Социально-исторические, естественнонаучные и теоретические истоки философии марксизма

Марксистская философия явилась преемницей предшествующих ей концепций и одновременно знаменовала собой существенное приращение нового знания, значительный прорыв в развитии европейской и мировой культуры.
Возникновение диалектико-материалистической философии, связанной с именами К. Маркса и Ф. Энгельса, необходимо рассматривать как сложный, противоречивый процесс, в котором научность переплеталась с элементами романтизма и утопизма. Классический марксизм возник и формировался в 40-90 годы XIX века, причем многие его положения уточнялись и пересматривались по мере исторического развития западноевропейского общества.
Под историческими условиями возникновения марксистской философии принято понимать совокупность социально-экономических, политических и естественно-научных факторов европейской
цивилизации середины XIX века.
Социально-экономические предпосылки формирования диалектико-материалистических воззрений выражались в ускоренном развитии капиталистических отношений, когда все в большей степени стали обнажаться противоречия между трудом и капиталом. Один за другим следовали кризисы перепроизводства, которые сопровождались сокращением производства, безработицей, резким ухудшением социального положения наемных рабочих. В рамках существовавшей в то время философско-социологической теории дать правильное объяснение всему этому было невозможно. Требовался новый методологический подход к анализу происходящих процессов в обществе и соответствующие им научные обобщения и выводы.
Политическое положение в таких странах, как Франция, Англия, Германия отличалось сложностью и противоречивостью. Формировался новый субъект исторического процесса - пролетариат, который не принимался в расчет прежними теоретиками конца XVIII - первой половины XIX века. В 30-40-е годы XIX века он открыто заявил о своих экономических, социальных, политических правах. Классовая борьба пролетариата с буржуазией приняла острый характер.
Эволюция капиталистического способа производства требовала философской, социологической и политической теории общественного развития, способных не только дать адекватную оценку, но и предложить альтернативу существующему строю. Мирные способы разрешения антогонистических противоречий казались утопией. Общество нуждалось в новой философии и социологии, которые охватывали бы общество и природу, общество и человека, выявляли бы основные социологические противоречия и предлагали действенные способы их разрешения.
К середине XIX века наука достигла такого уровня развития, когда появилась реальная возможность теоретического обоснования принципов материалистической диалектики. В этот период получили развитие такие науки, как физиология, эмбриология, геология.
Был сделан ряд открытий, свидетельствовавших о диалектическом характере процессов природы: открытие немецким биологом Т. Шванном и М. Шлейденом клеточного строения животных и растительных организмов, обоснование немецкими учеными Р. Майером и Г.Гельмгольцем и английским физиком Дж. Джоулем закона сохранения и превращения энергии, разработка Ч. Дарвином эволюционной теории.
К опосредованным теоретическим источникам марксистской философии относятся учения древнегреческих мыслителей, идей эпохи Возрождения и Просвещения, а к непосредственным - философские и социологические взгляды немецких мыслителей: Г. Лессинга, И. Гердера, Ф. Шиллера, И. Гете, Г. Гейне и других. Особую роль при этом сыграла и классическая философия в лице таких ее представителей, как И. Кант, Г. Гегель, Ф. Шеллинг, Л. Фейербах.

Характерные черты марксизма

Общая философия - диалектический материализм, в рамках которого развита теория исторического процесса- исторический материализм..

Диалектический материализм впервые распространяет мат понимание не только на природу, но и на общество. Отсюда теория прибавочной стоимости и теория исторического процесса.

Теория познания. Общественно-экономическая практика есть основа,цель и критерий познания. Практика порождает теорию, теория служит практике Практика есть единство субъективного и объективного, сознания и бытия, опредмечивания и рапредмечивания. Для Маркса объект – это предмет приложения человеческих сил. Основные виды практики: 1)обработка природы людьми(материально-производственная деятельность) и2)обработка людей людьми(социально-преобразующая деятельность). Вся общественная жизнь является практической.

