О возрасте руководителей института

Наш институт – НИИГА, был организован спустя всего три года после окончания Великой Отечественной войны, еще при И.В. Сталине и Л.П. Берия, в эпоху, когда словами не бросались, человеческое слово и дело имели высокую цену, а за болтовню и разгильдяйство сурово наказывали. Сегодня, в канун 60-летнего Юбилея, не вредно знать своих героев, как они работали, жили, развлекались и шутили.

Первая плеяда руководителей и ведущих геологов НИИГА появилась на свет в начале XX века, в первом десятилетии, или несколько позднее. Признанный организатор нашего института Виктор Михайлович Лазуркин родился в 1910 году, т.е. свершил свое главное жизненное предназначение в 38 лет. Он работал в институте до самой смерти в 1992 году, в самых различных должностях: начальником экспедиции, заведующим отделом лабораторных исследований, Председателем экспертной Комиссии, официальным и негласным членом многочисленных редакционных коллегий. Пожалуй, только теперь становится ясно, что он самочинно возложил на себя, со свойственным ему максимализмом, функции чистильщика – либеро, заботясь о наилучшем решении самых разных аспектов своего детища – нашего института. Первый директор НИИГА – Борис Васильевич Ткаченко, родился в 1907 году. Он занял эту должность, когда ему было немногим за 40 лет. Большинство начальников отделов и лабораторий: Н.А. Шведов (1907), Ф.Г. Марков (1907), А.И.Гусев (1908), М.И. Рабкин (1909), М.Ф. Лобанов (1910), В.Н. Сакс (1911), Р.М. Деменицкая (1912), С.И.Иванов (1912), Н.Н. Лапина (1913), а также заместитель директора по научной работе М.Г. Равич (1912) и заместитель директора по общим вопросам В.И. Захаров (1908), составляющие ядро первой волны руководителей, оказались востребованы в возрасте, немного превосходящем 40 лет. Относительными старожилами на их фоне казались Н.Н. Урванцев (1893), Л.М. Вазбуцкий (1898), В.А. Вакар (1900), Н.А. Гедройц (1901) и И.П. Атласов (1902). В целом же, эта плеяда замечательных людей изначально отличалась безупречной гражданской позицией, свойственной истинно «государевым людям». Вокруг них сложился уникальный коллектив и человеческий климат, сохранившийся в институте по сие время.

Следующий всплеск заметной активности наблюдается у сотрудников с датами рождения 1915-1923 гг.: Я.И. Полькин (1915), В.Н. Соколов (1916), Б.Х. Егиазаров (1918), Ю.Н. Кулаков (1921), В.Я.Кабаньков (1926), С.Л. Троицкий (1922), В.И.Устрицкий (1923), Л.А. Чайка (1922), О.В. Суздальский (1922), Р.С. Рубинович (1922), Д.А. Вольнов (1923). В их числе – академик И.С. Грамберг (1922). В 1972 г. он становится вторым директором нашего института в возрасте 50 лет.

