Еженедельный журнал 22.06.2009

Сегодня пьес МакДонаха в Москве не ставит только ленивый, причем как только его «черные» комедии не трактуют: и как мелодрамы, и как ужастики, и как социальные драмы, тут и ироничная гламурность, и бездны психологического театра, и самый радикальный натурализм. В этом сезоне в первоначальный список отборщиков на «Золотую маску» от столицы было заявлено не меньше пяти спектаклей, из которых в окончательный попал только один — серебренниковский «Человек-подушка» из МХТ. Хотя были еще два спектакля, чьи шансы были до последнего очень высоки и обеспечивались двумя грандиозными актерскими работами…

В «Королеве красоты» Театра Вахтангова стервозную старуху-мать играла 87-летняя Алла Казанцева — играла с такой невыносимой психологической точностью, а вместе с тем с такими легкостью и лукавством, какие могла себе позволить только актриса, не имеющая надобности изображать старость и думающая только о парадоксальном характере женщины, одновременно любящей и убивающей дочь. В сатириконовской постановке по той же пьесе ту же старуху играл тридцатипятилетний Денис Суханов — и здесь сверхъестественным казались уже натурализм и точность актерского наблюдения. Стройный молодой актер без всякого грима превратился в грузную, гадкую, несчастную старуху с огромным откляченным задом и грудями до пупа. Он играл так, что невозможно было не вспомнить всех знакомых стариков, с которыми жил рядом, – так узнаваемы были и его пластика с медленными, на ощупь, движениями, и дрожащие скрюченные пальцы, и седые космы, и резкий старушечий голос, и даже характерное свистящее дыхание астматика.

Но впервые эту старуху, так же как и вообще пьесы МакДонаха в российской постановке, мы увидели не в этих театрах. Пермский театр «У Моста» уже давно и не раз привозил в столицу ирландскую трилогию МакДонаха; на «Новой драме» в 2006 году Иван Маленьких даже получил спецприз за роль матери в «Красавице из Линэна» (то же, что «Королева красоты»), которую он играл очень узнаваемо, точно и смешно, хотя и несколько эстрадно. Из всего этого ясно, что все три ирландские «черные» комедии МакДонаха — «Красавица из Линэна», «Череп из Коннемары» и «Сиротливый Запад» театр «У Моста» играет, по крайней мере, года три, но прежде они не интересовали экспертов «Золотой маски». А вот теперь режиссер Сергей Федотов что-то такое придумал, чтобы «Сиротливый Запад» считался премьерой прошлого сезона (радикально обновил состав или что-то еще) — и оказалось, что «Маска» дозрела.

На мой взгляд, в постановках Федотова удачнее, чем где-либо, поймана интонация макдонаховской захолустной Ирландии — серого городка, где люди от рождения и до смерти не видят ничего яркого и нового, живут в кругу одних и тех же унылых и надоевших лиц, соседских сплетен, новостей из прошлогодних журналов, среди беспричинных и бессмысленных убийств и самоубийств и в принципе вне представлений о морали. Эта отупляющая монотонность отбивает у здешних жителей умение сосредоточиваться, уравнивает в правах верх и низ, главное и пустячное, смерть и слоеные пирожки на поминках. В таком отсутствии иерархий, абсурдном смешении ценного и неценного и есть главный источник черного юмора знаменитого британского драматурга, и Федотов точно почувствовал, что тут, в изображении этих нравственных перевертышей, важна легкость без глубокого бурения русского психологизма — лишь тогда получается, что зрители страшных пьес хохочут, не переставая, как в фильмах братьев Коэнов вроде «Фарго» или «Большого Лебовски».