Исторический материализм. Основа любого человеческого общества - добывание средств к жизни. Каждая система произ отнош возникает на определенном этапе развития производственных сил.

Надстройка-совокупность духовных образований (теории, учения, религия, искусство), отношений между людьми- идеология и учреждений и организаций -суды, партии, церковь и т.д.Надстройка вначале служит укреплению базиса, но в ходе развития и возникновения противоречий возникает новый базис,который вызревает в рамках старого, и кол перех в кач, революционный переход о одной ощественно-экономической формации к другой.

Общественно-экономический формации - первоб, рабовлад, феодал,капитал, коммунизм первая стадия - социализм. Основной движущей силой истории выступают народные массы, хотя роль личности не отрицается.

Отчуждение- процесс превращение деятельности человека и продуктов этой деятельности в самостоятельную, довлеющую над человеком силу.

Отчужденный труд М рассм в 4 аспектах. 1.Рабоч использует матер, взятые у природы и получает в итоге нужные для жизни предметы, продукты труда. Ни исх материал, ни прод ему не ринадлежат - они ему чужие. Природа делается для раб только средством труда, а предметы, кот создаются в производстве - средством жизни, физ существования. Раб полностью от них зависит.

2. Процесс труда для р принудителен. Только вне труда р. свободен

3. Труд подневольный отнимает у чел его "родовую" жизнь. Род челов. Живет в природе. Жизнь чел неразрывно связана с прир. Эта связь – деятельный контакт с прир, в кот главное - труд, производство. Но для раб труд - лишь средство для поддержания собственной жизни, а не рода.

4.Подневольный труд порождает отчужд между людьми. Раб чужды друг другу, поскольку они конкурируют за возм трудиться.

Не только р. но и все люди являются отчужденными. Отнош между людьми тоже отчужденные.

Устранение отчуждения. Процесс, обратный отчуждению, - присвоение чел собственной подлинной сущности. М связывает его с общ преобразованиями, с освобождением кот в основе имеет уничтожение отчужд труда. Что будет, если чел начнет производить как человек, т.е. не подневольно. В этом случае труд станет средством саморазвития человека, в

реализацию человеком своих лучших сторон.

Проблемы марксизма

Две основные проблема марксизма – проблема личной собственности и невозможность свести все структурные связи к коммунитарным. Коммунитарные связи в семье можно уничтожить, отобрав ребенка от родителей, избавив его от опеки или от родительских наказаний. Как известно, в семье действуют связи двух типов: коммунитарные – связи равных (пассажиры автобуса, брат-сестра, муж-жена в современном развитом обществе) и структурные – связи подчинения (начальник-подчиненный, отец-сын, муж-жена – в патриархальных обществах). Фундаментальную структурную связь матери с ребенком уничтожить невозможно, это связь биологическая. До момента превращения ребенка во взрослую личность мать, отец или воспитатель (в марксистском понимании) вынужден его учить и порой принуждать, запрещать, наказывать, собственно – воспитывать; это необходимый процесс формирования человеческой личности. Это означает, что структурную семейную связь в данном случае превратить в коммунитарную никак невозможно, даже если заменить отца общественным воспитателем.

Безусловно, эта аналогия взрослый-ребенок, которую буржуа времен Маркса мог распространять на неразумное племя необразованных рабочих (феодал - плебс), была для Маркса неприемлема, но в настоящий момент в индустриально-развитых обществах данный вопрос потерял какую-либо актуальность. Однако в некоторых аспектах разрушить структурную связь вообще невозможно, например связь «капитан судна-матросы» или «командир-солдаты» в боевых действиях. Все неудачные попытки свести структурные связи (капиталист-рабочий) в марксизме к коммунитарным (равенство при диктатуре пролетариата) чудесным образом переворачиваются с ног на голову, превращаясь в еще более жесткие структурные (начальник-подчиненный на сталелитейном заводе или в армии, председатель колхоза - рядовая доярка, Сталин – товарищи по партии, Пол-Пот – рядовые кхмеры). При этом, естественно, декларируется обратное, однако очевидно, что Сталин никогда не стал бы равен машинисту паровоза (тоже – члену партии). Указанная проблема формального равенства свободных индивидов не могла быть решена ни при Робеспьере (хотя, как известно, революции удалось его обезглавить), ни при Пол-Поте.

