Первое столкновение с ираном

 

Все события, связанные с восстановлением власти ислама в Аравии, были внутриарабским делом, не затрагивавшим интересы соседних великих держав. Исламизация Йемена и добровольное признание власти Мухаммада иранским наместником и его воинами произошло в тяжелую для сасанидского Ирана пору, когда меньше чем за полтора года, с весны 630 до осени 631 г., сменилось два царя и одна царица. Затем смена правителей пошла еще быстрее: с момента возвращения Мухаммада из «прощального паломничества» и до подавления восстания Мусайлимы сменилось пять царей, правивших от полугода до нескольких дней. В этих условиях персидский наместник в Йемене и его преемники не могли рассчитывать на поддержку из метрополии, да и в Ктесифоне было не до далекого Йемена.

 

Положение несколько изменилось, когда зимой 632-33 г. на престол взошел Йездигерд III, стабилизировавший обстановку, а мусульманские отряды начали действовать по соседству — на южной границе Месопотамии — и в Бахрейне, находившемся в вассальной зависимости от Ирана.

 

Принятие ислама правителем степной зоны Бахрейна, ал-Мунзиром б. Сава, при Мухаммаде, видимо, объяснялось учетом неурядиц, царивших в Ктесифоне. Ал-Мунзир остался верен исламу и после смерти Мухаммада, но пережил его лишь на несколько недель. С его смертью арабы Бахрейна раскололись на две группировки. Большинство племени кайс сохранило верность исламу и ориентацию на Медину; соперничавшие с ними арабы племени бакр б. ваил стали искать покровительства в Ктесифоне.

 

Происходившая затем борьба между этими группировками, в которой приняли участие мусульманские войска, стоит особняком в истории ридды, и среди исследователей был распространен скептический взгляд на возможность серьезной реконструкции происходившего. Автор последней монографии по истории ридды пишет: «История войны в Бахрейне в том виде, как она представлена в важнейших традиционных источниках, больше легенда, чем историческое повествование. Историческая информация, предоставляемая этими источниками, теряется в длинных рассказах о чудесных событиях, которые, по общему мнению, происходили с мусульманской армией в Бахрейне и на пути туда» [+74]. К счастью, сейчас в нашем распоряжении есть новые источники, позволяющие более отчетливо представить ход событий, во всяком случае, не хуже, чем в других областях Аравии.

 

Противники ислама обратились к Йездигерду, прося назначить правителем царевича из потомков ан-Ну'мана, которые «имеют больше прав, чем сын Абу Кухафы». Йездигерд предложил ал-Мунзира б. ан-Ну'мана, сына последнего лахмидского правителя ан-Ну'мана [+75], придав ему 6 или 7 тысяч персидских воинов (число, видимо, преувеличенное). Мусульманский наместник Абан б. Са'ид под благовидным предлогом быть вместе со всеми в Медине в трудный час с 300 мусульманами покинул Бахрейн.

 

Глава антимусульманской оппозиции ал-Хутам (из племени кайс) с 4000 своих сторонников и с помощью персидских всадников в многодневном бою разгромил кайситов-мусульман и осадил их в крепости ал-Джуваса около Хаджара.

 

Абу Бакр послал на помощь им ал-Ала б. ал-Хадрами с небольшим отрядом [+76], который по мере движения на восток обрастал добровольцами. Путь его проходил по северной окраине Йамамы, где к нему присоединился Сумама б. Усал с группой ближайших родственников, остальные соплеменники из бану сухайм не ответили на его призыв. Это обстоятельство позволяет сделать вывод, что поход происходил до завоевания Йамамы Халидом. С другой стороны, мы узнаем, что тамимиты, через земли которых лежал дальнейший путь, встретили мусульманский отряд благожелательно, снабжали его продовольствием и фуражом и многие даже присоединялись к нему [+77], а это могло быть после битвы при Бузахе или скорее всего после расправы Халида над Маликом б. Нувайрой. Значит, поход ал-Ала приходится на промежуток между этими двумя большими экспедициями Халида, на самый конец 11 г. х.

