Влияние прессы на административную власть губернии

Периодическая печать регионов использовалась губернаторской властью весьма широко. На страницах местных газет регулярно помещались сведения о принятых губернатором решениях, его поездках и встречах, а также Высочайших повелениях, адресованных начальнику губернии. Если в первые годы существования региональной периодики сведения такого рода для печати предоставлялись губернаторской канцелярией (пресс-службой), то впоследствии на страницах изданий все чаще стали появляться журналистские материалы, освещающие действия и решения губернатора. Подчас посредством прессы губернаторы напрямую адресовали населению свои обращения.

Нередко пресса отражала местную проблематику с установкой оказать влияние на действия административной власти губернии. В случаях, когда имело место внимание власти к «наказам» со страниц прессы, читатели становились свидетелями взаимодействия властных структур и местной общественности.

Кроме того, существовал огромный пласт неочевидной для обывателей, но по существу масштабной работы канцелярии губернатора по выяснению освещенных в прессе фактов, в особенности, касающихся деятельности государственных учреждений и их служащих. Значительное внимание губернатор уделял и частным запросам героев публикаций.

1.2.1. Отражение в прессе позиции губернатора

Сообщения пресс-службы были краткими, официальными и касались основных событий служебной и личной жизни начальника губернии: «Казанский губернатор Л.И. Черкасов возвратился на прошлой неделе из Петербурга»[209] или «Г-н казанский губернатор, действительный статский советник М.В. Стрижевский, возвратившись в г. Казань из поездки в Санкт-Петербург по делам службы, вступил в исполнение своих служебных обязанностей»[210]. Также официально подавалась информация о постановлениях губернатора: «губернатор разрешил», «начальником губернии утверждены…»[211] или «Распоряжением г-на казанского губернатора от 26 февраля состоящий в штате канцелярии Его Превосходительства не имеющий чина Иван Соболев уволен от службы в отставку согласно ходатайству»[212]. Региональная пресса информировала и о Высочайших распоряжениях, сделанных в адрес конкретных губернаторов[213].

Официальный характер сообщений о действиях начальника губернии подчас еще более подчеркивал его статус «органа надзора» - кем, по существу, и следовало являться губернатору: «Господин губернатор вследствие требования Министерства внутренних дел предложил городской Управе доставить ему для представления в Министерство сведения о закончившихся городских выборах в Государственную Думу»[214]. Однако по большей части служба губернатора состояла не в надзоре, а в исполнении. Пресса крайне радикальных настроений не писала о губернаторе в том числе и потому, что пришлось бы отражать его деятельность, которая являлась весомой и многоаспектной[215].

Освещая деятельность начальника губернии, пресса исследуемого периода чаще всего отзывалась о ней позитивно[216]. Примечательно, что выражение «дежурных» восторгов по адресу первого лица губернии не приветствовалось. Так, отражая факты недопущения трех своих статей к публикации на страницах «Нижегородских Губернских Ведомостей», Н.А. Добролюбов отметил в своем дневнике: «Одну цензор не пропустил – невиннейшую статью о погоде»[217]. В ней Добролюбов писал: «Мы должны благодарить неутомимую деятельность и внимательность его сиятельства г. военного губернатора» за «устроение новой мостовой»[218].

Нередко публикации были посвящены рассмотрению протестов губернатора в связи с отдельными решениями местного самоуправления[219]. Корректное освещение подобных информационных поводов способствовало выявлению грамотности и законности позиции губернатора. Довольно часто в газетных материалах деятельность губернатора была противопоставлена бездействию органов общественного управления[220].

Журналистам удавалось убедительно представлять сильные стороны личности губернатора и давать грамотную оценку его деятельности. Так, «Нижегородский Биржевой Листок», информируя о чествовании купечеством губернатора Н.М. Баранова, писал: «Вспомнив свои победы в командовании судами, Н.М. Баранов назвал две силы, благодаря которым достиг какого-нибудь успеха: геройской службе тех, над кем командовал, и тому, что в то время знал лишь одну команду: «полный ход, вперед!»[221]. Т.о. журналист способствовал не только выявлению «секрета» побед губернатора, но убедительно высветил преимущества «командной» работы, укрепляя веру нижегородцев в успешную деятельность «команды» Н.М. Баранова и внедряя актуальность «командной» деятельности в жизнь обывателей.