Проблема личной собственности, сведенная к потребностям естественным и искусственным или истинными и ложными по-Марксу исходя из «человеческой природы», или высшим и низшим – в средневековом мышлении, представляет собой проблему, решение которой лежит в плоскости оценочных категорий, ежеминутно меняющихся. Для Маркса деньги, богатство, роскошь – это ложные потребности, навязанные человеку эксплуататорским обществом и извращающие все подлинные человеческие ценности. Как видно, марксова риторика строится исключительно на оценочных категориях: "деньги превращают верность в измену, любовь в ненависть, ненависть в любовь, добродетель в порок, порок в добродетель, раба в господина, господина в раба, глупость в ум, ум в глупость... Деньги осуществляют братание невозможностей". Экономический критерий проблемы собственности (произвольный, неопределенный и абстрактный) ушел на второй план, на первый план выдвинулся критерий оценочный, культурный. Вывод подобной риторики заключался в том, что потребность ставится в зависимость от дела служения коммунистическому идеалу. В реальности это проявлялось следующим образом: физическое развитие было поставлено не в угоду саморазвития личности (осуждалось занятие культуризмом, как идеологически бессмысленное, профессиональный спорт) а служило общественной идее – развитие получали прикладные виды спорта – кидание гранаты, стрельба в тире, прыжки с парашютом, призванные готовить борцов с мировым капиталом. Все сферы культуры: живопись, скульптура, архитектура (В.Паперный. Культура Два.), музыка, кинематограф должны были быть идеологически выдержаны. Вся культура марксизма должна была стать прикладной культурой.

Экономический аспект проблемы потребностей решить было невозможно по ряду причин. Прежде всего это связано с идеей тотального планирования всего, что в условиях постоянно развивающегося общества, осуществить невозможно. Недаром, одной из предпосылок реализации платоновской утопии должна была стать незыблемость, неизменяемость общества. Мир экономики не может быть полностью прогнозируемым и планируемым в силу изменчивости, неустойчивости и динамизма всех социальных связей в обществе. Он каждое мгновение устаревает морально.

Кстати, переход из проблемы экономической в проблему культурную показывает мобильность и гибкость марксистской диалектики, как философской системы, призванной с легкостью переводить проблему из одной плоскости (никак не решаемой) в другую плоскость (не имеющую вообще объективных критериев). И хотя это не является проблемой марксизма, но показывает, какими методами действуют марксисты.

Марксистская диалектика носит ярко выраженный телеологический характер и связана с понятием ценностей. В аристотелевской логике классическое суждение формализовано в форме S есть P, где «есть» мыслится как связка безоценочно фиксирующая действительность: «идет дождь». В диалектике связка «есть» принимает иное обличие, оно означает «должно быть» это не характеристика действительности, а долженствование, которое исключает прежде негативный характер действительности, напр. «Человек есть свободная личность». Это долженствование сначала фиксирует несвободу человека, а затем указует, что она должна смениться свободой. Верификация высказывания кроме констатации (формальная логика) включает теперь (диалектика) процесс развития, как действительности, так и мышления: должно стать тем-то. Превращение суждения в категорический императив чрезвычайно удобно для диалектики. Об этом говорит Маркузе, которого не обвинишь в необъективности, марксисты считают его «своим». Диалектика создает удобную видимость приближения к цели, которую ставит перед собой идущее к коммунизму общество, своего рода универсальный механизм, основанный на многозначности языка: можно, каждый раз стирая границу между «есть» и «должен», менять местами реальность и цель. Причем, без всякой возможности установления этой границы. Чрезвычайно, надо сказать, удобный механизм. Такого рода манипуляция создает иллюзию раздвоения для марксиста – живет он в скудном мире сталинского загона, и одновременно в светлом мире будущего – коммунизме.

