Глава 1. Исторические аспекты, формирующие традиционные верования осетин

ВВЕДЕНИЕ

 

Посещение святых мест с давних пор представляло собой одну из наиболее значимых и почитаемых традиций осетинского народа, неразрывно связанную с самой сущностью осетинского вероучения арийской идеологии.

Но с началом христианизации и исламизации, осетинское общество стало отходить от своих традиционных верований в пользу насажденных здесь религий. Но в настоящее время, когда народ снова возвращается к своим истокам, осознает свою самобытность, культовые объекты снова приобретают свой изначальный смысл. Они становятся объектами поклонения и познания.

Значит, религиозные ценности – это часть культурного наследия и объекты туризма.

Еще в глубокой древности стал развиваться паломнический туризм, который способствовал усилению торговли, развитию инфраструктуры паломнических центров, а также экономики не только определенных городов, но и близлежащих регионов. Паломничество представляет собой путешествие к святым местам с конкретно определенными культовыми целями. Но помимо религиозной ценности, многие из сооружений имеют и историческую, что увеличивает интерес к тому или иному религиозному комплексу. Примером таких строений являются святилища, располагающиеся в РСО–Алания, датируемые скифской, аланской эпохами.

И так, цель данной работы состоит в том, чтобы рассмотреть исторические особенности формирования осетинского религиозного мировоззрения и перспективы его развития в Осетии.

Исходя из цели, была поставлена следующая задача:

- показать историческую и духовную ценность в организации туризма в РСО-Алания;

Методологической основой дипломного проекта стало проведение параллели между арийским, скифо-сарматским и аланским мировоззрением и нынешним, осетинским, ссылаясь на ученых в области иранистики и индологии.

Методы исследования: анализ научной, исторической, географической и этимологической литературы по данной теме, обобщение и систематизация научных исследований.

Структура работы определяется: введением, тремя главами из двенадцати параграфов, заключением, библиографическим списком и приложением.

 

В данной дипломной работе были рассмотрены традиционные, исторические и сакральные аспекты способствующие развитию религиозно-паломнического туризма в Осетии.

 

ГЛАВА 1. ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ, ФОРМИРУЮЩИЕ ТРАДИЦИОННЫЕ ВЕРОВАНИЯ ОСЕТИН

Древние арии

Арии – это народы Древнего Ирана и Древней Индии, которые говорили на арийских языках индоевропейской семьи языков. Они близки в культурном и языковом аспекте, что говорит о существовании изначальной праарийской общности (древних ариев), потомками которой являются исторические и современные иранские и индоарийские народы.

Парфяно-согдийское слово “aryān” согласно новой грамматике в пехлевийском (среднеперсидском) варианте далее изменилось в “ ēr”. Так и A(i)ryāna со временем из-за морфологических и прочих изменений языка превратилось в Erān. Поэтому слова “иранец” и “ариец” – синонимы, но первое есть более поздний вариант исконного второго.

Имя «арий» проиcходит от cамоназвания народа, т.е. представитель этого народа на cвоем языке звал cебя «арий–ем», или «арий». Большинство ученых cолидарны c мнением, что «арий» означает «благородный», некоторые пытаются это имя перевести как «гоcтеприимный», третьи на основе хеттского и древнегреческого языков настаивают, что слово «арий» означает «кочевник».

В становлении нынешних индийских народов большую роль cыграли пришедшие в Индию племена, которые звали cебя ариями. Они распространялись по территории Северной Индии, cмешивались c местным населением и аccимилировали его.

На их языках и диалектах были составлены ведийские гимны, «Махабхарата» и «Рамаяна», многие другие произведения индийской литературы. Языки и диалекты этих арийcких племен легли в оcнову таких современных языков Индии, Пакистана, Бангладеш, Шри–Ланки, как хинди, урду, бенгали, сингальский, маратхи, гуджарати, синдхи и др. Вместе с иранскими они образуют индоиранскую ветвь индоевропейской группы языков. Эта группа самая большая; в нее входят славянские, германские, романские, латышский и литовский, древнегреческий и ряд других живых и мертвых языков. В этих языках и сейчас имеется много общих черт. Но еще более близкими были они в древности, когда племена, говорившие на индоевропейских языках, жили в соседстве.