 

С подходом мусульманского отряда осажденные сделали вылазку и ударом с двух сторон разгромили осаждавших. Соединенные силы мусульман составили около 6000 человек. Ал-Хутам запросил помощи у марзбана ал-Хатта (побережье Бахрейна) и с этим подкреплением преградил мусульманам путь к побережью. Наступило длительное противостояние, которое одни источники выделяют как бои около Хаджара (Радм ал-Кадах?), другие связывают с осадой мусульман в ал-Джувасе [+78]. В результате внезапного ночного нападения мусульман враги были окончательно разгромлены, а сам ал-Хутам убит. Персидское войско разбежалось, часть ушла в Иран, часть предпочла остаться на месте и стать земледельцами. Остатки противников ислама укрылись на острове Дарайн (ныне о-в Бахрейн), но ал-Ала решился переправиться через пролив и нанес им там последний, решающий удар [+79].

 

К сожалению, имеющиеся источники не говорят о роли марзбана Бахрейна во всех этих событиях и о его дальнейшейсудьбе: он упомянут мимоходом лишь один раз [+80], и это вызывает сомнение, имелся ли вообще в ту пору на Бахрейне сасанидский наместник, не является ли упоминание его анахронизмом. Если же какой-то представитель сасанидской администрации все-таки сидел в Бахрейне и был изгнан мусульманским военачальником, то это означало начало военно-политического конфликта с могущественным северным соседом. Непрерывная смена правителей на сасанидском престоле в начале 30-х годов VII в. ослабила Иран и отвлекла внимание от степной границы, из-за которой за все время существования династии ни разу не исходила угроза для Месопотамии. Пользуясь этим, бедуины стали совершать набеги на пограничные районы Месопотамии от Убуллы до Хиры [+81].

 

Одним из организаторов этих набегов был вождь бакритского племени шайбан ал-Мусанна б. Хариса. В начале 633 г., явно после того как Халид пересек Дахну в поисках Малика б. Нувайры, ал-Мусанна обратился к Абу Бакру с просьбой признать его главой племени (или, по другой версии, «тех, кто принял ислам из моего племени») и обещал за это охранять границу с Ираком. Абу Бакр охотно послал ему просимую грамоту [+82]. С такой же просьбой обратился к халифу сосед и соперник ал-Мусанны, Ма'зур б. Ади ал-Иджли, и тоже получил грамоту, подтверждающую его власть над мусульманами своего племени.

 

Остается неясным, каким образом обращение ал-Мусанны и Ма'зура побудило Абу Бакра послать Халида б. ал-Валида на иранскую границу. Мусульманские авторы дружно говорят о том, что Халид был послан завоевывать Ирак вместе с ал-Мусанной (который, естественно, поступил под его команду). Но действительно ли Абу Бакр, посылая Халида, предполагал начать завоевание Ирака, т. е. ввязываться в войну с неизмеримо более могущественным соперником на его же территории?

 

Двадцать лет назад Е. А. Беляев ничтоже сумняшеся писал: «Еще до окончательного подчинения Аравии вооруженные силы медино-мекканской общины и примкнувшие к ним бедуинские племена начали вторжение в соседние цивилизованные страны» [+83]. А коль скоро вторжения начались до того, как мусульмане навели порядок в собственном доме, то ясно, что завоевания Сирии и Ирака были заранее задуманными мероприятиями.

 

Эту же мысль отчетливо высказывает Э. Шуфани (который, правда, в отличие от Е. А. Беляева, не думает, что окончательное подчинение Аравии было завершено после Абу Бакра): «Так называемая война ридды и арабское завоевательное движение были одной и той же операцией, направленной на распространение гегемонии Медины на всех арабов, как в Аравии, так и в Сирийской пустыне», и далее: «Неверно считать нападение на византийскую границу в Сирии или Хиру на персидской границе исходным моментом арабского завоевательного движения… Первый шаг экспансии начался после сдачи Мекки» [+84].

 

Можно согласиться, что никакой паузы между походами на арабские племена, не принявшие ислам, в Аравии и завоеванием Ирака и Сирии не было, они естественно продолжались в этих завоеваниях, но с одной существенной оговоркой — этот переход произошел стихийно, силой обстоятельств, а не был результатом заранее намеченных мероприятий.

