Тема любви в лирике С. Есенина

В конце своей жизни поэт обратился к теме любви. Чтобы почувствовать своеобразие этих стихов Есенина, важно знать, какая любовная лирика появлялась в печати в начале 20-х годов. Это была либо откровенная эротика, либо аскетический отказ от выражения истинных чувств. Есенинская любовная лирика не касается этих крайностей, она ярко эмоциональна, экспрессивна, мелодична, в центре её – сложные перипетии любовных отношений и незабываемый образ женщины.

В 1923 году прозвучало такое есенинское признание: «В первый раз я запел про любовь…».

Особой выразительностью отличаются два есенинских цикла – «Любовь хулигана» (1923) и «Персидские мотивы» (1924–1925).

Вот одно из стихотворений первого цикла – «Ты такая ж простая, как все…». Оно строится как лирическое объяснение с героиней, но сохраняет целостную монологическую форму. В нём даётся своеобразный портрет избранницы и одновременно самохарактеристика лирического героя. Облик возлюбленной отличается своей обыденностью, похожестью на других российских женщин. Чтобы передать эту особенность, Есенин пользуется яркой, почти шекспировской гиперболой: «Как сто тысяч других в России». Но эта похожесть на иных не снижает, а явно возвышает подругу. Есенина пленяет простота избранницы, та простота, которая становится этико-эстетическим признаком красоты. Печальное былое одиночество женщины метафорически соотнесено с природным рассветом и синим холодом осени. Это намёк на то, что героиня стихотворения исключительна в своей красоте и значительности. Намеченное противоречие подхвачено во второй строфе:

Твой иконный и строгий лик

По часовням висел в рязанях.

Это редкая красота, «строгая», не лицо, а «лик» и в то же время образ, широко распространённый в России.

В четвёртой и седьмой строфах портрет получает своё завершение. Тут вновь намечены черты как будто разного свойства: вроде бы снижающие образ женщины «глаза косые» и одновременно редкостное, исключительное имя, которое «звенит» (имеется в виду Августа Миклашевская, которой посвящено стихотворение). Но и эти противоположности сведены к единству, так как косые глаза напоминают поэту листья, и имя подруги – «словно августовская прохлада». Естественность, природосообразность – вот что синтезирует названные признаки.

Контрастные начала третьей строфы (то, что было в прошлом, и то, что стало в настоящем) вновь объединены поэтической мыслью о преобразующем воздействии на человека любовного чувства. Далее намечаются новые противоположности – любви небесной («лететь в зенит») и земной («слишком много телу надо»). Но избранница такова, что согласует столь разные устремления. И «сумасшедшее сердце поэта», как сказано в предпоследней строфе, выбирает эти противополжные эмоции. Возникает гармония разных характеров, похожесть различных лиц, и это передано живописно и одновременно пластически ощутимо:

Потому и грущу, осев,

Словно листья, в глаза косые…

Следуют два заключительных стиха, которые, повторяя родственные строки первой строфы, возвращают к началу, образуя замкнутый круг, словно своеобразное тондо старых картин, круглых по форме. Так найденная поэтом форма вносит новое ощущение гармонии и отвечает содержанию стихов о любви.

Новым выдающимся творением Есенина в области любовной лирики стал цикл «Персидские мотивы» (1924–1925), который сам автор считал лучшим из всего, что им было создано. Поэт мечтал побывать в Персии (Тегеране) или Турции (Константинополе), чтобы непосредственно погрузиться в жизнь Востока. Однако бакинские власти не дали ему разрешения на поездку, учитывая опасность, которая могла бы его подстерегать. Тем не менее на даче журналиста П.И. Чагина под Баку для Есенина была создана некая иллюзия Персии. Важную роль сыграло и приобщение поэта к классикам персидской и таджикской литературы – Фирдоуси, Саади, О. Хайяму в прекрасном переводе Ф.Е. Корша, а также чтение книг об Иране, пребывание в Тифлисе, Батуми и Баку.

Всё это позволило Есенину почувствовать дыхание Востока, и не случайно сборник получил название «Персидские мотивы», в который вошло 15 лирических стихотворений и в которых варьируются темы любви, природы, красоты и Родины. Миниатюры этого цикла объединены: восточным колоритом произведений; родственностью настроений; размышлениями о смысле бытия; пониманием любви как неповторимого дара природы и высшей ценности жизни; единым сдержанно-страстным чувством лирического героя; отточенностью формы; сплетением различных мотивов по типу узоров персидского ковра.