Сообщая, что во время Всероссийской промышленной и художественной выставки в Н. Новгороде летом 1896 г. «цены на жизненные продукты в Нижнем не повысились ни на одну копейку», журналист «Известий» причину этой стабильности видел в масштабной работе, проводимой под руководством губернатора и начатой за год до открытия выставки: «энергичные меры, принятые против алчности домовладельцев генерал-лейтенантом Н.М. Барановым, положили ей [алчности – Е.К. ] предел»[222].

Негативное отношение к губернатору в прессе чаще всего отражалось уже тогда, когда «объектом» критики пост начальника губернии был оставлен. Так, «Волжский Вестник» с иронией писал: «В «Московских Ведомостях» читаем следующую телеграмму из Казани от «собственного корреспондента»: Казань, 17 февраля. Избранный в последнее время своего управления казанской губерниею почетным гражданином города Тетюш тайный советник Скарятин Высочайше утвержден в этом звании 2 февраля сего года. Здесь радуются оказанной Скарятину справедливости». Мы не спорим, что господа «тетюшцы», избравшие г-на Скарятина, быть может, и ликуют. Но вот вопрос: как ухитрился г-н «собственный корреспондент» проникнуть в души 130-ти тысячного казанского населения?»[223].

Факты, позволяющие осудить человека, занимавшего губернаторский пост, пресса отражала оперативно. Ежедневные нижегородские газеты за 25 января 1907 г. по-разному, но весьма ярко откликнулись на увольнение от должности нижегородского губернатора барона Фредерикса. «Мы не собираемся здесь, на столбцах газет, сводить личные счеты с человеком, который уже пал, - писал «Волгарь». - Мы не можем это сделать по самому простому нравственному побуждению. Нижегородская губерния давно ждет губернатора, который был бы в общественном мнении на высоте своего долга, который поставил бы подчиненную ему администрацию на подобающую ей высоту, что необходимо для самой администрации, ибо на уважении ее населением создаются для лиц администрации главные условия, облегчающие службу и обеспечивающие добросовестные взаимные отношения. Давно мелкая администрация нуждается в бдительном справедливо строгом администраторе, непосредственно от самого населения получающем личную осведомленность о положении губернии и нуждах населения. Увольнением барона Фредерикса осуждено прошлое на занимаемом им ответственном посту»[224]. «По этому поводу произошли большие дебаты, – отмечал «Нижегородский Листок». - Барон Фредерикс имеет немало, если не сторонников, то во всяком случае лиц, желающих его как-нибудь выгородить и загладить историю (факт лихоимства налицо) и предложить самому Фредериксу подать прошение об увольнении его»[225].

Нередкими были случаи пристального внимания прессы к выяснению обстоятельств гражданской незрелости представителей губернаторского корпуса. Так произошло в связи с освещением слушаний, инициированных иркутским генерал-губернатором Павлом Кутайсовым, в своем заявлении на имя Правительствующего Сената потребовавшим возмещения ему расходов на прогоны до Иркутска с учетом не двенадцати (как и было оплачено), а 15 лошадей. На фоне освещения конкретных финансовых вложений казны[226] было отмечено: в то время как проезд по железной дороге первым классом по высшему тарифу стоит в 17 раз меньше запрашиваемой П. Кутайсовым суммы, он предпочел передвижение на лошадях. Отражая на страницах «Дневника Казани» этот, казалось бы, не имеющий отношения к казанцам, факт, в результате рассмотрения которого Сенатом было решено заявление П. Кутайсова «оставить без последствий», пресса продемонстрировала открытость судебных постановлений в отношении представителя высшей административной власти губернского масштаба[227].

Как правило, анекдоты и фельетоны о губернаторах пресса помещала после их кончины. Так, газета «Казань»[228] перепечатала из «Исторического Вестника» «воспоминания» о московском губернаторе Щербатове и его жене, в которых губернатор предстает «ужасным чудаком», а управляющая губернией его супруга - «прекрасной администраторшей». В «Казани» также вышли фельетоны о недавно умершем казанском губернаторе П.А. Полторацком. В одном из фельетонов отмечалось: «Насколько не мог выносить бесцельно торчащих на улице полицейских чиновников губернатор Скарятин, настолько же, наоборот, губернатор Полторацкий требовал, чтобы полицейские чиновники были всегда на улице». Сюжет другого фельетона объединяет элементы рассказа А.П. Чехова «Хамелеон» и повести И.С. Тургенева «Муму»: «Его Превосходительство изволят спрашивать, чья собака напала на них на Воскресенской и где она?»[229].