 

16.Философская мысль в России XIX-XXвв. П.Я.Чаадаев, славянофилы и западники, В.С.Соловьёв и Н.А.Бердяев.

Первые десятилетия XIX века в России характеризуются столь же интенсивным интересом к европейской философии. В центре внимания теперь уже крупнейшие представители немецкой классической философии И. Кант, Г. Гегель и Ф. Шеллинг.

Русская философия имеет богатое наследие. Десятки крупных русских философов оказывались в центре духовной культуры России. Многие исследователи отмечают, что в истории русской философии особо выделяется период, охватывающий XIX и начало XX века. В середине XIX века разгорелась борьба между славянофилами и западниками по кардинальным вопросам философии. Особенно большие расхождения были по проблеме исторической роли и исторических судеб России. Философские баталии по этой проблеме начались после публикаций "Философских писем" Чаадаева.

Славянофилы (А. С. Хомяков, К. С. Аксаков, И. В. Киреевский) обосновывали идею о мессианской роли России в истории человеческой цивилизации. Они считали, что политическое устройство России должно базироваться на монархии. Основой духовности должно быть православие. Русскому народу присущи такие ценности, как соборность, коллективизм, общинность.

Западники (Т. Н. Грановский, К. Д. Кавелин, В. Г. Белинский, А. И. Герцен) придерживались идеи "европеизации" России. Россия должна смотреть на Запад как на образец. Она должна перенять западный экономический уклад, западные республиканские формы государственного устройства и западные духовные ценности.

Спор, начатый славянофилами и западниками, то затихал, то вновь возникал, вовлекая в свою орбиту новых идеологов.

Вопрос о том, куда больше тяготеет Россия - к Западу или Востоку, не потерял значения и в наши дни.

