В фашистской Германии речи лидеров продолжаются в течение поразительно длительного времени. Два, три,

даже четыре часа — нормальная продолжительность экстатического общения лидера с толпой. Кажется, что, по суждениям самих "фюрерствующих", чем дольше может оратор продержать аудиторию в состоянии неистового возбуждения, тем выше ценится и его речь, и он сам, тоже оцениваемый по качеству своей речи. Обратимся к дневнику Геббельса.

"22 августа 1924. В Вюрцбурге выступал яростный и фанатичный Юлиус Ш. (Штрейхер). За четыре часа он так взвинтил своей страстностью толпу, что она спонтанно запела германский гимн... Вот так вынуждены мы, апостолы новой идеи, пробуждать народ..." Далее: "Фриц Пранг говорит, что я прирожденный оратор" — этой похвалой после первого же выступления решилось для Геббельса — с чего начать".

"27 сентября 1924. Я сам сотворю свою славу... Моя слава как оратора и политико-культурного писателя распространяется в рядах национал-социалистов всей Рейнской области... Хайль!"

"27 апреля 1925. Я произношу блестящую речь. Эльзе сидит в первом ряду... Она очень любит меня. О, какая радость!"

"13 апреля 1926. Вечером прибытие в Мюнхен... Гитлер уже здесь. Мое сердце стучит, готовое разорваться. В зале. Неистовое приветствие... Штрейхер открывает. И затем я говорю 2 и 1/2 часа. Я выдаю все. Неистовствуют и шумят. В конце меня обнимает Гитлер. Слезы стоят в глазах... После обеда продолжение... Приходит Гитлер... Он говорит 3 часа. Блестяще. Может свести с ума... Мы спрашиваем. Он отвечает блестяще. Я люблю его".

Теперь всмотримся в текст "Майн кампф".

"Широкие массы покоряются только мощи речи", только "колдовской силе устного слова". Ораторский дар Гитлер открыл у себя, как следует из этого текста, еще в школьные годы. Однако первые опыты — попытки произносить речи против социал-демократов в Вене перед рабочими, со строительных лесов, — не были успешны: рабочие чуть было не сбросили его оттуда. Но время шло, и ораторский талант и мастерство оттачивались на практике. Удач становилось все больше, хотя бывали и неудачи. Так, Геббельс в дневниковой записи 1931 г. отме-

118

чает (после выступления Гитлера в Берлине): "Перекричал самого себя... Он слишком редко выезжает в Берлин. Это должно было ему отомстить. Адью, дорогой Гитлер... Она (Магда) бесконечно любит меня. Бесконечно разочарована в Гитлере". Неудачная речь — и немедленное падение престижа, привлекательности для соратников.

Чем напряженнее ситуация политической борьбы, тем чаще выступления. Записи Геббельса:

"29 февраля 1932. Избирательная война будет вестись в основном плакатами и речами... Будет выпущено 50 000 экземпляров граммофонных пластинок (с записями речей). Эта пластинка так мала, что ее можно послать в обычном конверте".

"18 марта 1932. Решающая новость: фюрер использует для ближайшей предвыборной кампании самолет и будет выступать по три-четыре раза в день, по возможности на открытых площадках, на стадионах. Там он сможет, несмотря на краткость оставшегося времени, охватить около 11 миллионов человек".

Самое, пожалуй, интересное и важное для характеристики ораторской деятельности и истории риторической жизни Третьего рейха — это то, что, даже получив всю полноту власти, германский харизматический лидер не перестает ораторствовать. Проследим главные вехи на этом пути по названной выше книге Елены Ржевской.

"13 февраля 1941. Моя речь во Дворце спорта получила блестящий резонанс. Это не дает покоя д-ру Дитриху".

"18 марта 1941. Фюрер произносит замечательную речь. Полная уверенность в победе также и над США".

"После сталинградской катастрофы Геббельс выступил в огромном Дворце спорта 18 февраля 1943 г. с пламенной речью, вызвавшей экстаз публики. Он призывал немцев ответить на тяжелые события тотальной войной. Речь имела широкий резонанс в стране и подняла авторитет министра пропаганды, несколько отодвинутого войной в тень".