Театр Сергея Федотова «У Моста» существует уже 20 лет. Он начинался со студии, и сейчас, как говорят, в нем еще остались непрофессиональные актеры. Не знаю, играет ли кто-то из любителей в «Сиротливом Западе», но то, насколько в нем точны типажи, в первую очередь это касается двух ненавидящих друг друга братьев-неразлучников, поражает. Собственно, все дело, вся эксцентрическая острота этого спектакля именно в них — Вэлине и Коулмэне Коннор, двух братьях-придурках, одновременно хитрых и простодушных: один скупердяй — другой транжира, один циник — другой набожный, один убил своего отца за то, что тот посмеялся над его прической, другой пообещал об этом молчать, если брат отдаст ему свою долю наследства. Внутри пьесы есть трагический сюжет о пасторе — пьющем и сомневающемся в вере отце Уэлше (его играет все тот же Иван Маленьких). Не в силах больше переносить провал своей миссии в безбожном городке, пастор уходит из жизни, оставляя братьям письмо, где сообщает, что ставит свою душу на то, что они прекратят драться и, значит, не убьют друг друга в разгар ссоры, к чему дело явно идет. И тут, когда эти два куска человеческого мусора пытаются примириться, наступает апофеоз: братья садятся к столу и принимаются каяться в том, чем с младенчества друг перед другом погрешили. Сеанс раскаянья очень скоро превращается в похвальбу, а потом — в торговлю собственной низостью (сможешь ли ты покаяться в чем-то еще более гадком?). Я плюнул тебе в глаз, а я раздавил твою игрушку; я украл твои мячи и все свалил на умственно отсталых детей, а я не передал тебе записку от девочки; я налил мочу тебе в пиво, а я толкнул девушку, которая тебе нравилась так, что карандаш, который она грызла воткнулся ей в горло (а потом она вышла замуж за врача, который этот карандаш вынул). Все заканчивается на главном признании: это я отрезал уши твоей собаке так, что она умерла от потери крови, — и продемонстрированных в доказательство ушах. После этого уже снова срывается с гвоздя ружье.

Я не знаю, велики ли шансы у «Сиротливого Запада» получить «Золотую маску». В номинации «Драматический спектакль малой формы» конкуренция не шуточная, так что, боюсь, шансов не слишком много. Но дело не в этом. Дело в том, что этот скромный пермский спектакль на четырех актеров наконец-то был показан в серьезном контексте, среди лучших спектаклей прошлого сезона — дорогих, масштабных, экспериментальных, –и не потерялся.

 

Татьяна ЖЕЛТЯКОВА

МакДонах: ПЕРМСКАЯ ТРИЛОГИЯ

Империя драмы 2008

Кроме неизвестного количества сериальной макулатуры и сценариев двух отличных фильмов, Мартин МакДонах написал шесть пьес для театра (на самом деле семь, одну он стесняется публиковать). Российский театр в течение последних трёх-четырёх лет усердно разрабатывает ирландскую делянку. Но дебютировал МакДонах на отечественной сцене в пермском театре «У моста». В репертуаре этого театра сейчас три пьесы драматурга, составляющие Линенскую трилогию: «Королева красоты из Линэна», «Череп из Коннемары» и «Сиротливый запад». Недавно все три спектакля были сыграны на малой сцене театра имени Ленсовета.

«Здесь красиво, только слепой не увидит, как здесь хорошо. Горы, всё зелёное, люди такие общительные. Но все всё друг про друга знают...» Эти слова можно поставить эпиграфом к любой пьесе трилогии. Слухи об убийствах здесь — всего лишь рядовые сплетни. Наравне с известием о драке: бились две женщины и один старик. А ещё одна добрая католичка абсолютно уверена в своём соседе: он зарубил свою жену топором. Но это же не мешает ей ходить к нему в гости, по-соседски угощаясь виски. Всё это не от душевной чёрствости, отнюдь. Герои Макдонаха остро чувствуют зыбкость бытия, это и делает их одновременно и агрессивными, и снисходительными к слабостям других. Они не уверены в том, что завтра сами не возьмут в руки орудие убийства, и потому не спешат осуждать тех, кто уже взял. Такая терпимость могла бы сойти за христианское смирение, если бы не навязчивая потребность извлекать из своих добродетелей мелкую практическую выгоду.

Драматург снабдил пьесы подробными ремарками, но режиссёр Сергей Федотов внимателен к ним без фанатизма. Вместо полотенца с надписью «Перед смертью не надышишься» на стене комнаты красуется фото Мэрилин Монро с нарисованной бородой. Детали обстановки в каждом спектакле меняются, но декорация остаётся почти неизменной. Тусклые обшарпанные стены, скупая меблировка, распятие на стене, лампа с абажуром, вязаные салфеточки, фигурки святых в серванте, затрапезные костюмы. В общем, картина здешнего мира ясна, фабула историй — тоже, осталось выяснить, в чём сюжет. А вот тут и начинаются основные расхождения режиссёра с драматургом. Вплоть до перемены жанра. И мрачноватые комедии, не чурающиеся умеренных абсурдистских забав, вдруг начинают отчётливо склоняться в сторону мелодрамы. А иррациональные мотивы поступков и отношений героев зачастую объясняются вполне рационально. Непредсказуемые и чудаковатые ирландцы оправданы чувствительными и надёжными пермяками.

