Реквием Ахматовой: личное и общенародное

 

1937 год. Страшная страница нашей истории. Поэма А. Ахматовой "Реквием" ярко отражает трагедию личности, семьи, народа. Сама она прошла через ужасы сталинских репрессий: был арестован и семнадцать месяцев провел в сталинских застенках сын Лев, под арестом находился и муж, погибли близкие (Мандельштам, Пильняк).

С 1925 года ни единой строчки не было опубликовано, ее словно вычеркнули из жизни.

Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой... Ты сын и ужас мой.
Перед нами надломленная горем женщина, мать, жена, которая сама не верит в возможность пережить такое:
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы, так не могла...
Картины, одна страшнее другой, возникают при чтении поэмы. Вот «уводили тебя на рассвете, за тобой, как на выносе, шла...» А вот «трехсотая, с передачею, под Крестами» стояла, прожигая новогодний лед горячею слезою. Вот «кидалась в ноги палачу» и ждала казни. А когда «упало каменное слово», училась убивать в себе память, душу, училась жить снова. Мотив смерти, окаменелого страдания звучит в стихах поэтессы.
Но, несмотря на личное горе, лирическая героиня сумела подняться над личным и вобрать в себя горе других матерей, жен, трагедию целого поколения, перед которой «гнутся горы».
Ахматова размышляет о любимой родине, о России, которая безвинно корчилась в страданиях, о своих подругах по несчастью, которые седели и старились в бесконечных очередях. Ей бы хотелось всех вспомнить, назвать поименно. Даже в новом горе и накануне смерти не забудет она о них. И памятник себе она хотела бы иметь не у моря, где родилась, не в царскосельском саду, где подружилась с музой, а у той страшной стены, где стояла триста часов.
Поэма Анны Ахматовой "Реквием" — это осуждение насилия над личностью, приговор любому тоталитарному режиму, который базируется на крови, страданиях, унижениях как отдельной личности, так и целого народа.

Став жертвой такого режима, Ахматова взяла на себя право и обязанность говорить от имени пострадавшего многомиллионного народа.
Это не только надгробный плач, но и суровое предостережение человечеству.

 

 

2. Военная тема в литературе второй пол. 1940 - первой пол.1950-х гг. (А. Твардовский, А. Платонов, В. Некрасов).

Литература послевоенных лет развивалась в неблагоприятных условиях. Всё более усиливались ограничительно-нормативные тенденции. Призывы к "простоте", "народности", "понятности" литературного языка нередко оборачивались облегчённостью, обеднением художественных средств, невыразительностью образов, иллюстративностью, "нейтральностью" стиля. Особенно ярко это проявилось в распространении теории бесконфликтности, "праздничности" литературы. Серьёзные опасности для литературы, для литературного языка таились, в частности, в нередкой подмене художественного исследования публицистикой. Исследовательница Н.Кожевникова объясняла "общий публицистический характер литературы этого периода" двумя обстоятельствами: "во-первых, непосредственной связью с партийной публицистикой, в которой воплощается конечная смысловая инстанция, во-вторых, прямыми формами выражения авторской позиции" (См.: Н.Кожевникова. Отражение функциональных стилей в советской прозе. // Вопросы языка современной русской литературы. М., 1971. с. 250). Для языка многих произведений была характерна стилистическая недифференцированность речи персонажей, независимость её от ситуации речи, в результате чего речь утрачивала присущие ей черты: субъективность, конкретную связь с ситуацией, приобретая черты, ей не свойственные — логический характер, объективность и т.п.. "...В таких произведениях в концентрированном, свёрнутом виде воплотилась поэтика иллюстративной литературы, в них переносились приёмы газетного очерка" (там же). Подобные недостатки мы находим в книгах самых разных авторов тех лет — и таких опытных, маститых писателей, как И.Эренбург, Ф.Панфёров, П.Павленко, Г.Николаева, и только начинавших свой путь в литературе — таких, как Ю.Трифонов, Г.Коновалов, В.Очеретин и многие другие. И всё же в целом, как уже говорилось, было бы неправильно утверждать, что русская литература послевоенных лет (и прежде всего проза) начисто проиграла борьбу за язык. Многие писатели успешно противостояли наступлению нормативных тенденций и принципов на художественное слово, на литературу в целом... В произведениях Михаила Шолохова 40 — 50-х годов — рассказе "Судьба человека", главах романа "Они сражались за Родину" — художественное слово писателя вполне узнаваемо, хотя, конечно, такой образной насыщенности, концентрации, как в "Тихом Доне", он достигает не всегда. Не отступая и не уступая своим художественным, языковым принципам, писатель, однако, не мог полностью изолироваться от внешних обстоятельств и в той или иной мере отразил требования времени, в том числе в области языковых норм. Не прошла даром и школа военной публицистики, требовавшая порой более простых, а то и спрямлённых характеристик, более жёстких, публицистически открытых образов, слов. И всё же Шолохов, как никто другой, устоял под напором "бесстильности", упрощения изобразительных средств, что в значительной мере и гарантирует его произведениям долгую жизнь. Яркое явление языковой культуры, как и национальной художественной культуры в целом, представляет собой творчество Леонида Леонова: "...языковое богатство его удивительно", — восхищался Горький, первыми же произведениями Леонова. Хорошо известны слова Горького о романе "Соть": он написан "вкуснейшим, крепким, ясным русским языком, именно — ясным, слова у Леонова светятся". "Анафемски хорош язык, такой "кондово" русский, яркий, басовитый...", — продолжал Горький. Однако именно яркость, красочность, "басовитость", нестёртость, наконец, русскость леоновского слова, его стиля вызывали всё возрастающие критические нападки. Так, в статье 50-х годов В.Ковалёва, довольно чуткого и внимательного исследователя творчества Л.Леонова, о повести "Петушихинский пролом" говорится: "Язык повести стилизован, далёк от норм современного литературного языка, архаичен. В нём почти не нашли отражение общественно-политическая лексика нашей эпохи. Повесть местами трудно читать". Ещё больше нареканий вызывает у автора статьи о языке и стиле Леонова его роман "Вор". Это "идейно-порочное произведение в духе мелкобуржуазных воззрений на период нэпа...", в нём отсутствуют положительные герои, искажена перспектива развития революции, — и именно поэтому под подозрением оказывается язык и стиль писателя. В.Ковалёв обнаруживает в нём неудачные, по его мнению, неологизмы ("непонятица", "беззатейный человек", "отрывный крик" и др.), элементы просторечия, разговорной речи, жаргонизмы ("гольём пьёте?", т.е. без закуски; "с торговкой одной сморгался"), натуралистические тенденции. Как видим, в полном соответствии с временем, Леонова, как и других писателей, склоняли к обесстиливанию языка, сглаживанию его индивидуализации, выравниванию под некий общий литературный стандарт, мнимой простоте, "народности". В чём-то писатель вынужден был уступать — особенно там, где эти требования совпадали с внутренними творческими задачами; в целом же Л.Леонов, как и М.Шолохов, оказался чрезвычайно неподатлив и "упрям" в отстаивании своего права на первородность, непохожесть, свою творческую индивидуальность. Уже в 70-е годы было признано, что "борьба" за чистоту языка носит зачастую нивелирующий характер, и оценки многих произведений Л.Леонова освобождались от излишних критических нападок.