В показаниях Ганны Рейч, фанатичной нацистки, бывшей рядом с Гитлером и Геббельсом в бункере с 26 апреля 1945 г., читаем, что и когда ампулы с ядом уже были розданы, Геббельс, находясь один в кабинете, куда была открыта дверь (Рейч была при этом в смежной комнате), непрерывно ораторствует наедине сам с собой. Он

 

119

произносил обвинительную речь предателю Герингу, говорил "потеатральному, с усвоенными жестами и ораторскими приемами". "Нервное скакание, смешная картина. А то, обращаясь к миру, он говорил о том, какой исторический пример дают находящиеся в бункере... Казалось, он ведет себя, как всегда, так, будто говорит перед легионом историков, жадно ловящих и записывающих его слово".

И в самом деле жаль, что эта речь осталась не записанной. До превращения оратора в обугленный труп, брошенный в саду фюрербункера, оставалось 5 дней.

Ораторство вошло в плоть и кровь нацистских лидеров. Инструмент победы и власти, нацистская риторика стала и наркотиком, облегчающим гибель, как укол морфия.

Обилие речей, подлинная страсть к монологу, чувственное удовлетворение от публичного говорения, ораторства — неотъемлемые характеристики фашистских лидеров. В мемуарах близких к Гитлеру людей — Альберта Шпеера, Отто Дитриха и других — отмечается как одна из важнейших, "структурообразующих" черт личности Гитлера "речевой эгоизм" (Redeegoismus). Как свидетельствует Отто Дитрих в книге "12 лет с Гитлером" (Мюнхен, 1955): "Гитлер был неистощим в речах: говорение было стихией его существования"; "его приверженность к коллективным застольям была выражением его неутолимой жажды к принудительным проповедям" (цит.: Фрадкин И. М. Гитлер: Словесный автопортрет// Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. —М., 1993).

Итак, "говорение как стихия существования" —• вот принцип устройства личности фашистского лидера. (К тому же выводу приходят и исследователи речевого поведения Муссолини.)

2. СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПОЛЯ И КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА. СИСТЕМА ФРАЗ КАК ОТРАЖЕНИЕ СИСТЕМЫ ВЗГЛЯДОВ

Рассмотрим ключевые слова, структурирующие логосферу германского фашизма. Ключевые слова, как мы заметили в предыдущих лекцих, могут многое сказать о структуре системы идей и взглядов как социума в целом,

120

так и отдельной личности, если анализируются ключевые слова идиолекта и индивидуального тезауруса. Ключевые слова существуют в логосфере и в идиолекте не поодиночке, но образуют вокруг себя "субсферы", объединения близких по значению слов-понятий. Эти "субсферы" называют семантическими полями. Структура логосферы во многом (в смысловом аспекте) определяется набором и иерархией семантических полей, "стянутых" вокруг центров — ключевых слов.

Важнейшим ключевым словом в риторике фашизма можно считать слово борьба. В этом логосфера фашизма сходна с логосферой коммунизма в его марксистском, ленинском и сталинском вариантах. Центр семантического понятия "борьба" образует синонимический ряд слов война, битва, насилие, драка и др. В это же семантическое поле входят ряды слов с общим значением "враг", "победа", "нападение", "предатель", "оружие". В лого-сфере германского фашизма эти понятия представлены часто конкретной лексикой и словами с метафорическим значением. Сравним нацистские лозунги: "Ночь длинных ножей" (ночь кровавой резни, расправы над сотнями людей, учиненной фюрерами С А и штурмовиками, с помощью которых Гитлер пришел к власти); "Меч, занесенный на Москву" (ржевский выступ 1941—43 гг.); "Волчье логово" — ставка Гитлера этого периода: волк — хищник, кровавый и беспощадный; "Отточенным мечом и кровавой борьбой вернуть территории"; будущее немецкой нации "будет основано победоносным мечом господствующего народа, ставящего весь мир на службу своей культуре" ("Майн кампф") и др. Идеология и риторика нацизма представляют войну (борьбу) как вечное состояние всего живого, в том числе и человека, а мир как подготовку к войне. Ср. лозунг ангсоца в романе Дж. Ору-элла: "Война — это мир".