1. ФИЛОСОФИЯ РОССИИ В XIX ВЕКЕ. П.Я. ЧААДАЕВ
Петр Яковлевич Чаадаев[1] является одним из ярких представителей философской мысли России западнического направления. Он всегда привлекал внимание историков русской мысли. Правда, ранее интерес этот вызывался больше одной стороной его творчества, его скептицизмом в отношении России, как это выразилось в единственном из "философических писем", напечатанном при жизни автора.
Мировой читатель долгое время был лишен возможности узнать развитие и суть философской концепции Чаадаева, так как опубликовано было только одно письмо при жизни. Кроме того, сами письма считались утерянными и найдены были только в 1935 г., несколько писем не было опубликовано, так как в них Чаадаев положительно отзывается о религии.
Чаадаев является ярко выраженным религиозным философом, поэтому войти в систему Чаадаева можно, поставив в центре всего его религиозную установку. Не смотря на религиозность, Чаадаев не является богословом, он сам говорит: " Я, благодарение Богу, не богослов и не законник, а просто христианский философ ".
У Чаадаева была натура страстная и сосредоточенная, натура, искавшая деятельности, - но не внешней, не мелочной, не случайной а всецело и до конца воодушевленной христианством. Если один из величайших мистиков христианского Востока (св. Исаак Сирианин) глубоко чувствовал "пламень вещей", то к Чаадаеву можно применить эти замечательные слова так: он глубоко чувствовал "пламень истории", ее священное течение, ее мистическую сферу.
В теургическом восприятии и понимании истории – все своеобразие и особенность Чаадаева. По теургической установке, Царство Божие строится при живом участии людей. Действие христианства в истории во многом остается таинственным, по мысли Чаадаева, ибо действующая сила христианства заключена в "таинственном его единстве" (т.е. в Церкви).
Исходя из теургической основы своей концепции, Чаадаев решительно защищает свободу человека, ответственности его за историю (хотя исторический процесс таинственен и движется Промыслом), и поэтому решительно выражает против "суеверной идеи повседневного вмешательства Бога".
Чем сильнее чувствует Чаадаев религиозный смысл истории, тем настойчивее утверждает ответственность и свободу человека. Но здесь его философские построения опираются на его антропологию.
" Жизнь (человека, как) духовного существа, - писал Чаадаев в одном из своих "Философических писем", - обнимает собой два мира, из которых один только нам ведом". Одной стороной человек принадлежит природе, но другой возвышается над ней, - но от "животного" начала к "разумному не может быть эволюции".
Высшее начало в человеке, прежде всего, формируется благодаря социальной среде. Человек глубочайше связан с обществом бесчисленными нитями, живет общей жизнью с ним. Без слияния и общения с другими людьми мы были бы с детства лишены разумности и не отличались бы от животных.
Из этого признания существенной и глубокой социальности человека Чаадаев делает чрезвычайно важные выводы. Прежде всего, "происхождение" человеческого разума не может быть понято иначе, как только в признании, что социальное общение уже заключает в себе духовное начало, - иначе говоря, не коллективность сама по себе созидает разум в новых человеческих существах, но свет разумности хранится и передается через социальную среду.
С одной стороны, индивидуальное эмпирическое сознание, а, с другой, то, что реально входит в человека от общения с людьми, в существе своем исходит от того, что выше людей - от Бога.
Из этой двойной зависимости человека (от социальной среды, от Бога) происходит не только пробуждение разума в человеке, но здесь же находятся и корни его морального сознания.