Вторая волна руководителей и ведущих специалистов родилась при подходе и на рубеже 30-х годов. Это Г.И.Гапоненко (1926), В.С. Соловьев (1926), Д.С. Сороков (1926), В.А. Даценко (1926), З.З.Ронкина, И.М. Русаков (1927), А.М. Иванова (1927), Б.В. Гусев (1929), В.И. Бондарев (1930), Ю.Е. Погребицкий (1930), В.И. Ушаков (1930), В.А. Милашев (1930), Г.К. Пичугина (1930), А.М. Карасик (1930), Д.В. Семевский (1930), Л.И. Аникеева (1930), М.К. Иванов (1931), О.Г. Шулятин (1931), Л.С. Егоров (1932). К ним примыкают бессменные при И.С. Грамберге заместитель директора по науке В.Л. Иванов (1932) и Ученый Секретарь Э.М. Красиков (1932). Эту же возрастную группу, спустя 2-4 года, дополняют сотрудники, родившиеся в период 1933-1938 гг.: И.Н. Горяинов (1932), Г.Э Грикуров (1934), С.И. Андреев (1934), А.И. Айнемер (1935), Г.Д. Гинсбург (1935), Д.А. Додин (1936), М.К. Косько (1935), Е.Н. Каменев (1936), М.А. Холмянский (1936), Э.М. Литвинов (1938), О.И. Супруненко (1937). К ним примыкает группа совсем молодых: С.Г. Краснов (1952), В.В. Траубе (1952), Е.Е. Мусатов (1957), С.П. Мащенков (1958). Представители второй волны составили профессиональную элиту эпохи И.С. Грамберга, ознаменованной крупными успехами в изучении геологии и минеральных ресурсов Арктических побережий, островов и шельфа, Мирового океана и Антарктиды. Этот коллектив сохранил себя и институт в сложное перестроечное время и, частично, вошел в XXI век, когда стало ясно, что природные ресурсы России в час роковых испытаний являются единственным и решающим богатством, позволившим сохранить целостность и державность государства, вывести его из глубочайшего социальной и экономической пропасти.

Третья волна руководителей института формируется у нас на глазах. Третий директор – Валерий Дмитриевич Каминский, заступил в 2002 г. в возрасте 55 лет. Его заместители имеют широкий возрастной диапазон: одни только что перевалили за 50 лет (А.Ю. Опекунов, Г.А. Черкашев, А.Н. Смирнов), другие уже на пятом десятке (А.Е. Овсянников, А.И. Школа, С.А. Козлов), третьи в зрелом возрасте за 60 и более (В.А. Поселов, О.И. Супруненко). Что касается заведующих отделов, секторов и ведущих специалистов, то среди них встречаются представители относительно молодого (до 40 лет) возраста (Л.Л. Мазуренко, Т.В. Матвеева, В.В. Иванова, А.А. Селин), зрелого – до 50 лет (Е.А. Гусев, Г.Л. Лейченков, В.В. Суслова), немного выше (Б.Г. Ванштейн, В.И. Петрова, А.Н. Евдокимов, В.Ю. Глебовский, С.И. Петухов, В.А. Соловьев), и, наконец, те, кто составляет старую гвардию: В.А. Даценко, В.И. Бондарев, В.Л. Иванов, Ю.Н. Топорский, С.И. Андреев, А.З. Бурский, Д.А. Додин, Д.В. Лазуркин (мл), А.М. Иванова, И.А. Андреева, Е.Г. Юдовный, Н.Н. Куликов и кое-кто еще, о ком скромно умолчим. Таким образом, третье поколение лидеров представлено смешанным по возрасту и полу составом, в полном объеме отвечающим условиям толерантности нового времени. Согласно намечающейся тенденции, четвертый директор будет иметь возраст около 60 лет, либо, по цикличному закону, институт вернется к исходным рубежам с руководителем в районе 40 лет. Будем оптимистами – поживем, увидим.

V. Стихи Грамберг И.С.

На внешней орбите

Хоть воды Мойки не боржом, Все видели как Гаррисон

А НИИГА пока не Дубно, Был этой речью потрясен.

Но широко за рубежом
Известно стало это судно. Да! Завертелась карусель

Во сне такого не приснится —

Его научный экипаж, Б.В.*, известный всем досель

Досель бродивший лишь по тропам, Иммунитетом к загранице,

Теперь шагает по Европам

И пополняет свой багаж. И тот теперь как птица мчится

В столицу Бельгии — Брюссель. Приобретя костюм и шляпки

И обувь строго по ноге, М.Г.* на что уж хлипок с виду,

В Канаду едут Сакс и Рабкин А ведь объездил сколько стран —

И возглавляющий Ф.Г.* Работать ездит в Антарктиду

И отдыхать за океан.

Найдя везде прием отличный,

Они, как водится порой. Он славу громкую снискал,

На все ответили «Столичной» Ему премьер заокеанский —

И банкой с паюсной икрой. Никто-нибудь Новозеландский

С большим почтеньем руку жал.

