Видения и воображаемые картины ума

 

Видения – это творения нашего ума, возникающие наяву, например воспоминания, мечты, грезы, фантазии, образы, приходящие к нам из прошлых жизней, а также образы, связанные с физическими ощущениями. Практиковать непривязанность к ним следует так же, как и к видениям, возникающим во сне.

Вот какой образ возник у одного из тех, кого я учил непривязанности, пока он концентрировался на чем-то другом. Дело было ночью. Он снова ощущал себя ребенком и находился в гостиной перед своей спальней. Ему было страшно, но он не звал родителей, зная, что они разозлятся, будут высмеивать его страх и заставят возвратиться в комнату, где его подстерегало чудовище. Эта сцена возникала перед ним несколько раз с небольшими различиями в деталях. Он работал над тем, чтобы не злиться на своих родителей, и когда эта привязанность ушла, его сердце открылась и впустило их, и он понял, что в основе их поведения тоже лежал страх. Тогда он впервые смог взглянуть на них с состраданием и понял, что они были лишь отражением того, как из страха он закрыл свою душу перед собой.

Затем он решился на то, чтобы больше не бояться чудовища, и смог взглянуть на него без страха и отвращения. Тогда оно превратилось в маленького ребенка, всеми покинутого, полного страхов и жаждущего любви. Он описал его как «несчастного, мерзкого, грязного и оборванного, с засохшими слезами на глазах». Он почувствовал, что совершенно не способен как-то помочь этому ребенку, он внушал ему брезгливость. Он даже подумать не мог принять его и пустить в свое сердце. Его нужда и страдания пугали его так же, как его собственные заботы пугали его родителей, и ему захотелось убежать прочь. Он, однако, стал пытаться избавиться от своей неприязни к этому мальчику и нежеланию принять тот факт, что это он сам. Тогда-то он и понял, что это отражение его внутреннего «я», всегда в чем-то нуждающегося. Он всегда стыдился, избегал его и закрыл перед ним свою душу, что заставило того превратиться в монстра.

Для того чтобы перестать избегать и чуждаться этого «себя-ребенка», он потихоньку подпускал к себе его образ, насколько мог терпеть, пока полностью не открылся перед ним и не впустил его в свое сердце. И когда он смог искренне быть вместе с этим мальчиком, которого раньше отвергал, ему вдруг открылось, что единственное, чего тот хочет, – это чтобы его обняли. Поначалу эта мысль была ему неприятна, и он опять отвернулся от замарашки, но понемногу его страх отступал, пока однажды он не подошел к мальчику и не позволил ему коснуться себя. Его руки были холодными, но в этом прикосновении было много любви. Он понял, что мальчик любит его несмотря на то, что он его избегал и бросил.

Прикосновение мальчика проникло в него, и он испугался глубине его любви. Он почувствовал, что душа мальчика открыта и что теперь ребенок чувствует себя счастливым и сильным. Он не мог в это поверить, но это было так. Его униженное внутреннее «я», которое он всегда оскорблял и поносил и от которого всегда так хотел избавиться, было полно любви, которую он всегда так искал. Он всегда думал, что, когда он наконец освободится от «ребенка в себе», все наладится и станет хорошо, однако на самом деле все было наоборот. Именно этот ребенок и был ключом к тому, чтобы исцелить свою душу. Больше это видение его не посещало.

Двадцать лет назад, когда я еще занимался психотерапией, я помню, как мне приходилось соприкасаться с внутренним образом «чудовища», которое вроде бы и не было мной, но все-таки что-то подсказывало мне, что это не так. У меня остался образ этого монстра, очень страшный и нелепый. Я пробовал бороться с ним и отогнать его от себя, но чем больше усилий я тратил на это, тем больше и свирепее он становился, увеличиваясь пропорционально силе моего сопротивлению ему, – очевидный знак того, что это отражение моего ума, хотя тогда я этого еще не понимал.

