пытаются разгадать многие, апуть к ее разгадке, попытки овладеть этой тайной, получить ее вещественное применение приводит героев к столкновениям, к постоянной борьбе, кпостоянному движению и сюжетному напряжению. Уже в первый раз, когда Буратино неожиданно получает от страшного синьора КарабасаБарабаса вместо того, чтобы быть поджаренным на огне, пять золотых монет, Буратино шепотом говорит куклам: «здесь какая-то тайна». Этой тайной, оказывается, владеет живущая на самом дне пруда старая черепахаТортила, но она знает лишь одну ее часть. Гораздо больше знает о тайнеКарабас Барабас, но возможность полностью овладеть ею зависит от Буратино, и эта невероятная интрига будет все время сталкивать героев, пускаться одних за другими в погоню, устраивать отчаянные сражения.

Страницу, описывающую главное сражение между деревянными человечками и полицейскими бульдогами, рядом с которыми и сам КарабасБарабас, невозможно читать без восхищения. На призыв Буратино, зовущего всех животных, зверюшек и насекомых на помощь, является несметное войско, действующее непреклонно и последовательно: «На помощьАртемону шло семейство ежей: сам еж, ежиха, ежова теща, две ежовые незамужние тетки и маленькие еженята… Серьезные муравьи не спеша залезали в ноздри и там пускали ядовитую муравьиную кислоту… Жужелицыи жуки кусали за пупок… Жабы держали наготове двух ужей, готовых

умереть геройской смертью…».Деревянные человечки у Толстого не статичны. Когда Буратино появляется на свет, он еще только озорник, и мысли у него пока маленькие-маленькие, коротенькие-коротенькие. В ходе борьбы за золотой ключик онмужает, он начинает дорожить дружбой товарищей и заботиться о них. Онстановится явным лидером группы деревянных человечков, и они охотноподчиняются ему. В ходе суровой борьбы меняется девочка с голубымиволосами – хорошенькая воспитанная Мальвина: она начинает понимать,что человеку нужны еще другие качества, кроме воспитанности. Слетаетпудра с белого лица Пьеро, и под ней оказывается краснощекий мальчик,который, сидя на кочке, умел прежде сочинять только унылые стишки. Ион в минуту опасности способен досадить врагам. Каким храбрым, отважным становится пудель Артемон, в обязанности которого прежде входилолишь услужение Мальвине. Какие славные, добрые, веселые человечкипредстают перед зрителями, когда, наконец, открывается тайна золотогоключика, и теперь можно создать такой театр, где всем будет уютно, сытно, тепло и хорошо! Кажется, не случайно повесть кончается первым театральным представлением: здесь как бы начинается еще один бесконечноважный сюжет, связанный с театром, с искусством. Когда открываетсядверь, ведущая пока непонятно куда, голодный папа Карло разочарован: оножидал найти здесь, за этой дверью что-то существенное, необходимоесию минуту. Но проходит немного времени, и он сам, и все остальные деревянные актеры понимают, какое настоящее сокровище – театр – скрывалось за тайной, ради которой шла такая непрестанная нешуточная война:ведь речь шла о том, в чьи руки попадет искусство

Чуковский о детской лит-ре.

Сказочные поэмы К.И. Чуковского

Определить точную дату создания первой эпической поэмы-сказкиЧуковского «Крокодил» трудно, но есть два важных свидетельства. Находясь вместе в поезде по дороге в Куоккалу (теперь Репино) в гости к художнику И. Репину, Горький заговорил с Чуковским о детской литературе,к тому времени Чуковский был известен, как автор нашумевшей статьи«Нат Пинкертон». Понимая необходимость этой статьи, направленнойпротив вульгарной литературы, Горький заметил: «Сейчас одна хорошаядетская книжка сделает больше добра, чем десяток полемических статей...Вот напишите-ка длинную сказку, если можно в стихах, вроде «Конька-горбунка», только, конечно, из современного быта».62 Поездка была в 1916году. По нескольким упоминаниям Чуковского, все его попытки написать

