Египетская экспедиция 1798 г.

В Египетском походе своем Бонапарт действовал, не заботясь нисколько о выгодах своей страны; но историки империи и французского народа останавливаются на нем с известным самодовольством и рассказывают его подробно. Для более всестороннего повествования этих времен, это не более, как эпизод, в котором есть много разнообразных и любопытных сторон. Члены конгресса в Раштадте, прежде официального открытия его, посетили Бонапарта и затем углубились в свою сложную и несомненно трудную задачу; дело шло ведь о Германской империи. К этому времени окончены были вооружения в южной военной гавани Тулоне, и 20 000 отборных войск готовились сесть на корабли.

20 мая 1798 года флот поднял паруса; с подкреплениями, которые он получил в пути, он состоял из 300 транспортных судов, 13 линейных кораблей, 8 фрегатов под командованием адмирала Брюэ. С ним отплыло несколько ученых, естествоиспытателей и археологов; этим выказали, что время революционного презрения к науке миновало. Тайна была хорошо соблюдена; сумели даже обмануть бдительность англичан. Экспедиция направилась к Востоку и 6 июня пристала к скалам Мальты, владению знаменитого ордена. Гроссмейстер ордена, барон Гомпеш, был не на высоте своего положения. Измена и бессилие предали значительный и укрепленный остров этот французам (12 июня). «Очень кстати, — сказал остроумно генерал, — что остров не пустой, есть кому отворить нам его укрепления; без этого нам никогда не удалось бы войти в них». Он оставил на Мальте гарнизон в 5000 человек, и без помехи со стороны англичан, которые ничего не знали о происходящем, флот достиг 1 июля цели своего плавания, египетских берегов. Высадились без особого затруднения вблизи Александрии, и французы очень легко овладели этим городом.

Положение в Египте

Трудно было определить: против какого врага были направлены эти войска. Египет принадлежал султану и составлял часть Турецкой империи; а с султаном Французская республика, верная старофранцузским преданиям, жила в мире и дружбе. Большого сопротивления с его стороны не ожидали. Султан Селим III царствовал с 1789 года. Предшествовавшие воины с Австрией и Россией ослабили его империю. После мира с последней (в Яссах) в 1792 году он старался оживить свое государство преобразованиями и устройством войска по европейскому образцу; но он раздражил этим старотурецкую партию и всесильную гвардию свою, янычар. Он с трудом оборонялся от янычар, бывших под начальством мятежного сатрапа Пасвана-Оглу, который только что возмутил во второй раз этих преторианцев и действовал победоносно. Более того: сам Египет был наполовину собственностью султана.

Истинными хозяевами страны были рыцари совершенно особенного, чисто восточного устройства — конное войско мамелюков. Они водворились в стране около 1250 года от н. э., и с 1517 года признали власть султана Османской империи. Это была аристократия, которая пополнялась и распространялась очень своеобразно — покупкой рабов с Кавказа, своих телохранителей. Около 60–70 тыс. этих черкесских воспитанников, которыми они пополняли ряды свои, усиливали численность их войска, состоявшего из 12 000 всадников, с 24 беями во главе. Они распоряжались остальным населением Египта, приблизительно состоявшим из 150 000 египтян или коптов, и около 200 000 арабов и турок, и властвовали, как такая военная община, без всяких семейных связей, может властвовать. Бонапарт гениально перетолковал им, по-восточному, революционные начала. Он издал воззвание, в котором объявил стране, что французы, истинные мусульмане, друзья султана, которому — да исполнит Аллах все желания его — ненавистники папы и мальтийцев, этих врагов ислама, прибыли в Египет, чтобы освободить его от ига мамелюков.

Битва при пирамидах

Два особенно уважаемых мамелюкских бея, Мурад и Ибрагим, собрали свои войска в окрестностях Каира. Увлечение поэтической стороной предприятия начало скоро ослабевать у французов под гнетом затруднений. Измученное зноем, жаждой и голодом, по песку пустыни, истощенное войско подвигалось к Нилу и с восторгом увидело его. 10 июля достигли Раманьэ, одного из жалких селений, вид которого отрезвил французов. Здесь произошло первое столкновение, в котором, как всегда, дикая храбрость была разбита европейской дисциплиной, — стойкость французской пехоты отразила искусные нападения конницы мамелюков.