Второе семантическое поле образовано ключевым словом раса и семантическими центрами народ, нация, кровь. Из этой иерархии ключевых слов и семантических полей ясно, что основной "единицей" социальной жизни (т. е. борьбы) в идеологии немецкого фашизма является не класс (как в марксизме-ленинизме), а именно раса — сообщество близких по крови людей. Кровь, происхождение,

раса — понятия биологического, антропологического круга. С полной уверенностью можно сказать поэтому, что идеология немецкого фашизма основана на вульгарно понятом дарвинизме, на основном понятии дарвинской теории — "борьбе за существование", распространенном на человека и человеческое общество. Основным субъектом борьбы в идеологии и риторике нацизма выступает не класс, в отличие от марксизма, не вид, в отличие от дарвинизма, но раса, нация (ср. термин национал-социализм). Ср. фразы в "Майн кампф": "Грех против крови и расы — наследственный грех этого мира и конец предающегося ему человечества". Каждая раса "четко определена наружно и внутренне соответственно своей природе". Основатели и носители культуры — только "арийцы".

Семантическое поле, собранное, стянутое вокруг понятия "расы" как кровного единства людей, и семантическое поле, объединенное ключевым словом борьба (война, насилие и пр.) в совокупности определяют необычный интерес нацистских идеологов и практиков к реалии, понятию и слову кровь в его прямом значении. Кровь пролитая, кровь льющаяся возбуждает и волнует нацистских лидеров, как хищников, родство с которыми для подлинного арийца постулируется в нацистской идеологии. Ср. записи из "Дневника" Геббельса: "Убийство! Первый признак бури! Семя крови, из которого взойдет новый рейх!" Или: "1 мая 1929. Без кровопролития не обойдется", "2 мая 1929. Еще ночью произошли кровавые события", "23 сентября 1929. Да, пролилась кровь" и т. п. Всякий раз при таких записях в дневнике из контекста следует, что появление крови вызывает у автора удовлетворение и даже радость, хотя на первых порах пути к власти это нередко кровь единомышленников, товарищей по партии.

Третье ключевое слово-понятие в риторике нацизма — превосходство. Это слово организует вокруг себя понятия и слова-термины иерархии. Мир людей разделен на расы, как мир животных и растений — на виды. Однако Гитлер по-своему поправляет Дарвина: расы людей не равноправны. Если хищные и травоядные в мире животных необходимы друг другу и в этом смысле равноправны, то человеческие расы делятся на "высшие" и "низ-

122

шие", причем верхние члены этой иерархии вовсе не зависят от нижних. Хищник зависит от жертвы. Высшая раса вовсе не нуждается в низшей: даже рабы не так уж необходимы, а если и нужны, то только на первых этапах освоения пространства. Более того, низшая раса мешает, даже будучи порабощенной. В ней всегда таится угроза, она занимает пространство. Поэтому аналогия с миром животных отнюдь не полна: низшие расы обречены на уничтожение, тогда как жертвы в мире зверей необходимы, чтобы жили хищники. К семантическому полю иерархии относятся слова-понятия, выражающие термины иерархии: господа и рабы, высший и низший и т. д.

Приведем подтверждающую цитату из дневника Йозе-фа Геббельса 1924 г.: "Разве природа не чудовищно жестока? Разве борьба за существование — между человеком и человеком, государствами, расами, частями света —не самый жестокий в мире процесс?- Право сильного — мы должны вновь явно увидеть этот закон природы, и тогда вновь разлетятся все фантазии о пацифизме и вечном мире... Нынешний мир заключен за счет Германии. Рассуждайте о мире, когда 60 миллионов живет в рабстве. Неужто 60 миллионов не сломают ваше ярмо, как только почувствуют в себе силы? Что вы болтаете о пацифизме? Разве- мы не хотим вернуться к природе? Проповедуйте пацифизм перед тиграми и львами! (Заметьте ряд слов: сильный, сила, львы — сильные, хищные животные.) Что ж ты хочешь от меня, если я сильнее?"

В идеологии марксизма-ленинизма-сталинизма борьба классов оправдана иерархией классов. Где у нациста раса, там у марксистов класс. Классы, как и расы в идеологии фашизма, неравноправны, что фиксируется в марксистской идеологии соответствующей иерархией: "диктатура пролетариата" оправдана и необходима, так как именно пролетариат — господствующий класс, имеющий право на господство. Это право — и право сильного, и право "справедливости". Вопрос о праве и справедливости — вопрос особый и тонкий, и различия фашистской и марксистской риторики и идеологии в этом аспекте существенны, о чем скажем несколько позже подробнее, в связи с вопросом об отношении к истине в обеих риториках, марксистской и фашистской. Здесь отметим