Стихотворения, вошедшие в этот цикл, во многом противоречат тем строкам о любви, которые звучали в цикле «Москва кабацкая». Это стихотворения о чистой, возвышенной любви, которой даже измена любимой в сиреневом мраке не помеха, которая, как «в России», и здесь, в условной Персии, должна быть такой же свободной, чистой, нежной. Эту идею автор проводит уже в первом стихотворении «Улеглась моя былая рана…»:

Мы в России девушек весенних

На цепи не держим, как собак,

Поцелуям учимся без денег,

Без кинжальных хитростей и драк.

Четыре строки, а за ними суровые восточные обычаи: выкуп невесты, кровная вражда, «хитрости». Поэт провозглашает себя сторонником честной, порядочной жизни и любви, не знающей преград. Многозначительна в связи с этим строка в заключительной строфе стихотворения:

И на дверь ты взглядывай не очень,

Все равно калитка есть в саду...

Русская калитка, которую можно отворить «потихоньку». Символ свободной и чистой любви.

В «восточном стиле» ведётся речь о любви в стихотворении «Я спросил сегодня у менялы…». На все вопросы о том, как по-персидски звучат слова «люблю», «поцелуй», «моя», меняла отвечает лирическому герою одинаково: о любви, поцелуе и других чувствах не говорят, об этом лишь «вздыхают украдкой», это чувство помечено «красной розой» и, наконец:

«Ты – моя» сказать лишь могут руки,

Что срывали чёрную чадру.

Образ женщины овеян в стихотворении таинственностью, «вписан» в экзотическую обстановку («лунный свет», «бегущие по полям розы», «воздух прозрачный и синий», «цветочные чащи» и др.).

Но как ни увлечён Есенин знойным Востоком, он не забывает о своей родине. Поэтому образ России, «далёкого синего края», постоянно присутствует в «Персидских мотивах». Стихотворение «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» (1924) целиком строится на постоянных ассоциациях между «персидским» миром и родными русскими краями. Поэт «с севера» оказался рядом с девушкой с юга (первая строфа):

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

Потому, что я с севера, что ли,

Я готов рассказать тебе поле,

Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ.

восточный Шираз противопоставлен рязанским раздольям (вторая строфа):

Потому, что я с севера, что ли,

Что луна там огромней в сто раз,

Как бы ни был красив Шираз,

Он не лучше рязанских раздолий.

Потому, что я с севера, что ли.

лирический герой с «ржаными» волосами сопрягается с ржаными полем (третья строфа):

Я готов рассказать тебе поле,

Эти волосы взял я у ржи,

Если хочешь, на палец вяжи -

Я нисколько не чувствую боли.

Я готов рассказать тебе поле.

ласки, шутки, улыбки восточной красавицы напоминают о прошлом (четвёртая строфа):

Про волнистую рожь при луне

По кудрям ты моим догадайся.

Дорогая, шути, улыбайся,

Не буди только память во мне

Про волнистую рожь при луне.

Неожиданно рождается аналогия с построением пушкинского стихотворения «Не пой, красавица, при мне…». Пятая строфа поддерживает эту ассоциацию:

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

Там, на севере, девушка тоже,

На тебя она страшно похожа,

Может, думает обо мне...

Шаганэ ты моя, Шаганэ.

(в реальной жизни армянка Шаганэ Тальян, встреченная Есениным, напомнила поэту о Галине Бениславской, черноволосой полугрузинке). И все эти лирические признания и сопоставления изумительно вплетены в ткань поэтического шедевра. Каждая строфа оформляется кольцом, как восточный платок, окружённый бахромой.

И в других стихотворениях этого цикла тема пряного Востока причудливо объединяется с темой России, а в целом сборник «Персидские мотивы» ярко говорит о смысле жизни, который заключён в свободе человека, в проявлении его естественных чувств, в поклонении женщине и красоте, в готовности душевно откликнуться на различные формы мировой культуры, находящиеся в глубочайшем сопряжении и родстве.