Нижегородский губернатор А.Н. Хвостов, принадлежавший к «правым» политическим силам, весьма часто привлекал внимание столичной прессы «либеральных настроений» еще в самом начале своего поприща. Так, в апреле 1911 г. в газете «Речь» были помещены четыре публикации из Н. Новгорода, три из которых – о недавно вступившем в свою должность губернаторе А.Н. Хвостове[230].

Первая статья[231] была посвящена новой нижегородской газете, охарактеризованной «Речью» как «грубо черносотенный листок»[232], и ее редактору, названному «оруженосцем г. Хвостова». Во второй сообщалось: новый нижегородский губернатор «не мог простить г-ну Шрамченко[233], отличающемуся подозрительностью», что тот, переведенный из Н. Новгорода в Вологду, где прежде служил губернатором Хвостов, «обнаружил там неправильное израсходование 27 тысяч рублей», в результате чего с разрешения Министерства Хвостов обязался возвратить эту сумму с рассрочкой[234]. Третья публикация, в которой утверждалось, что «в губернии царит смех»[235], отражала активную деятельность нового нижегородского губернатора.

Если губернатор А.Н. Хвостов не отвечал на пристрастные оценки «левых», то губернатор А.Ф. Гирс направил в столичную прессу свое «опровержение».

Московская газета «Утро России» поместила категоричные высказывания нижегородского губернатора А.Ф. Гирса по актуальным для жизни региона вопросам. Проект обращения губернатора в редакцию содержал следующие возражения: «В газете «Утро России» напечатано сообщение о том, что я выезжал в Царское Село и подверг критике действия своего предшественника, бывшего нижегородского губернатора Борзенко, якобы слишком мироволившего нижегородскому купечеству и индифферентно относившегося к пожеланиям местных правых кругов, и что я будто бы высказывал недовольство действиями нижегородских мукомольных фирм. На основании п. 2 прил. к ст. 114 Устава о цензуре прошу напечатать в ближайших номерах газеты, что упомянутое сообщение «Утра России» от начала до конца является сплошным вымыслом».

Информацию «Утра России» перепечатали «Нижегородский Листок» и «Волгарь» в номерах от 1 мая. В проекте письма в редакции этих нижегородских газет, датированном 2 мая 1916 г., А.Ф. Гирс писал: «В № 117 газеты «Утро России» сказано, что где-то и перед кем-то я критиковал действия моего предшественника…»[236]. «Нижегородский Листок» в номере от 4 мая сообщил: «Вчера г. губернатором послано по телеграфу опровержение в московскую газету «Утро России»[237]. Несмотря на то, что газета «Утро России» весьма оперативно[238] поместила «Опровержение» А.Ф. Гирса, существо «сплошного вымысла от начала до конца» не было выявлено – ни губернатором, ни прессой не состоялось опровержения информации по существу.

Стремление начальника губернии от своего имени апеллировать к самой широкой общественности региона имело место уже на раннем этапе становления провинциальной прессы в России. Так, обращая внимание земской полиции Казанской губернии на «наблюдение за правильным требованием обывательских подвод», казанский губернатор подписал распоряжение, текст которого был помещен на страницах газеты «Казанские Губернские Ведомости»: «До сведения моего дошло, что воинские чины и служебные лица разного звания, следуя не только по казенным, но даже по партикулярным надобностям, требуют подвод от обывателей, не имея на то установленных открытых листов или подорожен и даже взимают подводы без платы прогонов, насильственно. Объявляя о сем, я предписываю земским полициям за исполнением сего иметь с своей стороны наблюдение, предоставленною властию ограждать крестьян от обид и притеснений и нарушителей в сем случае законов неупустительно преследовать для определения с виновного надлежащего взыскания»[239]. В том же номере газеты с целью внедрения юридической грамотности был напечатан приказ губернатора «О законной ответственности за нарушение публикуемых в Губернских Ведомостях распоряжений Правительства и других узаконенных властей», после чего нельзя было «отговориться» незнанием закона.