123

I. i

только, что единственное право, которым интересуется нацизм, — право сильного и право сильной ("хищной") расы. Вопрос о справедливости в других контекстах — а о правде и вообще — в этой идеологии и в этой риторике не встаёт, и не только не поднимается, но специально и целенаправленно игнорируется. Это объясняется тем, что "зоология" нацизма — идеология "зверочеловека", по словам Е. Н. Трубецкого, не предполагает интереса к истине, правде и подобному, поскольку понятия этого ряда "небиологичны", а принадлежат иному кругу — кругу "собственно человеческого", кругу идей, разума, нравственности, кругу тех понятий, которые объединяются ключевыми словами "добро и зло". Редкие употребления слова правда и подобных встречаются в агональных контекстах: "Гитлер произнес прекрасные слова: "Мы — подстрекатели правды".

Четвертое ключевое слово и соответствующее семантическое поле — территория. Борьба за существование между расами людей происходит, по нацистским представлениям, прежде всего за территорию. Отсюда важность близких по значению слов-понятий, образующих смысловое поле: земля, почва, пространство. Вспомните в связи с этим последнюю фразу Гитлера — авторскую цитату из "Майн кампф", последние фразы его политического завещания. В них, как заклинание, повторяется слово земля: "Завоевание земель на Востоке для немецкого народа".

Пятое и последнее семантическое поле, определяющее смысловую структуру логосферы немецкого фашизма, — пол. Это понятие относится к тому же биологическому уровню, что и предыдущие. Человек, как всякое животное, размножается, и это прекрасно, если он представляет сильную (арийскую) расу, и отвратительно и опасно, если он относится к любой иной расе. О специфическом значении слова любовь в логосфере фашизма и в идиолекте Гитлера мы говорили в предыдущей лекции. Здесь заметим только, что иерархия — ведущий принцип риторики и идеологии нацизма — распространяется и на отношения полов. Полом вообще нацизм интересуется болезненно. Компенсируя свои физические недостатки, фашистские лидеры акцентировали проблему пола, не-

124

обычайно их волнующую. Геббельс, стремясь, как министр пропаганды, представить образец арийской семьи, стал отцом шестерых детей, в полном соответствии с пропагандируемой им идеологией. Однако и здесь риторика фашизма помогает открыть его идеологию. Пол и размножение, безусловно, важны, но превыше всего все же иерархия, в данном случае — иерархия полов:

"7 октября 1929. Мужчины обабились. Мы, немногие мужчины, можем поэтому принести немало пользы", — пишет в дневнике Геббельс, повторяя расхожие нацистские фразы. Мужчина есть иерарх: он силен, он зоологический глава — самец и защитник в своей семье и для своей расы, он же — беспощадный враг, "хищник" по отношению к расе чужой. Функция мужчины — умножать свою расу и обеспечивать ей жизненное пространство в боях с чужими (низшими) расами. Свойства мужчины — жестокость, решительность, борьба. Ср. запись Геббельса в дневнике: "29 марта 1932. Фюрер развивает совсем новые мысли о нашем отношении к женщине. Для предстоящих выборов это чрезвычайно важно... Мужчина — организатор жизни, женщина — его помощник и исполнительный орган. Эта точка зрения современна и поднимает нас высоко над сентиментализмом немецких народников". Термины государственного устройства распространяются и на отношения полов.

Терминология пола обильно и вполне естественно, если учесть сказанное об особом отношении оратора и массы в нацистской логосфере, употребляется в нацистских текстах применительно к отношениям лидера и народа (массы), оратора и толпы (аудитории): так, в текстах дневников Геббельса фюрер нередко упоминается в таких контекстах, где трудно отличить страсть к женщине от страсти к самому фюреру.

"6 февраля 1926. На моем столе ряд новых портретов Гитлера. Восхитительно!.. Тоска по сладостной женщине!"

Или из "Майн кампф": "Как женщина, которая... из-за иррациональной, чисто эмоциональной тоски по дополняющей ее силе охотней склонится перед сильным, чем будет господствовать над слабым, так и масса предпочитает господина, а не просителя".