Все б хорошо, да поутру.

Не соблюдая политеса, P.M.* слегка наводит форс

В Канаде раззвонила пресса В связи с поездкой в Гельсингфорс.

Про русских, водку и икру.

Но всех счастливей Дибнер Витя,

Ф.Г. промолвил: «Ну и ну!» К нему теперь не подступиться!

И захотел в свою страну. На заседание и крюшон

Он нынче в Польшу приглашен.

Мы за рубеж, и к нам с визитом

Проникло несколько персон. Мельканье стран и блеск столиц

Средь них профессор Гаррисон Судьба играет с нами «блиц»:

И группа менее именитых. То поманит внезапной славой.

А то напустит вдруг удава, Какой предпринят был маневр,

Мне вам описывать не надо: Иль на конгресс на полпути

Известна всем Гаррисонада Продержит Раю взаперти.

Сей поэтический шедевр.

Ну перед кем судьба в ответе?

Мы не забыли до сих пор. Взяла и даму в туалете

Хоть время мчится метеором, На час иль боле заперла.

Ковром покрытый коридор

И нынче ставший нам укором Ну. ладно, дама та была

Роскошный в досках туалет Весьма подвижна и смела,

(Теперь рабочий кабинет). Надежд друзей не обманула

И через стенку сиганула.

И как склонились люди низко,

Когда свободно по-английски А ведь возникнуть мог в момент

Чуть-чуть небрежно, на ходу Международный инцедент.

Сказал В.Н.* "How do you do!» Про этот случай я читал

В стихах Захарова-поэта.

Он клялся, что все правда это,

Но может быть и наклепал?

И быть бы в Индии беде, Затем допив запасы водки,

Ведь просто счастье, что М.Г. Не подкрепленные едой,

Весьма поджар и сух на вид Они дождались самоходки

И не внушает аппетит. И отбыли к себе домой.

К тому же тот удав-агрессор И здесь их каждого спроси —

Не ведал, что М.Г. — профессор, Везли бесплатно на такси.

А то б от счастья задрожал — И ждал, болел и трепетал

Профессоров еще не жрал!!! Битком набитый НИИГА-зал.

Да, что уж там, на самом деле Что ж, зарубежные поездки

Подвижен стал меридиан: Не сняты и сейчас с повестки.

То Лондон, то поездка в Дели,
И в Прагу выброшен десант. Года, года мелькают быстро,

Уже сменились два министра,

Пусть три научные туриста, И каждый нас закрыть хотел,

Но в то же время два танкиста Но не сумел иль не успел?

И с ними на одной ноге
Слегка обученный М.Г. И пусть история ответит

Успеет ли закрыть нас третий?

Хоть было тут не до парада,

Но наш бесстрашный гарнизон То правда почва наша зыбка,

Друг другу сделал три доклада Но наш фрегат в воде, как рыбка.

И обсудил со всех сторон. И смело мы глядим вперед:

Нам мал фрегат — нам нужен флот!

И уж одно я твердо знаю,

Что этот флот достанет Рая.

* Ф.Г. — Федор Григорьевич Марков. Б.В. — Борис Васильевич Ткаченко,

В.Н. — Валентин Николаевич Соколов, М.Г. — Михаил Григорьевич Равич,

P.M. — Раиса Михайловна Деменицкая

 

Река Оленек (письма Н.Д. Василевской)

Скоро неделя как дует «юг», Уж тут ни добавить, ни досказать,

Небо над нами как мытая миска, Что будешь делать с такою бедою?

Давно написал бы, да все недосуг, До берега было рукой подать,

Погода торопит — ведь осень близко. Когда вездеход захлестнуло волною.

Фортуна теперь меня не щадит, Нет это было все не во сне:

Наносит удары то слева, то справа: Недаром пять дней говорят ребята

Первый нокаут — радикулит, Про вездеход, что лежит на дне,

Второй — «ЧП» в партии Дава. И про Сашу, что был когда-то...

