Второй этап: появление в провинциальной прессе деструктивной критики местных властей

(начало 1890-х гг. - конец 1905 г.)

3.2.1. Казанская периодика второго этапа

В последнее десятилетие XIX в. самая тиражная и читаемая казанская газета «Волжский Вестник», как и прежде, демонстрировала конструктивный подход к решению проблем насущной повседневности. Публикуя журналистские материалы и письма различной тематики от читателей, газета являлась весьма авторитетным средством массовой коммуникации.

Одним из самых важных в Казани был санитарный вопрос. В частности, в письме домовладельца Верхне-Федоровской улицы указывалась необходимость «безотлагательного назначения пунктов свалки всяких нечистот на более значительном расстоянии от населенных местностей города»[681], в письме врача Шидловского отмечалось огромное значение работ по прокладке городской канализации[682].

Огромное значение придавалось интересам населения уездов[683]. Примечательно, что проблемные материалы имели побудительную цель и стремление довести до населения значимость выполнения им своих гражданских обязательств: «Судя по вышеприведенным данным без преувеличения можно сказать, что сельское население Вятской губернии на случай неурожая или недорода хлебов в будущем, останется почти совершенно необеспеченным, т.к. все продовольственные капиталы состоят почти исключительно в недоимке за тем же населением»[684]. Утверждение того, что «за сравнительно короткое время своего существования земство наше сделало много добра, искренно заботилось о «пользах и нуждах» населения»[685], «Волжский Вестник» сопровождал напоминанием народной мудрости: «Законы-то святы, да исполнители – лихие супостаты».

«Волжский Вестник» не оставлял без внимания и, на первый взгляд, частные эпизоды казанской жизни. Так, в отделе «Местная хроника» был отражен факт исполнения 12-13-летней девочкой – дочерью хозяина гостиницы – обязанностей продавщицы в буфете своего отца. Корреспондент «ВВ», отмечая необходимость для ребенка такого возраста заниматься учебой, а не торговлей, завершил свою заметку мнением, высказанным от имени общественности: «Для малолетка здесь нет и не должно быть места»[686].

О представителе пролетариата «Волжский Вестник» писал уже не только как об «истощенном голодовками» рабочем, на которого «жизнь наложила узду», но как о «пролетарии, начиненном всякой премудростью, для которого все открыто; он знает свою землю чуть не как пять своих пальцев, он носитель истинно человеческих идеалов, могущий витать мыслию по самым вершинам и глубинам необъятного мира идей». Утверждая, что «его [пролетария – Е.К. ] честность и человеческое достоинство оскорблялось на каждом шагу в грошовых унизительных должишках, в прошении работы, как милостыни»[687], «Волжский Вестник» способствовал начатому пролетариатом «поиску врага».

Газета «Казанский Телеграф» подробно освещала вопросы организации работы органов местного самоуправления. Материалы газеты были адресованы и избирателям, и избранникам. Так, 9 января 1905 г. «КТ» писал: «Еще с 1 января в присутственной комнате Управы открыт ящик, в который избиратели должны опускать заявление со списком гласных, предлагаемых к баллотировке в гласные. Избиратели в Управу являются туго. Пока перебывало не более 10 процентов избирателей» (№ 3615). 16 января 1905 г. «КТ» представил посещаемость гласными заседаний Думы (№ 3621).

По-прежнему регулярно ежегодными выпусками выходили в свет «Доклады» городской Управы городской Думе, земской Управы земскому Собранию, справочники, имевшие характер специальных информационных бюллетеней о жизни губернии, «Сведения о ветеринарно-санитарном состоянии Казанской губернии» и другие отчетные материалы о деятельности местного управления[688]. В частности, в «Докладе казанской уездной земской Управы» XXVIII очередному казанскому уездному земскому Собранию, состоявшемуся в 1892 г., содержатся 16 эпизодов, в том числе по вопросам отчетности «о расходе губернских сумм на постройку и исправление дорожных сооружений на почтовых трактах», «о недоимках земского сбора, подлежащих к сложению и исключению из счетов», «об уплате за лечение крестьян Казанского уезда в больницах других губерний» и др.

Но одновременно с позиционированием открытости действий местных властей на втором этапе истории региональной российской прессы стало отчетливо проявляться отражение непримиримости общественного мнения в отношении к органам местного управления.