125

Итак, анализ важнейших ключевых слов и семантических полей логосферы фашистской Германии позволяет заключить, что и эта логосфера, и связанная с ней идеология прежде всего представляют систему биологических понятий, заимствованных из примитивно понятой теории дарвинизма и дилетантски осмысленных отрывочных фрагментов зоологического знания. Напротив, идеология марксизма оперирует понятием класса как 'основной единицы социальной системы и субъекта борьбы в человеческом мире, и соответственно, видит все же в человеке нечто человеческое, а точнее, не зоологическое. Именно поэтому столь различны смысловые (семантические) поля и ключевые слова в сопоставляемых ло-госферах. Главное ключевое слово логосферы тоталитарного общества в России — правильно — подразумевает аксиологию, истинность идеи и речи и во всяком случае ставит вопрос об отношении речи и содержания сознания к онтологии, сущему. В риторике и идеологии фашизма в Германии этого вовсе нет. Разум, истина, а соответственно, правильное и неправильное — это не та терминология и не тот уровень обсуждения, не те семантические поля, которыми оперирует нацистская риторика и фашистский харизматический лидер.

 

 

3. РИТОРИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ И ПРИЕМЫ

МАНИПУЛИРОВАНИЯ МАССОВОЙ АУДИТОРИЕЙ

В НАЦИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ

Выделив эти принципы и средства, выстроив их иерархию по значимости в данной конкретной логосфере, мы получим представление и о внутренней структуре, и о внешнем облике, своеобразии этой логосферы. Как мы увидим, наш пример даст возможность некоторых обобщений, так как с его помощью мы сможем получить некое общее представление о системе структурирующих риторических принципов и о системе конкретных риторических средств логосферы "анонимного" тоталитарного агрессивного сообщества, отвлеченного от его реальных исторических проявлений.

1. Упрощенность ("редукция смысла"). В соответствии с общериторическими законами, требование учета

126

"фактора адресата" в фашистской риторике, обращающей речь к широким массам слушателей, выполняется в постулировании и практическом выполнении не принципа простоты, но именно упрощенности речи как по смысловому содержанию, так и по форме (образы и структура речи). Принцип упрощенности речи действует как вполне осознанный, отрефлектированный нацистскими пропагандистами. Потому мы говорим о том, что он ПОСТУЛИРУЕТСЯ. Фашистские ораторы не только ОСОЗНАЮТ важность этого принципа для обращения речи в действенное орудие и оружие, но и находят, заново "изобретают" вполне конкретные пути его реального ИСПОЛНЕНИЯ. Потому можно говорить и о "практике упрощенности речи" в нацистской риторике. В самом деле, оратор в речевых ситуациях "проповедования на площади" использует речь как действенное орудие влияния на широкую массу (при массовом адресате аудитория "по определению" разнородна, разнообразна и по возрасту, и по интересам, и по уровню интеллекта и информированности). Сложная по смыслу, образности, структуре речь в этом типе речевых ситуаций не годится: она не будет действенной.

Вспомним запись Йозефа Геббельса в дневнике 1924 г.: "Надо заново найти для всего простые слова, иначе мысли сбиваются..." Нацистский оратор прежде "находит простые слова" в своей внутренней речи, а затем обращает их к массе. В "Майн кампф" читаем, что масса "в глубине души принимает учение, которое не терпит рядом с собой никакое другое, чем дозволенность либеральной свободы, с которой она не знает, что делать, и легко теряется". Действительно, в речи оратора "либеральная свобода", при которой для рассмотрения и оценки предоставляются разнообразные варианты выбора, для широкой массы, с точки зрения фашистского оратора, неприемлема в первую очередь именно потому, что требует от нее (массы) некоей самостоятельной работы — труда мысли и чувства. Эту работу призван сделать за массу лидер (оратор), "найдя простые слова", а значит, упрощая картину и делая выбор первым и самостоятельно. Масса, в данной риторической и социальной модели, с благодарностью принимает "результаты", так как они избавляют

127

ее от лишних усилий. "Плюрализм" с этой точки зрения приемлем для массы тогда, когда одна из позиций выбирается и навязывается лидером как единственно верная, а значит, неприемлем в принципе. Поэтому Гитлер в "Майн кампф" и пишет: "Способность восприятия масс очень ограниченна и слаба. Принимая это во внимание, всякая эффективная пропаганда должна быть сведена к минимуму необходимых понятий, которые должны выражаться несколькими стереотипными формулировками".

Итак, первая задача — найти минимальный набор понятий для своей (предлагаемой) идеологии.

Вторая задача — найти для этих понятий стандартные формулы выражения: клише, штампы, стереотипы, легко узнаваемые и опознаваемые в ораторской речи.

