Задачи на применение стандартов

1. Дождевальная машина имеет горизонтально расположенный поливной трубо­
провод длиной 40 метров, вращающийся вокруг вертикальной оси, проходящей
через центр трубопровода. Чтобы трубопровод не сломался, его поддерживает рама
из дюралевых балок и стальных тросов-расчалок. В целом сооружение имеет немалый
вес и потому нуждается в сильном двигателе.

Какие изменения следует ввести в систему? На каких стандартах основаны эти изменения?

2. Нужно разработать способ изготовления длинных и тонких стальных пружин.
Внутренний диаметр пружины 2 мм, толщина проволоки 1 мм, длина пружины
400 мм. В нерастянутом состоянии витки пружины должны прилегать друг к другу.

Какой стандарт следует использовать? Как выглядит конкретное техническое решение?

3. При нагреве стальных заготовок под обработку давлением (прокатка, прес­
сование и т. д.) до температуры 1000—1200° С, начиная с температур, превышаю­
щих 800—850° С, поверхность заготовок интенсивно окисляется и обезуглерожи­
вается.

Как предотвратить окисление и обезуглероживание поверхности, сохранив спо­соб нагрева заготовок — контактный или индукционный.

Применение для этой цели различного рода обмазок и покрытий нежелательно, а использование защитных атмосфер усложняет технологический процесс.

4. Затонувшие корабли поднимают с помощью понтонов, то есть больших
емкостей, прикрепляемых к кораблю. Понтоны наполняют водой, опускают на дно,
крепят к кораблю, а потом вытесняют (сжатым воздухом) воду из понтонов. Пон­
тоны всплывают и тянут за собой корабль.

Крепление понтонов осуществляют водолазы. Под кораблем протягивают тросы и с двух сторон крепят понтоны.

Все резко осложняется, если корабль глубоко сидит в иле (так бывает часто). Водолазы не могут работать в иле. Кроме того, ил держит корабль, «цепляясь» за корпус и создавая при подъеме огромную силу, удерживающую корабль на дне. Если слой ила тонкий, его еще можно^мыть струей воды, подаваемой под давлением. Но чаще всего слой ила толст (корабль всем корпусом сидит в иле) и плотен. Размыв ила идет медленно (используют землесосные устройства), налетит шторм, взбаламутит море, снова корабль окажется в иле...

Нужен эффективный способ борьбы с вредным действием ила.

5. В экспериментальной установке для очистки загрязнений с внутренних поверх­
ностей труб используют «ерш» — длинный стержень с выступающей во все стороны
«щетиной» из тонкой проволоки. «Ерш» передвигают «туда-сюда», постепенно от­
дирая плотную корку загрязнений со стенок трубы. Работа медленная и тяжелая.
Был изготовлен «ерш с вибратором», производительность очистки повысилась не­
значительно. _

По условиям задачи нельзя предлагать другие способы и устройства для очистки. Инструментом должен оставаться «ерш» или «ерш с вибратором». Очищаемые трубы жестко прикреплены к громоздкой и сложной аппаратуре. Поэтому в данном случае попытка настроиться на резонансную частоту труб ничего не дает.

Какой стандарт надо использовать? Как?

6. При электрококсовании угля воздух подают снизу через слой кускового
угля, лежащий на колосниковой решетке. (Схема такая: решетка — крупные куски
угля — мелкие куски угля. Крупные куски нужны, чтобы мелкие куски не провали­
лись). Но уголь горюч, крупные куски угля воспламеняются, происходит неже­
лательный разогрев решетки. Попробовали заменить слой крупного угля защитным
слоем из чего-то негорючего (кварциты, фосфориты, углекислый кальций) — пере­
грева колосников нет, но защитный слой смешивается с получаемым коксом, про­
дукция загрязняется. Как быть?

Решите задачу по стандартам.

7. В а. с. 578 984 описан способ очистки отработанного масла. По этому способу
в качестве фильтрующего материала используют пористый магнитный металло-
керамический материал, хорошо улавливающий стальные частицы.

Сформулируйте задачу, связанную с дальнейшим развитием этого способа. Как решается задача?

8. Фонтан — техническая система и, следовательно, должен развиваться. Пред­
ложите новую конструкцию фонтана. Речь идет о технической конструкции, не об
архитектуре. При этом, кроме новизны, должна быть достигнута и «полезность» —
эстетический эффект.

9. Флаг — полотнище, укрепленное на древке. Спрогнозируйте развитие этой
системы, используя стандарты.

 

10. Металлическая баба — тяжелая чушка, которую подымают вверх с тем, чтобы,
отпустив, позволить ей упасть под собственным весом, например, на забиваемую
сваю. Сделайте следующее изобретение.

