Неэффективность технологий «силового умиротворения»

Кризисы в разрешении нарастающего вала современных международных и внутренних конфликтов заключаются, наряду с другими факторами, в неспособности традиционных институтов урегулировать такие конфликты и в трансформации внешнего воздействия на них информационно-психологических технологий. В числе таких основополагающих факторов длительного существования множества «замороженных конфликтов» необходимо отметить следующие:

1) затяжной кризис существующих международных институтов и систем обеспечения коллективной безопасности, в первую очередь ООН и ОБСЕ, не оправдывающих ожидания в условиях возникновения новых угроз;

2) неэффективность стабилизирующей функции существующих военно-политических союзов;

3) неэффективность исполнения некоторыми ведущими странами мира, такими, как США, добровольно взятых на себя обязательств по противодействию традиционным и новым угрозам.

Действительно, в настоящее время в мире существуют 3 основные механизма, призванных поддерживать стабильность в международных отношениях и урегулировать возникающие политические конфликты:

1) международные институты и системы коллективной безопасности (ООН, ОБСЕ и др.);

2) оборонительные военно-политические союзы, оставшиеся в наследство от «холодной войны» и перепрофилированные на «миротворческую деятельность» (НАТО, ОДКБ);

3) государства-волонтеры, готовые собственными силами добровольно вести миротворческую деятельность по всему миру, используя для этого свой международный авторитет и мощный военно-политический потенциал (США, Россия, КНР).

В обычных условиях нормального функционирования этих политических систем их деятельности было бы вполне достаточно для урегулирования постоянно возникающих новых форм современных конфликтов, однако сегодня все они переживают глубокий кризис, вызванный собственной неэффективностью и ограниченной способностью влиять на политические конфликты в современных условиях.

За свою более чем пятидесятилетнюю историю ООН многократно выполняла миротворческие функции и поддерживала мир и стабильность в «горячих точках» нашей планеты. Благодаря деятельности сотрудников ООН были локализованы очаги военных конфликтов в Камбодже и Сомали, в Боснии и Руанде, в Западной Сахаре и на Кипре. Пожалуй, трудно найти еще такую авторитетную международную организацию, которая бы так последовательно боролась за сохранение мира и урегулирование вооруженных конфликтов. Однако, как указывают многие аналитики [168–172], в настоящая время ООН переживает глубокий кризис, причины которого кроются в следующем.

Во-первых, очевидна неэффективность ООН в урегулировании современных политических и этнополитических конфликтов. Так, чиновники ООН с удивительным спокойствием наблюдали за этническим геноцидом в Руанде, и, только когда были убиты сотни тысяч людей, в Совете Безопасности ООН занялись вопросом о необходимости посылки миротворцев.

Во-вторых, получение мандата ООН перестало быть обязательным для проведения миротворческой операции. В качестве примера можно привести операцию НАТО против Югославии, мандат ООН для которой был получен уже после начала военных действий, или американскую интервенцию в Ирак, которую США начали, так и не добившись одобрения в Совете Безопасности ООН.

В-третьих, бесконечные коррупционные скандалы, сотрясающие ООН все последние годы. Дело дошло до того, что в коррупции стали подозревать самого генерального секретаря ООН Кофи Аннана [169].

Все это свидетельствует о том, что Организация Объединенных Наций не справляется с задачами, для решения которых была создана, не случайно сегодня все чаще говорят о необходимости ее реформирования.

Одной из причин кризиса ООН стал конец биполярной мировой системы, заложенной Ялтинским и Потсдамским соглашениями. Политика США по принятию единоличных силовых решений в обход ООН привела к тому, что доверие к ООН стало заметно падать. Без согласования с Советом Безопасности ООН вооруженные силы США осуществили агрессию против Югославии в 1999 г. Аналогичная ситуация повторилась в 2003 г. в Ираке. Несмотря на протесты со стороны ООН, со стороны лидеров крупнейших европейских стран, со стороны лидеров арабских стран, США при активной поддержке Великобритании вторглись в 2003 г. на территорию Ирака.