О готовности власти к диалогу с общественностью в газете «Справочный Листок для Нижегородской ярмарки» от себя лично заявил губернатор А.Н. Муравьев: «Нижегородский военный губернатор генерал-майор Муравьев объявляет всем господам торгующим и всем производящим дела на Нижегородской ярмарке, что он принимает всех, имеющих до него надобность, как с просьбами, так и с жалобами, без различия чина, звания, состояния, промысла или ремесла, во всякий час дня ежедневно, не исключая воскресных и праздничных дней, в Главном ярмарочном Доме»[240].

Первый номер газеты «ЯЛ» за 1864 г. содержал объявление исправляющего должность ярмарочного генерал-губернатора Н.А. Огарева, в котором содержался призыв к «посильному участию в содействии местной полиции немедленным заявлением ей о лицах, которые навлекут на себя подозрение в воровстве, поджигательстве и распространении в народе ложных и вообще злонамеренных слухов». В обращении губернатора отмечалось, что «в нравственной помощи, оказываемой Правительству самими членами общества, заключается надежнейший залог его безопасности и спокойствия». Информационные материалы газеты «ЯЛ» за 1864 г. весьма доказательно свидетельствовали в пользу гражданской ответственности чиновников губернской канцелярии и общественных деятелей, занимающих выборные должности. На страницах «Листка», в частности, сообщалось о принятии губернатором решения в целях реализации конкретных мер по защите чести и достоинства граждан[241].

С ярмарки 1882 г. ежегодно на полтора летних месяца Нижегородская губерния оказывалась в «положении усиленной охраны»[242]. Генерал-майор Н.М. Баранов имел полномочия лично решать многие вопросы жизни губернии: закрывать торговые и промышленные предприятия, приостанавливать издания, налагать штрафы, аресты и т.д. Примечательно, что многолетняя практика внедрения в жизнь его личных инициатив не только благотворно сказалась на положении дел в губернии, но сформировала устойчивое общественное мнение в поддержку решений губернатора.

Этот эффект был достигнут благодаря тому, что губернатор был внимателен к различным и многогранным проявлениям повседневной реальности, действия аппарата канцелярии губернатора были корректными и оперативными, губернатор последовательно, систематически и широко транслировал свое мнение, используя местную периодическую печать.

Публикация «Приказов губернатора» по тем эпизодам, которые требовали личного вмешательства Н.М. Баранова, осуществлялась не на страницах еженедельных «Нижегородских Губернских Ведомостей», а в ежедневной частной периодике[243]. Его приказы доводились до сведения читателей уже на следующий день после их подписания первым лицом губернии.

Сообщения в отделе «Приказы нижегородского губернатора» на страницах местной прессы были регулярными и в «добарановский» период - официальная часть губернских ведомостей выходила в свет в том числе и с этой целью. Однако именно при Н.М. Баранове решения административной губернской власти приобрели отличный от внутриведомственных директив характер и оказывали живое воздействие на читателя.

«Приказы» Н.М. Баранова касались вопросов разного уровня значимости. Страницы газеты «НБЛ» за ярмарочный период 1884 г. представляют различные объекты внимания губернатора: от вопросов общественной безопасности в городе и на ярмарке[244], проблем санитарного состояния города, гигиены и здоровья нижегородцев[245] до частных вопросов внутриведомственного характера[246].

В текстах большинства приказов содержались конкретные имена. Это обстоятельство выявляет стремление власти оказать влияние не столько на конкретного виновника возникшей проблемы (для этого существует множество способов, кроме печатного слова), сколько на общественное мнение в целом: имя любого гражданина, нарушившего закон, могло быть «пропечатано» в газете. И напротив – любой отличившийся своими успехами мог стать известен всей губернии: «1) Покорнейше прошу г. коменданта ярмарки объявить мою благодарность ефрейтору 12 роты 9 пехотного полка Семену Лесину и выдать ему 3 руб. в награду за прекрасное понимание и исполнение службы, чему я был свидетелем сегодня при осмотре мною складов на песках. 2) Приказать оштрафовать двумя рублями извозчика № 5291 за ослушание полицейского и дерзкое обращение с женщиной, его нанимавшей (№ 173)[247]; покорнейше прошу его превосходительство г. полицмейстера содержательницу трактирного заведения на Самокатской площади нижегородскую купчиху Фиону Ярцеву за производство торговли в означенном заведении в недозволенные часы оштрафовать 25 рублями, при чем объявить ей, что дальнейшим нарушением установленных на этот предмет правил она вынудит меня сделать распоряжение о закрытии заведения» (№ 176).