11. Красивые гранитные плиты — это бывшие каменные глыбы, распиленные
и отполированные. Камнерезный станок дает грубую поверхность, сразу ее не отпо­
лируешь: слишком большой припуск нужно снять. Поверхность камня предвари­
тельно обрабатывают ультразвуком в какой-нибудь среде. Но дело это медленное,
ультразвук едва справляется с твердой холодной поверхностью камня. Пытались
обрабатывать камень ультразвуком в горячей среде, но тогда обработка идет
слишком интенсивно, и камень даже растрескивается. То есть время, сэкономлен­
ное на обработке, приходится тратить на тщательный контроль поверхности, а для
этого процесс обработки приходится часто прерывать. Как быть?

12. Прототип изобретения: «Способ резки стекла, включающий нанесение над­
реза на поверхность стекла и образование сквозной трещины путем сообщения
акустических колебаний...» Какими должны быть дальнейшие изобретения, если
учесть общую схему развития системы? Каким стандартам соответствуют эти изобре­
тения?

13. Ответственные детали приборов и механизмов хранят упакованными в пласти­
ковую пленку. После снятия необходимо убедиться, что на приборе или механизме
не осталось ни малейших кусочков налипшей пленки. Как это сделать?

14. Известен способ бестраншейной прокладки трубопроводов продавливанием
(например, под шоссе или полотном железной дороги). Для уменьшения сопро­
тивления между боковыми стенками трубы и грунтом в скважину подают воду (это
соответствует стандарту 1.2.1). Как усилить действие воды?

15. В робототехническом штамповочном комплексе при вырубке на штампе
металлических или пластмассовых заготовок в рабочую зону для предотвращения
возникновения заусенцев подается масло. Перед подачей заготовок на дальнейшую
штамповку их полагается мыть. Однако моют не очень хорошо, к тому же не всегда.
Заготовки подают обмасленными в кассету, откуда робот присоской должен их
достать и нести на дальнейшую штамповку. Из-за слипания деталей робот иногда
захватывает две детали, что приводит к поломке штампа.

Сдвигать верхнюю заготовку относительно края кассеты, чтобы отлепить ее от нижней, недопустимо, поскольку детали могут быть разной толщины, а перестройка робота при этом исключается. Как быть?

Приложение 2.

РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ИСПОЛЬЗОВАНИЮ СИСТЕМЫ СТАНДАРТОВ

1. В простейшем случае стандарты можно применять «инди­
видуально» (не в системе). При пользовании стандартами (или
после 3—4-кратного прочтения текста) многие стандарты запоми­
наются и — при ознакомлении с задачей — нужный стандарт не­
вольно «всплывает» в памяти. Это, конечно, не самый лучший
способ их применения: требуемый стандарт может и не вспомниться,
а главное — не используются возможности системы стандартов. Но
управлять памятью трудно, памяти не прикажешь, и если вспомнился
подходящий стандарт, можно им воспользоваться. При решении
простых задач это вполне допустимо.

2. Разумеется, целесообразнее использовать стандарты в сово­
купности с АРИЗ-85-В. В тексте АРИЗ есть шаги, указывающие,
когда именно надо задействовать систему стандартов. При анализе
задачи по АРИЗ ее условия претерпевают значительные изменения:
так, модель задачи весьма существенно проясняет первоначальные
смутные, а иногда просто неверные условия. И потому применение
стандартов к модели задачи заведомо сильнее, чем применение их
к необработанной изобретательской ситуации — есть гарантия того,
что решение начато с мини-задачи (направлено на минимальное
изменение исходной системы).

Еще более упрощается задача (а значит, и применение стан­дартов для ее решения) после уточнения вещественно-полевых ре­сурсов (ВПР). Учет и использование ВПР дает решения близкие к ИКР.

3. Независимо от того, каким образом решена задача (по стан­
дартам или по АРИЗ), к решению ее — для форсирования и даль­
нейшей идеализации — необходимо применить стандарты как систе­
му. Расположение стандартов не хаотично, оно согласуется с общей
схемой развития систем. Поэтому систему стандартов следует исполь­
зовать и как прогностический инструмент, даже в том случае,
когда в условиях задачи нет такого требования.

Итак, в общем случае последовательность действий подчинена простой логике: надо без спешки, грамотно и четко построить модель задачи, определить вещественно-полевые ресурсы, затем подобрать подходящий стандарт (обходя — если надо — запреты на введение

добавок), форсировать измененную систему (даже если это не требуется условиями задачи), убрать «лишние» поля и вещества и, наконец, максимально использовать полученный принцип.