При этом американские лидеры многократно заявляли, что механизмы деятельности ООН серьезно устарели; подчеркивали, что ООН очень громоздка и неповоротлива; что для решения серьезных политических вопросов, требующих решительных и незамедлительных действий, уходит слишком много времени; что вооруженные силы ООН не могут эффективно осуществлять силовые акции.

Американский генерал Санчес с гордостью заявил: «Разве могли бы войска ООН, набранные из солдат Бангладеша или Эфиопии, так быстро и эффективно провести операцию в Ираке. Это могли сделать только солдаты армии Соединенных Штатов» [173]. Как заявил в 2003 г. госсекретарь США Колин Пауэлл, Вашингтон не намерен допускать ООН к управлению Ираком. «Мы с нашими партнерами по коалиции не взялись бы за эту тяжелую миссию, если бы не рассчитывали в итоге установить полный контроль за ситуацией» [174], – сказал он на слушаниях в Конгрессе. Не случайно в утвержденной Указом Президента РФ 10 января 2000 г. Концепции национальной безопасности первым среди факторов, создающих основные угрозы безопасности России в международной сфере, названо «стремление отдельных государств и межгосударственных объединений принизить роль существующих механизмов обеспечения международной безопасности, прежде всего ООН и ОБСЕ» [44]. Кроме того, в последнее время, по словам директора Института Ближнего Востока при Колумбийском университете в Нью-Йорке Ричарда Буллиета, всё чаще высказывается мнение, что ООН «превратилась в политический инструмент США» [175, c. 10].

Одновременно с игнорированием ООН Вашингтон стремится установить контроль над миротворческой деятельностью этой организации. Так, администрация Дж. Буша стремилась поставить американца во главе Департамента миротворческих операций ООН: «Соединенные Штаты занимаются лоббированием, стремясь, чтобы во главе Департамента миротворческих операций ООН встал американец, возможно, генерал. Эти шаги могут помочь стратегии Вашингтона по выходу из Ирака» [176]. В случае успешного осуществления этих планов, администрация Белого дома может получить через своего представителя контроль над более чем 95-тысячным миротворческим контингентом ООН, который располагается в кризисных районах от Ливана до Судана [177]. Западная пресса указывает, что «назначение американца на должность заместителя Генерального секретаря ООН по миротворческим операциям также почти наверняка заставит Великобританию – самого последовательного союзника США – претендовать на пост заместителя Генерального секретаря по политическим вопросам, поскольку существуют нормы ООН о равноценном географическом представительстве» [176].

Общая неэффективность ООН в разрешении современных международных, в том числе этнополитических, конфликтов требует поиска новых механизмов политического управления, способных с нужной степенью оперативности регулировать и разрешать современные конфликты, и в этих условиях роль информационно-психологических технологий и информационного, рефлексивного управления конфликтами действительно выдвигается на передний план международной миротворческой деятельности.

Кризис миротворческой деятельности ОБСЕ также требует выработки новых моделей разрешения международных и внутренних конфликтов, эффективных в новых условиях, в том числе технологий информационно-психологического воздействия и управления конфликтами.

Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) (Organization for Security and Cooperation in Europe, OSCE) – уникальный региональный форум, объединяющий США, Канаду, практически все европейские страны и бывшие советские республики, до 1994 г. известная как Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). Политическая значимость ОБСЕ заключается, прежде всего, в ее уникальности по сравнению с другими международными правительственными организациями в Европе. Это практически единственная европейская организация в сфере безопасности, непосредственно занимающаяся ранним предупреждением, урегулированием конфликтов и послекризисным восстановлением в кризисных регионах, а также превентивной дипломатией, наблюдением за выборами, экологической безопасностью в Европе. Так, в резюме выводов состоявшегося в 1992 г. в Праге Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе сказано: «СБСЕ должно играть важную роль в создании и консолидации новой Европы. Вклад, который СБСЕ должно вносить в развитие политической стабильности и безопасности, является незаменимым. СБСЕ со своим всеобъемлющим мандатом и широким участием является уникальным форумом для ведения переговоров по вопросам безопасности. …Задачи, стоящие перед Европой, призывают к многогранным формам сотрудничества и тесной взаимосвязи между европейскими, трансатлантическими и другими международными институтами и организациями, используя, когда это необходимо, их компетенцию» [178].