Повесть "Облава" относится именно к таким произведениям. Действие происходит в белорусской деревне в середине тридцатых годов. Уже прошла коллективизация, создан колхоз, раскулачены и выселены в необъятные места так называемые кулаки, а на самом деле - крепкие хозяева. Один из них - Федор Ровба - когда-то поверил революционным идеалам, провозгласившим, что крестьянин - истинный хозяин земли. От советской власти получил он земельный надел, усердно работал на этой земле, получал хороший урожай. Хозяйство давало прибыль, и он приобрел молотилку. Вся округа пользовалась этой машиной, а платили, кто сколько может. Федор не наживался за счет своих односельчан. Но жил он в достатке, это его и погубило. Районные власти по доносу завистливого человека решили принять меры к "новому богачу". Один непосильный налог, затем другой - все это не только разоряло Федора, но и делало его, по понятиям местных руководителей, врагом народа. Ему бы бежать из деревни, куда глаза глядят, но он корнями врос в родную землю, в свой дом, в свою усадьбу. Да еще хотелось Федору, чтобы сын Миколка вышел в люди. Федор не хотел опрометчивым поступком мешать его служебной карьере. Но вот в деревне началось раскулачивание. И хотя семья Федора уже бедствовала, не сумев рассчитаться с государством, Федора все же признали кулаком. Тут постарался один из соседей, активист комбеда, который задолжал Федору за молотьбу. Именно он и подсказал записать Федора в кулаки. С женой и маленькой дочкой Федор был сослан на север. Работал на лесозаготовках, не имея возможности хоть как-то уберечь от бед и болезней жену и дочь. Жену схоронил в мерзлой северной земле, а затем и дочку не сумел спасти от беды и недобрых людей. Оставшись один, Федор задумал бежать во что бы то ни стало. Не сразу это удалось ему, но, в конце концов, оказался он снова в родных краях. Он даже сам толком не знал, зачем он вернулся. Какая-то сила тянула его к тем местам, где он рос, трудился, где росли его дети, где был он когда-то счастлив. Ничего не осталось от его прежней усадьбы, но Федор безошибочно мог бы найти то место, где она стояла. Но вся беда в том и заключалась, что не мог он просто так подойти к знакомому месту, пройтись по деревне, взглянуть в глаза людям. Красная пропаганда сделала свое черное дело: люди считали его классовым врагом, преступником. Как же так могло случится, что бывшие соседи стали врагами? Это для Федора было больнее всего.Голодный, измученный, бродил он вокруг родной деревни. Ему очень хотелось узнать, какова она, новая жизнь. Случайный разговор с незнакомым стариком, встреченным на опушке леса, убедил его, что дела в колхозе идут неважно. Кормов не хватает, урожаи бедные. Пережили страшный голод, замучены налогами. Да Федор и сам видел, как работали крестьянские женщины на колхозном картофельном поле. Так за что же тогда он пострадал? Его несчастья не стали основой для зажиточной и радостной жизни других людей. Но самое страшное было впереди. Он все-таки попался на глаза односельчанам, и те поднялись против него, устроили облаву, как на дикого зверя. Приехали из города милиционеры, районные активисты, которыми руководил его родной сын Миколка. Федора окружили со всех сторон, оставив ему один путь - в болотные топи. Но болотная глушь казалась не такой страшной, как преследовавшие его люди. Федор для них уже не человек, эти люди уже не живут по человеческим законам. У них своя правда, свои лозунги, свои законы. Новое время разрушило сложившиеся годами жизненные устои. Государство подавило человека. И Федор не хочет быть своим среди таких людей. Он знает, что там, в болоте, его погибель, но он не вернется к людям, у него с такими людьми ничего общего нет. Трясина поглотила его вместе с его болью.Быков очень остро переживает судьбу своего народа, по которому прокатилось "красное колесо" сталинских преобразований. Книга написана с сердечной болью, и с большой любовью к народу-труженику, понесшему огромные жертвы во имя ложных идеалов.

ЭКЗАМЕНАЦИОННЫЙ БИЛЕТ № 11

 

1. Поэтическая концепция О. Мандельштама в книге стихов «Камень».