Приложение 3.

КОНТРОЛЬНЫЕ ОТВЕТЫ

1. А. с. 304913, БИ № 18, 1971.

2. А. с. 222322, БИ № 23, 1968.

3. А. с. 321 195, «Пионерская правда», 1985, 4 мая.

4. Дж. Н. Гору. Подъем затонувших кораблей. Л.: Судостроение,
1978, с. 337.

5. Патент США 3 446 666 (использование стоячих волн -
концентрация энергии).

6. А. с. 722934, БИ № Ц, 1980.

7. Контрольного ответа нет.

8. ИР № 10, 1981, с. 16.

9. А. с. 800332, ИР № 8, 1981, МИ 0808.

 

10. А. с. 571 608, ИР № 6, 1978, МИ 0610.

11. ИР № 5, 1981, с. 26.

12. А. с. 996 347.

13. Патент США 3 422 265. В пленку при изготовлении добав­
ляют люминофор. Поиск прилипших кусочков пленки ведут визуаль­
но — при дневном свете или облучении ультрафиолетом.

14. Электролизом образуют пузырьки в воде.

Золотухин Н. А. Исследование технологии погружения желе­зобетонных свай с применением электроосмоса. Автореферат диссер­тации, Харьков, 1971.

15. Между двумя пластинами есть прослойка масла. Ее надо
нагреть, превратив в пар, который разъединит пластины. Нагревают
за счет индукционного нагрева пластин. Стандарт 1.2.2 в несколько
измененном виде. Если пластины пластмассовые, в масло надо за­
ранее ввести тонкоизмельченный ферромагнетик.

 

«Третье тысячелетие» — повесть о будущем. О будущем Земли и околосолнечного пространства, о будущем техники и о будущем людей, эту технику создающих.

Мы видим, какими бурными темпами развивается техника сего­дня, так что уж говорить о технике третьего тысячелетия! «Прогресс безжалостен. Отстанешь на шаг и это необратимо: разрыв будет все время увеличиваться. Чуть раньше или чуть позже, но обяза­тельно отстанешь».

Герои Г. Альтова — универсалы и в то же время высочайшие профессионалы. Читатель увидит в этом отрывке из повести и остро­сюжетные ситуации и блестящие технические решения, которые вполне реальны, хотя сегодня еще неосуществимы.

Главное в повести — новая школа (проблема актуальная и для нас сегодняшних). Кого готовить в «завтра»? Узких специалистов или универсалов? Да и как готовить?..

Эта фантастическая повесть приглашает читателя к раздумью
и в то же время подчеркивает необходимость овладения теорией
решения изобретательских задач: ведь именно ее категориями опери­
руют герои. v

А. Б. Селюцкий

Зак. 137

КОРОНА Д

В свободном пространстве буря — это шестьдесят единиц по Канелю. Но в атмосфере Юпитера, с ее плотными нерегулярными полями, ниже шестидесяти не бывает. Мы вылетели из Северного порта на Ганимеде, когда по всем прогнозам обстановка в районе станции Юпитер-Корона Д была никак не меньше семидесяти. Существует множество ограничений на рейсы в таких условиях: а) экипаж должен состоять из пилотов первого класса, б) экипаж должен иметь по крайней мере двухгодичный опыт полетов в короне Юпитера, в) экипаж должен ежегодно проходить спецкурс на мо­дельном полигоне, г) экипаж должен... Я уж не помню всего, там длинный перечень «должен».

В моей пилотской книжке записан четвертый класс по анализу полей, это хоть что-то, а вот стереотехника и динамическая структура корабля — не выше шестого уровня. С такой книжкой я мог быть в этом полете только пассажиром, зато уж в качестве пассажира я держался на высоте. Сразу после старта аналитик переглянулся с ДС-оператором, и корабль резко встряхнуло. Это был проверочный комплекс Тенешева, я этот комплекс знал теорети­чески, а теперь получил возможность ознакомиться с ним на практи­ке. Что ж, экипаж должен заранее иметь представление о том, на что способен пассажир в таком полете, а мозг корабля должен учесть в аварийной программе мою реакцию на внешние воздействия. Вообще, этот полет состоял из сплошных «должен»: экипаж должен, пассажир должен, корабль должен...

ДС-оператор, девчонка лет двадцати, сочувственно поглядывала на меня, но это не помешало ей прокрутить весь этот чертов комплекс и даже кое-что добавить.

- Немножко потрясло,— сказала она потом. — Пояс турбулент­ных течений. Теперь будет тише.