Человек, который в то время работал со мной, предложил мне отказаться от привязанности к борьбе с ним, прекратить отгонять его и открыться ему. Это было мне страшно и неприятно, и я пытался уклониться от этого, хотя и понимал, что это будет правильным решением. Однако по мере того как я перестал бороться с этим монстром и смог выносить его присутствие, то ли он стал уменьшаться, то ли я – увеличиваться, но он становился для меня все менее и менее страшным. Когда я от всего сердца принял его и открылся ему, он превратился в любящего и полного сочувствия учителя, «проводника», готового вести и наставлять меня. Я понял, что это чудище было моим отражением в пору эмоционального срыва, когда я все свое время посвящал другим и совершенно не заботился о себе. Будучи морально и физически истощенным, я отдалился от своей семьи, потому что чувствовал, что не могу дать им то, что они ждут от меня. Я совершенно потерял терпение, их запросы стали для меня невыносимы. Чудовище научило меня, что если я смогу принять свое измученное «я», оно превратится в нежного и совсем не страшного советчика и учителя.

Женщине, работающей над тем, чтобы отказаться от своей нынешней самооценки, было видение, как она цепляется кончиками пальцев за край обрыва, но не может удержаться и соскальзывает все ближе и ближе к пропасти. Ей было очень страшно. А над собой она видела своих родителей, дедушку и бабушку, которые, как обычно, критиковали ее: «Возьми себя в руки!», «Хватит быть такой безответственной!», «Ты никогда ничего не сможешь достичь!», «Никто тебя не полюбит». Она смогла понять, что все еще цепляется за старую систему ценностей, в которой считала себя недостойной похвалы и любви, что отражалось в образе ее родственников. Она верила, что избавление от привязанности к этой своей личности (к камню на краю обрыва) равнозначно смерти, и полагала, что все ее отношения с семьей и друзьями разрушатся. От этой мысли ей становилось страшно. Я предложил ей поработать над тем, чтобы перестать убегать от себя, испытывающей страх. Когда она смогла бесстрастно наблюдать за собой, висящей на краю пропасти, то вошла в этот образ, отпустила «камень», упала, но чудесным образом не разбилась. Напротив, она вошла в состояние расширенного сознания, радостное и свободное. Ее «я», наполненное страхами, исчезло. Ей было очень хорошо, но отсутствие привычного ощущения себя пугало ее. Отказ от своей старой личности и ощущения нового «я», неограниченного и полного радости, одновременно и привлекали, и отпугивали ее. Остающийся страх мешал ей полностью погрузиться в новую себя, свободную и радостную, но семена будущего преобразования уже были посеяны и пошли в рост.

У другой женщины было видение, что в передней части тела у нее зияет глубокая кровоточащая рана. Потом место действия самопроизвольно перенеслось на столетия назад. Люди в старинной одежде нападали на нее и кидали в нее камнями, причем она даже не знала, за что. Как она ни умоляла их, они не останавливались. Затем всплыл еще один образ, более ранний, в котором один из этих людей попросил ее вылечить его, но она не смогла этого сделать. Это был своего рода заговор, и теперь ее обвиняли в колдовстве. Эта сцена, как ей казалось, из прошлых жизней, была ей очень неприятна, и, конечно, единственным ее желанием было убежать прочь. Особенно сложно было практиковать непривязанность к собственной беспомощности и страху по отношению к несправедливым нападкам и оскорблениям.

В ходе своей работы над тем, чтобы перестать избегать этого видения и открыться ему, она смогла увидеть, что в этих образах отражается ее настоящая жизнь, конечно, в более жестокой и резкой форме. Ее семья обвиняла ее в том, что она – причина всех их проблем. Хотя это было и не так, возражения не принимались. В этом отражалась та критически настроенная ее часть, что постоянно упрекала и пилила саму себя. И она чувствовала, что не способна прекратить это самобичевание. Впоследствии она занялась практикой, направленной на то, чтобы перестать отождествлять себя с критическим «я» и принять чувства, которые вызывало это самоотрицание, символически выраженное раной в груди (сердечный центр) в ее видении. Постепенно ее сердце открывалось, и в конце концов она смогла остановиться и прекратить предавать себя, занимаясь самокритикой, приводящей к бессилию.