Некоторые издания, однако, вовсе не ставили своей целью отражать местную информацию, вопросы ведения городского и уездного хозяйства. Так, выходивший под эгидой Русского Собрания с целью борьбы за народную трезвость журнал «Деятель» представлял материалы о разлагающем влиянии синематографа на нравственность[689], статьи о воздействии спиртных напитков на здоровье[690], публикации текста драматургических произведений[691] и нот молитвы «Достойно есть» (№ 2) и др. При том, что некоторые материалы приобретали политическое звучание[692], на страницах «Деятеля», как и большинства казанских изданий 1880-1890-х гг.[693], не было места позиции влияния на местную власть.

Начавшая проявляться в начале 1890-х гг. деструктивная критика местных властей в основе своей была обусловлена нежеланием представителей журналистского цеха способствовать конструктивному преобразованию повседневной реальности, т.е. являть созидательную силу печатного слова. Существо этого явления было метко и убедительно подмечено еще в 1873 г. на страницах казанской «Камско-Волжской Газеты».

Статья «Летучая интеллигенция»[694] явилась размышлением о причинах отсутствия корней у всех позитивных явлений российской общественной жизни. Журналист «Камско-Волжской Газеты» писал: «Главный признак нашего интеллигентного ташкентства[695] состоит вовсе не в хищничестве, а в отсутствии всякой любви, привязанности к какой-либо местности, связи с каким-нибудь жилым и действительным народным интересом. Мы, все мы, славянофилы и западники, любим народ в отвлечении по нашим идеалам. Любовь наша сухая, отвлеченная, от нее веет холодом риторики». Автор статьи приводит пример позитивной динамики общественной жизни провинции, когда с приездом в губернский или уездный город яркой и деятельной личности «все оживляется, наполняется, процветает, расширяется»… Но вдруг «губернские Ведомости принимают свой старый печальный образ, сжимаются до казенных и частных объявлений в один листочек, подписчики уменьшаются»… «Что произошло?» - спросит обыватель. Ничего, собственно: энергичный и интересный деятель, завоевавший авторитет местной общественности, «уехал на лучшее место; такой выезд произошел вовсе не из какого-нибудь казусного случая, но по добровольному стремлению самих интеллигентов»[696].

Не имея желания быть последовательными в ответственной работе разрешения действительных проблем реальности, «летучие» журналисты стали активно заниматься «поиском врага». Не принимая на себя труд выявления причин происходящего, предпочтя эмоциональный фон фактографическому, «обличители» указывали «народу» тех, с кем предстоит «бороться».

Газета «Волжский Вестник» содержала отдел «Дневник обывателя», автором которого в декабре 1892 г. являлся известный писатель и журналист Е.Н. Чириков. Один из его фельетонов представил так называемое «разоблачение» видного представителя казанского земства - профессора Казанского университета Н.А. Осокина. Резонанс на этот материал явился весьма показательным для характеристики ведения газетного дела в провинции тех лет[697].

В «Дневнике обывателя» (№ 321, 17 декабря 1892 г.) был «разоблачен» влиятельный земский деятель, имеющий полномочия предоставлять молодым просительницам места уездных учительниц в пределах Казанского учебного округа и якобы потребовавший от одной из претенденток «нежной благодарности» за свое благодеяние. В фельетоне не было названо имя Н.А. Осокина, но читатели узнали «героя». Группа сотрудников «Волжского Вестника» из числа профессоров Казанского университета усмотрела в этой публикации оскорбление личности своего коллеги и вышла из состава редакции газеты. В числе возмущенных этим безосновательным обвинением оказался и уважаемый казанским студенчеством профессор Н.П. Загоскин - основатель «Волжского Вестника». Коллективное письмо видных сотрудников «Волжского Вестника» ознаменовало собой конец первого этапа истории казанской журналистики, на котором пресса осуществляла конструктивное сотрудничество со структурами общественного управления губернии. «За последний истекающий год, - значилось в письме, - газета «Волжский Вестник» приняла направление недостойного органа печати, имеющего в виду потакать самым низким инстинктам общества. Отсутствие серьезного служения интересам местной общественной жизни, раскапывание семейных тайн, распространение городских сплетней, критика отдельных лиц не с точки зрения их общественной деятельности, а со стороны совершенно частной жизни, заставляют нас, членов университетской корпорации, объявить, что наши имена, которые выставляются редактором главным образом для рекламы, должны быть исключены из числа фамилий сотрудников этой газеты».