что-то, сидя за столом, успеха не имели. И однажды, благодаря непредвиденному случаю, сказка создалась сразу же, без промедления. Вот как рассказывает об этом сам ее автор. «Но случилось так...что мой маленькийсын заболел, и нужно было рассказать ему сказку. Заболел он в Хельсинки,я вез его домой в поезде, он капризничал, плакал, стонал, чтобы какнибудь утихомирить его боль, я стал рассказывать ему под ритмическийгрохот бегущего поезда» все, что в этот момент приходило в голову.«Стихи сказались сами собой...». Ни минуту он не думал ни о форме,ни о рифме, ни об эпитетах, он торопился любым способом отвлечь мальчика от томившей его боли. «Вся ставка была на скорость, на быстрейшеечередование событий и образов, чтобы больной мальчуган не успел ни стонать, ни заплакать. Поэтому я тараторил, как шаман...».63 Признаниеэто, особенно в «шаманстве» (по существу, импровизации) объясняет многое в «Крокодиле». Внимательный читатель почувствует ритмические совпадения между сказкой и многими произведениями русской поэзии: поэмами М.Ю. Лермонтова «Мцыри» и Н. Гумилева «Мик». Но больше всегоритмических совпадений падает на долю Н.А. Некрасова: «Милая девочкаЛялечка / С куклой играла она / И на Таврической улице вдруг увидала

слона». Эти ритмические «заимствования» как нельзя лучше объясняют«шаманство» поэта: его колдовская память (а он, так же, как С.Я. Маршак,знал всю русскую поэзию наизусть) подбрасывала ему все что в эту секунду могло пригодиться для создания нового эпизода или нового поворота всюжете: не только из классики, но и из детского фольклора, из уличной песенки.64

Сказка «Крокодил» была первой, проложившей начало всему последующему комическому эпосу в творчестве Чуковского. Здесь родилась«корнеева рифма»:В этой сказке перед читателем впервые в литературе для детей открывается улица большого города, с ее движением, с массой разнообразного народа. Еще больше поразит читателя фантастический темп развитиясюжета, где с невероятной быстротой одно событие сменяет другое. Послемногих причудливых происшествий наступает счастливый конец – примирение двух миров: человеческого и звериного. Для общей гармонии людии звери должны отказаться от самого страшного. «Мы ружья поломаем /

мир, какая совсем новая открывается жизнь! «И наступила тогда благодать: /Некого больше лягать и бодать. <…> По вечерам быстроглазая Серна / Ване и Ляле читает Жюль-Верна. / А по ночам молодой Бегемот / Имколыбельные песни поет. <…> Вон, погляди, по Неве по реке / Волк и Ягненок плывут в челноке». Библейская мечта и детская совпадают.В этой поэме впервые с такой силой игровой фантазии возникнетстрана Африка, огромная площадка для всяких приключений, недаром пронее написано так:

Именно поэтому. как только «папочка и мамочка уснули вечерком, / А Танечка и Ванечка – в Африку тайком...».И, наконец, именно в «Крокодиле» появляется небывалый еще юныйгерой – «Это доблестный Ваня Васильчиков».Именно с этого героя, Вани, начинается проходящая через все сказки, может быть, главнейшая для Чуковского мысль: не важно, кто ты, а важно,какой ты. В руках у Вани, побеждающего Крокодила и все нашествие зверей, всего-то «сабля игрушечная». Другой герой, спасающий МухуЦокотуху от страшного паука, – всего лишь маленький Комарик, третий –Воробей, легко и просто справляется с грозным Тараканом. Отвага и не-

устрашимость маленького героя подчеркивается еще и тем, что сильные,клыкастые, зубастые всякий раз трусливо прячутся. Победа маленькогонад большим – тема, уходящая в фольклор (вспомним Илью Муромца иИдолище поганое), в библейские истории (Давид и Голиаф). Об этическомначале своих сказок лучше всех сказал сам Чуковский, как бы комментируя замысел «Крокодила». Он писал: «Нужно выдвинуть на первый плансерьезный смысл этой вещи. Пусть она останется легкой, игривой, но подспудом в ней должна ощущаться прочная моральная основа», а «под шутливыми образами далеко не шуточная мысль».Неповторимый сказочный мир Чуковского необычайно разнообразени своими сюжетами, и своим небывалым звериным миром, где легко ипросто уживаются козявочки и букашечки с гиенами, носорогами и акулами, и своими завораживающими географическими пространствами. На