Большинство приказов губернатора имели форму обращения («покорнейшей просьбы») к начальнику полицейской службы города (полицмейстеру) с целью оказания должного воздействия на нарушителей закона. Однако в некоторых случаях приказы губернатора принимали форму рекомендаций и советов: «Посетив в ночь на 30 июля ярмарочный ночлежный приют, я увидел, как многие жильцы приюта починяют свое платье прямо на постелях при горящих лампах. Уверен, что распорядители приюта найдут возможность поставить в проходе отдельный столик с лампой, около которого бедные люди могли бы заниматься починкой своего платья. Прошу распорядителей приюта приказать поставить посредине приюта небольшие кадки с водой, около которых и обязать курить ночлежников, воспретив им курение табаку на нарах» (№ 178).

В данном случае очевидно предпочтение «закрытому» общению (губернатор – распорядители приюта) «открытого» пути информации (губернатор – нижегородцы). Этот путь освещения событий свидетельствовал об участии губернатора в решении частных, но весьма значимых проблем, формировал общественное мнение и давал настрой на восприятие общественностью действий тех, кому предстоит следовать «просьбам» губернатора.

Наказаниям за нарушения изданных губернатором обязательных постановлений подвергались представители любого сословия и имущественного положения. Примечательно, что до сведения широкой общественности доводились все принципиальные частности выяснения обстоятельств дела, т.е. читательской аудитории предоставлялась не только формулировка губернаторского решения, но и информация по существу вынесенного постановления[248]. Неисполнение приказов губернатора влекло за собой неукоснительное наложение повторного взыскания, что свидетельствовало не о разовых акциях по наведению порядка во многих аспектах жизни губернии, а о системной работе губернаторской команды[249].

Особым образом в своих приказах губернатор отмечал случаи безответственного отношения должностных лиц к своим обязанностям: «Приставу 2-й кремлевской части Есипову за слабый за бойнями надзор и недонесение о неудовлетворительном их состоянии объявляю строгий выговор» (№ 201). Приказы, издаваемые губернатором в имевших место случаях злоупотребления служебным положением, свидетельствовали об эффективном подходе губернской власти к искоренению возможностей для повторения преступлений такого рода: «Рано утром 27 июля на ярмарке произошло чрезвычайно печальное происшествие. В харчевне крестьянина Владимирской губернии Меленковского уезда деревни Свижинова Григория Королева, помещающейся в доме Перцева на Старосамокатной площади, волостной старшина крестьянин Потапов был опоен смесью водки с пивом и затем у него отнят бумажник с деньгами, в числе которых была довольно значительная сумма, принадлежащая как страховая премия погорельцам волости сказанного старшины. Преступление это 27-го же числа раскрыто. Значительная часть похищенных денег отыскана. Виновные суть: содержатель харчевни, помянутый крестьянин Королев, Ильин и Сериков – оба нижние чины сводной ярмарочной полиции и крестьянка Татьяна Ионова. Все эти лица, конечно, арестованы и с ними будет поступлено по определению суда. Но независимо от этого определения считаю нужным просить г. полицмейстера на основании положения об усиленной охране немедленно на все время ярмарки закрыть харчевню Королева и еще бдительнее следить за тем, чтобы в других подобных заведениях не могли образовываться разбойничьи притоны. Объявить чинам сводной ярмарочной полиции, что, я надеюсь, за все время службы их они докажут ярмарочному населению, что они суть действительные оберегатели безопасности общества и частного имущества, и что Ильин и Сериков суть лишь уроды в семье ярмарочной сводной полиции. Прошу также внушить чинам полиции, чтобы в харчевни, портерные и прочие подобные заведения они входили лишь по делам службы или по требованию содержателя заведения, или по требованию публики. Просить г. полицмейстера принять меры к тому, чтобы волостные старшины и поверенные от крестьян, приезжающие в Нижний во время ярмарки, в день приезда явились в губернское по крестьянским делам Присутствие, секретарю которого мною даны по сему предмету надлежащие указания»[250].

Посредством прессы общественность получила свидетельство о воздействии губернатора на ситуацию во всех возможных направлениях:

1. закрыта харчевня, т.к. репутация заведения должна гарантировать посетителям безопасность;

2. чинам полиции сделано напоминание об особенностях выполнения ими служебных обязанностей «в харчевнях, портерных и подобных заведениях»;

3. дано распоряжение об опеке над «поверенными от крестьян» во время их пребывания в Н. Новгороде.