Затем, 21 июля при Эмбабее, у подножия пирамид, произошло главное сражение против 1000 мамелюков, 60 000 арабов и коптов. Тут Бонапарт произнес знаменитые слова, действительно не лишенные величия и которые в устах великого человека были более, чем цветами красноречия: «Солдаты, с высоты этих памятников сорок веков глядят на вас!» С одной из этих пирамид Ибрагим видел бегство своих полчищ и, обратив коня своего, также произнес слова мусульманской покорности: «Аллах велик»!» Зато французская военная история обогатилась великолепным названием «Битва при пирамидах». После этой победы, за которую французы заплатили всего 30 человек убитыми, население открыло ворота Каира победителю, которого оно называло султаном Кебиром, отцом огня. Победитель торжественно вступил в Каир. 7 августа при Салегиэ была одержана еще одна победа, над Ибрагимом, а 13-го, на обратном пути в Каир, генерал получил известие, которое привело бы в отчаяние всякого другого. Флот его был уничтожен, мост между его войском и Францией разрушен.

Битва при Абукире

Адмирал Нельсон, начальствовавший над английским флотом, ненавидел французов. Сильные, противные ветры помешали ему выследить выход французского флота из Тулона; он напрасно разыскивал его потом несколько недель, но наконец отыскал. Как только он 1 августа увидел французские корабли в заливе Абукир, подле Александрии, он тотчас напал на них. Он заметил, что французский адмирал Брюэ поставил свой флот слишком далеко от берега, тотчас провел несколько своих кораблей между берегом и французским флотом и таким образом напал на него с двух сторон. Сигналов Брюэ не поняли или не послушались; он сам был убит ядром. Битва началась в 7 часов вечера; наступила ночь, тогда на французском адмиральском корабле — он носил громкое название «Восток» (L'Orient) — вспыхнул огонь, и в 10 часов вечера огромный 120-пушечный корабль с 500 человек, взлетел на воздух. Ужасное морское сражение продолжалось всю ночь. Утром 2 августа весь французский флот был разрушен или взят в плен. Два линейных корабля и два фрегата — вот все, что Вилльнёв, преемник Брюэ, мог спасти. Из 11 000 погибло до 5200 человек.

Победа Наполеона над турками при Абукире, 25 июля 1799 г. Гравюра работы Бовена с картины кисти очевидца событий майора Ле Жёна, адъютанта принца Нёвшательского

Битва при Абукире, 1 августа 1798 г. Гравюра работы Фр. Веберна

Французы в Египте

Бонапарт мог теперь рассчитывать только на свой гений и на мужество войска, которое не изменило ему. Через несколько месяцев вся страна была совершенно завоевана и в его власти. Отдельный отряд под начальством Дезе оттеснил Мурад-бея вверх по течению Нила и очистил всю местность до первых порогов. Сначала он пытался привлечь к себе египтян кротостью и уважением к их верованиям. Страшное народное восстание в Каире 21 октября, вспыхнувшее внезапно, как бы из преисподней, разъяснило ему, каковы эти верования. Волнение распространилось во всей стране. Бонапарт поспешил выказать этому народу силу и свирепость свою так, как Восток привык видеть и понимать ее; а он умел проявлять их таким образом не хуже восточных тиранов. Из Европы он не получал никаких известий. Там над Францией собирались новые тучи, готовилась гроза, которая дала бы почувствовать Франции, что она отправила лучшего своего полководца и отборные войска вдаль, на бесцельное приключение.