Эти задачи построения речи, которая должна служить эффективным средством воздействия на массу, манипулирования ею, совпадают с общими принципами, регулирующими поведение харизматического лидера — дать новую и хорошо структурированную информацию. Однако есть и специфика: и информация (набор понятий), и ее структура (способ представления) должны быть УПРОЩЕНЫ, т. е. а) минимизированы и б) стандартизированы.

Какие же специальные риторические средства используются в этой риторической модели для выполнения задачи упрощения речи, смыслового и формального?

Это, во-первых, фигура антитезы и прием контраста.

Минимизировать набор понятий можно легче всего, выделив в нем две основных смысловых противоположности, "бинарную оппозицию" смысловых величин. Например, в фашистской риторике: господствующая/ подчиненные расы, арийцы/ неарийцы, сильный/ слабый, здоровый/ больной, нацизм/ коммунизм и пр. Из ряда понятий, связанных по смыслу, таким образом, выбираются два противопоставленных, а остальные "опускаются", игнорируются.

Продолжим для иллюстрации начатую выше цитату из "Майн кампф": "Самое главное... — окрашивать все вещи контрастно, в черное и белое".

"Плюс-минус", "черное-белое", т. е. бинарные оппозиции, противопоставления — вот основной принцип

128

структурирования идей в риторике тоталитаризма: нет разных мнений, нет полутонов, наличествует простота и определенность. Принцип контраста, антитезы, общий для самых разных риторических систем и моделей воздействия, в рассматриваемой логосфере тоже имеет свою специфику: выделяются не просто антитезы-противопоставления, но каждый из членов бинарной оппозиции обязательно оценивается: один — "плохой" (черное), другой, противоположный, — "хороший" (белое). Таким образом, и здесь доминирует некая иерархия, неравноценность.

То же, впрочем, мы находим и в текстах речей И. Сталина. Например, в "Речи на первом съезде колхозников-ударников": "Стало быть, есть только два пути: либо вперед, на гору — к новому, колхозному строю, либо назад, под гору — к старому, кулацко-капиталистическому строю. Третьего пути нет" (Сталин И. Соч. — Т. 13. — М., 1951).

В приведенном фрагменте противопоставлены члены нескольких пар-антонимов: вперед — назад, на гору — под гору, новый — старый, колхозный — кулацко-капи-талистический. Первые члены противопоставлений выражают положительную оценку, вторые — отрицательную. "Промежуточных" членов нет.

Этот важнейший в риторике фашизма принцип упрощенности смысла речи действует, однако, не только в логосфере фашизма, но и вообще принят в политическом дискурсе, особенно в речи лидера харизматического типа. Так, немецкий лингвист М. Граффенхаген, директор Института политических наук в Штутгартском университете, в работе 1980 г. приходит к выводу о том, что "большую роль в политической речи играют хорошо сформулированные альтернативы. Они дают возможность исключить из рассмотрения все иные способы решения проблемы, кроме предлагаемого. Все крупные революционные идеологи добивались успеха за счет простых альтернатив, которые легко понимались, хорошо запечатлевались в сознании, служили мотивом деятельности (ср., например, alles oder nichts "все или ничего"... rot oder tot "красный или мертвый")" (Борьба за слова: Политические понятия в дискуссиях (введение) — Мюнхен, Вена, 1980. Цит. по кн.: Язык и идеология. Рефератив-

 

5 Русский Сократ

129

ный сборник. — М., 1987). Процесс смыслового упрощения в таком дискурсе автор называет "редукцией комплексности".

2. Повтор. Характер адресата (массовость) и особенность отношения лидера к адресату (предполагаемая в последнем примитивность восприятия) определяют и необходимость в описываемой риторической модели фигуры повтора. Принцип "бесконечного повторения" одного и того же сформулирован как одна из основ пропаганды в "Майн кампф" и воспринят соратниками Гитлера. Так, Геббельс в дневнике пишет:

"3 января 1940. Фриче (руководитель германского радиовещания) до сих пор не понимает необходимость повторения в пропаганде. Надо вечно повторять одно и то же в вечно меняющихся формах. Народ в основе очень консервативен. Его нужно полностью пропитать нашим мировоззрением через постоянное повторение".

Итак, фигура повтора в самых ризличных ее разновидностях, а также смысловой повтор при изменении формы выражения (перефразирование) — одно из действенных и действующих в тоталитарной риторике средств "обработки" массового сознания.