"Все благо, которое мы совершаем, есть следствие присущей нам способности подчиняться неведомой силе".
Этот супранатурализм не переходит в окказионализм у Чаадаева или какую-то предопределенность, - наоборот, Чаадаев всячески утверждает реальность свободы человека. Однако свобода человека несет в себе разрушительную силу и, чтобы подействовала ее разрушительная сила, она (свобода) нуждается в постоянном воздействии свыше.
Это учение о "страшной" силе свободы у Чаадаева стоит в теснейшей связи с учением о поврежденности человека и всей природы, - учением о первородном грехе. Для Чаадаева "субъективный" разум полон "обманчивой самонадеянности"; идеология индивидуализма ложна по существу, и поэтому Чаадаев без колебания заявляет:
"Назначение человека - уничтожение личного бытия и замена его бытием вполне социальным или безличным".
Для Чаадаева источник знания "столкновение сознаний", иначе говоря, взаимодействие людей. Чаадаев, конечно, не отвергает опытного знания, но весь чувственный материал руководствуется идеями разума.
Если реальность "высшего сознания" стоит над сознанием отдельного человека, - то ключ к этому, кроме самой метафизики человека, дан в личности исторического бытия, как особой форме бытия.
Чаадаев подчеркивал, что христианство раскрывается лишь в историческом (а не личном) бытии, но он делает и обратный вывод - само историческое бытие не может быть понято вне христианства. Смысл истории осуществляется "божественной волей, властвующей в веках и ведущей род человеческий к его конечным целям".
Это есть концепция проведенциализма. По Чаадаеву творится Царство Божие и поэтому исторический процесс может быть понят лишь в линиях провиденциализма. Но Царство Божие для него творится на земле, - оттого христианство и исторично по существу, его нельзя понимать "потусторонне".
Для Чаадаева (этого требовала логика его историософии) религиозное единство истории предполагает единство Церкви: раз через Церковь входит божественная сила в историческое Бытие, то, тем самым, устанавливается единство самой Церкви. Отсюда высокая оценка Запада.
"На Западе все создано христианством". Высокая оценка западного христианства определяется у Чаадаева всецело историко-философскими, а не догматическими соображениями.
Горячие и страстные обличения России у Чаадаева имеют много корней, - в них нет какой-либо одной руководящей идеи. Чаадаев не смог включить Россию в ту схему проведенциализма, какую навевала история Запада. Чаадаев откровенно признает какой-то странный ущерб в самой идее провиденциализма: "Провидение исключило нас из своего благодетельного действия на человеческий разум..., всецело предоставив нас самим себе".
В развитии своего философского мировоззрения Чаадаев по-разному решал эту "загадку" России. Вначале он пришел к выводу, что Россия предназначена для того, чтобы послужить уроком для остального человечества. Именно эта позиция выражена в первом из "Философических писем"(которое было опубликовано).
Дальше эти мысли у Чаадаева приобретают большую определенность, он приходит к убеждению, что очередь для России еще выступить на поприще исторического действия еще не наступила.
Дальше он развивает мысль: "Провидение сделало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами. Оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества".
Вся значительность (для русской мысли) построений Чаадаева в том и состоит, что целый ряд крупных мыслителей России возвращался к темам Чаадаева, хотя его решения этих тем имели сравнительно мало сторонников.