Случай этот, как дикий сон, Время бесстрашно уходит вперед,

Какие бывают в трудном походе — И нам пора приниматься за дело:

Кажется жив еше Леенсон Достать пытаемся вездеход,

Смеется, работает, где-то ходит. Да ищем вдоль берега Сашино тело.

Чтоб Вы представить могли сполна, Письмо невеселое, не обессудьте.

Скажу, что в тот день от порывов ветра, Только как- тут напишешь иначе,

От берега к берегу шла волна, Да и на сердце такая муть,

А переправа — два километра. Что хочется лаять и выть по-собачьи.

В такую погоду кто поплывет? Отгородиться б нам всем от бед,

И все же нашлось три лоботряса, Да только нет подходящей дамбы...

Уселись компанией в вездеход А как там у вас? Всем знакомым привет.

И в путь — на поиски свежего мяса! Не забывающий Вас

Игорь Грамберг.

Вите Устрицкому

Ветеран

Я стих тебе, Устрицкий, написал:

Ты славно жил и воевал умело,

И пусть твое слегка короче стало тело,

Дух не ослаб, он даже тверже стал!

 

Кто может предсказать возможность

человека?

Врачи сказали — с палочкой пойдет...

По тундре отшагал ты четверть века,

И ничего... лишь отрастил живот.

 

Жизнь — высшая из мыслимых наград,

Нам с каждым днем бег времени заметней

Мы разомкнем ряды 50-летних...

Вот место для тебя — встань в строй, солдат!

 

Лайба А.А.

 

Защита Крутоярского

 

– А что до ваших крепких мер –

не те у вас таланты!

Кто выступал здесь, например? –

сплошные дилетанты!

Хоть через ряд здесь шулера,

а также ретрограды –

вам не побить – не та игра –

моей прогнозной карты!

Вы думаете – легкий труд?

Я год почти авралил,

пока загнал поля структур

в рулоны и спирали.

Я популярно наметал,

чтоб разобрались массы,

как лед тащил в пролив металл,

накопленный с триаса.

Как перейдя на материк,

он выгреб все заначки,

и в тех местах, куда проник,

рассеял однозначно.

Я два сезона в поле мерз,

скитался в непогоду.

Я дал уверенный прогноз

на сушу и на воду.

В ответ меня, как шалуна,

по заднице вожжами!

Пусть Иванова, пусть она

меня не уважает.

Но с нею на один манер,

не прав и неумерен,

развыступался Айнемер –

я так был в нем уверен!

В отчете, мол, не тот уклон...

Ну ладно, я ручаюсь,

что с ним однажды за углом

вплотную повстречаюсь.

А тот, кто мало говорил

и переврал все жутко,

мог заглянуть и сам в пролив, –

вот так, товарищ Жуков!

Итак, кругом все не правы,

хоть на расправу скоры.

Оригинальные труды

вы рубите под корень!

В Объединении разброд,

и не понять, кто главный,

в то время, когда весь народ

опережает планы.

Подайте шляпу и пальто,

не надо ваших премий!

Я побежден? Плевать на то!

Меня оценит время!

 

Перелет

(дорожная зарисовка)

Сказали летчики, ссылаясь на приказ,

что груз возьмут, а вот с людьми – накладка!

Потом сдались: берут на этот раз,

но чтобы не светились на посадке.

Седьмым подсел настырный капитан,

он горлом взял и голубой петлицей.

Все обошлось, и наш груженый «Ан»

взял курс норд-ост из северной столицы.

И тут же сдвинув животы и локти,

весь перелет пуская на распив,

полярные простуженные волки,

из рюкзаков достали крепкий спирт.

И капитан у ящика-стола

вертелся бесом, сыпал соль и шутку;

четыре года отслужил на островах,

теперь сменился чуть ли не на Кушку.

В Архангельске его снесли на трап,

и снова в воздух, получив заправку.