C началом сравнительно-исторического анализа индоевропейских языков традиционно разделялась на индоарийскую и иранскую группу, откуда происходит термин «индоиранские языки». Однако начавшиеся во второй половине XX в. активные исследования «малых» языков Гиндукушско–Гималайского региона заставили ученых пересмотреть составленную классификацию и признать, что схема распада праарийского языка была значительно сложнее разделения ариев на индоариев и иранцев. Прежде всего, выяснилось, что обнаруженные в XIX в. в труднодоступных долинах, примыкающих к югу от Гиндукуша, нуристанские языки являются не ветвью индоарийских, как полагалось долгое время, а самостоятельной ветвью внутри арийских языков, выделившейся из праарийского состояния еще до распада остальных ариев на индоариев и иранцев.

Серьезному пересмотрению в настоящее время подвергается и положение дардских языков, обычно трактуемых как гиндукушско-гималайское ответвление индоарийских. В настоящее время есть весомые сведения, чтобы считать дардские языки самостоятельной ветвью внутри собственно индоиранских (без нуристанских), cоотносимой по времени выделения с индоарийской и иранской и по некоторым параметрам занимающей промежуточное положение между последними.

Поэтому в научный оборот все больше входит термин «арийские языки», описывающий нуристанские и собственно индоиранские языки. Современную классификацию арийских языков можно представить в следующем виде:

Нуриcтанская подветвь

Нуриcтанские языки

1. южные (кати, вайгали, ашкун)

2. cеверный (прасун)

3. Индоиранская подветвь

Индоарийcкие языки

1. островные (сингальский и мальдивский)

2. материковые (хинди и урду, бенгали, ория, пенджаби, синдхи, гуджарати, маратхи, непали и др.)

3. цыганcкие (европейско–цыганский, домари и др.)

4. cреднеазиатский (парья)

Дардские языки

1. западные (пашаи, кховар, калаша и др.)

2. воcточные (кашмири, шина и др.)

Иранcкие языки

1. западные (фарси, азери (и его дальнейшее развитие талышский, гилянский, татский, тати), а также дари и таджикский, курдский, белуджский, и др.)

2. восточные (пашто, памирские, осетинский и др.),

Древнейшими дошедшими до нас образцами арийских языков являются:

Митаннийский арийский язык – древнейшая письменная фиксация (XV–XIII вв. до н. э.) одной из форм древнеарийской речи в виде имен богов в договорах хурритоязычного государства Митанни, коневодческой терминологии хуppитов, заимствований в аккадский и другие древние письменные языки Ближнего Востока. Считается наиболее близким к древнеиндийскому (правда сближается в основном архаизмами, обладая собственными инновациями). Считается, что митаннийские арии были быстро ассимилированы в хурритской среде, и их язык не оставил потомков.

Древнеиндийский язык – литературная форма языка древних индоариев, традиционно разделяемая на ведийский язык и санскрит. Язык Вед соответствовал разговорному древнеиндийскому, бытовавшему в Пенджабе во времена составления древнейших гимнов Ригведы (1500–1300 гг. до н. э.), в поздневедийский период консервативный религиозный язык стал сильно отставать от развивающихся разговорных форм (называемых пракритами), что в итоге привело к выработке санскрита («обработанного языка») – законсервированной и упорядоченной формы литературного древнеиндийского языка, противопоставленной отошедшим от старинной формы пракритам.

Авестийский язык – литературный язык памятников Авесты (1200–600 гг. до н. э.), наиболее близкий к древнеиранскому языку. Язык древнейшей части Авесты –Гат – особенно близок к языку древнеиндийской Ригведы.

С середины I тыс. до н. э. появляются памятники на языках, демонстрирующих отход от древнеарийской формы и все большее расхождение между собой:

Индийские пракриты (пали, пайшачи, в дальнейшем шаурасени, магадхи, апабхранша и др.)

Мидийский язык, в дальнейшем азери, талышский, гилянский, татский, килитский (Ордубадский районНахичеванской области Азербайджана), диалекты тати, также в современном азербайджанском языке есть признаки родства.

Древнеперсидский язык, а в дальнейшем и среднеиранские языки (среднеперсидский, парфянский, бактрийский, согдийский, хорезмийский, хотаносакский).