Редактор-издатель Н.В. Рейнгардт опубликовал на страницах «ВВ» «Необходимое объяснение», в котором представил свое понимание сущности конфликта: «В день появления последнего «Дневника обывателя» (№ 321) до меня дошел слух, что содержание этого Дневника возбудило сильное неудовольствие среди некоторых профессоров и настолько серьезного характера, что автор после переговоров со мною решил отказаться от дальнейшего его ведения[698]. Не могу удержаться, чтобы не выразить сожаления относительно ухода почтенных сотрудников, в особенности, Н. Загоскина… Но, выражая сожаление, я, однако, горячо протестую против взводимых обвинений на измену направления «Волжского Вестника». Направление каждого органа печати характеризуется не одною или даже не несколькими статьями, но целою их массою. Закон больших чисел и здесь играет существенную роль»[699].

По горячим следам события эта, казалось бы, частная – казанская - ситуация была отражена на страницах журнала «Русская Мысль»[700] под призмой восприятия одного из ведущих публицистов эпохи В.Г. Короленко. Произошедший в редакции «Волжского Вестника» конфликт иллюстрировал не просто ведущие тенденции во взаимоотношениях местных представителей власти и прессы, но основные настроения и установки по формированию журналистами общественного мнения «на местах». Автор отдела «Текущая жизнь» «Провинциальный наблюдатель» (псевдоним В.Г. Короленко) отметил: «Пресса есть, между прочим, орудие борьбы со всяким злом местной жизни, и там, где по существу сказана маленьким человеком правда о человеке сильном, ее нужно отстоять до конца… Это есть право сотрудника, в этом и обязанность, и достоинство, и честь редакции. Г. Рейнгардт не устоял, поторопился выдать головой своего репортерас его несомненнойправдой – в жертву казуистическому опровержению «сильной персоны». Это крупный и знаменательный промах, это такой шаг по очень скользкому пути уступок окружающей среде, который всякого опытного литературного работника заставляет чутко насторожиться и с некоторым недоверием приглядеться к взаимным отношениям данной редакции и ее сотрудников. А г. Загоскин именно такой опытный работник, давно подвизающийся на неблагодарной ниве местной прессы».

Однако утвердивший «несомненную правду» Е.Н. Чирикова В.Г. Короленко подверг критике сам жанр «Дневника обывателя», предполагающий фельетонное сочетание факта с вымыслом на фоне художественных аллегорий и гиперболизации. Короленко утверждал, что в отражении «несомненной правды» большего успеха добьется репортер, а не фельетонист – об этом свидетельствует опыт журналистской деятельности самого В.Г. Короленко в отражении жизни российской провинции (выяснение причин кризисного положения павловских кустарей (см. 3.2.2), участие в «Мултанском процессе» и др.). В связи с признанием за фактом первостепенной роли в журналистском материале весомое мнение В.К. Короленко высказал в своей переписке с молодым М. Горьким[701].

В первые годы XX в. газета «Волжский Вестник» переходила из рук в руки. 3 июня 1904 г. издание прекратилось, но с 5 апреля 1905 г. вновь возобновилось. Затрагивая острые общественно-политические и экономические вопросы, газета публиковала материалы экстремистской направленности, ввиду чего издательница А.А. Знаменская неоднократно являлась ответчиком в суде (см. 2.2.1, 2.2.2).

С осени 1905 г. отчетливо позиционирует экстремистские идеи и возникшая в 1904 г. с целью «служить интересам местного общества, выполняя задачу эту откровенно, искренне и непременно благожелательно, без злорадства и издевательства над слабыми сторонами нашей общественной жизни»[702], газета «Волжский Листок» [далее «ВЛ»]. Освещая итоги работы органов городского самоуправления за 1905 г., «ВЛ» отмечал: «Говорить о подвигах Думы 19-20 октября, когда она пыталась стать действительным «хозяином» города, считаем лишним, т.к. они в свое время были достаточно освещены нами»[703].

За «трудное дело отраженья современных течений и запросов жизни и выяснения по мере сил и возможности способов разрешения многих «проклятых» вопросов» взялась редакция журнала «Муравейник». Она «широко открыла двери всем провинциалам, желающим помочь ей»[704], однако освещала местные проблемы исключительно в фельетонном ключе и вне конкретики. Так, в ответ на «письмо» о взяточничестве «на местах» писала: «Взятки берут то деньгами, то «живностью». В редакции имеется проект давать премию тому, кто укажет такого «ископаемого», который не берет каких-либо, хотя и самых невинных, взяток. А в Москве, говорят, строится статистическое бюро для собрания сведений о взяточниках «живностью»: индюками, цыплятами и, извините за выражение, поросенками»[705].