«Но пасаран! Гуляем до утра!» –

кричал вожак и рвал с себя рубашку.

А мы в хвосте у круглого окна

рядком присели: я и мой попутчик.

Покуриваем «Беломорканал»

и наблюдаем землю через тучки.

Почти молчим, бросая в разговор

поленья слов так, через пень-колоду.

Внизу сквозь дымку зеркала озер,

нечастый лес и частые болота.

Попутчик мой сутул и долговяз,

нескладен, черен, как ночное небо;

допиливает где-то там иняз,

махнул на север за деньгой и снегом.

В нем что-то есть; он жизнью терт и бит,

бросал учиться, начинал сначала;

снимает угол, невезуч в любви,

стихи кропает, как и я случайно.

Я думаю об этом как-то вскользь,

колечками дымя замысловато.

А он худой и жилистый, как гвоздь,

почти по шляпку влез в иллюминатор.

На циферблате времена уже не те,

а я нет-нет и гляну по привычке.

Мы вместо Амдермы подсели в Воркуте, –

нам все равно, нам к черту на кулички!

И снова взлет. Опять ревут винты,

и облака подобны нашей свите.

А волки, что ж, допив до Воркуты,

свалились, наконец, в мертвецком виде.

Летим на солнце, то есть на восток.

От духоты и гула мы закисли.

Но вот и Хатанга. Вздремнули там чуток.

И снова взлет, и курс теперь на Тикси.

Внизу озера в скорлупе молочных льдов.

Лучи светила тундру не согрели.

А в Ленинграде – месяц, как тепло,

и ночи белые, и аромат сирени.

Отбросив ворох читаных газет,

мы смотрим вдаль бездумно и лениво.

А волчья масть, на четверть отрезвев,

выравнивает тонус чешским пивом.

Но позади посадок чехарда.

Туман. Над тундрой шаримся впритирку.

Пункт назначения. Поселок Чокурдах.

Тот самый, что стоит на Индигирке.

Размашисто несет на полосу

груженый «Ан» свои и наши тонны.

Последние секунды на весу;

толчок и покатились по бетону.

Моторы глохнут с рыком на басах.

Глаз наугад бросает первый пеленг.

Вокруг невыразительный пейзаж,

даже для этих голых параллелей.

От тундры талой холодом сквозит;

июнь давно, а только вскрылись реки...

Мы грузим в подошедший студебеккер

свой полевой нехитрый реквизит.

Все погрузив, мостимся наверху,

куда-то едем, редких псов пугая.

Вразброс дома стоят на берегу,

с ободранными от ветров боками.

Что ж, городок вполне по северам.

Видать, не время для других и разных.

Три улочки, от грязи непролазных,

два магазина, клуб да ресторан.

Пусть будет счастлив этот мирный берег.

Мы ж обойдя поселок в два конца,

отметили среди аборигенок

два или три улыбчивых лица.

И напрямую, через грязь и хлам,

мы двинулись обратно к магазину.

Мы гости здесь, нас поутру закинут

вертушкой на архипелаг.

Лед

Толщина ледяного покрова

достигает в Антарктиде

четырех и более тысяч метров.

Четыре тысячи метров льда

заполнили чашу материка.

В броню ледяную берег закован.

Над ним лишь ветер да птичий гомон.

Четыре тысячи метров льда

в двадцать пять миллионов лет.

А растают они когда?

Никто не знает ответ.

Четыре тысячи метров льда –

самая чистая в мире вода,

замороженно-голубая –

наша последняя кладовая.

Четыре тысячи тяжкого льда –

кому-то памятная плита.

Шестеро вылетели в полет,

не долетели – врезались в лед.

Белая, белая, белая мгла.

Ни тени вокруг, ни штриха, ни угла.

Вот такие дела,

как у дьявола!

На юге лежит ледяная страна,

полярная, вьюжная сторона.

Бывает и ныне такая цена

за то, чтоб увидеть, какая она.

Четыре с лихвою сплошного льда.

