Принцип первый: конститутивная модель коммуникации как метамодель

Хотя дебаты по поводу определения коммуникации в основном прекратились после выхода работы Данса (Dance, 1970), понятие коммуникации примерно с конца 1980-х гг. вновь стало темой серьезных дискуссий среди теоретиков коммуникации. В период общего признания и расцвета коммуникативной теории возрождение интереса к данному понятию отражает растущую убежденность, по крайней мере некоторых ученых, в том, что теория коммуникации может стать областью согласованного знания и занять центральное место в социальной науке. Разрабатывая понятие «коммуникация», мы фактически конструируем «коммуникационное», направление ж изучении социальной действительности и тем самым определяем границы и цели дисциплины коммуникации, отделяющие ее от других социальных дисциплин.

Среди наиболее интересных предложений, касающихся определения этой области, было несколько версий конститутивной, или ритуальной модели коммуникации.

Упомянутая модель обычно определяется по контрасту с ее диалектической противоположностью, трансмиссионной, или информационной моделью коммуникации, причем последняя, как утверждается; продолжает доминировать как среди непрофессионалов, так и в академических кругах. Согласно обще принятому пониманию трансмиссии, коммуникация — это процесс отправления и получения сообщений, или передача информации от одного лица другому.

Трансмиссионная модель коммуникации подверглась серьезным нападкам в последние годы. Петерс (Peters, 1989) обнаружил ее истоки в эмпиризме XXI в., с его индивидуалистическими и крайне солипсическими допущениями; наряду с другими учеными он приводит различные доводы, доказывая, что трансмиссионная модель ошибочна с философской точки зрения, полна парадоксов, что она идеологически устарела и должна, по крайней мере, быть дополнена, если не полностью вытеснена, такой моделью, которая концептуализирует коммуникацию в качестве процесса производства и воспроизводства общих смыслов. Конститутивная модель отводит коммуникативной дисциплине центральное место в интеллектуальной жизни и возлагает на нее культурную миссию (например, выступать с критикой культурных притязаний трансмиссионной модели).

В литературе по этому вопросу можно выделить несколько важных идей. Одна связана с тем, что представления о коммуникации исторически эволюционировали и лучше всего могут быть поняты в более широком контексте культурной и интеллектуальной истории. Вторая состоит в том, что коммуникационные теории рефлексивны, т. е. формальные теории часто черпают материал из обычного, культурно обусловленного способа размышлений о коммуникации, но, будучи сформулированы, теоретические взгляды в свою «очередь оказывают влияние на обычное мышление и повседневную практику поддерживая их или изменяя. Связь между теорией и культурой, таким образом, рефлексивна, или взаимно конститутивна. Теории коммуникации помогают в создании того самого феномена, объяснить который ставят своей целью Кэри и Криппендорф. (Carey, 1989; Krippendorff, 1997).

Это подводит нас к третьей идее, которая состоит в том, что теории коммуникации, в силу их исторической и культурной укорененности и рефлективности, имеют практическое значение, в том числе и политическое. Оказывая влияние на общество, они всегда служат чьим-то интересам, и — что удивительно — более привилегированным и влиятельным слоям общества чаще, чем другим. Например, трансмиссионная модель коммуникации может служить интересам технических экспертов — ученых и инженеров, она используется для подкрепления культурных установок о ценности экспертов как надежных источников информации.

Сущность четвертой идеи заключается в том, что коммуникация может быть полноправной интеллектуальной дисциплиной только в том случае, если предполагает коммуникативный подход к анализу социальной действительности, который радикально отличается, но вместе с тем равен по статусу таким устоявшимся дисциплинарным направлениям, как психология, со­циология, экономика, лингвистика и т. д. У каждой из этих дисциплин свои способы объяснения определенных аспектов коммуникации. Психологические теории, например, объясняют когнитивные процессы, с помощью которых люди могут создавать сообщения (Berger, 1997). Однако коммуникативный подход полностью переворачивает пояснительные таблицы. Коммуникация в коммуникативном аспекте — это не вторичный феномен, который о объяснить предшествующими психологическими, социологически-культурными или экономическими факторами; скорее, сама коммуникация — это первичный конститутивный социальный процесс, который объясняет все эти и другие факторы. Теории коммуникации, разрабатываемые дру­гими дисциплинами, строго говоря, не относятся к области коммуникативной теории, поскольку они не опираются на коммуникационный подход. Подлинная теория коммуникации признает важность коммуникации (Sigman, 1995); признает, что коммуникация сама выступает основным способом объяснения (Deetz, 1994).

Дитц отмечает, что новые дисциплины (в смысле фундаментально новых способов объяснения) «появляются, когда существующие способы объяснения не могут обеспечить бесспорное руководство при поиске ответов на ключевой набор новых социальных вопросов» (1994. Р. 568). В настоящее время важнейшие вопросы связаны с тем, кто и какими способами уча­ствует в социальных процессах, в рамках которых конструируются персональные идентичности, социальный порядок и коды коммуникации. В противоположность традиционной информационной точке зрения на коммуникацию, безоговорочно принимающей эти элементы в качестве фиксированной структуры, которая должна присутствовать, чтобы коммуникация состоялась, Дитц поддерживает развивающееся «коммуникационное направление», которое сфокусировано на «описании того, как внутренний и внешний мир, социальные связи и средства выражения соответственно кон­ституированы интеракционным процессом в качестве его собственного наилучшего объяснения».