3. "Враг". Сочетание в фашистской риторике принципов атональности (борьбы) и упрощенности (бинарности представления смыслового содержания, контраста, оцё-ночности) проявляется в неизбежном следствии — необходимости упрощенного, единого "образа врага" и в идеологии, и в порождаемой ею "системе фраз" — в политической речи.

В "Майн кампф" читаем: "Искусство действительно великого народного вождя во все времена состоит в первую очередь в том, чтобы не распылять внимание народа, но постоянно концентрировать его на единственном противнике". "Гениальность великого вождя должна даже противоположных друг другу врагов представлять только как принадлежащих к одной категории... В сознании наших приверженцев борьба должна вестись только против одного врага. Это усиливает веру в собственную правоту и озлобленность против тех, кто на нее покушается".

Таким образом, видно, насколько в риторике фашизма осознанно, отрефлектированно происходит "обработ-

130

ка понятийного содержания идеологии и представляющей ее пропаганды, политической речи: из ряда реальных, потенциальных или воображаемых врагов выбирается один: евреи, марксисты или католическая церковь ("Майн кампф"). Так, в публичном воззвании к национал-социалистам Гитлер, уже рейхсканцлер, перед выборами. в рейхстаг пишет в феврале 1933 г.: "Враг, который 5 марта должен быть низвержен, — это марксизм! На нем должна сосредоточиться вся наша пропаганда и вся наша предвыборная борьба".

4. Апелляция к чувству и убеждение с помощью веры. Для риторики фашизма и для речи харизматического нацистского лидера характерна асимметрия в соотношении аргументов ad rem и ad hominem. В этом отношении Гитлер и его соратники как бы полностью принимают позицию софистов, выраженную в риторических взглядах Горгия. Риторика — мастер убеждения с помощью веры, а не знания, с помощью обращения к чувствам, а не к разуму — такова позиция Горгия в одноименном диалоге Платона.

В самом деле, Гитлер в "Майн кампф" постоянно напоминает: "Чем скромнее ее (пропаганды) научный балласт, чем исключительнее она принимает во внимание только чувства массы, тем полнее успех", — или подчеркивает, что необходимо учиться даже у враждебной католической церкви влиять на людей: имеет значение и обстановка, и ритуал, "даже время дня, в которое произносится речь". "Предпочтительнее вечер, — комментирует свои наблюдения над текстом "Майн кампф" Е. Ржевская, поскольку утром человек бодрее, энергичнее, а "речь идет об ослаблении свободной воли людей", которых нужно подчинить "властительной силе сильнейшей воли". Таким образом, манипулирующий характер как софистической, так и фашистской риторики проявляется в воздействии на чувство и волю адресата, тогда как свободная риторика, отказываясь от манипулирования, видит в адресате достойного и в принципе равного партнера — равного, т. е. обладающего разумом и интеллектом. Риторика же фашизма прежде всего стремится достигнуть фидеистического (основанного на вере) согласия массы.

131

Недаром апелляция к чувству и направленность на веру адресата сделала фашизм чем-то родственным религии, постепенно же нацизм как новая вера утвердился прочно и вошел в прямой антагонизм с католичеством и церковью.

"Лишь духом, а не рассудком" призывал Геббельс побеждать. "Худший враг любой пропаганды — интеллектуализм", — пишет Гитлер в "Майн кампф".

"Новая религия" — национал-социализм — требует проповеди. Масса; толпа получает, однако, не просто и не столько проповедь, сколько оргиастическое действо: пробужденные чувства толпы, которой манипулирует нацистский оратор, доводят обоих — говорящего и массу— до безумия: "10 февраля 1933 г....Фюрер был принят неистовой овацией. Он произнес изумительную речь с резкими нападками на марксизм. В конце он впал в редкий, неправдоподобный ораторский пафос и закончил словом "аминь!"

4. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ИНСТИНКТОВ ТОЛПЫ

,И

Обращение не только и не столько к чувствам, но именно к примитивным инстинктам толпы в риторике нацизма осуществляется при осознанном использовании следующих основных инстинктов "зверочеловека, объединенного в массу".

1. Потребность в социальном сплочении. Человеческий индивид испытывает экстатический восторг, ощущая себя членом группы. Древние механизмы создания этого особого воодушевления — общность ритма движения, песни. В "Майн кампф" Гитлер поэтому утверждает: "Массовые собрания необходимы", чтобы человек ощутил, что он "член и боец всеохватывающей корпорации". На таком собрании человек "захвачен мощным воздействием внушающего гула и воодушевления трех-четырех тысяч других людей... Он сам подпадает под колдовское влияние того, что мы обозначаем словом "самовнушение"... Человек, пришедший на такое собрание сомневаясь и колеблясь, покидает его внутренне укрепленным: он стал членом сообщества".