С моего места был виден пульт перед аналитиком, я следил за обстановкой на экране и уловил момент, когда корабль действи­тельно ворвался в плотное турбулентное течение. Полагалось сбро­сить скорость и тихо-тихо выбираться, но выбираться было некуда,

потому что мы шли на станцию Корона Д, а она постоянно дрейфова­ла в самом пекле.

Перед полетом я прикинул: почти час абсолютно свободного времени — подумаю, как действовать на Короне. Но все это время я следил за работой экипажа.

Я давно не видел такой виртуозной техники пилотирования. Аналитик просматривал поле на семь-восемь циклов вперед, с моим четвертым классом об этом и думать не приходилось. Мой предел -два цикла с точностью в семьдесят процентов. Стереотехник счи­тывал данные прямо с экрана и задавал перестройку корабля без расчета на машине. ДС-оператор меняла структуру корабля, не теряя ни грамма массы. Для меня отличной оценкой была потеря одной десятой массы при перестройке в обычном стационарном поле. Я так и летал: перестройка, потеря массы, наращивание массы, новый расчет — и на всю процедуру уходит минут два­дцать...

Перестраивая корабль, девчонка ДС-оператор создавала удиви­тельно изящные и лаконичные обводы, хотя никакого значения для полета красота корабля не имела. Это был танец для себя, танец от избытка сил, таланта, радости. На нас обрушивались шквальные волны ледяной аммиачной пыли, вокруг бушевали штормовые маг­нитные поля, а корабль шел плавно, как в свободном пространстве.

Эти трое, аналитик, стереотехник и ДС-оператор, были подлин­ными мастерами, и все-таки их держали здесь, на внешних трассах. Ю-пилоты на базе Корона Д имели еще более высокую квалифи­кацию. Все построено на отборе. Отбор, отбор и снова отбор... Сначала спецшкола, чтобы попасть в нее, нужно преодолеть с деся­ток придирчивых комиссий. Потом высшее училище, не любое, а только на Ганимеде, со своим знаменитым модельным полигоном и инструкторами, всю жизнь летавшими у Юпитера. Из ста выпускни­ков спецшколы в это училище проходят десять-двенадцать. А из ста принятых оканчивают курс семь-восемь. Затем учебный отряд — и снова отбор: в лучшем случае один экипаж из четырех попадает на коронные базы Юпитера. И тренировки, бесконечные трениров­ки — в спецшколе, в училище, в группе внешних трасс и потом, ко­гда, наконец, становишься ю-пилотом. Экзотренажеры, модельные полигоны, специальный режим и куча психологов, врачей, инструк­торов на каждого ю-пилота.

Предельный отбор и предельная специализация. Ю-пилот со специальностью аналитика имеет всего лишь третий или четвертый класс по стереотехнике и ДС-операциям, но в своей узкой области (Сводный каталог, часть 9, раздел К, № 227— анализ нерегулярных полей в короне и атмосфере Юпитера) он вне классификации. Есть уровни, не поддающиеся количественной оценке. Попробуйте определить, квалификацию Моцарта или Чехова!

Лет семьдесят — восемьдесят назад здесь летали обычные пило­ты. Трудно понять, как им это удавалось. Анализ полей тогда только-только разрабатывался: путем громоздких вычислений можно было приближенно рассчитать простейшее периодическое поле. Сте-реотехники и ДС-операций просто не существовало. И все-таки летали! Собирали в пространстве металлическую коробку, набивали ее до отказа топливом, припасами, приборами — все до последней мелочи приходилось брать с собой, потому что корабль и простран­ство мыслились тогда независимыми друг от друга, никто еще не думал о возможности перестраивать корабли за счет вещества Диска. Да и самого Диска не было. Выдвигая проект Диска, Токарев и Виганд стремились облегчить полеты обычных по тем временам ракетных кораблей. В их проекте это выглядело так: Юпитер пол­ностью распылен, в солнечной системе создано плоское пылегазо-вое облако — от орбиты Меркурия до орбиты Юпитера — ив этом облаке летают корабли с прямоточными РД. Энергию кораблям дает атомный реактор, а вещество облака используется только в качестве рабочего тела — разогревается и выбрасывается, созда­вая тягу.