Особенно важно, что аргументы, выдвинутые в поддержку конститутивной модели коммуникации, такие, как только что процитированные фраг­менты из Дитца (Deetz, 1994), чаще всего не являются чисто теоретическими. Меняющаяся социальная ситуация, в которой разрабатывается теория коммуникации, требует новых способов размышления о ней. Конститутив­ная модель представляется практическим ответом на современные социальные проблемы, возникающие, например, вследствие эрозии культурных. основ традиционных идей и институтов, увеличивающихся культурных раз­личий и взаимозависимости и широко распространенных требований демократического участия в создании социальной действительности. Подобно тому, как трансмиссионная модель может использоваться для поддержки автори­тета технических экспертов, так конститутивная модель, надеемся, послужит целям свободы, толерантности и демократии.

Хотя я во многом согласен с аргументами в пользу конститутивной моде­ли коммуникации, я предпочел бы прагматическую интерпретацию, а имен­но, исходя из практических целей, не отрицать другие модели, например трансмиссионную.

Я предлагаю рассматривать конститутивную модель в качестве метамодели, создающей концептуальное пространство, в котором могут сосуществовать и взаимодействовать различные теоретические моде­ли коммуникации. Логично считать моделью коммуникации первого поряд­ка такой подход, который выделяет определенные аспекты процесса коммуникации. Так, например, трансмиссионная модель представляет коммуни­кацию как процесс, в котором сообщения передаются от источника к полу­чателю. Модель второго порядка, или метамодель, — это подход, выделяющий конкретные аспекты моделей. Конститутивная метамодель пред­ставляет модели коммуникации как разные способы организации коммуникативного процесса символически с определенными целями. Ду­маю, что неразличение моделей первого порядка и конститутивной метамодели является категориальной ошибкой, которая ведет, по меньшей мере к двум видам путаницы.

Во-первых, парадокс скрыт в самом диалектическом противопоставле­нии конститутивной и трансмиссионной моделей. Поскольку конститутив­ная модель в принципе отрицает, что какое-либо понятие обладает истин­ным содержанием — оно лишь создается в процессе коммуникации, в этом случае утверждение, что конститутивная модель является «подлинной» мо­делью коммуникации оказывается противоречащим самому себе. Несмотря на впечатление, которое можно получить при поверхностном чтении лите­ратуры по данной теме, определение коммуникации не является бинарным выбором между двумя конкурирующими моделями, трансмиссионной про­тив конститутивной, это даже и не выбор вовсе, так как трансмиссионная модель, как ее обычно представляют, является не более чем упрощенной схемой. Трансмиссионная модель, если рассмотреть ее как один из символи­ческих способов представления коммуникации в соответствии с какими-то прагматическими целями, прекрасно согласуется с конститутивной моделью. Последняя не рассказывает нам о том, чем является коммуникация на самом деле, она скорее подразумевает, что коммуникацию символически можно представить (разумеется, посредством и в рамках коммуникации) самыми различ­ными способами, в том числе и как процесс трансмиссии (почему бы и нет, если это необходимо для достижения определенных целей). Трансмиссион­ные понятия в коммуникации, каковы бы ни были их недостатки с философс­кой точки зрения, продолжают иметь культурную ценность. Более того, при критическом рассмотрении мы обнаружим множество причин для обращения именно к этой модели: в прагматическом смысле она может быть полезной для различения коммуникативных источников и получателей, для отображе­ния движения потока информации через системы, для рассмотрения сообще­ний как вместилищ значения, а коммуникации — ка к намеренного д ействия, выполняемого с целью достижения какого-то ожидаемого результата.

Транс­миссионную модель можно оправдать, например, на том основании, что она культивирует определенную осторожность в отношении разнообразия и от­носительности направлений, а также в отношении всегда существующей опас­ности искажения и непонимания в коммуникации.

Во-вторых, в более общем плане, конститутивная модель, пока она четко не определена как метамодель, может смешивать коммуникацию как тако вую с тем, как определяется коммуникация в рамках той или иной традиции и, уделяя внимание одним традициям в ущерб другим, чрезмерно сузить область теории коммуникации. Конститутивную модель, вероятно, легче всего спутать с тем, что в данном эссе позже я определю как социокультурную традицию теории коммуникации. В этой традиции коммуникация рассматривается в качестве процесса, который производит и воспроизводит (и тем самым конституирует) социальный прядок. Смешение конституитивной метамодели с социокультурной моделью коммуникации первого порядка может создать ложное впечатление, что другие традиции теории коммуникации, например те, что я назвал кибернетической и социопсихологической не являются подлинно коммуникативными, поскольку они не используют коммуникативный подход в анализе социальной реальности. Однако, как покажу, конститутивная метамодель позволяет реконструировать эти иные традиции в качестве альтернативных типов коммуникативного анализа, а не просто объяснения коммуникации на основе некоммуникативных факторов. Одним словом, в рамках конститутивной метамодели существует множеств различных способов теоретического осмысления коммуникации, или, говоря иначе, ее символического конституирования. Социокультурная традиция теории коммуникации — лишь один из этих способов.

Тот факт, что в рамках конститутивной метамодели коммуникация может быть теоретически осмыслена разными способами, все же не дает нам серьезного основания делать это, как не дает основания ожидать, что в ре­зультате быстрого увеличения количества теорий возникнет согласованная область коммуникации. Не возвращает ли нас эта «прагматическая» точка зрения — чем больше теорий, тем лучше — назад, к неприятному положе­нию стерильного эклектизма или, в лучшем случае, продуктивной фрагмен­тации? Я постараюсь доказать, что теория коммуникации, во всем своем многообразии, допускающем разные толкования, может быть согласован­ной областью знания, к тому же полезной, если мы поймем ее как метадискурс, дискурс о дискурсе, в контексте практической дисциплины. Это второй принцип создания диалогически-диалектической дисциплинарной мат­рицы.