132

Как видим, сама массовость действа, объединяющего толпы единым чувством и единым ритмом, выступает как фактор убеждения.

2. Удовлетворение инстинкта пола в нацистской риторике с помощью отождествления оратора с "мужским", а толпы — с "женским" началом. Это происходит в процессе массового действа — слушания публичной речи политического лидера. Кроме того, лидер, как бы олицетворяющий мужественность, постоянно внушает толпе, что и каждый ее член, объединяясь с ним, выполняет роль "сильного мужчины" или ("сильной женщины"). Все же противники, все враги-—"слабые", "бабы". Парадоксальность этого странного сочетания не делает его менее реальным.

Для "обаяния" харизматического лидера нацизма — Гитлера — характерно не менее парадоксальное сочетание "женского коварства", "капризности", как бы "непредсказуемости" в отношениях со своими ближайшими соратниками, которых он таким образом и привлекал, и держал в постоянном напряжении, подобно кокетливой женщине, с претензиями на роль "сильного мужчины" — социальную и речевую.

"Потрясающая духовная личность, — пишет о Гитлере Геббельс. — Никогда не знаешь, что ждать от его своенравия". "Не одному лишь Геббельсу импонирует своенравие Гитлера, — замечает Е. Ржевская, — оно тоже входит в набор представлений его окружения о диктаторе, который должен быть непознаваем".

"Гитлер был виртуоз власти, — писал М. Штюрмер. — Он умел сочетать ледяное отчуждение и экстатическое объединение. Эта двойссгвенность была инструментом его власти. Он сохранял дистанцию со всеми: с собственной партией, с традицией, с политикой, с армией, с церковью и промышленностью. Никто из помощников и сообщников не знал, как он его встретит завтра: ни старые товарищи, ни черные паладины, ни дамы из общества, ни генералы". Сравним это наблюдение с выводом Ф. Эрик-сона о стратегиях риторического (речевого) поведения лидера группы подростков: в воздействии на слушателей он тоже использует две стратегии — "стратегию отстранения", "холодного манипулирования" и (или) стратегию

133

 

"искреннего", "доверительного" самораскрытия ("стратегию близости"). Такое сочетание противоположных стратегий характерно для обаяния и кокетливой женщины, и харизматического лидера.

3. Потребность в доминировании и власти. Люди толпы, массы, собираясь для слушания речей нацистских лидеров, кроме всего перечисленного, упивались также и иллюзией "приобщения к власти", которую умело создавали у них фашистские главари-ораторы. С помощью "формул идентификации" (Мы, немцы.... Мы, солдаты, пр.) и других приемов оратор как бы "делился" своей властью с толпой или приобщал ее к своему желанию завоевать власть. Обещания господства над миром, постоянные напоминания в речи о том, что слушающие принадлежат к "сильной" расе, арийцам, призванным властвовать и имеющим естественное право властвовать, что они господа "по праву" крови, прирожденные властители, постоянные указания на "низшие" расы как на рабов, настоящих и будущих, непрерывное внушение превосходства — все это было сильнейшим соблазном для "маленького человека" с неудовлетворенной потребностью власти. Для удовлетворения именно этой потребности и служили преимущественно те термины иерархии, на которых мы останавливались в прошлой лекции, анализируя семантические поля и ключевые слова нацистской риторики.

Итак, можно заключить, что риторика фашизма "убеждает с помощью веры" (Платон. Горгий) и манипулирует адресатом, апеллируя не к разуму, а прежде всего и почти исключительно к чувствам и примитивным инстинктам. В связи с этим выводом отметим, что средства убеждения в речах И. Сталина значительно отличаются: в них используются как раз прежде всего рациональные аргументы, правда, довольно примитивные и во всяком случае всегда упрощенные, чтобы быть понятыми широкой массой.

5. ДЕМАГОГИЯ

Демагогия для фашистской риторики, как и вообще в тоталитарной риторической модели, не исключение, а правило. Сравните хотя бы начало и конец "завещания"

134

Гитлера, о котором говорилось в прошлой лекции: начинается оно с утверждения о миротворческой цели и роли автора, а кончается цитатой из "Майн кампф", вно<