Отсюда, любимая, ты не видна.

С юга накатывают холода,

значит пора нам назад в города.

Четыре тысячи метров льда.

С тобою увидимся мы когда?

К домашним причалам приткнутся суда,

– только тогда...

[*] Бордуков Юрий Константинович – генеральный директор ассоциации “Севморгеология”, типичный образец успешного российского менеджера эпохи первоначального накопления капитала. Талантливый рассказчик, наследник Ираклия Андронникова, которому гигантская повседневная текучка не оставляет ни минуты свободного времени в рабочие дни, а редкие эпизоды отдыха в субботу – воскресенье поглощаются раздумьями о судьбе геологоразведочной отрасли России. Поэтому его блестящие устные рассказы пришлось записывать О.И.Супруненко, от чего они, конечно, много потеряли.

[†] Считается, что русское “бич” происходит от английского “beach” – (1. пляж, взморье; 2. вытащить на берег, посадить на мель), означавшего моряка, списанного на берег, ждущего своего судна и т.п. Есть и другое толкование аббревиатуры “БИЧ” – бывший интеллигентный человек (ред.).

* По рассказу Е.А. Кораго записал О.И. Супруненко

[§] Люди, желающие удержать человеков от заблуждений, были и есть во ВНИИОкеангеологии: еще в конце прошлого века в туалете на 3^м этаже на Английском, 1 можно было прочесть их призыв: “Не льсти себе, подойди поближе...” (Ред.).

[**] В.И. Бондарев уточняет мысли исследователей: “Учитывая гидравлическую крупность очков, движение водного потока и т.д., вторые очки должны были приплыть к первым”. И завершает свой вариант этой истории по-другому: “Нашли их (геологов) на 3^й день, заморозков еще не было” (ред.).

[††] Далее автор на 2^х страницах убористого текста излагал сущность своей концепции. Однако редакторы, с огромным уважением относящиеся к нестандартно мыслящим людям, сочли, что публикация серьезной гипотезы в сборнике под игривым названием “Байки” может подорвать доверие к интуитивно найденной разгадке сотворения мира.

[‡‡] Арктическая геофизическая партия проводила в 1967-70 г.г.изыскательские работы по заказам Минобороны СССР. Начальником партии был А.Л.Пискарев, научным руководителем – Я.В.Неизвестнов.

[§§] Из альбома Устрицкого В.И.

* Официальное мнение в 1978 году (Г.А.)

* Шутка автора (ICAM – Международная конференция по арктическим (континентальным) окраинам, АМ – арктическая окраина). Намек на то, что одни обсуждают научные проблемы, а другие в это время потом и кровью добывают знания об этих самых окраинах.

[***] Об этом рассказ Л. Куклина в данном сборнике

[†††] Известный российский поэт и прозаик. Окончил Ленинградский Горный институт в 1954 году по специальности - инженер-геолог. Автор более сорока книг для детей и взрослых, а также - многих персональных песенных сборников. Обращался и к кино, и к драматургии: по его сценариям поставлен ряд художественных и документальных фильмов («Ночи полчаса», «Его звали Роберт», «Песни и праздники», «Балтийцы»), а так же - музыкальные спектакли: оперы «Меч кузнеца», «Утренний снег», «Песни Белого моря» и т.д. Автор более 150 очерков и литературоведческих работ. За четверть века на стихи Льва Куклина разными композиторами написано более двухсот песен, среди которых такие широко известные, как «Голубые города», «Качает, качает...», «Песня о первой любви», «Что у вас, ребята, в рюкзаках?», «Сколько нас?» и многие другие. Родителями Л. В. Куклина были известные арктические геологи Валерий Александрович Куклин, сотрудник Арктического института, давший имена нескольким географическим объектам в Арктике, и Буня Исааковна Тест, сотрудница НИИГА-ВНИИОкеангеология, именем которой назван мыс на юге Новой Земли. Именно ей, своей маме, посвящает Л.В. Куклин публикуемый ниже рассказ.