 

Проблема сводится прежде всего к выяснению взглядов Мухаммада относительно пределов распространения ислама. В Коране засвидетельствованы только утверждения о том, что Мухаммад послан к арабам, его задача — откровение, ниспосланное им на их родном языке. Если верить мусульманской исторической традиции, то та же мысль в несколько иной форме — в Аравии должна быть только одна вера — высказывалась им в последние дни во время смертельной болезни [+85]. Ранняя мусульманская историческая традиция не пыталась вложить в его уста идею завоевания мира, хотя в начале VIII в., когда она бурно развивалась, непрерывное расширение границ мусульманских владений представлялось естественным и закономерным процессом. И это больше убеждает в отсутствии у него такой идеи, чем рассказы историков о призывах Мухаммада к владыкам мира принять ислам.

 

Иное дело, конечно, что последователи всякого учения, претендующего быть единственно верным, в конце концов считают своей священной обязанностью распространить его как можно шире. Поэтому для всех последователей Мухаммада, от халифа до простого воина, мысль о необходимости всемерного распространения ислама стала господствующей, как только для этого появилась реальная возможность.

 

Если бы у Абу Бакра и его ближайшего окружения имелся какой-то продуманный план действий, то, покончив с риддой, они прежде всего попытались бы как-то организовать управление огромным, больше сасанидской империи государством, организовать армию и только после этого затевать рискованную войну сразу против двух великих держав. Но ничего подобного заметить не удается.

 

Мусульманское государство Аравии на втором году его существования представляло собой рыхлое объединение племен и областей, связанных лишь личной верностью наместников главе религиозной общины и свежими воспоминаниями племенных вождей и местных династий правителей о только что пережитых поражениях. Реальную силу, на которую мог без оглядки положиться халиф, составляли 3–4 тысячи мухаджиров и ансаров и 2–3 тысячи воинов из старых мусульман Хиджаза. Один раз эта сила смогла справиться с превосходящими, но раздробленными силами остальной Аравии, и это, конечно, рассматривалось всеми как доказательство истинности и мощи новой веры.

 

Халифат не только не располагал регулярной армией, но и не имел надежного источника средств для ее содержания. Единственным источником их была садака, выплачивавшаяся в основном скотом. За один год она составляла, вероятно, 50–70 тыс. голов верблюдов и около 100 тыс. голов мелкого рогатого скота на сумму 300–400 тыс. динаров. Но значительная часть этого скота, особенно в периферийных районах, оставалась на месте и использовалась для оказания помощи нуждающимся мусульманам и лишь отчасти шла на содержание армии (неизвестно, как смотрели на садаку в те годы, но позже она не входила в бюджет государства и использовалась только как благотворительный фонд). Та часть скота, которая сгонялась к Медине, паслась на двух заповедных пастбищах (хима), в ан-Наки' и ар-Рабазе, и могла использоваться как источник централизованного пополнения ополчения верховыми животными. Здесь же находились пастбища для боевой конницы. На этим и ограничивалось централизованное обеспечение нужд молодого государства.

 

Важным источником средств, предметов вооружения и роскоши была военная добыча, пятая часть которой поступала в распоряжение главы общины, но еще при Мухаммаде повелось сразу же делить эту пятину между мусульманами Медины. В распоряжении Мухаммада, а затем Абу Бакра оставалась только личная доля.

 

Мусульманская община за 628–632 гг. значительно обогатилась, но обогатились члены общины, а не государственное образование, не имевшее ни бюджета, ни значительного постоянного резерва средств. Трудно предположить, что достаточно расчетливая и предусмотрительная верхушка мусульманской общины могла строить планы большой войны.

 

Все это заставляет думать, что в начале 12 г. х., до первых успехов Халида на иракской границе, Абу Бакр не предполагал начать завоевание Ирана и Византии, а лишь намеревался распространить ислам на всех арабов, в том числе и на живших в пределах этих двух империй. С этой целью и были посланы примерно одновременно Ийад б. Ганм на Думат ал-Джандал и Халид б. ал-Валид — к низовьям Евфрата и в Хиру. О действиях первого мы ничего не знаем, о втором же сведений много, но они очень противоречивы.