На протяжении всего тридцатилетнего периода своего существования ОБСЕ была и остается крупнейшей региональной организацией по вопросам безопасности и инструментом сотрудничества, включающего важные гуманитарные аспекты [179, c. 181]. Ключевая роль ОБСЕ в европейском процессе неоднократно официально признавалась другими ведущими европейскими акторами и закреплена в соответствующих документах (например, в Основополагающем акте Россия–НАТО 1997 г.). НАТО и ЕС, например, охарактеризовали ОБСЕ «как наиболее всеобъемлющую общеевропейскую организацию безопасности» и признали, что принципы и обязательства, налагаемые ОБСЕ, обеспечивают базу для развития всеобъемлющей архитектуры безопасности и основаны на сотрудничестве. Такой формат ОБСЕ продолжает рассматриваться в Европе как «краеугольный камень» континентальной безопасности.

Между тем в последние годы в деятельности ОБСЕ накопился целый ряд разноплановых и разнокалиберных негативов, которые в совокупности настолько серьезны, что ставят под вопрос само существование форума [180]. На кризис ОБСЕ указывает, например, тот факт, что, начиная с 1999 г., в течение нескольких лет не удавалось предложить достойную повестку дня для созыва саммита государств-участников и согласовать ее. На саммите ОБСЕ
6–7 декабря 2004 г. в Софии не удалось принять итоговую декларацию. В то же время в России и на Западе нередко высказываются сомнения в полезности существования этой организации.

Причины неэффективности миротворческой деятельности ОБСЕ состоят в следующем:

1. Зоне действия ОБСЕ недостает условий для формирования эффективного сообщества безопасности. Она охватывает демократические и авторитарные государства и простирается от современных богатых западноевропейских и североамериканских обществ до бедных традиционных обществ Центральной Азии. В этой зоне отсутствуют гомогенность, общие ценности, взаимная эмпатия и многосторонние интенсивные контакты, чего требует сообщество безопасности.

2. ОБСЕ в качестве системы коллективной безопасности неде­еспособна. Хотя она может с помощью своих механизмов урегулирования кризисов и вопреки воле какой-нибудь страны расследовать ее действия, ставящие под угрозу мир или нарушение устава ОБСЕ на ее территории (принцип «консенсус минус один»), но как только речь заходит о принятии конкретных мер, все 54 члена, включая заинтересованное государство, должны дать на это свое согласие (напрашивается сравнение с ООН, где требуется лишь консенсус пяти постоянных и большинства остальных членов Совета Безопасности).

3. НАТО и ЕС опережают ОБСЕ в военном и экономическом содействии по вопросам безопасности. Однако ОБСЕ обладает наиболее прогрессивным в международном масштабе инструментом для того, чтобы выявить основы нестабильности в Европе. Долгосрочные миссии ОБСЕ на местах и институт Верховного комиссара по делам национальных меньшинств могут способствовать реализации на практике защиты прав меньшинств, заблаговременному выявлению этнонационалистических конфликтов и посредничеству между сторонами для того, чтобы вообще не допустить эскалации насилия, а также установить взаимопонимание между бывшими воюющими сторонами после приостановки этой эскалации. Пока, однако, этот инструмент показал свою несостоятельность [181].

ОБСЕ все более отдаляется от своего главного предназначения – служить важным форумом политического диалога и выработки решений по действительно крупным общеевропейским проблемам. «В конечном итоге за ОБСЕ признана возможность от случая к случаю на основе консенсуса самой определять роль, которую она будет играть в поддержании мира в Европе. Ведущая роль придается ОБСЕ лишь тогда, когда участники сочтут ее наиболее эффективной организацией, способной осуществлять действия по поддержанию мира при заинтересованности отдельных государств или их организаций» [182].

На деятельности ОБСЕ по урегулированию конфликтов также сказывается характер ее отношений с другими «миротворческими» организациями – НАТО. Формально признавая роль ОБСЕ, НАТО, однако, на деле игнорируют эту организацию, например такой имеющийся в ее распоряжении важный инструмент безопасности, как мандат на проведение миротворческих операций. Так, в принятой 24 апреля 1999 г. на юбилейной сессии Совета НАТО Стратегической концепции альянса обозначена готовность НАТО действовать без мандатов ООН или ОБСЕ, по сути перечеркивающая более раннее натовское предложение о поддержке миротворческих операций, проводимых под руководством СБ ООН или СБСЕ/ОБСЕ [183, c. 12].