 

2. ФИЛОСОФИЯ «ВСЕЕДИНСТВА» В. СОЛОВЬЁВА

Идея богочеловечества, характерная для русской философской мысли, восходит к христианскому учению о единстве божественной и человеческой природы Иисуса Христа. У Вл. Соловьева[2] она выразилась в “видении целостности, всеединства мира, божественного космоса, в котором нет отделения частей от целого, нет вражды и раздора, нет ничего отвлеченного и самоутверждающегося". В "Чтениях о Богочеловечестве" он отмечает, что христианство есть не только вера в Бога, но и вера в человека, в возможность раскрытия божественного в человеке.
Центральная идея философии Соловьёва - идея всеединства. Основной принцип всеединства: “Всё едино в Боге”. Бог у Соловьёва - абсолютная личность: любящая, милостивая, волевая, которая обеспечивает материальное и духовное единство мира. Философ характеризует Бога как “космический разум”, “существо сверхличное”, “особую организующую силу, действующую в мире”.
Мир "идей" Платона органически вписывается в логику всеединства у Вл. Соловьева :"...Уже и в природном мире идее принадлежит все, но истинная ее сущность требует, чтобы не только ей принадлежало все, все в нее включалось или ей обнималось, но чтобы и она сама принадлежала всему, чтобы все, то есть все частные и индивидуальные существа, а следовательно, и каждое из них, действительно обладали идеальным всеединством, включали его в себя".
Совершенное всеединство по самому своему понятию, требует "полного равновесия, равноценности и равноправности между единым и всем, между целым и частями, между общим и единичным. Полнота идеи требует, чтобы наибольшее единство целого осуществлялось в наибольшей самостоятельности и свободе частных и единичных элементов - в них самих, через них и для них."
Соловьёв был сторонником диалектического подхода к действительности. По его мнению, действительность нельзя рассматривать в застывших формах. Самый общий признак всего живущего состоит в последовательности изменений. Непосредственным субъектом всех изменений в мире выступает у Соловьёва мировая душа, обладающая особой энергией, которая одухотворяет всё существующее. Однако, деятельность мировой души нуждается в божественном импульсе.
Этот импульс проявляется в том, что Бог даёт мировой душе идею всеединство как определяющую форму всей его деятельности. Эта вечная божественная идея в системе Соловьёва получила название Софии - мудрости. Основой и существом мира является “душа мира” - София, которую следует рассматривать как связующее звено между творцом и творением, придающее общность Богу, миру и человечеству.
Механизм сближения Бога, мира и человечества раскрывается в философском учении Соловьёва через концепцию богочеловечества, реальным и совершенным воплощением богочеловечества, по Соловьёву, выступает Иисус Христос, являющийся, согласно христианскому догмату, и полным богом, и полным человеком. Его образ служит не только идеалом, к которому должен стремиться каждый индивидуум, но и высшей целью развития всего исторического процесса.
На этой цели базируется соловьёвская историософия. Целью и смыслом всего исторического процесса является одухотворение человечества, соединение человека с Богом, воплощение богочеловечества. Недостаточно, считает Соловьёв, чтобы совпадение божественного с человеческим произошло только в лице Иисуса Христа. Необходимо, чтобы соединение состоялось реально - практически и при том, не в отдельных людях (в “святых”), а в масштабах всего человечества.
Первичным условием на пути к богочеловечеству является принятие вероучения христианства. Христос открыл человеку всеобщие моральные ценности, создал условия для его нравственного совершенствования. Приобщаясь к учению Христа человек, идёт по пути своего одухотворения. Этот процесс занимает весь исторический период жизни человечества.
Человечество придёт к торжеству мира и справедливости, правды и добродетели, когда его объединяющим началом станет воплощённый в человеке Бог, переместившийся из центра вечности в центр исторического процесса. Общественное устройство предполагает, с точки зрения Соловьёва, единство “вселенской церкви” и монархического господства, слияние которых должно привести к образованию “свободной теократии”. В гносеологическом аспекте принцип всеединства реализуется через концепцию цельного знания, представляющую собой неразрывную взаимосвязь трёх разновидностей этого знания: имперического (научного), рационального (философского) и мистического (созерцательно-религиозного). В качестве предпосылки, основополагающего принципа цельное знание предполагает веру в существование абсолютного начала - Бога.
В утверждении Соловьёва об истинном знании как синтезе эмпирического, рационального и мистического познания является основанием для вывода о необходимости единства науки, философии и религии. Подобное единство, которое он называет “свободной теософией” позволяет рассматривать мир как завершённую систему, обусловленную всеединством или Богом.
Таким образом, в основе деятельности Соловьева лежали следующие кардинальные устремления: осуществить под знаком «всеединства» «гармонический синтез религии, науки и философии»; объединить рациональный, эмпирический и мистический виды познания; представить историю как процесс «богочеловеческий»; указать пути социального обновления и активизации.
Обоснование Соловьевым историософских конструкций с позиций религиозного объективного идеализма сочеталось с либеральным характером его общественно-политических взглядов.