Диск теперь почти построен, масса Юпитера вдвое меньше первоначальной, но Диск мало похож на однородное облако в про­екте Токарева и Виганда. Вещество распределено в Диске не­равномерно. Основная масса сосредоточена в узких транспортных каналах — по орбите Юпитера, по спиралям, идущим от этой орбиты к внутренним планетам. У Диска сложная и тонкая структура: транспортные каналы, скоростные трассы, радиальные течения, тех­нологические сферы, зоны синтеза тяжелых элементов, местные поля у новых планет — Прометея, Дедала, Арахны. И корабли теперь иные. В сущности, кораблей в старом понимании этого слова вообще не осталось. На стандартную капсулу ДС-оператор нара­щивает конструкцию из вещества Диска: реактор, двигатель, корпус с жилыми и грузовыми отсеками, защитные экраны. Потом все меняется и перестраивается в зависимости от режима полета и со­стояния внешних полей. Пылегазовый Диск дает неограниченные количества энергии и вещества, остальное зависит от искусства пилотов. Когда рейс закончен, конструкция распыляется, и от кораб­ля, длина которого нередко превышает сотню километров, остается маленькая стандартная капсула, готовая при необходимости снова стать кораблем. Мы летаем в Диске естественнее, чем птицы,— никакая птица не умеет наращивать крылья из воздуха.

Но когда-то здесь, в вихревой короне Юпитера, в ее бешеных полях, отчаянные парни ухитрялись летать на простых металли­ческих коробках...

Связь между Короной Д и Ганимедом поддерживалась только кораблями, однако о моем прилете каким-то образом были предуп­реждены заранее. В жилой зоне, у выхода из лифта, меня ждал Рой Дэвис. Он шагнул вперед, остановился, губы у него дрогнули, и я понял, что он знал о прибытии генерального организатора ЮНЕСКО, но даже не подозревал, что организатором окажусь я.

— Ил,— глухо произнес он.— Ил, прошло пять лет, целая веч­ность...

Мы обнялись.

Я получал отчеты о Рое дважды в год. Подробные отчеты с филь­мами, звукозаписями и снимками. Но на мгновение я задохнулся от радости и нежности, потому что это был Рой, забияка Рой, велико­лепный Рой, лучший мой друг в далекие годы детства.

Мы были четверкой Уно Хедлунда: Рой, Синдзи, Лина и я. Самой первой четверкой, на которой Уно испытывал свою систему обучения. Мы были надеждой Уно Хедлунда и вызовом, который он бросил миру. Эпоха расцвета научных методов профессионального отбора, эпоха узкой и сверхузкой специализации — и вдруг появля­ется человек, который заявляет, что специализация вообще должна быть заменена подготовкой универсалов... На XI Международном конгрессе по профессиональной подготовке короткое сообщение Уно просто не привлекло внимания. Шесть лет спустя, на XIII кон­грессе, Уно выступил снова, и тогда взял слово президент конгресса Морис Балм. Он сказал: «Возьмите любую специальность по Сво­дному каталогу, проверьте программу подготовки и попытайтесь найти в ней хотя бы один лишний час, а затем сложите все время по всем специальностям — их свыше шестисот тысяч — и посмотрите, что у вас получится. Можете уменьшить полученную сумму на двадцать или даже на тридцать процентов за счет разделов, общих для всех специальностей, можете учесть новейшие технические сред­ства обучения, но не забудьте внести и другую поправку: сейчас мы ведем отбор, и поэтому каждый обучается тому, что он способен усвоить наилучшим образом и в наикратчайший срок».

Морис Балм был тогда в зените своей славы. Выступление, конечно, транслировалось по космотексу: комментатор пошутил насчет универсалов, шутку подхватили журналисты, и проект Уно получил печальную известность. Впрочем, ненадолго. О нем быстро забыли, потому что началось переселение на Дедал, первое пересе­ление на первую искусственную планету, созданную из распылен­ного вещества Юпитера. Прошло полгода, и Уно пригласили в ЮНЕСКО, в учреждение под странным названием «Комиссия семнадцатого переворота». Корректный и невозмутимый чиновник объявил Уно, что комиссия готова финансировать его проект. «За

три тысячи лет,— сказал чиновник,— наука шестнадцать раз суще­ственно изменяла свои фундаментальные представления. Геоцентри­ческая система мира была заменена гелиоцентрической, квантовая физика признала постулаты немыслимые для классической физики. И так далее. Вполне возможен семнадцатый переворот, и наша цель состоит в поддержке проектов, находящихся в противоречии с со­временными научными взглядами, однако не лишенных внутренней логики и направленных на благо человечества. Проект подготовки универсалов удовлетворяет перечисленным требованиям. Это первый проект, который решила поддержать наша комиссия...». И Уно получил возможность построить школу на Гродосе, маленьком островке в Эгейском море.