В вопросах рассмотрения нужд деревни редакция «Муравейника» была также неконкретно категорична: «Пресловутый институт «земских начальников» есть ни что иное, как богадельня для бесталанных дворянчиков…»[706]. На страницах «Муравейника» утверждалось, что «места земских начальников следует давать не разным тупоумным недоучкам, а людям, знающим деревню, любящим ее, по преимуществу же крестьянам».

«Не общественное мнение выражается в газетах, - писал В.Е. Попов по поводу так называемого «отрицательного» направления в провинциальной прессе, - а личное, с целию сделать его общим. Мы, читатели, верим печатному слову, а некоторые между нами и не подозревают даже, что это слово может быть лживым, а потому мы все начинаем думать и при всех подходящих случаях распространять мнение газеты, что такое-то учреждение, например, такая-то городская Дума ничего для города не делает, что гласные ее, «отцы города» (газетное наименование) на заседания не являются или на них предаются сну и подобное»[707]. С начала 1890-х гг., благодаря фельетонному скептицизму местной прессы, общественные настроения в российской провинции стали приобретать устойчивые характеристики недоверия представительной власти. Выявленная закономерность предполагала и «обратную» сторону: насмешка прессы над местной властью состояла в соответствии с инертностью обывателей- провинциалов.

 

3.2.2. Нижегородская периодика второго этапа

На втором этапе развития прессы в регионах деструктивная критика местных властей осуществлялась даже на страницах таких официальных изданий, как губернские «Ведомости». 14 февраля 1890 г. «Нижегородские Губернские Ведомости» писали: «В декабре месяце истекшего года павловцы принуждены были обратиться в нижегородское губернское земство с ходатайством о пособии им, т.к. большинство из них буквально голодают. Однако в настоящем составе нижегородского губернского земства нашлось немало личностей, которые всеми силами старались доказать, что ходатайства павловцев вызваны не действительною существенною необходимостью, а «страстью их к попрошайничеству»[708]. Так выражением недовольства деятельностью нижегородских губернских властей было освещено обсуждение вопроса положения павловских кустарей, инициированное их прошением не только нижегородскому губернскому земскому Собранию, но и «гг. министрам финансов и государственных имуществ»[709].

В особенности примечательно, что столь категоричная позиция журналиста «НГВ» сформировалась в результате его личного восприятия хода обсуждения данного вопроса. А между тем в официальном «Отношении» Горбатовской уездной земской Управы, которое явилось ответом на запрос нижегородского губернского земского Собрания, значилось много конкретных фактов, свидетельствующих о необходимости решать проблему поступательно и «на местах», а не экстренно и путем денежных субсидий «сверху»: «Положение павловских кустарей, составляющих почти 2/3 всего общества крестьян Павлова, ничего угрожающего ни теперь, ни в близком будущем не представляет, и не имеет ничего общего с картиной, описанной автором, и каких-либо экстраординарных мер со стороны земства не вызывает. Истинная причина упадка местных цен (в среднем процентов на 20) явилась прямым следствием общего застоя в торговле, когда предложение превышает спрос. В 1874 г. Правительство отпустило Павлову 40 тыс. руб. на устройство ссудо-сберегательного товарищества и складочных артелей, но оба эти учреждения в самом начале своего существования покончили жизнь самоубийством: деньги были растрачены, товар расхищен, учреждения закрыты и почти все заправилы привлечены к судебной ответственности… Затем, в заключение, Управа считает долгом обратить внимание губернской Управы на ненормальный ход дела настоящего ходатайства о выдаче ссуды на продовольствие: помимо сельского общества, местного волостного старшины и уполномоченных и, наконец, уездного земского Собрания, избрав для ходатайства лицо, ничего общего с интересами общества не имеющего[710], под предлогом приближающегося бедствия, рисуя мрачные и несоответствующие действительности картины, кустари домогаются субсидии, забывая совершенно, что у общества, к которому они принадлежат, есть свои средства в размере 3302 р. 93 коп., которыми общество с разрешения уездного земства и обеспечило бы нуждающиеся семьи, если в этом предстояла бы действительная надобность»[711].