По мнению бывшего министра иностранных дел России И. С. Иванова, в деятельности ОБСЕ обозначился подход, который отражает стремление к превращению данной организации в своего рода «провинциальный форум с ограниченным кругом обязанностей, главным образом гуманитарных» [184, c. 224]. В рамках гуманитарной проблематики ОБСЕ главное место отводится выборам, в наблюдении за которыми, а иногда и в организации которых ОБСЕ играет все более активную роль. Однако именно в вопросе выборов проявляются главные системные недостатки ОБСЕ, вызывающие критику многих государств-участников:

· Избирательность, сосредоточенность на одном регионе. Так, на постсоветском пространстве ОБСЕ ведет наблюдение во всех странах, за исключением стран Балтии, где, как известно, нарушаются права русскоязычного населения. Выборочное внимание представляет собой явное нарушение мандата ОБСЕ.

· Политически мотивированные двойные стандарты, предвзятые оценки и подходы к отдельным странам и регионам. Например, замеченные нарушения считаются несущественными в одних случаях и угрозой, подрывающей основы демократии, – в других. Численность наблюдателей и методика их работы определяются фактически произвольно при отсутствии ясности относительно того, на основе каких критериев и кем утверждаются полномочия групп наблюдателей [180].

Ряд государств рассматривают ОБСЕ как инструмент достижения собственных политических интересов, а также для присмотра за другими странами [185, c. 60]. В частности, США видят в ОБСЕ вспомогательный к НАТО и ЕС инструмент повседневной работы по организации выгодного им международного порядка в Европе. Не случайно в выступлении на Международной конференции по вопросам безопасности в Мюнхене В. В. Путин в докладе «Глобальные вызовы – глобальная ответственность» указал, что ОБСЕ пытаются превратить в инструмент обеспечения внешнеполитических интересов одной группы стран в отношении другой.

Названные объективные и субъективные факторы имеют негативные проявления на практике. Они ведут, например, к невыполнению в должной мере основополагающих документов ОБСЕ, несоблюдению ряда принципов Хельсинкского процесса, прежде всего невмешательства во внутренние дела и уважения суверенитета государств.

Как справедливо указывают некоторые российские авторы, не обладая достаточно эффективными инструментами для проведения политики «принуждения к миру» и необходимой политической волей к действию, в области безопасности ОБСЕ оказалась во многих случаях подмененной другими «игроками европейской сцены» [180]. Недостатком ОБСЕ является и то, что при политической обязательности всех решений ОБСЕ они не имеют юридической силы.

В плане урегулирования современных конфликтов и кризисов наблюдается нечеткая работа уже существующих механизмов, медлительность и неэффективность реагирования. Часто наблюдается запоздалая реакция на быстрое или внезапное развитие событий. Например, как это было в начале кризиса на Балканах в 1992 г., после первых столкновений в Словении. В подобных эпизодах сказались неповоротливость, инерционность форм и методов деятельности ОБСЕ, затянутость ряда процедур, недостаточная отлаженность механизмов организации и проведения оперативных консультаций стран-участниц ОБСЕ по принятию срочных решений в критических ситуациях. Нередко работа представителей организации заканчивалась лишь посещением места конфликта или спора и подготовкой соответствующего доклада [186].

На ограниченную эффективность ОБСЕ в урегулировании конфликтов сказывается и несоответствие доктрин ОБСЕ современным вызовам и угрозам. Как справедливо отмечают российские авторы, Валлетский механизм разрешения споров в рамках ОБСЕ и документы, принятые позже, хотя и применялись для урегулирования споров, тем не менее ни в одном случае не привели к окончательному урегулированию спора или конфликта [187]. Не случайно высказывается мнение, что «при вызовах, брошенных мировому сообществу, которое сейчас борется с насильственными конфликтами (Югославия, постсоветское пространство)… решения Женевского и Стокгольмского совещаний ОБСЕ становятся объектом крайне противоположных оценок» [188, с. 285–286], что подтверждает неэффективность существующих сегодня доктрин ОБСЕ в отношении урегулирования современных конфликтов. Подтверждением сказанного также может служить позиция США, скептически оценивающих правовые механизмы ОБСЕ в разрешении современных конфликтов и кризисов.