Уно Хедлунду было двадцать восемь, когда он вместе с женой переселился на Гродос. Не знаю, как Уно удалось избежать соблазна сразу же пустить в ход свою систему. В те времена она должна была казаться ему простой и надежной. Уно открыл обычную школу с обычными учениками и обычной программой. Год за годом он испытывал отдельные элементы своей системы, терпеливо экспери­ментировал с бесчисленными их вариантами, искал новые приемы и новые сочетания приемов — и все это осторожно, чтобы не поме­шать нормальной работе школы. Выпускники Гродоса шли в обычные училища океанологии и специализировались там по структуротех-нике течений, флоро-фауновым композициям, управлению волновым режимом или еще какой-нибудь из семисот с лишним океанологи­ческих специальностей. Через девять лет Уно Хедлунд впервые решил испытать свою систему. Он закрыл школу и полгода пере­страивал ее, потому что теперь в школе должны были заниматься только четыре ученика.

Эксперимент Уно нарушал сто шестую статью принятого неза­долго до этого «Кодекса воспитания»: нельзя экспериментировать с методами обучения, если нет средств полностью устранить послед­ствия возможной неудачи. Допустим, говорили противники Уно, опыт даст отрицательные результаты, через десять или двенадцать лет выяснится, что ваши ученики не стали универсалами, а готовить из них полноценных специалистов будет уже поздно, вы искалечите четыре жизни... И снова «Комиссия семнадцатого переворота» пришла на помощь Уно, хотя для этого пришлось выдержать бур­ную дискуссию. Была принята поправка к сто шестой статье. Уно разрешили провести эксперимент при условии, что родители его воспитанников детально ознакомятся с программой и подтвердят свое согласие. Мой отец окончил школу на Гродосе, у него не было ни малейших колебаний. Отец и мать Роя долго изучали программу, обсуждали ее с Уно, спорили по всем разделам... и остались на Гродосе преподавателями. Потом появился Синдзи Накаи, ему было семь лет, на два года больше, чем нам с Роем. Он убежал из школы

в Марселе, а до этого убегал из шести других школ, и его родители были счастливы, что нашлась школа, в которую Синдзи пришел сам. Ну, а Лина была дочерью Уно Хедлунда.

Мои детские воспоминания связаны с Гродосом. Я помню жесто­кий ночной шторм, наверное, это самое раннее воспоминание. На потолке моей спальни вспыхивали синеватые отблески молнии, ветви акации тревожно стучали в оконное стекло. Я слышал странные скрипящие звуки, и мне казалось, что по острову рыщет злой великан... Утром я нашел на берегу разбитый купол мезоплана. Он лежал на песке, похожий на огромную медузу, и волны тихо шевелили его изорванные щупальца. Я привел Уно и Синдзи, они долго ходили вокруг мезоплана и заглядывали в разбитые иллюми­наторы, а я сидел на камне и плакал. Уно сказал, что плакать не надо: в мезоплане нет людей, это грузовой автомат. Глотая слезы, я рассказал о ночном великане. Я хотел, чтобы Уно знал, кто убил эту большую красивую медузу. «Маленький язычник,— рассмеялся Уно,— я все вижу: ты здороваешься с морем, даешь имена облакам и деревьям и даже развалины старого храма на Сизой горе ты счи­таешь живым существом...».

Разбитый мезоплан оставили на острове — на этом настоял Синдзи. Я смотрел, как Уно и Синдзи, надев силовые скафандры, тащат сиреневый купол вдоль берега. Синдзи долго выбирал подхо­дящее место, в конце концов мезоплан установили на широкой

песчаной косе в Заливе Черепах. Неподалеку Синдзи посадил три карликовые секвойи с Прометея. По утрам на вмятины корпуса заползали греться черепахи, в полдень они прятались от солнца под щупальцами мезоплана.

Дважды я приходил сюда по ночам — с подводным ружьем. Я надеялся подкараулить злого великана, мне казалось, он явится за своей добычей. Великан не пришел, и постепенно я забыл о ноч­ном шторме.

На Гродосе был наш дом. Мы часто уезжали — в города, в тайгу, в джунгли, на подводные станции. Мы изъездили всю планету и много раз были в космосе, но всегда возвращались на Гродос -к Сизой горе, к Заливу Черепах, к нашему лесу и нашему морю. И ничто не менялось на острове. Только в учебном корпусе появля­лись новые тренажеры и перестраивались лаборатории.

Программа Уно Хедлунда была рассчитана на пятнадцать лет. За четыре года до окончания курса мы отправились на практику в космос, на станцию Юпитер-Корона Б. И вот тогда мы вернулись на Гродос втроем, потому что Рой Дэвис решил стать ю-пилотом и остался на Короне.