Конгресс в Раштадте

В Европе более всего занимал все умы конгресс, собравшийся в Раштадте и который должен был решить дальнейшую судьбу Германской империи. Общие дела Германии были нехороши. Два главные государства, Австрия и Пруссия, и их руководители не доверяли друг другу, а государями их были посредственности и даже менее того. Австрийский император Франц II, на вид добродушный и чистосердечный, в действительности себялюбивый, ограниченный и жестокосердный государь, ввел бессмысленное полицейское управление преследовал все, что выдавалось из уровня обыкновенного. Он был помешан на величии своей власти, на безусловном исполнении его воли, как все посредственные люди, у которых в действительности нет своей воли. Все искусство его в управлении ограничивалось: внутри — полицией и наушничеством, вне оно не шло далее обыкновенной хитрости и искусного захвата земель, а в дипломатии, когда нужно — в очень откровенной лжи.

В Пруссии, вскоре после мира в Кампо-Формио, умер король Фридрих Вильгельм II (16 ноября 1797 г). Одиннадцать лет его правления принесли мало пользы Пруссии. Из событий этого времени лучшим было обнародование в 1794 году закона об устройстве земства, в котором виден еще был просвещенный дух восемнадцатого столетия и великого короля. Вокруг короля, человека чувственного, но вместе с тем романтика и богомола, теснилась толпа легкомысленных людей, какие уже не раз губили Прусское государство, знатные лицемеры, которые прикрывали свою развращенность наружным благочестием и которых низкопоклонные духовные лица защищали своим витийством.

Через два года после смерти Фридриха Великого (июль 1788 г.), издан был духовный эдикт министра Вёльнера, который, прикрываясь множеством елейных слов, решительно выступал против развития народа и защищал неприкосновенность авторитета так называемых символических книг Церкви. Государственные владения увеличились значительно присоединением добычи польской; но внутренняя сила его, покоившаяся на надежном, неподкупном, прямодушном и свободомыслящем чиновничестве, ослабела. Пример высшего общества подействовал на низшее, как это всегда случается в Пруссии, в хорошую и дурную сторону. Фридрих Вильгельм III (1797–1840 гг.), старший сын Фридриха Вильгельма II, теперь молодой человек 27 лет, подавал надежды на лучшее будущее. Человек нравственный, добросовестный, честный, но в то же время нелюдимый и застенчивый, он недостаточно был подготовлен к своему королевскому назначению. Он не любил решительные меры и поэтому не годился для этого времени, когда в борьбе с дерзким насилием и утонченным лукавством необходима была твердая мужественная воля и та особая мудрость, которой честный человек одолевает хитреца.

Фридрих Вильгельм III. Гравюра работы Мэно Гааса с портрета кисти Плеца и фон Горнемана (1798 г.)

Образование второй коалиции

Переговоры в Раштадте не привели ни к чему. Империя прислала депутацию, которой поручено было вести переговоры с французскими поверенными. Положение этих последних с самого начала было много выгоднее, так как в переговорах неизбежно выказывались неуклюжесть, разрозненность и соперничество дряхлого тела, которое называли Римской империей. На их стороне была сверх того та выгода, что при взаимном недоверии обоих великих государств, они могли втайне составлять с Австрией заговор против Пруссии, а с Пруссией против Австрии. Мелкие государства поняли, что дело идет вовсе не о целости империи, как уверяло беззастенчиво имперское правительство относительно тайных статей мирного договора в Кампо-Формио, что, напротив, предположено отказаться от всех земель на левом берегу Рейна, а это составляло почти десятую часть ее владений и ее населения, 1200 квадратных миль с 4 миллионами душ, и что на вознаграждение за это решено употребить земли духовенства.