В ярмарку 1884 г. губернатор взял на себя инициативу наказания штрафом до 500 руб. или арестом на срок до 3-х месяцев за буйство и бесчинство в публичных местах[251]. Один из полицейских подверг аресту «буяна», недовольного приказом губернатора (№ 187), на что Н.М. Баранов издал очередной приказ: «покорнейше прошу гг. полицейских чиновников на будущее время, если порицание кем-либо меня и моих действий не будет сопровождаться нарушением общественной тишины, не обращать внимания на недовольных мною, дабы не отвлекаться от своих прямых и многочисленных служебных занятий»[252] (№ 191). Во всех случаях для Н.М. Баранова были важны интересы дела. И именно благодаря такому подходу губернатора к исполнению своих обязанностей население осознавало справедливость его приказов.

Примечательно, что в интересах общественной пользы в начале своего губернаторства Н.М. Баранов был внимателен и к анонимным сигналам[253]. Тот факт, что с 1884 г. нижегородская периодика не содержит ответов губернатора анонимам, является либо свидетельством еще большего доверия населения к первому лицу губернии (обращения к нему перестали «зашифровываться»), либо отражением силы губернатора, который и без «подсказки» анонимных корреспондентов владел исчерпывающей информацией о жизни губернии, города и ярмарки.

Н.М. Баранову было свойственно смягчать категоричность своих распоряжений: «Заметив, что буквальное исполнение приказа моего от 19 сего июля по ярмарочной полиции на практике встречает большое затруднение, нахожу нужным просить г. полицмейстера относительно езды по ярмарочному мосту разрешить экипажам, каретам, коляскам и дрожкам проезжать по мосту не шагом, а рысью» (№ 163).

Приказы разного характера: о штрафах и арестах, о закрытии заведений и запрете торговли, о денежных вознаграждениях и словесных благодарностях, о противопожарной безопасности, «о запрещении выступления малолетних детей на сценах в трактирах и гостиницах»[254], об опровержении «распространившихся слухов по поводу появления на ярмарке повальных и заразительных болезней»[255] с указанием на «распоряжение о ежедневном опубликовании в газетах рапортов нижегородского врачебного инспектора о состоянии ярмарочной врачебно-санитарной части», «об объединении и упорядочении благотворительной деятельности»[256] и мн. др. – свидетельствуют о том, что в зависимости от потребностей текущего момента путем формирования общественного мнения нижегородский губернатор активно влиял на жизнь нижегородцев.

Многое удалось Н.М. Баранову на посту губернатора именно благодаря волне общественной поддержки его инициатив. В период его правления нижегородцами были преодолены сложнейшие испытания: с минимальными потерями пережиты годы неурожая и холерная эпидемия. С его именем связаны и самые яркие события в истории Н. Новгорода тех лет: Всероссийская промышленно-художественная выставка 1896 г. и приуроченные к ее открытию пуск первого трамвая, возведение здания городского театра, открытие художественного и исторического музея, строительство нового ярмарочного дома.

Примечательную характеристику «кипучей» деятельности Н.М. Баранова на нижегородском этапе[257] в сложные дни 1892 г. дал один из его современников: «Эта горячая неустанная работа, помимо той прямой пользы, которую она преследует, оказывает еще большую услугу населению в том, что действует как-то освежающим образом, успокаивает нервы обывателей»[258]. Иначе говоря – конструктивная деятельность властных структур по решению проблем и ее широкое освещение в периодике оказывают двойной эффект: не только «излечивают болезнь», но и «укрепляют иммунитет» для преодоления трудностей в будущем.

1.2.2. «Наказы» административной власти от имени общественности

На любом из этапов жизни страны информация со страниц периодических изданий имела огромное значение для личности, общества, государства. Нередко актуальная информация, получаемая от граждан и доводимая до сведения читателей посредством газетных публикаций, существенно влияла на позицию административных и выборных властей не только города, губернии, но и страны. Зависимость подобного рода ярко проявлена на «барановском» этапе.