В обсуждение проблемы была вовлечена и столичная пресса[712]. В «Павловских очерках», вышедших осенью 1890 г. в журнале «Русская Мысль», В.Г. Короленко отразил противоречивый взгляд на проблему: с одной стороны, отметил жалкое состояние нищеты, с другой – слабость, инертность, безволие «смиренных кустарных человечков»; в соседстве с созданными им колоритными характерами «благодетельных скупщиков», описанием их нелегких судеб и отражением их внимательного отношения к рабочему человеку показал хищнические законы скупки, «наивно-грабительные приемы торга».

Ходатайство павловских кустарей было обстоятельно изучено губернским земством. С фундаментальным докладом на эту тему выступил заведующий статистическим отделением Н.Ф. Анненский[713]. Материал для анализа проблемной ситуации был получен в результате двух поездок на место событий в конце апреля - начале мая и в конце июня - начале июля 1890 г. В таблицах, представленных в тексте доклада, содержались данные о числе кустарей, работающих на себя, на хозяина и живущих в работниках; за период с 1886 по 1890 гг. даны ценовые показатели на товары, производимые павловскими кустарями; размер доходов и расходов кустарей и другие статистические сведения. Земство приступило к исполнению долгосрочной программы по решению комплексной проблемы изменения положения кустарного производства в губернии[714].

В результате работы нижегородского земства над ситуацией вопрос целесообразности правительственной поддержки кустарей был поставлен под сомнение по большей части в связи с тем, что пафосу журналистских выступлений был предпочтен конкретный фон событий.

Несмотря на наличие материалов деструктивного плана, редактором неофициальной части «НГВ» Г.П. Демьяновым выдерживалась установка на «внимание к темным углам родного края» в желании осуществлять «знаменательный процесс лечения общественных больных мест»[715]. Нередко «Нижегородские Губернские Ведомости» высвечивали и «рабочую» сторону процессов[716]. За длительную историю своего существования – вплоть до первых месяцев возникновения советского государства – программа и характер публикаций «НГВ» многократно и существенно менялись. С 1903 г. официальная и неофициальная части газеты были объединены. В связи с тем, что материалы неофициальной части еженедельных губернских «Ведомостей» не выдерживали конкуренции с той информацией, что в начале XX в. выходила на страницах множества ежедневных нижегородских газет, в последние годы своего существования «НГВ» стали исключительно официальной газетой.

В 1890-х гг. самым читаемым нижегородским периодическим изданием являлась газета «Нижегородский Биржевой Листок», с 1 января 1892 г. переименованная в «Волгарь». С.И. Жуков вел издательское дело масштабно, преодолевая множество трудностей.

Нелегко было определить количество подписчиков, читателей, корреспондентов газеты[717] и рассчитать показатели розничной реализации. В 1900 г., освещая четвертьвековую историю газеты, основанной его отцом, Сергей Жуков с гордостью писал: «Теперь эта большая провинциальная газета имеет право, если в том будет надобность, выпускать ежедневно, в течение полугода, второе вечернее издание «Вечерний листок «Волгаря», которое выходило полгода в 1896 г. во время Всероссийской выставки»[718]. Однако издатель отметил: «Для провинциального города, да еще такого, как Нижний, пожалуй, подобная постановка газеты уже и излишня, но мы знаем, что нашу газету читают еще в 307-ми городах, селах и местечках великого Поволжского края»[719].

Позже в качестве прибавлений к газете еженедельно выходили «Ночные известия «Волгаря» и «Утренние вести «Волгаря»[720]. «Волгарь» имел весьма обширный штат корреспондентов. В отделе «По России» регулярно помещались телеграммы столичных газет; отдел «Из Поволжья» (от собственных корреспондентов) включал информацию исключительно из уездов Нижегородской губернии. Так, благодаря «Волгарю» читатель был в курсе социально значимых аспектов разного масштаба: Павловский корреспондент сообщил об оказанной помощи земской учительнице, а также о необходимости для нее «смены местопребывания на южное и о довольствии ввиду плохого здоровья» (№ 95); обозреватель редакции «Волгаря» информировал о положении российского студенчества (№ 93)[721].