Французские поверенные и властители в Париже были тогда окружены искательствами испуганных и жадных владетелей и князей. Для них, для их лакеев и поваров наступило хорошее время. Австрийские государственные сановники убеждались между тем более и более, что того вознаграждения, какое они особенно желали — Зальцбург и кусок Баварии, согласно 5 статье мира при Кампо-Формио — они не получат, и что они ничего не достигли угодливостью, которую оказали французам, дозволив им еще в декабре занять Майнц и всю страну, о передаче которой велись переговоры. Все показывало, что с французами добром ничего не добьешься; прежде всего события в Италии и Швейцарии, непрерывные насилия и грабежи; затем происшествие 13 апреля в самой Вене, где посланник Французской республики Бернадотт, своим дерзким поведением открыто раздражил толпу и вызвал тем оскорбление ею французского флага; затем он так же резко потребовал свои паспорта, несмотря на предложенное и даже данное ему удовлетворение. Вследствие всего этого решились составить новую коалицию. Прежде всего заключили тайный договор с Неаполем. Жалкий король его Фердинанд IV находился вполне под влиянием жены своей Марии Каролины, родной сестры казненной французской королевы; а она была в большой дружбе с английским адмиралом Нельсоном и приятельницей его, леди Гамильтон, женщиной очень двусмысленной нравственности. Делу помогло надменное требование новой Римской республики. Основываясь на том, что Неаполь состоял вассалом бывшего папского владения, теперь же владения эти обращены в Римскую республику и к ней конечно перешли все права папы, республика требовала у Неаполя уплаты ей вассальной дани. Можно себе представить, как победа, одержанная при Абукире прославленным теперь адмиралом, воспламенила ненависть к французам у обоих; у королевы и у адмирала ненависть эта доходила до безумия, притом они предвидели и знали, что вскоре должна начаться опять общая война.

Война. Неаполь

Первый удар нанес Неаполь в ноябре 1798 года. Неаполитанское войско, к которому Австрия приставила Карла Мака, в качестве экзерцирмейстера и главнокомандующего, вступило в пределы Римской республики. Сначала французы должны были уступить им, потому что силы неаполитанцев, 60 000 человек, были больше; 29-го король Фердинанд IV вступил в Рим во главе своего войска. Впереди войска несли Распятие, войско оглашало воздух криками «еvviva Maria!» и тотчас выказало настоящее свое призвание — стало грабить город. Фердинанд обнародовал прокламацию, в которой говорилось, что короли проснулись; к сожалению, на деле этого еще не оказалось. Французы занимали укрепление Св. Ангела и очень выгодные позиции в стране. Печальное устройство неаполитанского войска, способного только грабить, дало французам возможность вскоре опять перейти к наступлению.

Генерал Шампионне подступил к Риму. Король, трус из трусов, так же как самый жестокий из жестокосердных, поспешил возвратиться в Неаполь. Он призвал народ к общему ополчению, и действительно французам пришлось возиться теперь с опасными шайками разбойников и негодяев — старинный способ ведения войны в этой стране. Испуганный волнением, которое он сам вызвал, Фердинанд предоставил Неаполь анархии, нагрузил казну и драгоценности из дворцов и музеев на корабли, отправил их под охраной английского флота в Сицилию, а 21 декабря и сам перебрался туда для большей безопасности. Генерал Мак покинул позицию при Капуте и просил у французов перемирия. Город Неаполь был в распоряжении лаццарони, и когда французы снова подступили к Неаполю, лаццарони храбро защищали его. Лаццарони сражались с осаждающими в самом городе; они всех осаждающих ненавидели, как республиканцев; 21 января 1799 года Шампионне взял город приступом, но сражение продолжалось на улицах еще 23-го, пока разъяренная чернь не была наконец усмирена, и тогда только Шампионне мог провозгласить здесь устройство новой республики, с классическим названием Парфенопейской.

Парфенопейская республика

Ту самую судьбу, которую здесь неаполитанский король сам подготовил себе, французы подготовили в то же время (декабрь 1798 г.) королю Сардинии Карлу Эммануилу. Этого можно было обвинить только в одном: что он слишком добросовестно исполнял договор с французами и слишком осторожно протестовал, когда французы беспрерывно нарушали его. Они же ставили ему в вину, что он еще существует, что он король. Чтобы избежать худшего, он в темную ночь покинул дворец отцов своих. Этот чересчур добросовестный человек оставил там все государственные бриллианты, серебро и 700 тыс. лир в добычу ворам, которые тотчас поселились во дворце. Он бежал на остров Сардинию и оттуда опротестовал акт отречения, который его силой заставили подписать; страна же осталась в распоряжении французов, в ожидании объявления войны, которую ожидали.