 

3. ФИЛОСОФИЯ СВОБОДЫ Н. БЕРДЯЕВА

Главная проблема философии Бердяева[3] - смысл существования человека и в связи с ним смысл бытия в целом. Ее решение, по мнению писателя, может быть только антропоцентрическим - философия “познает бытие из человека и через человека”, смысл бытия обнаруживается в смысле собственного существования. Осмысленное существование - это существование в истине, достижимое человеком на путях спасения (бегства от мира) или творчества (активного переустройства мира культурой, социальной политикой).
Философия Бердяева носит персоналистический характер; он сторонник ценностей индивидуализма. “ Истинное решение проблемы реальности, проблемы свободы, проблемы личности - вот настоящее испытание для всякой философии”, - считает он.
Бердяев был поглощен экзистенциальным интересом к человеку, в “Самопознании” он отмечает: “...экзистенциальная философия... понимает философию как познание человеческого существования и познание мира через человеческое существование...”
Однако, в отличие от других философов-экзистенциалистов, писатель не удовлетворяется сопереживанием, его волнует не столько трагедия человеческого существования, сколько свобода человеческой личности и человеческого творчества.
“ Свобода для меня первичнее бытия. Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу.” “Свобода, личность, творчество лежат в основе моего мироощущения и миросозерцания пишет Бердяев.
Он онтологизирует свободу, выводит за рамки обычных проблем философии. Свобода, своими корнями уходящая в иррациональную и трансцендентную безосновность, является для него исходной и определяющей реальностью человеческого существования. Бердяев пишет: “Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь изначально пребывать”.
Человеческая иррациональная свобода коренится из “ничто”, но это не пустота, это первичный принцип, предшествующий Богу и миру.
Философа волнует проблема теодицеи, то есть примирения зла мира (объективации) с существованием Бога, которая для него также связана с проблемой свободы. Бердяев считает, что “трудно примирить существование всемогущего и всеблагого Бога со злом и страданиями мира”.
Таким образом, он приходит “к неизбежности допустить существование несотворенной свободы”. “ Свобода не создана Богом, но он сам рождается... из свободы и из этой же свободы, из Ничто, которое потенциально содержит в себе Все, от творит мир.” “ Есть какой-то первоначальный исток, ключ бытия, из которого бьет вечный поток... в нем совершается акт Богорождения”. “Бог присутствует лишь в свободе и действует лишь через свободу”,- вот мысль писателя.
Эта идея несет у Бердяева двойную службу: объясняет наличие зла в мире (“несотворенная свобода объясняет... возникновение зла”) и определяет свободу человека не только по отношению к миру, но и к Богу.
Такая концепция свободы трудно примирима с пониманием Бога как существа Абсолютного. Так как свобода не создана Богом, он не обладает властью над свободой. Свобода первична по отношению к добру и злу, она обусловливает возможность как добра, так и зла. Поэтому Бог-Творец всесилен над бытием, но не обладает никакой властью над небытием, над несотворенной свободой. Эта бездна первичной свободы, изначально предшествующей Богу, является источником зла.
Бердяев не мог, подобно Соловьеву, возложить ответственность за зло в мире на Бога (“Возложить на Творца ответственность за зло творения есть величайший из соблазнов духа зла...”
Но он в равной мере не принимал христианскую схему, укоренявшую зло в самом человеке. Он предпочитал абсолютизировать свободу, отделить ее от Бога и человека, чтобы тем самым онтологизировать зло, погрузить его в добытийственный хаос. Это открывало путь к гармонизации бытия, которая осуществлялась с помощью творчества. Но поскольку творчество, по убеждению философа, также проистекает из свободы, то именно противоборство зла и творчества составляет сущность новой религиозной эпохи - эпохи "третьего откровения", ожиданием которой наполнено большинство произведений Бердяева.
Писатель видит природное зло не только в жестокости борьбы за существование, в страдании и смерти, а в самом факте необходимости, несвободы, которая составляет сущность материи. “ Человек с его возможностями духовной свободы брошен в слепой механический мир, который порабощает и губит его”.
Бердяев отмечает, что у него “есть напряженная устремленность к трансцендентному, к переходу за грани этого мира.” “Обратной стороной, - пишет он, - этой направленности моего существа является сознание неподлинности, неокончательности, падшести этого эмпирического мира ”. Философ утверждает “ примат свободы над бытием”. “Бытие вторично, есть уже детерминация, необходимость, есть уже объект ”, - считает автор.
Бердяев убежден, что свобода трагична: если она составляет сущность человека, то, следовательно, она выступает как обязанность; человек порабощен своей свободой. Она тяжкое бремя, которое несет человек. Он ответственен за свои поступки и происходящее в мире.
“Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри... не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла, - считает автор. - Само состояние выбора может давать человеку чувство угнетенности... даже несвободы. Освобождение наступает, когда выбор сделан и когда я иду творческим путем”.
Бердяев воспринимает свободу “ не как легкость, а как трудность”. По мысли писателя, даже простая политическая свобода, свобода выбора убеждений и поступков - это тяжелая и ответственная обязанность.
Он пишет: “В этом понимании свободы как долга, бремени, как источника трагизма мне особенно близок Достоевский. Именно отречение от свободы создает легкость...” “ Свобода порождает страдание, отказ же от свободы уменьшает страдание... И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя”,
“Философия свободы есть философия богочеловечества”, - вот идея Бердяева. В ней “трансцендентный прорыв из необходимости естества в свободу божественной жизни”.

 

17.Аналитическая философия. Позитивизм и его эволюция в XX веке.

Аналити́ческая филосо́фия (англ. Analytic philosophy) — англо-американская традиция философии, получившая широкое распространение в середине XX века. Аналитическая философия не представляет собой единой школы, поскольку хотя и сформировалась на основе британского неореализма Мура и Рассела, однако также впитала в себя австрийский неопозитивизм (через Айера и Куайна) и американский прагматизм (Пирс, Моррис). От позитивизма она заимствует антиметафизическую направленность (критика философских «псевдопроблем»), сциентизм и опору на опытное знание, а от прагматизма — здравый смысл. Термин аналитический указывает на идеалы ясности, точности и логической (Аристотель называл логику аналитикой) строгости мышления, которые стремятся осуществить представители данного направления философии.