На страницах «Волгаря» была представлена весьма примечательная инсценировка выборов Городского Головы, характеризующая общественные настроения того времени:

«- Второе собрание, последнее… Если и теперь не выберем, - будет правительственный Голова…», - с этими мыслями шли нижегородские гласные в вечернее собрание Думы 13 апреля.

- Господа, - слышится голос председательствующего к гласным, - сегодняшнее собрание для нас последнее. Мы должны выбрать Городского Голову, а то Голова будет назначен по представлению губернатора или его пришлют из Петербурга. Я.Е. Башкиров, первый кандидат, решительно и бесповоротно отказывался. Отказались один по одному все остальные… Не имея даже ни одного голоса [любой гласный - Е.К. ] мог просить, чтобы его баллотировали в Головы, и мы должны баллотировать…»

…Наступила минута молчания. Дума в полном составе и публика как бы замерла под тяжестью какого-то гнетущего чувства разбитых надежд, надорванных сил в выборной борьбе…»[722].

Так показал «Волгарь» не только конкретный факт и процедуру избрания на пост Городского Головы Н. Новгорода барона Дельвига, но высветил тенденцию в механизме образования представительных органов власти местного уровня.

Актуальная политическая информация на страницах «Волгаря» помешалась очень оперативно и с освещением фоновых событий[723]. Обратную связь с читателями и наличие трибуны для выражения мнений[724] являл отдел «Письма в редакцию». «Волгарь» состоял в яркой полемике с «правой» нижегородской прессой, в особенности ожесточившейся после избрания С.И. Жукова гласным городской Думы[725].

Кроме «Волгаря», в 90- е гг. XIX в. Н. Новгороде ежедневным изданием был только «Нижегородский Листок»[726]. Передовые статьи «Нижний Новгород», постоянные отделы «Местная хроника», «Извещения Нижегородского городского общественного управления», рубрики «Наши городские дела», «По нижегородским градам и весям» представляли объявления, отчеты, стенограммы, комментарии, анализ деятельности органов общественного управления города и губернии. Так, в 1900 г. «НЛ» поместил материалы «Экономические нужды Нижегородской губернии» (с отсылками к работам предшественников в изучении вопроса, с таблицами основных показателей) в № 7, 11, 18; «К вопросу о взаимных отношениях губернского и уездного земств» (№ 9), «Об обеспечении семей земских служащих» (№ 14), «Голос семьи о средней школе» (№ 92), «Распространение гигиенических сведений среди сельского населения (№ 103) и др. На страницах «НЛ» печатались позиции гласных[727], Городского Головы[728], представителей земства[729]. Страницы «Нижегородского Листка» использовались для обращений власти к населению по важнейшим вопросам общественной жизни[730], для освещения острых социальных вопросов[731].

В 1898-1900 гг. широкую дискуссию вызвал вопрос о положении учительства. На основе статистических подсчетов пресса вела спор с представителями местной власти: так, А.А. Савельев возразил на то, что медицинская помощь учителям оказывается «отчасти платно», но «Л.А.» - автор «Письма» в редакцию «Нижегородского Листка» - привел данные опроса («о бесплатном пользовании лекарствами заявили 66 человек и о платном – 21 человек»)[732]. В 1890-е гг. «Нижегородский Листок» все чаще проявлял склонность к драматизации положения дел в стране. Так, откликаясь на 50-летнюю годовщину смерти В.Г. Белинского, в 1898 г. Ч. Ветринский писал: «Хотелось бы думать, что наступившие «дни Белинского», совпавшие с тяжелым вновь переживаемым Россиею бедствием, послужат толчком к более деятельному приложению идей Белинского к жизни»[733].

С октября 1895 г. в селе Павлово Горбатовского уезда Нижегородской губернии ежемесячно стал издаваться бюллетень «Действия органов Павловского крестьянского общества». Это первое в своем роде издание местного самоуправления появилось при земском начальнике В. Обтяжнове, объяснившем свою инициативу «развитием общественной жизни»[734]. Бюллетень, содержавший «приговоры» павловского крестьянского общества и отчеты различных комиссий, отражал жизнь отдельного уезда губернии. В объяснении В. Обтяжнова от апреля 1897 г. горбатовскому уездному исправнику значилось: «Печатаются же они [«Действия органов Павловского крестьянского общества» - Е.К. ] по числу домохозяев Павловского общества, которым и раздаются; это единственный исход уничтожить партийность в таких селениях, где сход состоит из 1300 и более домохозяев, и где малое ознакомление членов схода с его хозяйственными делами может породить страшные осложнения».