Арийские племена, которые пришли в Индию, в языковом и культурном отношении были особенно близки к племенам иранской группы. На заре cвоей иcтории и те и другие поклонялись одним и тем же богам. Очень cхожей была социальная структура этих племен – общественное деление на жрецов, военную знать, свободных общинников, которое получило оформление и закрепление в аналогичных идеологических представлениях и правовых нормах. Каждая из названных групп соотносилась с определенным цветом (жрецы с белым, военная знать c красным и т.д.) и с одной из трех плоскостей космоса, на которые и индийцы, и иранцы подразделяли существующий мир, – с небом, пространством между небом и землей, землей. Сохранившиеся до нашего времени собрания священных гимнов – Веды индийцев и «Авеста» иранцев – очень близки между собой по языку, мифологическим образам, многим сюжетам.

И индийские, и иранские племена называли себя ариями, а свои страны – арийскими. Уместно отметить, что имевшее распространение в расистской литературе одиозное применение термина «арии», «арийцы» в отношении всех индоевропейских народов не имеет под собой научной основы. Единственно обоснованным является его употребление для обозначения индоиранских племен и народов, как они и называются в научной литературе. В качестве самоназвания слова «арий», «арии» определенно встречаются лишь в индоиранских языках. Так называли себя творцы Вед и индийских эпических сочинений, составители «Авесты», авторы древнеперсидских надписей. От слова «арии» происходят названия различных индийских и иранских племен и областей. Центральная часть Индии, долина священного Ганга, называлась в древности Арьяварта – «страна ариев», того же происхождения современное название «Иран».

Все указанные общие черты являются наследием той отдаленной эпохи, когда предки индийских и иранских племен жили рядом друг с другом, в пределах единой территории. Данный вывод является общепризнанным в науке положением, исходящим из исторической реальности «индоиранского единства». Но где именно находилась прародина ариев – вопрос, остающийся до сих пор не решенным, вызывающим оживленные дискуссии. Он непосредственно связан с более общей проблемой происхождения предков индоевропейских народов в целом; но и ее решение пока может быть намечено лишь в самых общих чертах.

 

Этногенез осетин

Особенности этногенеза осетинского народа и своеобразие его исторических судеб обусловили особый к нему научный интерес. Аланы – потомки по происхождению индоевропейского этнического мира, попав на территорию Кавказа, стали предками осетин – самостоятельной этносоциальной общности, которая хотя и сохранила индоевропейский язык, однако не без кавказских влияний, хотя и сложилась на кавказской почве – не без скифо–сарматских традиций.

Занимая на протяжении определенного периода времени значительную территорию и ключевые позиции на Северном Кавказе, они вызвали значительный интерес к своей истории, этнографии, языку и фольклору.

Первым ученым заинтересовавшимся происхождением осетин, был академик И.А. Гюльденштедт (1745–1781), совершивший путешествие по Северному Кавказу и Грузии, побывавший также и в некоторых местах Северной и Южной Осетии. Согласно его мнению, осетины это остатки древних половцев или узенов. Это предположение он сделал на основании схожести мужских осетинских имен с половецкими, например, Итлар, Китан, Урус, Качин и т.д. А позже, в начале XIX в., известный немецкий лингвист–ориенталист Г. Ю. Клапрот, занимавшийся исследованием осетинского языка ни в одном из районов ни Северной, ни Южной Осетии не нашел ни одного из выше указанных имен, а обнаружил их у кабардинцев. Поэтому Клапрот отметил, что гипотеза Гюльденштедта о происхождении осетин непредсказуема и ни на чем не основана.

Впервые об иранском происхождении осетин стали говорить к началу XIX века. Эта теория связывалась с именем Клапрота, однако, как отмечает Ю.С. Гаглойти, приоритет принадлежит не Клапроту, а польскому ученому путешественнику Потоцкому, который был хорошо осведомлен об осетинах и о местах их расселения. Потоцкий в инструкции для Клапрота отправляющегося на Кавказ отметил, «Этот народ, называющий себя «ирони», принадлежит к мидийской расе… Путешественнику (Клапроту Б.К.) следует записать побольше осетинских слов для сравнения их с талышскими, так как язык последних относится к мидийскому…». Отметим, что занимаясь осетинским языком, Клапрот уделял незначительное внимание фольклору и этнографическому материалу, поэтому теория об иранском происхождении осетин основывалась только на лингвистических данных.

Потом, в первой половине того же XIX века была выдвинута теория о немецком происхождении осетин, которая была выдвинута А. Гакстгаузеном, совершившего путешествие по Кавказу. Его теория основывалась на сходстве отдельных осетинских слов и схожести в материальной и духовной культуре.

