Реквием» А. Ахматовой – поэма о личной и народной трагедии

Массовые репрессии в стране, трагедийные события личной жизни (неоднократные аресты и ссылки сына и мужа) вызвали к жизни поэму «Реквием» (1935–1940). Пять лет с перерывами работала Ахматова над этим произведением. Писатель И. Меттер вспоминает о своём разговоре с Ахматовой о «Реквиеме»: «Как же вам удалось сохранить сквозь тяжёлые годы запись этих стихов?» – «А я их не записывала. Я пронесла их через два инфаркта в памяти». Широкому читателю текст стал известен только в 1987 году, когда почти одновременно был опубликован в журналах «Октябрь» и «Нева».

Поэма сложилась из отдельных стихотворений, созданных в основном в предвоенный период. Окончательно эти стихи были скомпонованы в единое произведение только осенью 1962 года, когда оно было впервые написано на бумаге.

Слово «Реквием» переводится как «заупокойная месса», католическое богослужение по умершему. Одновременно это – обозначение траурного музыкального произведения. Исследовательница Е. С. Абелюк сопоставила латинский текст заупокойной мессы с поэмой и нашла ряд параллелей, что свидетельствует о глубоком воздействии текста мессы на Ахматову. Есть переклички поэмы и с текстом молитвы, обращённой к скорбящей матери – Stabat Mater. Это позволяет нам сделать выводы, что произведение Ахматовой можно рассматривать в общем контексте мировой культуры и что поэма имеет ярко выраженное музыкальное начало.

Это сложное полифоническое произведение, в котором разные голоса в различных тональностях и ритмах передают великую скорбь, призванную вызвать у читателей и слушателей катарсис (очищение). Но в первую очередь поэма основывается на реалиях самой жизни.

Эпиграф к поэме взят из стихотворения самой Ахматовой «Так не зря мы вместе беседовали…». Автор подчёркивает, что поэма затрагивает не только её несчастья как матери, но касается общенародного горя. Этот сплав личного и общего выделен в афористических строчках эпиграфа:

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

Лаконичное «Вместо предисловия» написано прозой: и содержание, и непривычная форма этого текста приковывает к себе особое внимание. Рассказ о 17-ти месяцах, проведённых в очередях возле тюрьмы, как бы конкретизирует эпиграф. Поэт клянётся, что сможет написать о пережитом, и сам текст «Реквиема» служит этому подтверждением.

«Посвящение» содержит ряд конкретных картин общенародного несчастья «осатанелых лет». Но эта конкретность поразительно соединена с высоким обобщением.

«Вступление» обнажает правду на грани фантастики. И очень естественно здесь возникают гротескные образы:

…улыбался

Только мёртвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

Строфа «Уводили тебя на рассвете…» строится как народный плач. Это причитание матери по уводимому в тюрьму сыну, который неожиданно объединяется с крестьянским плачем по покойнику (представление о нём возникает благодаря соответствующей лексике: «тёмная горница», «плакали дети», «божница», «свеча оплыла», «холод иконки»). Наконец, это услышанные из глубины веков крики и стоны стрелецких жен. Но все эти голоса сливаются в один общий вой, невыносимый в своём трагизме.

В следующей части произведения, датированной 1939 годом, получает своё выражение склонность Ахматовой к космическим образам. Изображённое на земле обозревается глазами «жёлтого месяца».

Поэтесса пробует увидеть страдания других людей со стороны, но от этого они не менее трагедийны. Выражением всеобщего горя становится страшная ночь. Героиня поэмы пытается взглянуть на себя со стороны и с ужасом замечает себя, былую «весёлую грешницу», в толпе под Крестами, где столько «неповинных жизней кончается…». Стих обрывается на полуслове, на многоточии.

В следующем отрывке отчаяние матери достигает высшей точки:

Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу,

Ты сын и ужас мой.

Всё перепуталось в её сознании, ей слышится «звон кадильный», видятся «пышные цветы» и «следы куда-то в никуда». И светящая звезда становится роковой и «скорой гибелью грозит».

В строфе «Лёгкие летят недели…» героиня пребывает в каком-то оцепенении. Все её мысли о сыне, общее у них сейчас – белые ночи, глядящие в тюрьму, но приносящие не свет и радость, а говорящие о кресте и смерти. И в этом состоянии оцепенения на героиню обрушивается очередной удар – приговор сыну. Эта часть поэмы так и называется «Приговор»

И упало каменное слово

На мою, ещё живую грудь.

Женщина находится на грани жизни и смерти и как бы в полубреду пытается всё-таки найти выход:

Надо память до конца убить,

Надо, чтобы душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

Однако у героини нет сил жить в «опустелом доме», и она зовёт смерть:

Ты всёравно придёшь – зачем же не теперь?

Я жду тебя – мне очень трудно.

Так начинается следующая часть – «К смерти». Героиня готова принять любую смерть: отравленный снаряд, гирьку бандита, тифозный чад и даже увидеть «верх шапки голубой» – самое страшное в то время.

Но смерть не приходит – приходит безумие («Уже безумие крылом» – первая строка новой части).

Само страдание становится окаменелым. Всё происходящее в жизни и в сердце сводит с ума.

Уже безумие крылом

Души накрыло половину.

В стихотворении «Распятие» автор оперирует высокими общечеловеческими символами Матери, Магдалины и Распятия Христа. Это логическое завершение мотива несения креста на Голгофу. Поэтесса соединяет историю Божьего Сына с собственной судьбой, и оттого частное и общее – в соответствии с темой эпиграфа и «Посвящения» – сливается воедино.

Эта тема продолжена и завершена в «Эпилоге», где героиня объявляет:

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною…

Стихи начинают звучать как удары набатного колокола. Идут твёрдые, как железо, двустишия с мужскими рифмами, свидетельствующие о стойкости, непреклонности и силе женщины – поэта. И потому она достойна монумента как воплощения памяти несгибаемости и ещё одного символа окаменения. Продолжая тему памятника, традиционную в русской поэзии, Ахматова трактует её ярко, мощно:

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество…

Но этот памятник и должен стоять по желанию поэта не в милых её сердцу местах, где она была счастлива, а у стен тюрьмы, монумент не только поэту, а всем матерям и женам, всем жертвам произвола, самому Мужеству.

Поэма отличается мощным эпическим размахом, раскрытием современности на широком всемирно-историческом фоне. Полифонизм, многоголосье и распевность позволяют воспринимать это произведение и как траурное музыкальное творение. Основанное на народных плачах, оно несёт и глубокую лирическую интонацию, что делает поэму уникальным художественным явлением. Только одно это произведение позволило бы Ахматовой стать классиком отечественной словесности.