всей территории сказок Чуковского царят неудержимая выдумка, шутка,игра, нонсенс, перевертыш. Перевертыш, быть может, самый любимыйприем в его сказках. На этом приеме держатся сказки «Чудо-дерево»(1924), где возможна самая что ни на есть «несусветица»: «А на дереве ерши / Строят гнезда из лапши. <…> В огороде-то на грядке / Вырастаютшоколадки....», и «Путаница»(1924), где все меняется местами, верх становится низом, происходит великая неразбериха с звериными голосами, ивообще наступает полное отклонение от привычной житейской нормы:«Рыбы по полю гуляют, / Жабы по небу летают...». Перевертышам Чуковский посвятил отдельную главу в книге «От двух до пяти», где он задаетсявопросом: «в чем польза детского влечения к игре в “перевернутыймир”?». Он находит ключ к этой «разнообразной и радостной деятельности» в игре, которая необходима ребенку и для развития его умственной инравственной деятельности. Для него эта «обратная координация вещей»представляет собой разные виды игры мыслительной, игры ума, потомучто «ребенок играет не только камешками, куклами, но и мыслями».Своими сказками Чуковский создал цельный огромный художественный мир, заражая ребенка самыми разными эмоциями, вызывая по ходу

сюжета и чувства страха, ужаса, испуга и принося ему, в результате, счастье и радость. Его наблюдения над детьми привели его к убеждению: ребенок любит действие, движение, перемещение, игру вещей. И в его сказках все беспрестанно движется: «Ехали медведи / На велосипеде / А за ними кот / Задом наперед»(«Тараканище»,1923). «Одеяло убежало / Улетелапростыня,./ И подушка, / Как лягушка, / Ускакала от меня...» («Мойдодыр», 1923). Все его сказки приводят действие к счастливому финалу, открывая ребенку, читателю и слушателю, возможность выразить вместе сгероями бурную радость, громкое, шумное ликование. «Пляшут чижики и

зайчики в лесах, / Пляшут раки, пляшут окуни в морях...»; «Да здравствуетмыло душистое / И полотенце пушистое..»; «А слониха-щеголиха / Так отплясывала лихо...»; «Будет. будет мошкара / Веселиться до утра:»; «Вотобрадовались звери! / Засмеялись и запели / Ушками захлопали, / Ножкамизатопали...»; «Вот и вылечил он их, / Лимпопо! / Вот и вылечил больных, /Лимпопо! / И пошли они смеяться, / Лимпопо! / И плясать и баловаться, /Лимпопо!». Сколько же ответной радости, сколько желания попрыгать, весело выкрикивать текст, танцевать и баловаться дают ребенку эти ликующие концы всех сказок!Почему Чуковский выбрал сказку? Замечательно звучит его признание: «По-моему, цель сказочника заключается в том, чтобы какою угодноценой воспитать в ребенке человечность – эту дивную способность человека волноваться чужими несчастьями, радоваться радостям другого, переживать чужую судьбу как свою. Сказочники хлопочут о том, чтобы ребенок с малых лет научился мысленно участвовать в жизни воображаемых

людей и зверей и вырвался бы этим путем за рамки эгоцентрических интересов и чувств. <…> Вся наша задача заключается в том, чтобы возбудитьв восприимчивой детской душе эту драгоценную способность сопереживать, со-страдать,со-радоваться, без которой человек – не человек».

Чуковский создал множество стихотворений для детей, используя вних мотивы русского и английского фольклора, вводя в русский стих нонсенс, тот же перевертыш, шутку, которыми прославилась и стала знаменитой английская книга «Песни Матушки Гусыни». На шутке, перевертышестроятся такие стихи, как «Обжора», «Ежики смеются» (У канавки / Двекозявки / Продают ежам булавки. / А ежи то хохотать! Нам не надобны булавки! / мы булавками сами утыканы»); «Огород» (Сел баран на пароход /И поехал в огород), «Бебека», Закаляка», «Верблюдица» и много еще других. Целый цикл он посвятил переводу английских народных песенок, куда

вошли и ставшие знаменитыми «Скрюченная песня» и «Барабек» («РобинБобин Барабек / Скушал сорок человек...»), и «Котауси и Мауси» («Жила-была мышка Мауси / И вдруг увидала Котауси...»), целый цикл загадок. Но, кажется, полнее всего он выразил себя в стихотворении «Радость». Радость – это такое чувство, от которого меняется все и в человеке, и в природе: «Куры стали павами, / Лысые – кудрявыми». Он готов нести безоглядную радость всем, увлекая этим чувством и больших, и маленьких.

Маршак