Последующие годы XIX века стали новым этапом в изучении осетинского народа, благодаря выдающемуся русскому ученому В.Ф. Миллеру, который научно доказал иранское происхождение осетин. Также он доказал этническую преемственность осетин от скифов и алан, основываясь не только на языке, но и на фольклоре. Миллер в своей статье «Черты старины в сказаниях и быте осетин» показал параллели между скифскими и осетинскими обрядами, такими как, посвящение коня покойнику, оплакивание умершего и устраивание его поминок. В осетинских нартских сказаниях, Миллер находит ряд характерных черт, восходящих к скифской эпохе. Например, чудесная нартская чаша уацамонгæ, из которой могли пить только те воины, которые отличились в бою. Согласно Геродоту этот обычай имеет аналог со скифским.

Преемственную связь осетин и скифов В.Ф. Миллер находит и в костюме осетин, в его отдельных элементах – бешмете, головном уборе, обуви и т.д. Такое сходство элементов скифского и осетинского костюмов широко прослеживается в памятниках скифской культуры по данным этнографии осетин. Этнографический материал является важным источником и для доказательства осетино-аланских параллелей. На основании топонимики Балкарии и верховьев Кубани, а также благодаря сохранившимся здесь аланским оборонительным сооружением, святилищам, сходным с осетинскими, и, наконец, благодаря древней зеленчукской надписи, В.Ф. Миллер установил пределы исторической территории осетин и доказал преемственность в области культуры скифов и алан. Таким образом, в трудах В.Ф. Миллера блестящее подтверждение получил выдвигавшийся до него тезис о преемственной связи осетин со средневековыми аланами и с древними народами – скифами и сарматами. «Предки осетин, – писал он, – входили в состав тех иранских кочевых племен, которые были известны за многие столетия до Р.Х. под именем сарматов и отчасти скифов и занимали припонтийские и приазовские степи на протяжении от нижнего Дуная до Волги и Урала». Однако В.Ф. Миллер, в соответствии с уровнем науки того времени, рассматривал осетин изолированно от местной кавказской среды и видел в них потомков только одних иранских племен. «Осетины, – писал он, – представляют значительный интерес для лингвиста и этнографа: первый найдет в их языке несомненные черты иранской группы индоевропейской семьи языков; второй заинтересуется ими, как народом нашего индоевропейского рода–племени, сохранившим до наших дней свою особенность и древний склад жизни среди горных трущоб Кавказа и среди других народов, чуждых ему по языку и происхождению».

Этот пробел был восполнен трудами отечественных ученых, прежде всего В.И. Абаева и Е.И. Крупнова, которые внесли крупный вклад в разработку проблем происхождения осетинского народа. Уже в своих первых работах в 20–х годах XIX в. В.И. Абаев пишет о необходимости изучения осетин во взаимосвязи с кавказской этнической средой. Позже в более конкретной форме эта задача определяется в его теории субстрата. «...Не менее двух тысяч лет, – пишет он, – осетины–аланы являются народом кавказским и находятся в тесных отношениях и взаимодействии с народами коренного кавказского этнического круга. Такие продолжительные связи не могли не оставить следа в языке и во всей этнической культуре осетин. И действительно, среди всех неиндоевропейских элементов, которые мы находили в осетинском языке, кавказский элемент занимает особое место не столько по количеству... сколько по интимности и глубине вскрывающихся связей.». Выявляя местный кавказский субстрат не только в языке, но и в духовной культуре осетин, в их фольклоре и дохристианских религиозных верованиях, В.И.Абаев одновременно продолжал вслед за В.Ф. Миллером глубокое исследование иранского компонента в этногенезе осетин, разрабатывал сложнейшие лингвистические и этногенетические проблемы, связанные как с их ираноязычными предками, так и с древнекавказской этнической средой. Этим и другим проблемам истории осетинского народа посвящены фундаментальные труды ученого: «Скифо–аланские этюды», «Скифо–европейские изоглоссы», «Историко–этимологический словарь осетинского языка», «Нартовский эпос» и ряд статей, пользующихся широкой популярностью в научном мире. В этих исследованиях В.И. Абаев одним из первых дал правильное освещение вопроса происхождения осетин.

Ученые признают в формировании осетинской народности двух главных компонентов – скифо-сармато-алан и древнекавказского этноса.