В этих условиях современные технологии информационно-психоло­гического воздействия на конфликты становятся реальной основой для выработки новых моделей разрешения международных и внутренних конфликтов, восполняющих объективную ограниченность традиционных механизмов и институтов европейской безопасности.

Расширение НАТО и возрастание его влияния в Восточной Европе и некоторых странах постсоветского пространства, на первый взгляд, должно служить основанием для предположения о возрастании эффективности деятельности этой организации в зонах конфликтов. Однако сегодня неэффективность миротворческой деятельности НАТО, в первую очередь на примере Югославии и Афганистана, достаточно очевидна.

Новая антикризисная стратегия НАТО стала одним из основных направлений внутренней трансформации альянса, и разрабатывалась она в тесной взаимосвязи со стратегией его расширения (внешней адаптацией). Для США было жизненно необходимо решить проблему участия объединенных вооруженных сил НАТО в военных операциях, которые, во-первых, не были бы напрямую связаны с обеспечением обороны государств – членов альянса, а во-вторых, проходили бы за пределами его территориальной «зоны ответственности». Таким образом, кардинальному пересмотру подлежали как стратегические функции альянса, так и его географическая ориентация.

Первым шагом к решению задачи превращения НАТО из оборонительного союза в организацию, нацеленную на обеспечение «коллективной безопасности» ее членов, должна была стать одобренная в ноябре 1991 г. Стратегическая концепция альянса, построенная на принципах «возможностей успешного разрешения кризисов на ранних стадиях» [189, с. 25–32] и потенциала для развития европейского диалога и сотрудничества в этой области, а также признание ведущей роли ОБСЕ в регулировании конфликтов в Европе (при соотвествующем участии ЕС, ЗЕС и ООН) [189, с. 33]. Однако в этом документе была высказана озабоченность по поводу непредсказуемости новых угроз европейской безопасности и предположение о том, что для решения подобных проблем может потребоваться военная мощь альянса [189, с. 31–32]. По мере того, как все более очевидной становилась неспособность миротворческих Сил ООН, дислоцированных в Боснии и Хорватии, выполнять возложенные на них Советом Безопасности ООН задачи, силы и ресурсы НАТО стали все более широко привлекаться к поддержке сил ООН по охране порядка на территории Боснии и Герцеговины. С середины 1993 г. силы НАТО уже не только блокировали Союзную Республику Югославию (СРЮ) с моря, но и осуществляли контроль за соблюдением зоны, закрытой для полетов авиации конфликтующих сторон, занимались кризисным планированием, защитой «голубых касок» ООН, наблюдением за передвижениями сторон и сдачей тяжелых вооружений, а также созданием «зон безопасности» [190]. На фоне практического участия НАТО в разрешении конфликтов на территории бывшей Югославии при ведущем участии США предпринимались попытки сформулировать специфическую «миротворческую» доктрину альянса. Уже в первом документе, принятом в этой связи Военным комитетом НАТО в августе 1993 г., нашел отражение американский тезис об отсутствии принципиального различия между «поддержанием мира» и «силовым умиротворением» [191].

Практическое решение вышеперечисленных проблем в рамках Североатлантического альянса должна была обеспечить концепция «совместных объединенных оперативных сил» (Combined Joint Task Forces – CJTF), которая впервые была предложена на рассмотрение НАТО министром обороны США Л. Эспином в Травемюнде (октябрь 1993 г.) и одобрена на Брюссельской встрече глав государств и правительств альянса в январе 1994 г. [192, с. 30–33; 193, с. 12–14]. Основная идея состояла в том, чтобы, не меняя приоритетной ориентации НАТО на обеспечение «коллективной обороны» (статья 5 Североатлантического договора 1949 г.), сделать интегрированную военную структуру альянса достаточно гибкой для выполнения и других миссий – прежде всего в рамках «кризисного реагирования». В более широком плане концепция была нацелена на то, чтобы, не внося изменений в текст Североатлантического договора 1949 г., решить проблему использования вооруженных сил альянса в миссиях, выходящих за рамки чисто оборонительных операций и осуществляемых за пределами территории государств – членов НАТО, совместно с участием государств, не являющихся членами НАТО (подобно операции СВС НАТО в Боснии).