Все лето 1798 года правительства вели переговоры о новом союзе для усмирения дерзости французов; она действительно превысила всякие границы. Ядром этого нового союза была, конечно, Англия, которая теперь не хотела слышать о мире, после того, как директория резко отклонила в октябре 1796 года выгодные предложения мира, сделанные в Париже лордом Малмесбюри. Директория желала войны, хотя думала при этом о выгодах якобинской партии, но не Франции. Противникам Франции в это время предлагал свои услуги новый союзник — Россия, союзник ревностный, не своекорыстный и не скрывавший своих намерений в отношении Франции.

Россия. Павел I

9 ноября 1796 года Екатерина II скончалась во время деятельных приготовлений к войне с Францией, и на престол вступил законный ее наследник, царь Павел I, Петрович. При жизни матери своей, не особенно к нему благоволившей, он постоянно держался вдали от двора Екатерины. Большую часть года он проводил в своей летней загородной резиденции, в Гатчине или в Павловске (близ Царского Села). В этом уединении около цесаревича Павла Петровича и его замечательно умной супруги, цесаревны Марии Федоровны, держался небольшой, тесный кружок преданных цесаревичу людей, которые и составляли отдельный от петербургского, гатчинский двор. Не призываемый к участию в делах государственных, цесаревич исключительно занимался воспитанием своего большого семейства и военным упражнением тех полков, которые состояли под его непосредственным начальством.

Отличительной чертой характера императора Павла, чрезвычайно благородного, прямодушного и слишком пылкого, было именно то, что он постоянно действовал под впечатлением минуты, и более по влечению сердца, чем по рассуждению и расчету. Поэтому и нельзя удивляться тому, что, вступая на престол после смерти своей великой матери, с которой он постоянно был в отношениях далеких и холодных, он прежде всего захотел отступить от замыслов Екатерины и ее способа действий как в делах внутренних, так и во внешних отношениях к европейским державам. Таким образом, первой заботой нового императора, по вступлении его на престол, было прекращение всяких приготовлений к войне с Францией. В его манифесте было заявлено, что «хотя он и чувствует нужду противиться неистовой Французской республике», но вместе с тем сознает необходимость умиротворения отечества после непрерывных 40-летних войн.

Император Павел I. Гравюра работы Игнация Себастьяна Клаубера с портрета кисти Паули

Это миролюбивое настроение отчасти послужило поводом к опале, которой подвергся Суворов. Благоговея перед памятью Екатерины и ее деяниями, Суворов явился весьма прямодушным выразителем того недовольства, которое вызвано было в армии прекращением приготовлений к войне с Францией, и, не стесняясь, смеялся над некоторыми нововведениями в обмундировании войска (по прусскому образцу). Когда император узнал об этом, то приказал Суворову немедленно выехать из столицы и жить безвыездно в его маленьком новгородском поместье, где великий полководец и провел два года в полном уединении. Он часто проявлял и самые благородные чувства; так, например, он даровал самым почетным образом свободу Костюшке, который предводительствовал польскими войсками во время возмущения. Это была натура, у которой всякое увлечение достигало крайних пределов. Так, теперь он питал безграничную ненависть ко всему революционному и французскому, и готов был наказывать строгими взысканиями за ношение круглых шляп, короткую стрижку волос на голове, за длинные панталоны и прочие невинные проявления нового духа. Он читал в юности историю Мальтийского ордена, сочиненную Фертотом, и увлекся этим романтическим обществом, которое теперь так бесславно окончило свое существование. Это усилило его нерасположение к французам; он сердился, что они и их ненавистный полководец коснулись и этой почтенной старины.

Между тем, события шли своим чередом; войска республики одерживали победу за победой, быстро захватывали обширные области и подчиняли их республиканскому общественному строю. На Севере были присоединены к французским владениям Нидерланды; на Юге — в Италии — Франция захватила всю Ломбардию; на Средиземном море — Ионические острова. В то же время Франция продолжала войну с Англией и перенесла ее в Египет и Сирию, где ее войсками командовал генерал Бонапарт, который своими победами в Египте, встревожил и Англию, и Турцию. Вследствие всего этого и Австрия, и Англия, и Турция обратились к России, приглашая императора Павла вступить с ними в коалицию против общего врага.