Большой вклад в разработку вопросов этногенеза осетин внес известный археолог-кавказовед Е.И. Крупнов. Отличительной чертой кавказоведческих исследований Е.И. Крупнова является то, что в них наряду с археологическим материалом используются данные этнографии, позволяющие осветить многие стороны жизни древних народов Северного Кавказа, и особенно предков осетин – скифо-сарматов, древних кобанцев и алан. Вместе с тем нельзя полностью согласиться с точкой зрения Е.И. Крупнова по вопросу этногенеза осетинского народа. «Не отрицая, – пишет он, – определенного и даже значительного вклада иранства в процесс (подчеркнуто автором. – Б.К.) формирования осетинского этноса, в свете всего сказанного раньше, по–моему, ведущее место в этногенезе осетин следует отвести кавказской аборигенной общественной среде. Определенная ее часть в центральной части Северного Кавказа на протяжении веков, развивая свою самобытную культуру и во многом сохраняя существо кавказского этноса на определенном этапе, сменила свой кавказский язык на иранский. Это и определило современное состояние осетинского народа. Именно поэтому современные осетины и являются истинными кавказцами по происхождению, внешнему облику и культуре... и иранцами – по языку». Даже в этой фразе замечается известное противоречие, которым Е.И. Крупнов пытается смягчить свое утверждение о незначительной, с его точки зрения, степени участия пришлых ираноязычных народов в этногенезе осетин, сводя его только к языковому влиянию и отрицая этногенетические связи местного кавказского населения как со скифами и сарматами, так и с аланами, осваивавшими Северный Кавказ в течение многих столетий. Археологические материалы, собранные самим Е.И. Крупновым и его учениками (В.А. Кузнецовым и др.), доказывают, что ираноязычные народы принесли с собой своеобразную культуру, отложившуюся в памятниках материальной культуры Северного Кавказа. Таким образом, выводы Е.И. Крупнова явно противоречат приводимым им материалам. На некоторое преувеличение роли местной среды, по словам самого Е.И. Крупнова, указывали ему специалисты - археологи – В.А. Кузнецов и К.Ф. Смирнов. Важным вкладом в изучение этногенеза осетин явились и работы других ученых, особенно З.Н. Ванеева, В.А. Кузнецова.[10]

Существует и противоположная точка зрения. Она принадлежит историку Ю.С. Гаглойти. По мнению Ю.С. Гаглойти, детально исследовавшего древние и средневековые письменные источники, решающую роль в этногенезе осетин сыграли пришлые скифо-сармато-аланские племена. Что касается местной кавказской среды, то значение ее сводится лишь к роли субстрата. Конечно, с этой точкой зрения трудно согласиться. Можно лишь утверждать, что этнографический и фольклорный материал не дает пока возможности определить преобладающую роль какого-либо из двух компонентов в формировании осетинской народности. В любой области материальной и духовной культуры осетин встречаются и кавказские, и иранские черты, причем в одних случаях преобладают кавказские (жилище), в других – иранские (одежда).

Насыщенность Центрального Кавказа археологическими памятниками говорит о том, что территория современной Осетии являлась центром формирования древних кобанских племен, составивших основу осетинского народа. Черты культуры этого древнего кавказского населения ясно прослеживаются в материальной и духовной культуре осетин. Несомненно, что влияние местной кавказской культуры сказалось на жилых и хозяйственных постройках осетин, на их оборонительных сооружениях; местная этническая среда определяла, и своеобразие их пищи, домашней утвари. Формирование изобразительного искусства осетин также тесно связано с кавказской средой. Установлено, что многие мотивы орнамента в осетинских вышивках характерны для предметов кобанской культуры. Немалое сходство с древними кобанцами обнаруживается и в духовной культуре осетин, в их древних религиозных верованиях. Достаточно отметить, что охотничье божество Афсати, восходящее к кобанской эпохе, являлось до недавнего времени одним из популярнейших языческих божеств осетин. Местная этническая среда оказала сильное влияние на формирование и развитие осетинского языка. По словам В.И. Абаева, «кавказский элемент вошел в осетинский не просто как внешнее влияние – подобно тюркскому, арабскому, а как самостоятельный структурный фактор, как своего рода вторая его природа». Доказательства этого можно найти в топонимике горной Осетии, где многие названия населенных пунктов, ущелий и гор не поддаются расшифровке на основе данных иранского языка и, несомненно, имеют доиранское происхождение. Даже собственные названия осетинских племен – ир, дигор, туал, по мнению В.И.Абаева, не имеют ничего общего с иранским миром и представляют старые местные этнические названия.