Однако практика использования Соединенными Штатами военной машины НАТО в качестве инструмента вмешательства во внутренние этнополитические конфликты поставила сам альянс на грань институционального кризиса: острый конфликт сил НАТО с гражданским населением в Ираке и события в Косове обнажили целый комплекс проблем, сопутствующих Североатлантическому альянсу на протяжении последних лет, их неспособность урегулировать острые этнополитические и внутриполитические конфликты. Разрушение мифа (создание мифа – еще одна психологическая операция США) о «сербской национальной нетерпимости» по отношению к албанцам поставило задачу пересмотра подходов не только к разрешению косовского кризиса, но и всей дальнейшей стратегии альянса по вопросам урегулирования локальных конфликтов [194]. Многие ученые указывают, что события в Ираке способны вовлечь в затяжной вооруженный конфликт фактически весь Ближний Восток [194].

Начиная с середины 1990-х гг., все яснее стали проявляться политико-теоретические разногласия между США и их европейскими партнерами, прежде всего Францией, а также между самими европейскими странами – членами НАТО по целому комплексу вопросов, связанных с миротворческой деятельностью. Так, в отличие от американской «миротворческой» доктрины, концептуальные подходы к миротворческой деятельности ряда союзников США по НАТО, иногда именуемые в совокупности «евро-канадской моделью», предполагали, что «стратегии поддержания мира и силового умиротворения требуют взаимоисключающих действий» [195, с. 145], и выдвигали требование беспристрастности миротворческих сил в качестве основного критерия для разграничения операций по поддержанию мира и по принуждению к миру. Однако даже с постепенным сближением подходов США и их основных союзников по НАТО в этой сфере, у альянса так и не появилось официальной миротворческой доктрины.

Идеологическую основу современной антикризисной стратегии НАТО составляет стратегическая концепция, принятая на саммите альянса в марте 1999 г. Несмотря на то что характер и географические параметры «новых вызовов» безопасности альянса определены весьма условно (речь идет о «нестабильности в Евроатлантическом регионе и вокруг него, а также возможных региональных кризисах на периферии альянса»), они стоят на первом месте в числе наиболее вероятных угроз, опережая опасности, исходящие от ядерных держав и связанные с распространением оружия массового поражения. Более того, впервые названы источники и причины локальной или региональной нестабильности в Евро-атлантическом регионе и на его периферии, причем наряду с «этническими и религиозными распрями, территориальными спорами» в качестве таковых указаны «распад государств» и «провал реформаторских усилий» [189], что делает альянс послушным инструментом реализации планов США по смене неугодных режимов в зоне действия альянса.

Важно осознавать, что антикризисная стратегия НАТО не сводится только к операциям по поддержанию мира: она предполагает миростроительство лишь на посткризисном этапе, тогда как объектом, а иногда и частью собственно «антикризисных» действий, является политический конфликт. В этих условиях роль информационно-психологических технологий разрешения конфликтов, начинающих оказывать стабилизирующие воздействие уже на ранних стадиях проявления конфликтов, становится чрезвычайно важной, в первую очередь в качестве реальной альтернативы натовской модели миротворчества.