В «Красавице из Линэна» дряхлая фурия Мэг Фолан, мать-тиран, превратилась в игривую старушенцию, исполненную дерзкого обаяния. Таково искусство замечательного актёра Ивана Маленьких, сыгравшего старушку Мэг. Нет, она по-прежнему выливает содержимое ночного горшка в раковину, бестрепетно уничтожает письма, адресованные дочери «лично в руки», обожает доводить людей до нервных припадков и ежеминутно требует от окружающих внимания, супа и чаю. Но делает это так, что всерьёз сердиться на неё нельзя. В ней бездна иронии. А за суетливой хитростью скрывается наивная стариковская беззащитность, тем более трогательная, что не мотивирована физической беспомощностью.

Так вышло в Перми, что Морин Фолан (Марина Шилова), женщина трудной судьбы, внушает к себе гораздо меньше симпатии, чем её мать. Она всерьёз страдает от избыточной витальности едкой старушки. Забитая жизнью брюзга в кричащем макияже мечтает о парне, который бы отдубасил мать как следует, «потом дал по го­лове, потом отрубил бы её большущим топо­ром. А лучше бы он с этого и начал». Это говорится со вкусом, но не слишком всерьёз, так как после мечтаний о топоре следует безмолвная сцена нежности между дочерью и матерью. Чего в пьесе, конечно, нет и быть не могло. В спектакле отчётливо слышен сентиментальный мотив женской обездоленности, растраченных впустую жизненных сил. Мило, но чересчур банально для МакДонаха. Впрочем, есть момент, когда «красавица из Линена» по-настоящему прекрасна — это сцена свидания с Пато Дули, где за вульгарной внешностью и крутым нравом старой девы вдруг обнаруживаются страстность и мучительная робость юной влюблённой девушки.

У МакДонаха комичная мелочность претензий героинь друг к другу, бесконечная возня вокруг тарелки супа — повод для утверждения полноты власти над другим человеком, причём палач и жертва то и дело меняются ролями. В спектакле сохранён приём, но подменена суть: в основе не противостояние непримиримых врагов, а привычные и, в общем, безобидные игры одиноких женщин. Чтобы обострить конфликт, режиссёр подчёркивает безумие Морин, и это ход сомнительный. Как писал Влас Дорошевич, «душа психически больного — душа мёртвая. С ней литературе делать нечего». Театру, видимо, тоже. Актриса вынуждена играть сумасшествие, чрезмерно утрируя мимику и жесты. Когда мать сжигает письмо Пато Дули, окончательно обрекая дочь на одиночество, в этот момент жалко не дочь, а старушку, неосторожно подписавшую себе смертный приговор. Остаётся только ждать, когда на её голову опустится тяжёлая дочерняя рука с кочергой. Впрочем, если не знать пьесу, то можно предположить и иную развязку. Жанр, балансирующий между комедией и мелодрамой, допускает водворение героинь в мирное семейное болото. Но в финале спектакля Морин с мёртвым застывшим лицом медленно опускается в чёрное кресло матери. Здесь драма началась — здесь она и заканчивается.

В «Сиротливом западе» вместо кочерги — ружьё. Которое уже выстрелило. Сын убил отца. Брат, свидетель преступления, получил всё наследство целиком в обмен на обещание молчать. Отношения брата-шантажиста Вэлина (Сергей Детков) и брата-убийцы Коулмана (Владимир Ильин) полны старых обид и нешуточной ненависти, которая изливается во взаимных придирках и рукоприкладстве. Коулман живёт в доме брата из милости, ворует его виски, и мстит — мелко, исподтишка. В трактовке режиссёра и актёров братья — это два великовозрастных младенца с непомерно развитым эго. Ими движет уязвлённое самолюбие и собственнический инстинкт пятилетнего ребёнка. То, что вообще-то дело намного серьёзнее спора из-за пачки чипсов, мы понимаем по реакции священника (Иван Маленьких), льющего пьяные, но искренние слёзы над судьбами этих обделённых любовью грешников. Отец Уолш-Уэлш в спектакле — воплощённая совесть и скорбь этого мира. Священник, «тринадцатый раз на этой неделе» усомнившийся в существовании Бога, мучается нераскаянными грехами своей паствы и, совершая самоубийство, жертвует жизнью во имя примирения братьев (спорная теология, зато отличная драматургия). В спектакле разборки братьев Коннор смотрятся бледно на фоне этой искупительной жертвы, напоминающей о жертве Спасителя. Впрочем, постичь её значение парни не в состоянии: «Не могут же все быть такими идеальными, как Иисус». В финале сцена пуста, и запинающийся, дрожащий голос Уэлша звучит в темноте как заупокойная молитва по его несбывшейся мечте.