Первое вторжение скифов на Кавказ датируется, по описанию Геродота, VII в. до н.э. По мнению ряда исследователей, к которым присоединяемся и мы, путь скифов в Закавказье проходил не через Дербентский проход, а через Центральный Северный Кавказ и Дарьяльское ущелье. Это весьма убедительно обосновывается и памятниками кобанской культуры, где с VII в. до н.э. отмечается присутствие элементов скифской культуры, а также данными антропологов, установивших наличие в кобанских могильниках двух типов черепов: круглоголовых местного населения и длинноголовых – ираноязычного. По словам Е.И. Крупнова, скифские племена явились «первыми распространителями иранской речи на Северном Кавказе.

Вторым не менее важным компонентом в этногенезе осетин были ираноязычные племена – скифы, сарматы, а затем и аланы. Как уже известно, скифо – сарматская и аланская проблемы, стоящие издавна в центре внимания многих отечественных и зарубежных ученых, находят самое широкое освещение в литературе. Здесь мы будем говорить непосредственно лишь об участии этих пришлых племен в этногенезе осетин.

Одним из наиболее ранних скифских памятников на Северном Кавказе является Моздокский могильник, исследованный А.А. Иессеном в 30–х годах XIX в.; в нем наряду со скифскими вещами оказались и предметы кобанской культуры. Скифские могильники открыты на территории Чечни, Ингушетии, Северной Осетии и Кабардино-Балкарии. К 1960 г. на Северном Кавказе было обнаружено более 60 скифских поселений. Скифские поселения располагались не только в степной и предгорной полосе, но и в самых высокогорных районах Центрального Кавказа. Многочисленные предметы скифской культуры обнаружены в могильниках в Ассинском ущелье, в бассейнах рек Чегем, Баксан, Черек. При раскопках в высокогорных селениях (Галиат, Кумбулта) Дигорского ущелья, а также на Мамисонском перевале найдены скифские бронзовые и железные шейные гривны, сосуды, бронзовые, железные и костяные наконечники стрел, железные кинжалы с перекрестьем, части конской сбруи, предметы с образцами скифского звериного стиля. Это свидетельствует о прочном оседании среди аборигенов (кобанцев) скифских племен.

Скифская колонизация не ограничивалась только Северным Кавказом: скифы вторгались и в пределы Закавказья через Дербентский и Дарьяльский проходы, Мамисонский перевал. «Из Дигории, откуда происходит основная масса находок скифского типа, – пишет Е.И. Крупнов, – легко можно попасть через вполне доступный Кионхохский перевал на Военно–Осетинскую дорогу, а по ней через Мамисонский перевал – в Западную Грузию, где также известны многочисленные предметы скифской культуры».

Наибольшее количество предметов скифского типа обнаружено в Западной и Центральной Грузии: в окрестностях селения Геби на Мамисонском перевале, в г. Мцхета в Горийском районе и других местах Грузии. Можно полагать, что наряду с Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорогами для перехода в Закавказье широко использовалась в древности, как и в более позднее время, Куртатинская перевальная дорога, проходившая по р. Фиагдон через Стыр-хохский перевал в Центральную Осетию, а оттуда – к истокам Большой Лиахвы. Это была более тяжелая для перехода дорога, чем Военно–Осетинская, но зато она в несколько раз сокращала расстояние от Северной Осетии до Южной. Поэтому горцы чаще пользовались, особенно летом, дорогой через Стыр–хохский перевал. Так, в XVIII в. здесь неоднократно переходили в Центральную Осетию члены Осетинской духовной комиссии, жители Закинского и других ущелий, переселявшиеся в Моздок, в 1749 г. отсюда отправилось в Петербург первое осетинское посольство. Таким образом, вторжение скифов в Грузию происходило главным образом через территорию современной Осетии. Естественно, что некоторые скифские племена – дандарии, исседоны, меланхлены – саударата, камаки – прочно осели здесь. На основании тщательного анализа данных древних авторов Ю.С. Гаглойти более или менее правильно определяет локализацию этих племен. По его мнению, меланхлены–саударата (осет. «носящий черное платье») располагались в районах Колхиды, почти на современной территории Абхазии. Здесь же по соседству с ними жили камаки (осет. “жители ущелий”). Для подтверждения своего довода Ю.С. Гаглойти ссылается на данные произведенных здесь археологических раскопок скифской эпохи.

