Типология психологических «единиц» человеческой жизни

Исходным предметом типологического анализа является «жизнь человека в мире». В нем выделяются два аспекта — «жизнь человека» и «мир». Каждый из них, в свою очередь, делится на два аспекта: «мир» — на «предметный мир» и «мир людей», а «жизнь человека» — на «человека», рас­сматриваемого как некая потенциально активная, то есть «динамическая» структура, и «жизнь», рассматриваемую как «актуальный процесс». Пересечение этих оппозиций диф­ференцирует исходное целое на четыре «состояния». Правило чтения типологии: например, деятельность (тип 2) — это психологическая единица анализа актуального процесса жизни человека, взятого в его отношении к предметному миру.

Из предшествующего обсуждения ясно, почему типы 1-й, 2-й и 3-й обозначены соответственно как установка, дея­тельность и отношение. Однако остается еще одна свободная клетка этой категориальной типологии. По логике схемы она должна быть заполнена категорией, выражающей фор­му осуществления процесса жизни, который реализует от­ношение человека к другим людям. Вполне очевидно, что в качестве этой категории может выступать лишь одно — ка­тегория общения.

В процессе преодоления классической психологии в нашей науке были созданы три общепсихологические те­ории, центральными категориями которых являются ка­тегории установки, отношения и деятельности. Мы обнаружили, что эти теории едины в своем понимании онтологии, из которой должна исходить психологичес­кая наука. В то же время при определении предмета на­уки, выборе основного объекта изучения и формировании «единицы» его анализа обсуждаемые концепции расхо­дятся, что в итоге выражается в разнице их центральных категорий. Однако это расхождение мало напоминает ситуацию «лебедя, рака и щуки», а скорее ситуацию планомерного разделения труда, поскольку анализ обна­руживает, что данные категории связаны в стройную логическую систему, в которой они хотя и противопос­тавлены друг другу, но — не как взаимоисключающие, а как взаимодополняющие.

В этой категориальной системе есть еще один неотъем­лемый элемент — категория общения. Следовательно, по логике истории в отечественной психологической науке должна быть создана и соответствующая теория. Такую задачу нужно было бы поставить, если бы она не была уже поставлена в исследованиях А.А. Леонтьева (Леонтьев, 1974), придавшего проблеме общения общепсихоло­гический статус, и особенно — Б.Ф. Ломова (1975), который пошел дальше, наделив категорию общения ста­тусом «нового методологического принципа» (см. Абульханова-Славская, 1980, с, 90)[60].

Думается, что указанную задачу можно было поставить и более остро, как задачу построения особой общепсихоло­гической теории общения, в которой общение выступило бы не просто как важная среди равных категорий и не про­сто как один из методологических принципов, а как цент­ральная категория и главный объяснительный принцип[61]. Подобную «острую» постановку проблемы следовало бы мотивировать не тем, что общение будто бы не может быть рассмотрено с точки зрения схемы предметной дея­тельности, разработанной А.Н. Леонтьевым, как полага­ет Б.Ф. Ломов (1975; 1979)[62], а стремлением детально проработать саму категорию общения, чтобы проследить до конца все ее потенциальные возможности, стремлением, вытекающим из понимания огромного (хотя, естественно, не безграничного) значения этой категории для общей те­ории психологии.

Итак, мы убеждены втом, что создание общепсихо­логической теории (равноранговой теориям отношения, установки и деятельности), которая сделала бы общение центральной категорией и последовательно свела бы к ней все психологические реалии, принципиально возмож­но и даже желательно.

Но одно дело принципиальная возможность и желатель­ность и совсем другое — фактическая возможность. То ре­альное историко-научное обстоятельство, что эта теория, во-первых, начала развиваться в ситуации наличия уже вполне развитых общепсихологических концепций и, во-вторых, что она объективно является завершающей сло­жившуюся парадигму, противодействует ее оформлению в чистом виде. Это противодействие «самой истории» на поверхности научной жизни проявилось в интенсивной дискуссии о месте и значении категории общения в систе­ме психологического знания (Абульханова-Славская, 1980; Гусев, 1980; Леонтьев, 1975; Ломов, 1975, 1979, 1981; Радзиховский, 1982 и др.). Нам кажется, что за разноголоси­цей взглядов и формулировок, прозвучавших в дискуссии, начинают вырисовываться контуры общей, единой для всех онтологической схемы, которая соответствует приведен­ной выше типологии психологических единиц жизни.