Обратив внимание на «так называемую торговую купальню без самых элементарных удобств», сколоченную «кое-как наскоро ввиду ярмарочного времени», «НБЛ» адресовал претензии на непомерно дорогую плату за услуги купальни не частным ее содержателям, а «высшему просвещенному начальству»[259]. Несмотря на то, что страницы «НБЛ» не содержат свидетельств решения данного вопроса, газета в самые первые дни ярмарочной страды обратила внимание общественности на необходимость определения разумных условий отправления одной из «необходимых потребностей человека» и «предоставила эти вопросы на суд не столько публики, которая всегда и везде, вследствие ложно понятого стыда, относиться привыкла к подобным вещам пассивно и апатично, сколько на обсуждение высшего просвещенного начальства», смысл деятельности которого должен быть связан с решением конкретных повседневных проблем.

С «Письмом в редакцию» по поводу принятого городской администрацией Н. Новгорода некомпетентного решения «укреплять берег Оки» путем устроения вдоль всего берега в черте города свалки мусора и бытовых отходов выступил доктор Билинский[260]: «У нас в Н. Новгороде на набережной Благовещенской слободы, начиная с самого плашкоутного моста, практикуется такая вещь, которая должна бы быть положительно приостановлена. Я говорю о свале мусора, навоза и разных городских отбросков, который проводится по распоряжению городской администрации и полиции, на что указывают официальные надписи, выставленные на досках вплоть по всей набережной…»[261].

Автору «Письма» удалось обстоятельно и убедительно доказать, что «влажный грунт, дожди, смывающие мусор в реку, способствуют распространению опасных для населения инфекций». В связи с этим несколько дней спустя та же газета поместила распоряжение губернатора Н.М. Баранова: «С целью предотвращения развития инфекционных болезней постановляю образовать под моим непосредственным председательством особый Комитет. Убедительно прошу оказать содействие предпринятому мной делу и облегчить осматривающим лицам беспрепятственное и точное выполнение моего распоряжения»[262]. Свалка мусора была перемещена. Проблема была решена благодаря прессе и личной гражданской активности специалиста в области гигиены, не оставшегося безразличным к некомпетентному решению властей Н. Новгорода.

Случаи подобного воздействия местной периодической печати на административную власть отражены и на страницах казанской прессы. В 1884 г. «Волжский Вестник» писал: «Вчера произошел возмутительный случай: легковой извозчик, ехавший без седока, задавил трехлетнего ребенка, проходившего с нянькой около самых ворот полиции; нечего и прибавлять, что извозчика не нашли, т.к. он тотчас же ускакал без оглядки. Такие случаи у нас далеко не редки: еще года два тому назад такой же печальной участи подвергся на Николаевской площади мальчик-подросток, которого извозчик не только свалил и изуродовал, но еще протащил по площади, стараясь ускакать от погони. Удивляться этому нечего, т.к. всем известно, во 1-х, что наши извозчики не имеют привычки кричать прохожим, чтобы они посторонились, а во 2-х, что быстрая езда по городу у нас, по-видимому, не запрещается. Страннее всего тут одно обстоятельство: нам хотелось бы знать, где в обыкновенное время пребывают конные полицейские, которых мы имеем счастие видеть только в торжественных случаях да на масленицу, во время катанья по Воскресенской. Обрушиваться в данном случае на пеших городовых, конечно, по меньшей мере, смешно и несправедливо; но не необходимо ли расставить конных полицейских на бойких перекрестках да построже наблюдать за тем, чтобы извозчики, рассчитывающие обыкновенно на полнейшую безнаказанность, волей-неволей уразумели, что правила касательно общественной безопасности пишутся не для одного времяпрепровождения?»[263].

«Новая полицейская мера», о которой та же газета сообщила через полмесяца, может рассматриваться как следствие газетной публикации. «Волжский Вестник» писал: «По распоряжению полиции казанские извозчики, наподобие московских, щеголяют уже несколько дней с номерными бляхами на задней стороне шеи. Извозчичья артель весьма сокрушается по поводу этого нововведения и обращалась к г-ну полицеймейстеру с просьбою об отмене его [нововведения – Е.К. ], ссылаясь на то, что «многим господам зазорно (!) будет теперь ездить с ними». Мы слышали, что нововведение это вызвано неоднократными случаями не совсем благовидного поведения некоторых извозчиков»[264]. Несмотря на то, что «Волжский Вестник» не указал своей роли в решении данной проблемы, важное влияние журналистского выступления и в первом, и во втором случае очевидно[265].