Обстоятельное отражение жизни различных уездов Нижегородской губернии содержала еженедельная «Нижегородская Земская Газета» [далее «НЗГ»][735]. Газета возникла в результате дискуссий на XXXI и XXXIV очередных Нижегородских губернских земских Собраниях. В частности, гласный А.А. Савельев высказывался против учреждения «НЗГ», о чем наперебой писали нижегородские газеты. В интервью «Наблюдателю» из «Нижегородских Губернских Ведомостей» А.А. Савельев сказал: «Всякий литературный орган имеет известную тенденцию, иначе он будет бесцветен. Если он будет выражать взгляды известной части гласных – остальная часть Собрания не будет ему сочувствовать; если взгляды Управы – выйдет то же»[736].

Существенная часть тиража «НЗГ» распространялась бесплатно по уездным библиотекам-читальням губернии. Целью издания являлось «ознакомление населения с деятельностью земства, освещение хозяйственных нужд населения, сообщение полезных сведений и содействие подъему народного благосостояния и образования»[737]. Значительное место отводилось роли образования, большое внимание уделялось положению земского учительства[738].

Путь этого издания к читателям был непростым: отчетливо выражалось отторжение крестьян от «затей» земской власти. Делопроизводитель по «НЗГ» В.Е. Чешихин в обстоятельном докладе Губернской земской Управы XL очередному Нижегородскому губернскому земскому Собранию по итогам двух первых лет выхода «НЗГ» обобщил мнения читателей и корреспондентов: «Полезной не признают, говорят о ней – плохая это газета. Крестьянам я всегда прочитываю про сельское хозяйство, на что некоторые говорят: как они в земстве, т.е. редакция, может понимать в сельском хозяйстве; они, говорят, люди благородные, об этом дойти не могут; я со своей стороны понимаю, что редакция про это пишет толково» (корреспондент из деревни Елвашки Воротынской волости Васильского уезда). «Наше население относится очень непригоже ко всем газетам, - пишет другой корреспондент из Больше-Песошнинской волости Балахнинского уезда, - вообще к земской газете одна у них пословица: некуда, говорят, земству деньги девать»[739].

На основе примечания[740] к статье 67 Городового Положения выходили в свет специальные издания, знакомящие население с действиями местного самоуправления[741]. Например, на страницах бюллетеня «Сведения о врачебно-санитарной организации г. Н. Новгорода», выходившего 6 раз в год спаренными номерами, помещались материалы различного плана: от истории нижегородского водопровода[742] до отчетов Нижегородской городской санитарной Комиссии[743].

Весьма популярной в среде биржевых и судоходных деятелей была газета «Нижегородская Биржа», первый номер которой открывался программной статьей, свидетельствующей о масштабных планах редакционного коллектива: «Последний четвертьвековой период времени внес ряд серьезных перемен в торгово-промышленную жизнь Поволжья и, в частности, Нижнего Новгорода как естественного центра волго-окского судоходства. Отсюда сама собой вытекает потребность в специальных биржевых и торгово-промышленных печатных органах, которые бы тщательно регистрировали все факты, цифры, явления, будничные мелочи рынка, все естественные и случайные изменения в той или иной отрасли и выясняли кружку заинтересованных лиц причины данных явлений и их логическую связь с общим ходом экономической жизни»[744].

Важнейшие вопросы жизни губернии освещал на своих страницах журнал «Труды Секции гигиены воспитания и образования». Издаваемый ежегодно по итогам работы секции за истекший календарный год, журнал публиковал сообщения по различной тематике, с которыми на своих заседаниях выступали члены секции[745], по которым вели активные обсуждения и принимали решения для реализации своих начинаний[746].

На втором этапе истории провинциальной прессы в регионах стали появляться нелегальные периодические издания. Газета «Нижегородский рабочий Листок» в центр внимания выводила проблемы пролетариата, выявляла не частные и конкретные проявления беззакония со стороны работодателя, а стремление «разоблачить заводскую администрацию и весь ее произвол»[747]. Отмечая, что «рабочему нужно не только зубилом работать, ему нужно образование, развитие», редакция утверждала, что «нужно ему это, чтобы лучше мог он понять, отчего ему плохо живется, чтобы легче ему было бороться с врагами своими фабрикантами и правительством»[748].