Конец, третьего, начало второго веков, до н.э. характеризуется новым крупным вторжением ираноязычных племен – сарматов – в Центральный Кавказ с Дона и из Нижнего Поволжья. Вопрос о сарматах давно привлекал к себе внимание ученых и получил самое широкое освещение в специальной исторической литературе. Поэтому мы ограничимся лишь краткой констатацией фактов. По сведениям древних авторов и исследованиям современных ученых, сарматы отличались весьма близким родством со скифами, особенно по языку. Геродот писал о том, что сарматы говорят на искаженном скифском языке. Сарматский язык считался одним из диалектов скифского языка, относящегося, наряду с осетинским, к североиранской группе древних языков. Греческие и римские писатели часто упоминают сарматские племена – роксоланов, язигов, сираков, аорсов, аланорсов. Аорсы и сираки, населявшие в основном Центральное Предкавказье, составили основу северокавказских алан. Есть даже предположение о том, что аорсы явились непосредственными предками осетин–иронцев. Таким образом, сарматские племена, обосновавшиеся на Западном и Восточном Кавказе, растворились среди аборигенов и в то же время сами оказали сильное влияние на их культуру и быт. Только в центральной части Северного Кавказа они удержали свое численное превосходство над местными племенами и ассимилировали их. В настоящее время исследователи все больше склоняются к признанию этих сарматов предками осетин. Такая гипотеза, основанная на данных смежных наук, выдвигалась и ранее, в частности В.И. Абаевым. Об этом говорят и данные осетинского языка, оба диалекта которого в основе своей формировались в этот период. В.И. Абаев на основании глубокого анализа данных осетинского языка пришел к выводу, что иммиграция предков осетин «в Центральный Кавказ совершалась двумя волнами, из которых первая, более ранняя, может быть условно названа «дигорской», а вторая – позднейшая – «иронской».

Ассимиляция аборигенов центральной части Северного Кавказа пришлыми ираноязычными племенами признается и археологами. Е.И. Крупнов считает, что этот процесс завершился в начале нашей эры.

Заселение скифо–сарматскими племенами центральной части Северного Кавказа и их частые вторжения в Грузию через Дербентский и Дарьяльский проходы засвидетельствовано в трудах античных авторов (Геродота, Плиния, Страбона и др.). Страбон, говоря о жителях Иберии, отмечал их большоесходство «в образе жизни со скифами и сарматами, с которыми они находятся и в соседстве, и в родстве. Вполне возможно, что Страбон имел в виду поселившиеся рядом с горцами–иберийцами, ираноязычные племена, вышедшие из районов Северного Кавказа. О близком соседстве скифо-сарматов и грузин свидетельствует и его другое сообщение, в котором говорится, что «в случае каких-нибудь тревожных обстоятельств они выставляют много десятков тысяч воинов, как из своей среды, так и из числа скифов и сарматов. Кроме Дарьяльского прохода, Страбон называет еще три других прохода в сторону Грузии, в число которых, безусловно, входил и Мамисонский перевал. О давнем знакомстве предков осетин с иберийцами говорят грузинские письменные памятники и данные языкознания. В.Ф. Миллер на основании анализа древнегрузинских письменных источников, в которых часто упоминаются «овсы», «осы» (осетины), делает вывод, что «грузины помнили о своих соседях с тех самых пор, как начали помнить самих себя. Эту же мысль подчеркивает и В.И. Абаев. «По звуковому составу осетинский, – пишет В.И. Абаев, – занимает промежуточное положение между индоевропейскими и кавказскими языками. Из последних он наиболее близок, по своей фонетике, к грузинскому. Особенно яркой и бросающейся в глаза «кавказской» чертой в фонетике осетинского языка являются смычно–гортанные согласные къ, ръ, тъ, чъ, шъ. Индоевропейским языкам они чужды, тогда как из коренных кавказских языков нет ни одного, где бы этих звуков не было».