Видения могут быть также связаны с какими-то физическими ощущениями. Один человек, которого я обучал практике непривязанности, чувствовал тяжесть в животе. Ощущалось это как непроницаемый железный шар. Он казался очень плотным и выталкивал все остальное. Он примерил на себе эти качества и понял, что и сам чувствует себя очень жестким и неприступным. Я посоветовал просто наблюдать за этим плотным и непримиримым шаром-собой, не вынося никаких суждений и не пытаясь его как-то изменить. Как только ему удалось это сделать, шар пропал, на его месте осталась лишь пустота. Тогда я сказал, что ему нужно принять эту пустоту и открыться перед ней. Он так и сделал, и тогда увидел себя, в полном одиночестве летящего в пространстве и наблюдающего за пролетающими мимо предметами. В общем-то, он чувствовал себя вполне комфортно до тех пор, пока его обычное ощущение себя как личности не начало пропадать. Ему стало страшно потерять себя, и из-за его привязанности к ложному «я» видение прервалось. Неприятие опыта расширенного сознания, полученного им, расстроило его, и хотя он хотел вернуться в это состояние, понимал, что сначала ему нужно избавиться от привязанности к своей нынешней личности, к своему «эго». И тогда объектами для практики стали его печаль и страх.

Я решил описать практику непривязанности к тем видениям, что неприятны для нас и от которых мы пытаемся убежать, потому что именно в таких образах обычно содержатся самые глубокие и ценные для нас знания. Когда мы избегаем уроков этих видений, предназначенных для высвобождения нашей Любви, или игнорируем их, они часто увеличиваются и разрастаются до таких размеров и интенсивности, что мы уже не можем не обращать на них внимания. Они как бы кричат нам: «Заметь нас! Это учение о Любви, которое ты должен получить!»

 

 

Глава 9. Болезни

 

Человеческое тело – это обиталище неисчислимого количества микробов, бактерий и других паразитических существ. Никто не может освободиться от этих болезнетворных факторов. Однако болезнь можно легко превзойти, взрастив чувство сострадания ко всем живым существам и мысли, основанные на Любви и несущие Любовь.

Болезни, как физические, так и душевные, это реакция тела на отравленный ум. Так что крепкое здоровье может быть обеспечено только незараженным, чистым умом.

Саи Баба, 1985

 

«Болезни – это продукты ума, а не тела» (Саи Баба, 1999). Поэтому мы можем превзойти болезнь, «взрастив чувство сострадания ко всем живым существам и мысли, основанные на Любви и несущие Любовь». Так что все лечение должно иметь в основе любовь и сострадание, и Саи Баба открыл мне это в прозрении, испытанном мной (я описал его в первой главе). «Наполните ваши сердца Любовью, и вы освободитесь от всех недугов» (Саи Баба, 1999). А для того чтобы «наполнить свои сердца Любовью», нам нужно перестать быть привязанными к закрывающим наше сердце мыслям, потому что «болезни, как физические, так и душевные, это реакция тела на отравленный ум».

«У всех болезней, берущих начало в уме, есть две основные причины: рага и двеша (привязанность и антипатия)» (Саи Баба, 1999). Антипатия – это то, что я называю привязанностью к отрицанию и отторжению. А когда мы отпускаем свои привязанности к мыслям, убеждениям и действиям, закрывающим наше сердце, то тем самым лечим себя от недоброжелательности, отражением которых и является болезнь. «Здоровье может быть обеспечено лишь чистотой ума». Практикой непривязанности мы лечим не саму болезнь как таковую, а устраняем препятствия, закрывающие наше сердце и мешающие нам познать Любовь, а ведь это и есть причина всех наших страданий.