Причины общей неэффективности миротворческой деятельности США заключаются в следующем. В настоящее время США стремятся взять на себя роль единственного и универсального мирового арбитра в любых политических конфликтах, как внешних, так и внутренних, возникающих на международной арене. «В сегодняшнем мире невозможно провести ясную разграничительную линию между интересами нашей безопасности, нашими усилиями в области развития и нашими демократическими идеалами», – не случайно подчеркнула госсекретарь США К. Райс в предисловии к традиционному «Стратегическому плану администрации США на 2007–2012 гг.» (определяющему «направления и приоритеты» для внешнеполитической деятельности Госдепартамента США и Агентства США по международному развитию), указав, что видит главную миссию внешней политики США в «продвижении свободы на благо американского народа и международного сообщества» [196]. При этом миротворческая деятельность США базируются на 3 основных концепциях:

1) «силового умиротворения», т. е. установления принципиального предпочтения применения вооруженной силы и иных силовых методов давления в целях разрешения политических конфликтов на условиях арбитра, т. е. самих США;

2) «мягкой силы», или «экспорта демократии», т. е. на применении методов принудительной трансформации политической картины мира под собственные стандарты и массированного применения информационно-психологических технологий «ненасильственного» изменения государственной власти («бархатных революций») в странах, которые не стремятся добровольно войти в кильватер внешней политики США;

3) «однополярного мира», т. е. концепции нового миропорядка с установкой на понижение роли, вытеснение из международного политического процесса и замещение собой в процессах урегулирования современных политических конфликтов международных организаций, призванных поддерживать безопасность и стабильность в международных отношениях, – ООН, ОБСЕ и др.

Контроль за обстановкой в зонах своих интересов США все чаще осуществляют, руководствуясь «стратегией непрямых действий». В ее рамках разработана технология управления кризисами, которая, в частности, предусматривает проведение небоевых и боевых операций в «условиях отсутствия войны». Military operations other than war – это операции ВС, проводимые в «особых условиях мирного времени», действия, заключающиеся в использовании военных возможностей во всем спектре небоевых операций. Эти операции проводятся с использованием комбинации с любыми другими (невоенными) инструментами национальной мощи США и могут проводиться до начала, во время войны и после ее окончания (Устав Вс США Joint Pub 1–02, 2001).

Цель таких операций – «предотвращение войны, разрешение конфликта на самой ранней его стадии, поддержка гражданских властей в деле преодоления внутригосударственного кризиса»[4].

К их осуществлению могут одновременно привлекаться все виды вооруженных сил, в том числе и группировки войск, создаваемые на многонациональной основе. Согласно американским прогнозам, ВС США все чаще будут привлекаться для проведения миротворческих операций. Они подразделяются на операции по поддержанию мира, принуждению к миру, установлению мира и миростроительству – Peace operations – действия ВС, имеющие целью добиться решения различных политических задач при поддержке военной силы. Операции по поддержанию мира (peace-keeping). Действия ВС США, направленные на установление постоянного контакта с враждующими сторонами и их использование в целях снижения остроты конфликта, обеспечения стабильности для последующих дипломатических действий (Единые уставы ВС США JP 1–02, 2001 и JP 3–07). Операции по принуждению к миру (peace-making). Действия ВС США в других странах, предполагающие применение или угрозу применения силы с целью вынудить противоборствующие стороны согласиться с резолюциями или санкциями, устанавливаемыми для поддержания или восстановления мира. В отличие от операций по поддержанию мира, их проведение не потребует согласия сторон, вовлеченных в конфликт, и может заключаться в принуждении к выполнению санкций, насильственном разъединении враждующих сторон, установлении зон, запрещенных для полетов, и т. д. (Единые уставы ВС США JP 1–02, 2001 и JP 3–07, 1995). Операции по установлению мира (peace enforcement). Характерной особенностью действий вооруженных формирований в таких операциях является обеспечение их постоянной готовности к ведению боевых действий в интересах предотвращения насилия со стороны враждующих сторон. Операции по миростроительству (peace building) проводятся после разрешения кризиса или завершения конфликта и заключаются в обеспечении восстановления властных структур, их полномочий и формировании политических и экономических условий, препятствующих возобновлению конфликта (Единый устав ВС США JP 1–02, 2001).

Путин В. В. в своем выступлении на Международной конференции по вопросам безопасности в Мюнхене в докладе «Глобальные вызовы – глобальная ответственность» [197] так охарактеризовал внешнюю политику США по навязыванию международному сообществу своих норм урегулирования современных конфликтов:

· Вашингтон пренебрегает международными правовыми нормами и навязывает свои принципы другим странам. «Система права одного государства перешагнула свои национальные границы и навязывается другим государствам», – заявил Президент России, подчеркнув, что данная экспансия проявляется «во всех сферах – и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере».

