Социальные последствия государственного патернализма

Россия в условиях нового общества, новой экономики, рынка труда и глобализации

Особенность России состоит в том, что на коротком времен-нбм промежутке в ней произошли серьезнейшие социальные и экономические трансформации, которые западное общество пе­реживало в течение столетий.

272

В последние 20 с лишним лет Россия столкнулась со вновь открытым для нее феноменом рынка труда, а также стремительно развертывавшимися глобализацией и информатизацией общества, последствия которых вносят вторичную компоненту в процесс ры­ночной перестройки трудовой деятельности и трудовых отноше­ний. Эти процессы не могли не иметь таких последствий, как мас­совая безработица разных типов, перестройка профессиональной иерархии, появление новых трудовых и профессиональных прио­ритетов, изменения социальной структуры, что неизбежно требо­вало перестройки системы социальной защиты, системы профес­сионального образования, появления новых образовательных тех­нологий, технологий и механизмов политики занятости.

Одной из проблем, с которой столкнулось российское об­щество при переходе к новым трудовым отношениям в новых со­циальных условиях, стала зависимость от сформированного в со­ветское время образа трудовой деятельности. Отношение к труду, которое воспитывалось в советских людях, со временем приобре­ло некоторые особенности, ставшие следствием идеологических установок.

Во-первых, в сознание советских людей внедрялась уста­новка о труде как одной из основных жизненных потребностей; тунеядство же критиковалось весьма широко и наказывалось вполне определенно. Во-вторых, процесс труда в стране социа­лизма должен был стать высшим достижением трудовой деятель­ности, поскольку это был освобожденный труд, труд во имя сча­стья людей и на благо Родины и т. д. Из этого следовало, что в СССР и труд особенный, и человек труда — особенный, лучший.

Таким образом, Советская власть серьезно трансформиро­вала трудовые предпочтения и трудовую ментальность советско­го человека. Лозунг «Кто был никем, тот станет всем» реально воплощался в жизнь. Выходцы из крестьянской среды станови­лись профессорами, генералами, директорами заводов. Словно по щучьему велению, крестьянские сыновья переносились от тя­желого поденного труда и быта в светлое будущее интеллектуаль­ного творчества и управления.

Десятилетиями советским детям вбивали в голову идилли­ческие представления о возможной будущей профессии: космо-

273

Глава 8. Было ли государство всеобщего благосостояния в СССР?

навта, ученого, художника, летчика, разведчика, геолога, поляр­ника и т. д. Матери мечтали, чтобы их дочери стали артистками, а сыновья — героями. Это имело по меньшей мере два следствия: 1) никто не мечтал стать предпринимателем, бизнесменом, фер­мером, политиком (а если и мечтали, то таких возможностей не было); 2) постепенно сформировался также и корпус социально непрестижных профессий. И если сталевар, шахтер, ткачиха ги­потетически могли стать победителями социалистического со­ревнования, Героями Социалистического Труда, то для предста­вителей многих профессий таких перспектив не было, что в ре­зультате лишило их социальной привлекательности.

Итак, в результате идеологической «накачки» была сфор­мирована завышенная статусная самооценка россиян, особенно выходцев из сельской среды, новоявленных представителей сред­них слоев, получивших среднее, среднее специальное образова­ние, ну и, безусловно, высшее, позволившее многим осознавать себя представителями интеллигенции и за 120 руб. в месяц при­сутствовать на работе. Что мы имеем в настоящее время, через 20 с небольшим лет после начала перестройки?

Как показывает история, неизбежное последствие повы­шенной государственной опеки (в условиях как Welfare State, так и государственного патернализма) — деморализация населения. В данном случае одно из проявлений деморализации — неспо­собность коренного российского населения конкурировать с по­токами мигрантов, обрушившихся на центральные города Рос­сии в последнее десятилетие⁴⁶.

Феномен столичного иждивенчества

Еще А.С. Грибоедов писал: «На всех московских есть осо­бый отпечаток». Почему возник парадокс Москвы, почему жите­ли именно этого города России, как заявляют работодатели, не хотят и не любят работать?

Москвичи всегда считали себя российской элитой. Так, ви­димо, оно и было (имеется в виду уже советская эпоха). Налицо важный стратификационный срез: столичные жители и провин­циалы. В советский период москвичи считали себя особой кастой,

274

8.4. Социальные последствия государственного патернализма

особым сословием. По мнению провинциалов, в Москве всегда было лучше снабжение продуктами и промышленными товарами, все регионы России и республики СССР поставляли свою про­дукцию в столицу. Бытовало расхожее мнение, что вся страна ра­ботала на Москву. И в то же время провинциалы недолюбливали москвичей и завидовали им, что также подогревало не столько ко­ренных москвичей, сколько новоявленных столичных жителей — так называемых лимитчиков и бывших провинциалов, которым удалось пробиться в Москву и осесть в ней, а таких в Москве в послевоенные годы оказалось большинство. Все это и многое дру­гое порождало не просто иждивенчество, а иждивенчество сто­личное, как и псевдоамбиции: мы — столица и уже одним своим статусом заслуживаем и требуем к себе особого отношения. Как следствие — формирование самосознания москвича (иждивенче­ское, амбициозное, безответственное). Хотя нахождение в центре страны, в ее сердце, казалось бы, должно было формировать по­нимание не только собственной значимости, но и ответственно­сти — кому многое дано, с того многое и спрашивается.

В главе о кризисе государства всеобщего благосостояния мы писали о последствиях патерналистской опеки в Великобри­тании в конце XVIII - начале XIX вв. Принятие закона Спинхем-ленда в 1795 г. привело к 40-летнему застою и росту социального иждивенчества, искоренение которого потребовало последую­щих 40 лет, а также принятия в 1834 г. Закона о бедных, предпола­гавшего обращение к практике работных домов с принудитель­ным привлечением населения к труду. Эта практика считается одной из темных страниц в истории Великобритании.

Если вспомнить идущую со времен социал-дарвинизма мо­дель «культуры бедности», основными характеристиками которой являются сознательный аскетизм, недостижительские установки и субъективное принятие нужды, проявляющееся в удовлетворен­ности низкими стандартами жизни, — то можно предположить, что эта модель «годится для описания "привыкания" какой-то ча­сти россиян к бедности, "включение" их в культуру бедности. Многие отечественные и зарубежные ученые подтверждают эту опасную тенденцию, под действием которой увеличивается масса экономически неактивных людей, зависящих от социальной по­мощи, что увеличивает разобщенность общества»⁴⁷.

275

Глава 8. Было ли государство всеобщего благосостояния в СССР?

Что делать, как преодолеть последствия государственного патернализма в России? Можно ли принять закон о насильствен­ном привлечении к труду и активной социальной позиции в усло­виях современного общества? Не хотелось бы, чтобы население России вновь становилось объектом еще одного социального эксперимента.

Ни в России, ни в западных государствах всеобщего благо­состояния пока не найдено адекватного решения проблемы со­циального иждивенчества. Вопрос состоит в том, как сочетать государственное участие с участием отдельного человека, гражда­нина, как достичь равновесия между возможностями Welfare State и растущими потребностями современного общества, как до­биться оптимального перераспределения?

Социальная справедливость, стабильность, удовлетворение материальных потребностей — всё это атрибуты состояния покоя, которое, как утверждают физики, поэты и философы, в природе и обществе недостижимы.

Глава 9