Следы скифо–сарматского пласта в этногенезе осетин удается обнаружить

и лингвистам, и археологам, и этнографам. Так, установлено большое сходство со скифским языком дигорского диалекта осетинского языка. Это сходство доказано В.Ф. Миллером и особенно В.И. Абаевым на основании анализа скифских личных имен, племенных названий и данных топонимики, встречающихся в греческих надписях V в. до н.э.– III в. н.э. из северных черноморских городов Танаиса, Ольвии, Тираса и др. Так, например, скифское имя собственное Шкупха, переогласованное в осетинском в шкуыхт, бытует как термин, обозначающий понятие «прославленный», «герой». Скифское имя Роксалан звучит у осетин как Рохшалан (Светлалан). Название скифского племени сака сближается с осетинским саг (олень) «и указывает, что часть скифов именовала себя по имени своего тотемного животного – оленя». Таких примеров множество в древних греческих надписях Северного Причерноморья, относящихся ко времени скифо-сарматов. Из топонимических названий важно отметить дон – слово, обозначающее в осетинском понятие «вода», «река».

 

Наиболее активное участие в формировании осетинского народа принимали аланы. Под термином «алан» подразумевается одно из сарматских племен, появившееся на Северном Кавказе, по сведениям Иосифа Флавия, в I в. н.э. «Племя алан есть часть скифов, живших вокруг Танаиса и Меотийского озера». Влияние сарматской культуры отчетливо прослеживается в письменных источниках, в предметах материальной культуры, в погребальном обряде и т.д. Таким образом, новые пришлые ираноязычные племена влились в состав родственных им сарматов, ассимилировавших коренное население центральной части Северного Кавказа. В конце IV в. гуннские полчища оттеснили алан, проживавших в степях Предкавказья, в предгорья и горы Кавказа, где их основная масса осела, смешавшись с прежними обитателями этих мест. Гунны, придя через земли алан, которые граничат с танаитами, произвели у них страшное истребление и опустошение, а с уцелевшими заключили союз и присоединили их к себе. Нашествие гуннов явилось причиной массового ухода алан в горы Центрального Кавказа и заселения обоих склонов Главного Кавказского хребта.

Это была первая крупная волна миграции алан в горы Центрального Кавказа. Археологические раскопки, произведенные во многих местах верховьев Кубани, свидетельствуют о заселении аланами после гуннского вторжения самых труднодоступных мест этого района. Аланские поселения здесь растянулись до самого Клухорского перевала. Позже, в 5–7 вв., аланы селились в долинах рек компактно, большими группами, в своеобразных замках, имеющих много общего с осетинскими постройками – галуанами. Образцами таких сооружений этого времени являются поселения Адиюх и Нальчикское городище. Археологические памятники алан в горной Осетии датируются начиная с V в. Они свидетельствуют о заселении аланами еще в тот период самых высокогорных районов Главного Кавказского хребта. Большая группа памятников аланской культуры найдена в селениях Дигорского ущелья – Задалеск, Ханза, Лезгор, Донифарс, Галиат, Кумбулта, Камунта и др. Наибольший интерес представляют раскопки Галиатского могильника, исследованного в 1938 г. Е.И. Крупновым. В нем обнаружено коллективное захоронение с конем и множество предметов аланской культуры, двумя деревянными седлами, глиняными кувшинами, деревянными чашками, остатками конской сбруи и др. Галиатский могильник, во многом схожий с памятниками из селений Чми, Даргавс, Камунта, датируется 11-9 вв. Живя в замкнутом Дигорском ущелье, аланы, как позже осетины-дигорцы, общались с соседними районами, в частности с жителями Алагирского ущелья, через Кионхохский перевал. Возможно, что заселение аланами Дигорского ущелья, особенно Уаллагкома, происходило именно со стороны Алагирского ущелья. Через это же ущелье они поддерживали торговые связи с другими районами Кавказа, о чем свидетельствуют многочисленные предметы, найденные в могильниках селений Камунта и Галиат. Поселение алан в Алагирском ущелье засвидетельствовано археологическими находками, обнаруженными Е.Г. Пчелиной при раскопках в высокогорных селениях Архон и Садон. Близ селения Архон, расположенного на правой стороне р. Ардон, в ущелье Архоныдон, на древнем аланском кладбище было вскрыто катакомбных могильников, относящихся к VII в. н.э. К этому же времени относятся и предметы из Садонского могильника (селение Нижний Садон); среди них обнаружена золотая византийская монета императора Фоки, на основании которой и датируется этот памятник. Предметы аланской культуры были найдены и в каменных ящиках в Касарском ущелье (р. Ардон), в районе древней оборонительной стены и в селении Нузал. Могильники Каса