Факты «фабрикации опьяняющих напитков в Городце» были высвечены на страницах газеты «Волгарь». Публикация данного материала была осуществлена в номере от 19 февраля 1916 г. Запрос нижегородского губернатора по освещенному в прессе факту был сделан уже 23 февраля. И несмотря на то, что ответ Балахнинского уездного исправника губернатору утверждал, что заметка содержала «ложные сведения», есть основания усмотреть в дальнейших действиях губернатора влияние газетной информации. Так, в связи с проведением воинского призыва 18 мая 1916 г. губернатор направил телефонограмму управляющему акцизными сборами: «Ввиду возможности возникновения в с. Лыскове беспорядков во время призыва новобранцев прошу распоряжения о закрытии на это время находящейся в Лыскове казенной винной лавки с продажей денатурированного спирта»[266].

1.2.3. Работа губернатора по выяснению освещенных в прессе фактов

Губернатор непременно реагировал на выявленные прессой факты проблемных ситуаций в «подведомственной ему губернии», т.к. каждое свидетельство беспорядка иллюстрировало бездействие властей.

В связи с публикацией, в которой отмечен случай занесения деревни[267] снегом до такой степени, что крестьяне не могут выйти из домов, казанский уездный исправник в рапорте от 31 января 1894 г. докладывал губернатору: «Имею честь почтительнейше донести Вашему Превосходительству, что по собранным мной сведениям деревня Константиновка в буран, бывший 27 января, нисколько снегом не была занесена и во все время к проезду через эту деревню и к выходу крестьян из их домов препятствий никаких не встречалось, деревня эта состоит из 130 дворов на протяжении около версты и расположена не в низкой лощине, как сказано в корреспонденции, а на косогоре, и доложить, что мною с сим вместе послано опровержение в редакцию «Волжского Вестника»[268].

Некорректная работа журналистов подчас подрывала доверие к ним со стороны тех служб, которым следовало сотрудничать с прессой. Так, по поводу заметки «Покушение на самоубийство»[269] в рапорте казанского полицмейстера П.Б. Панфилова[270] губернатору значилось: «В этой заметке казанская мещанка Клавдия Трутнева названа проституткой. В той же газете от 1 ноября за № 277 помещено письмо Трутневой к редактору, которым она заявляет, что проституткой никогда не была. Редакция «Волжского Вестника», печатая письмо, присовокупила, что заметка о Трутневой доставлена в редакцию из городового полицейского Управления. Ввиду того, что никто из служащих в городовом полицейском Управлении и у меня в канцелярии репортерами местных газет не состоит, в предупреждении на будущее время каких-либо недоразумений я воспретил как в полицейском управлении, так и в своей канцелярии давать кому бы то ни было и какие-либо сведения помимо меня и не допускать в канцелярию никого из посторонних лиц»[271].

Полицейские чины вызывали особый интерес журналистов. В частности, казанскому полицмейстеру П.Б. Панфилову неоднократно приходилось писать объяснения губернатору по поводу освещения прессой его служебной деятельности. Так, в обращении от 8 декабря 1890 г. он доводил до сведения губернатора факт возбуждения им против издателей столичных газет «Новое Время»[272] и «Русская Жизнь»[273] уголовных дел за личное оскорбление в печати[274]. В донесении от 7 мая 1894 г. Панфилов давал губернатору объяснения по существу публикации в нижегородской газете «Волгарь»[275].

В официальном ответе на запрос казанского губернатора по поводу статьи «Неурядица на путях сообщения»[276] значилось: «Факты, сообщаемые в ней [корреспонденции – Е.К. ] либо извращены, либо совсем измышлены и противоречат действительному положению дел. Автор этой корреспонденции присяжный поверенный Лаврский питает сильное неудовольствие на пристава и давно уже мстит ему разными способами за то, что в прошлом году пристав привлек его, Лаврского, к законной ответственности за то, что Лаврский устроил самовольно и без таксы, перевоз через р. Волгу в деревню Ново-Родионовую, где он арендует себе землю и постоянно жительствует»[277].

Фонд канцелярии губернатора НА РТ содержит «Собрание корреспонденций, не допущенных в печать». Из объяснений цензора по девяти имевшим место в 1896 г. эпизодам можно судить, что в трех случаях журналистами представлена ложь или совершенный вымысел, в шести – чрезмерное преувеличение или придание фактам искаженного смысл