— Провинция, Ил, у нас тут глухая и серая провинция. Кто мог подумать, что ты явишься в ранге генорга... До сих пор нас посещали самые заурядные комиссии. Что они могли нам сделать?.. А с твоими полномочиями можно свободно закрыть нашу лавочку. Или преобра­зовать ее в студию хорового пения. Слушай, Ил, хочешь мы устроим в твою честь торжественный парад? Или факельное шествие по внешней террасе...

Рой и в самом деле способен организовать что-нибудь в этом роде. Это в нем с детства, он все любил обращать в игру: задачи по физике, дифференциальное исчисление, схемы экологии, граммати­ческие правила... Я осведомляюсь, какова протяженность внешней террасы. «Всего-навсего? Нет, никаких торжеств. На такой террасе не развернешься». Рой выразительно вздыхает, но это не значит, что опасность факельного шествия миновала. Так он вздыхал, когда назревала история с ройсами. Ему было тогда двенадцать лет, он сразу прославился. Это тоже была игра — Рою захотелось поиграть с Сизой горой. Он снял с моторки турбокомпрессор, перемонтировал его, запихал в ранец, а выхлоп подвел к лыжам. Получились лыжи на газовой подушке — адская штука даже по замыслу. И Уно Хед-лунд сразу насторожился: мало ли что Рой выкинет с такой игруш­кой. Но Рой откладывал испытания. Он вздыхал и хныкал: «Ничего, мол, не получается, мотор слишком тяжел и слаб, все надо менять...» Мы перестали обращать внимание на возню в мастерской, а именно

этого Рой и добивался. Он хотел показать эту штуку во всем блеске. Никто и не заметил, как он утащил ройсы на вершину Сизой горы. Однажды вечером мы услышали грохот, выскочили на террасу и увидели на склоне горы маленькую согнувшуюся фигурку и за ней огромный шлейф пыли. Это было похоже на слалом, снятый в ускоренном темпе. Из-под лыж били дым и пламя, потому что Рой для облегчения веса выбросил блок корректировки. Турбина захлебывалась от форсажа и дико ревела. Впоследствии, на испыта­тельном полигоне в Сахаре, я услышал термин, который в сильно смягченном виде можно перевести как «ошпаренный тигр». На жаргоне испытателей это означало капризную, дикую машину, ко­торую испытывают впервые и от которой можно ожидать любой пакости. Нынешние ройсы имеют автоматическую регулировку, амортизацию, реверс. Езде на ройсах обучают, для гонок отводят специально проверенные трассы. У Роя был ошпаренный тигр. Ша­лый тигр, мчавшийся вниз по крутому склону. Рой перескакивал трещины, лавировал между валунами и кустарниками. У подножия горы он пролетел над высоким сараем, выскочил на берег, пере­прыгнул через лежавшую у воды лодку и помчался по морю, подни­мая за собой стену брызг и пара. Внезапно эта стена опала, Рой пронесся по инерции еще метров пятьдесят — и исчез среди волн. К берегу он добирался вплавь. Уно не ругал Роя, он только спросил насмешливо: «Ты что, не мог сделать приличного управления?» -и потом полдня лазал по горе, что-то измеряй и подсчитывая. Позже, когда Рой остался на Короне, Уно сказал мне: «Я опасался этого с тех пор, как Рой съехал с Сизой горы. Знаешь, Илья, у него исключительно быстрая реакция, втрое выше нормы. Он будет пре­красным пилотом...» Реакция у Роя была потрясающая, я с ним не раз дрался и знаю. Именно поэтому — вопреки всем правилам -Роя оставили на станции Корона Б, а потом послали на Ганимед, в училище. Можно сказать, хороший случай профотбора. Стопро­центное соответствие специальности. Но мне кажется, что Рой, став ю-пилотом, просто нашел подходящую игру — опасную, трудную, все время меняющуюся.

- Само собой разумеется,— сказал Рой,— для генерального
организатора приготовлена роскошная резиденция.

Он посмотрел на меня, рассмеялся и махнул рукой:

- Ладно, Ил... Будешь жить у меня.

Жилая зона на Короне непривычно тесна. Узкие коридоры и через каждые тридцать — сорок метров аварийные отсеки. Маленькие лифты, маленькие холлы, маленькие комнаты. Ничего похожего на громадные экосферы — космические станции открытого простран-

ства. На Меркурии-4 из конца в конец полчаса езды на спидвее, это километров шестьсот. Алиса, пожалуй, ещё больше, на ней десятка два озер, горы, леса. В Диске сколько угодно вещества и энергии, размеры станции ограничены только устойчивостью защитных полей, а в открытом пространстве совсем нетрудно обеспе­чить устойчивость. Крохотная Корона Д опускается в плотную аммиачную атмосферу Юпитера, защитным полям приходится сдер­живать колоссальное внешнее давление. Лаборатория «—50», дрейфующая под земной корой, пожалуй, меньше Короны. Но там полный экологический ансамбль: стены закрыты растениями, вместо потолка видишь небо, по коридорам бегают мангусты и белки. На Короне иначе: узкие бронированные переходы, геометрия прямых линий и прямых углов, холодные и ровные краски — синяя, голубая, светло-зеленая... Корона похожа на боевую машину.