Гомерически смешна пьеса «Череп из Коннемары», действие которой разворачивается вокруг женоубийцы, свято чтящего память своей жены (один из излюбленных авторских парадоксов). Тут требуется микрохирургическая точность в анализе характеров персонажей. Их четверо. Вдовец Мик Дауд (Иван Маленьких), лелеющий нежные воспоминания о невкусном женином омлете и беспробудно пьющий с горя. Юный Мартин (Михаил Орлов), специалист по дебильным вопросам, в жизни которого выдался невероятный вечерок, когда позволено водить машину, пить, колотить черепа, разорять могилы и хвастать воображаемыми донжуанскими победами. Его брат Томас (Владимир Ильин), тупой полицейский, изображающий проницательного детектива. Старая Мэриджонни (Марина Шилова), соседка Мика, истовая католичка, мухлюющая при сборе пожертвований для церкви. Иван Маленьких играет харизматичного молчуна-отшельника, одержимого гордыней и тщательно скрываемым чувством вины за, вероятно, случайную смерть жены. Недобрая тяжёлая самоуглублённость пьяницы эффектно контрастирует с наглой развязностью речи и нервной разболтанностью движений юного Мартина. Невозможно полнее и искреннее проникнуться бредовой сумятицей, царящей в голове бедного подростка, чем это делает Михаил Орлов. Непредсказуемость поступков и реакций Мартина — главный источник коллизий пьесы и спектакля. Паренёк петушится и пасует перед Миком, как щенок перед матёрой дворнягой. В эпизоде на кладбище, пародийно обыгрывающей сцену с могильщиками из «Гамлета», Мартин играет с черепами своих земляков, как с большими пупсами, а потом самозабвенно колотит их. Напившись в хлам, пробалтывается Мику о своём участии в похищении останков миссис Дауд и получает за это молотком по голове. Самое смешное, что этот удар идёт ему на пользу, выбив большую часть щенячей визгливой восторженности. В конце концов, как бесценного дара, он удостаивается рукопожатия грубого, но справедливого гробокопателя-пропойцы. История, нагромождающая друг на друга убийства, покушения, разоблачения, вскрытия могил и похищения трупов, становится в спектакле историей инициации подростка в суровую взрослую жизнь.

Герои МакДонаха живут вне привычных норм добропорядочности и морали. Автор позволяет своим персонажам поступать так, как втайне хотя бы однажды хотел поступить каждый из нас. Характеры и ситуации — узнаваемы, а вот поступки — непредсказуемы. Что и выводит действие за пределы жизнеподобия и жанровой однозначности.

Гастроли театра «У моста» показали нам МакДонаха, возможно, не совсем таким, каков он на самом деле, зато таким, каким он может быть только в русском психологическом театре. Потребность «понять», «оправдать» и «защитить» человека — от самого ли себя, от жестокого мира ли — неистребима в нашем театре, как и нужда в гуманистических идеалах. Найти их в пьесах МакДонаха, наверное, сложно, но в целом «день удался!» — как сказал один молодой ирландец, когда его сильно ударили по голове.

 

[1] Андрогины – мифические существа-предки, перволюди, соединяющие в себе мужское и женское начала.

 

[2] «Хорошо сделанную пьесу» придумал и популяризовал Э. Скриб. «Хорошо сделанная пьеса» имеет определнную формулу: четкое построение действия через ряд замкнутых сцен, непрерывно развивающихся к кульминационному моменту. Это действие должно иметь череду подъемов и спадов. Кроме того, активно применяется прием неожиданности, цепь недоразумений, неожиданные развязки, моменты напряженного ожидания. Все эти элементы необходимы для того, чтобы постоянно удерживать внимание зрителей. Композиционное построение в данных пьесах осуществляется по строгим правилам (именно строгость правил и обеспечивает хорошую «сделанность»). А именно: в завязке намечается развитие действия и последующая за ним развязка; в каждом акте действие развивается по нарастающей; кульминация происходит в центральной сцене; здесь через резонера автор высказывает свое мнение по поводу происходящего, в развязке все интриги разрешаются. Главные требования – разрешимость конфликта и правдоподобие.

[3] Материал взят из: «100 великих театров мира»; История зарубежного театра (учебник), журнал «Сцена», 2006, №4.

[4] Этьен Декру (1898-1991) – французский режиссер, театральный деятель, создатель школы пантомимы «Mime Pur». Школа создавалась для воспитания чисто актерских средств выразительности, которые могли бы обеспечить искусству актера независимость от тех многочисленных элементов, которые образуют синтез при создании спектакля (музыки, литературы, живописи).