· «Все происходящее сегодня в мире является следствием попытки внедрить концепцию однополярного мира». Те, кто в международных отношениях делают ставку на применение силы, ввергают мир в пучину конфликтов и при этом еще смеют говорить о демократии: «Россию постоянно учат демократии. Но те, кто нас учит, сами почему-то учиться не очень хотят».

· Применение силы – исключительная мера наказания, исполь­зование которой может основываться только на Уставе ОНН. При этом подменять ООН Евросоюзом или НАТО – большая ошибка. Кстати, Северо-Атлантический альянс сам по себе является дестабилизирующим фактором. По мнению Путина В. В., расширение НАТО «не имеет никакого отношения к модернизации Альянса и обеспечению безопасности в Европе», а только провоцирует конфликтогенные ситуации.

В прошлом силовое вмешательство США в международные конфликты не раз приводило к их «умиротворению» и временному замораживанию, однако существует не меньше примеров, когда вмешательство США приводило к обострению конфликта и переходу в состояние «политического тупика». В связи с этим западная пресса отмечает, что стремление США взять на себя роль главного миротворца вызывает в памяти трагическую миротворческую операцию ООН под руководством США в Сомали в 1993 г., закончившуюся хаосом и гибелью граждан на улицах столицы государства Могадишо [198]. Вмешательство США в Югославский конфликт привело не только к распаду единого союзного государства, но и к созданию и стабилизации мусульманского анклава в самом центре Европы – в Косове, откуда националистический экстремизм в любой момент может начать свою вооруженную экспансию на прилегающие страны и территории (достаточно вспомнить агрессию УЧК против Македонии).

За 2 дня до своей отставки глава Пентагона Дональд Рамсфелд признал неэффективность миротворческой политики США в Ираке. Об этом он написал в секретной записке, направленной в администрацию Белого дома. Текст записки опубликовала газета «Нью-Йорк таймс»: «На мой взгляд, сейчас самое время для его (курса Вашингтона в отношении Ирака) серьезной корректировки. Совершенно ясно, что действия американской армии в Ираке в настоящее время недостаточно эффективны и оперативны», – приводит издание слова Рамсфелда [200]. В связи с этим не случайно бывший заместитель министра обороны США Дж. Най указывает, что «проблема американского могущества в XXI в. состоит в том, что происходящее в мире все больше и больше выходит из-под контроля даже самого сильного государства» [201].

Представители ООН также опасаются, что, поставив США во главе миротворческих операций, они потенциально предоставят им возможность использовать ооновские миссии в качестве прикрытия своей деятельности – как это произошло с инспекционными группами ООН по контролю за вооружением в Ираке Саддама Хусейна. Западные аналитики считают, что миротворческие силы ООН под руководством США в итоге могут помочь Вашингтону заменить возглавляемую США коалицию в Ираке контингентом под флагом ООН [198].

В настоящее время эффективность политики США по «умиротворению» современных конфликтов можно оценивать следующим образом:

· с точки зрения действенного урегулирования современных политических конфликтов, «миротворческая» политика США все чаще демонстрирует свою несостоятельность: вооруженное вмешательство во внутренние дела других государств (Ирак, Югославия, Афганистан, Сомали, и др.) не только не создает условия для разрешения существующих конфликтов, но нередко приводит к их эскалации и искусственному возникновению новых очагов международной напряженности;

· однако, с точки зрения реализации собственных национальных интересов, «миротворческая» политика США приносит определенные преимущества Вашингтону.

В самом деле, агрессия против Ирака позволила США:

· взять под свой контроль крупнейшие запасы нефти в регионе;

· получить возможность разместить военные базы в стратегически важных точках Ближнего Востока, из которых армия США может контролировать значительные пространства.

Агрессия против Афганистана позволила США:

· разместить военные базы в Афганистане, исключительное военно-стратегическое значение которого невозможно недооценить;

· разместить военные базы в ряде стран Центральной Азии, создав при этом угрозу нефтяным разработкам Ирана, приблизившись к границам Китая и получив плацдарм в «мусульманском подбрюшье» СНГ.<