В сущности, Корону нельзя считать космической станцией. Это промежуточная база для полетов в глубь Юпитера. Сюда поступает информация с маяков и разведывательных зондов, отсюда стартуют корабли с гравитационными торпедами. Корона добывает вещество для Диска. Планетологи составляют задание на выброс, грависты снаряжают гравитационные торпеды, ю-пилоты доставляют торпеды в пусковую зону. И тогда происходит выброс: чудовищная сила гравитационного взрыва вспучивает волну раскаленной плазмы, тянет вверх кипящий огненный столб, магнитные каналы выводят лавину материи в открытое пространство, а Корона, прикрытая до отказа напряженными силовыми полями, пережидает зип — сверх­ураган, который начинается в атмосфере Юпитера после выброса.

У Роя две небольшие комнаты и еще одна, дверь в которую плотно закрыта. На двери самодельный плакатик: череп, скрещенные кости и надпись: «Смертельно! И даже более того». Череп загадочно ухмылялся. «Очередная тайна?» — спрашиваю я мимоходом. «Очередная страшная тайна»,—• уточняет Рой.

Я примерно представляю, в чем она состоит, эта очередная страшная тайна.

Года три назад на Короне работала группа оптиков. Корабли тогда только-только пробивались к поверхности Юпитера, маяков не было, ориентироваться приходилось визуально. А какая может быть визуальная ориентировка, если внешний вид поверхности меня­ется в зависимости от температуры, давления, интенсивности излу­чения и множества других причин. На любом экране — инфра, видео, сканинге — мечутся беспорядочные пятна света, возникают и исчезают тени. Попробуй разглядеть за этим истинный рельеф, который, кстати сказать, тоже меняется, хотя и медленнее... Оптики пытались создать аппаратуру, отсеивающую помехи. Возились они довольно долго, за это время удалось поставить маяки, и работа потеряла смысл. Оптики улетели, а Рой взялся за решение обратной

задачи — как получить меняющееся изображение неменяющегося предмета. Рой обожает такие задачи, бесполезно спрашивать его -зачем нужно видеть неменяющийся предмет меняющимся...

Четверки распадаются, вместо универсалов получаются спе­циалисты, но все-таки их тянет к работе за пределами своей спе-циальн^ости. И это не просто хобби: выбирают трудные проблемы и работу ведут серьезно. Уно называет это релаксацией.

Рой, как и все бывшие ученики Уно, регулярно посылал отчеты, в одном из них я обнаружил упоминание о первых экспериментах. А потом Рой стал темнить, в отчетах появились общие фразы, я понял, что дело у него идет на лад и надо ждать очередного сюрприза... - Здесь и будешь жить,— говорит Рой.— Типовая келья ю-пи-лота первой половины двадцать второго века. Без излишеств.

На Гродосе Рой вечно тащил к себе всякую всячину. Чего стоила одна только коллекция старых морских якорей... Рой подве­шивал якоря к потолку, он считал, что так они лучше смотрятся. Еще бы! Попробуйте пройтись по такой комнате, не глядя на якоря... А здесь пустовато. Стандартная автоматика, стеллажи с книгами, стол, два кресла. И рисунок на стене. Черно-белый рисунок на большом, в полстены, листе бумаги. Грузные глыбы оплавленного базальта, поток лавы, дым, пепел, отблески огня на тяжелых, низких тучах. Это, конечно, Арахна, новая планета. Там по проекту Синдзи формируют рельеф. Там работает Ирма, она вулканолог в группе Южного материка. Современный конфликт: для Роя единственно возможное место — здесь, у Юпитера, а для Ирмы настоящая работа — только там, на Арахне. Ничего нельзя изменить: на Короне не нужны вулканологи, а ю-пилоту нечего делать на Арахне. По статистике такие конфликты кончаются благополучно в одном случае из четырех.

Рой ставит на стол бокалы, достает из стенного шкафа бутылку тинга. Значит, сегодня Рой не летает. Режим тут жесткий: кофе и тинг только в нелетные дни. О вине и думать не приходится.