Рис. 1. Объединенная схема «психологических единиц»

На схеме одна из вершин треугольника символизиру­ет индивида (И), вторая — вещь (В), третья — другого индивида (также И, чтобы не обозначать как «Ид», во из­бежание очевидных ассоциаций). Каждого индивида и вещь связывает деятельность (Д), в рамках которой ин­дивид выступает как субъект (С), а вещь — как предмет (П) или объект (О). Вектор внутри тела деятельности, направленный от субъекта к предмету, символизирует установку (У). Двух индивидов связывает между собой общение (Об), в рамках которого они выступают друг по отношению к другу как Ты и Я. Вектор внутри обще­ния, направленный от Я к Ты, означает отношение (От).

Эта схема изображает целостную «единицу» жизнен­ного мира человека в дифференцированном виде. Изна­чально в жизненном мире ребенка все ее элементы слиты в одно нерасчлененное единство. Младенец, кормящийся у груди матери, не отличает себя от акта сосания, от мо­лока, от матери. Но и затем, в жизненном мире взросло­го, хотя и происходит реальная дифференциация всех указанных моментов, сохраняется их генетическое и фун­кциональное единство. Поэтому психолог, делая предме­том своего исследования индивидуальную ли деятельность субъекта, совместную ли его деятельность с другим чело­веком (на схеме — связка С—П/В/0—С)[63] или любой дру­гой фрагмент целостности, должен осознавать, какую именно он при этом производит абстракцию.

Возьмем для примера самый «непсихологический» пункт схемы — полюс вещи. Разумеется, вещь сама по себе не может интересовать психологию, поэтому-то классическая психология, отвлекаясь от всей системы связей, вводящих вещь в человеческое бытие, отказывалась включать ее в пси­хологическую онтологию. Вещь, как она предстает перед психологическим взглядом на реальность, должна браться и как предмет, то есть в своем отношении к деятельности субъекта, и как объект, то есть нечто произведенное или хотя бы выделенное из мировой связи для субъекта другим человеком (людьми), словом, как объективация деятельно­сти другого, и как точка схождения совместного действия, и даже как отношение человека к человеку (Зинченко, Смир­нов, 1983). «Предмет как бытие для человека, как предмет­ное бытие человека есть в то же время наличное бытие человека для другого человека, его человеческое отноше­ние к другому человеку, общественное отношение челове­ка к человеку» (Маркс, т. 2, с. 47). Эта философская формула имеет отношение к самой обыденной реальности. Скажем, плохо сшитый костюм — это не просто некий вещный про­дукт работы портного, это «наличное бытие» портного «для другого человека», в котором в предметной форме выража­ется его «человеческое (или нечеловеческое) отношение к другому».

Таким образом, любой фрагмент «жизненного мира», становясь предметом психологического исследования, должен рассматриваться во всей сложной системе опосредствований, в результате которой он в действительнос­ти выделяется как некая отдельность из целостного «жизненного мира». Любое конкретное эксперименталь­ное исследование должно задавать совокупность условий отвлечения своего предмета от этой целостности, только тогда оно может рассчитывать на сознательное и после­довательное выявление реальных закономерностей.

Что касается теоретико-методологических исследова­ний, то целый ряд категорий, представленных в схеме, уже достаточно хорошо проработан в отечественной пси­хологии — это категории субъекта, индивидуальной пред­метной деятельности, отношения, установки. Теперь же на первый план должна выйти разработка категорий совместной деятельности, «совокупного действия» (Зинченко, Смирнов, 1983; Рубцов, 1987), и особенно категорий «другого» и «общения».

Подведем итоги. Было показано историческое и логи­ческое единство категорий деятельности, общения, установки и отношения. Эти категории являются произ­водными от единой онтологии «жизни человека в мире», содержащей в себе два аспекта — «жизнь человека» и «мир». Преимущественная заслуга разработки этих онто­логических категорий, образующих фундамент единой общей психологии, принадлежит С.Л. Рубинштейну (1946; 1976). В этом его исторический вклад в систему советской психологии.

Разумеется, предложенная типологическая схема — не более чем историко-психологическая гипотеза. В рамках одной главы невозможно доказать эту гипотезу. Но глав­ный смысл проведенного анализа даже не в таком до­казательстве, а в демонстрации того, что поставленная Л.С. Выготским проблема единой общей психологии к 1980-м годам превратилась в конкретную теоретическую задачу создания единой категориальной системы, синте­зирующей основные идейные достижения отечественной психологической мысли. Социальные перемены 1980— 1990-х годов вывели такого рода задачу из круга актуаль­ных, но логика истории не терпит пустоты — в том или ином виде эта задача должна быть решена.