Перевод sonate10, редакция Linnea

Нил Шустерман

Здесь был Шва

(Энси Бонано — 1)

Перевод sonate10, редакция Linnea

обложка mila_usha_shak

Моим бабушке Гасси и дедушке Дейву Альтманам, которые навсегда останутся для меня воплощением духа Бруклина.

шва: чрезвычайно распространённый в английском языке (и не в нём одном — прим. перев.) неопределёный гласный звук, различаемый во многих безударных слогах. Произносится как нечто среднее между «а», «о» и «э», и обозначается символом ə.[1]

ЛАБОРАТОРНЫЙ ЖУРНАЛ

«Эффект Шва»: эксперимент №1.

Гипотеза: Шва будет функционально невидим в стандартной классной комнате.

Материалы: случайно выбранные ученики — 9 шт., классная комната — 1 шт., Шва — 1 шт..

Содержание эксперимента: Девять учеников и Шва расселись в классной комнате, в которой больше никого нет (если не считать хомяков и морской свинки в клетке у задней стенки). После этого мы предлагали проходящим мимо ученикам зайти в класс и просили их точно подсчитать количество людей в классе.

Результаты: Три человека из пяти отказывались заходить в класс, опасаясь, что над дверью укреплено ведро с водой или ещё чем-нибудь столь же мерзким; их можно понять — наша компания прославилась своими остроумными и не очень розыгрышами. В конце концов нам удалось затащить в класс что-то около двадцати ребят, заставить их посчитать присутствующих и доложить нам. Пятнадцать счётчиков сказали, что в комнате девять человек. Четверо утверждали, что десять. Один представил цифру в семнадцать (мы подозреваем, он посчитал и хомяков с морской свинкой).

Заключение: Четыре человека из пяти не увидели Шва в обычной, стандартной классной комнате.

***

Не знаю, чего в этом Шва было такого, что продолжало привлекать к нему моё внимание. Нельзя сказать, что я всё время думал о нём — о нём вообще трудно думать, и в этом часть проблемы. Начинаешь думать о Шва и очень скоро обнаруживаешь, что думаешь о какой-нибудь видеоигре, или прошлом Рождестве, или о четырнадцати тыщах разных других вещей и уже не можешь вспомнить, с чего начинал свои раздумья. Как будто твой мозг принимается извиваться и изворачиваться в стремлении утащить тебя подальше от Шва. Правда, в этом для меня нет ничего нового; мои мысли вечно разбегаются в разных направлениях, особенно если поблизости есть девочки. С девочками, которые мне нравятся, я вечно веду себя как осёл. С языка так и срываются всякие глупости, типа «У тебя туфли грязные» или «У тебя нос в горчице» — как получилось однажды с Мэри-Эллен Маккоу; но если уж на то пошло, у неё такой шнобель, что его трудно в чём-то не вымазать, а по временам, мне кажется, у неё в носу застревает целая бутылка с соусом. Однако моя неловкость в обращении с девочками сгладилась, когда я познакомился с Лекси. Вообще, после моего знакомства с Лекси много чего изменилось... хотя стоп, меня занесло. О чём это я говорил? Ах да. О Шва.

Ну вот видите? Начинаешь думать о Шва, а заканчиваешь тем, что думаешь о чём угодно, только не о нём. Наверно, мой исключительный интерес к этому парню диктовался тем, что я некоторым образом чувствовал своё сродство с ним. Видите ли, я тоже никогда не выделялся из толпы себе подобных. Я же самый заурядный восьмиклассник, такой же шалопай и кладезь (ненужной) премудрости, как и все прочие, что, похоже, обеспечит мне неплохую карьеру где-нибудь в Айове, но в Бруклине таких экземпляров, как я, пруд пруди. Обо мне никто не скажет ничего примечательного — ни дурного слова, ни хорошего; даже в своей собственной семье я сбоку припёка. Фрэнки ниспослан Бруклину самим Господом, Кристина — младшенькая, поэтому ей достаётся больше всего внимания, ну а я... на мою долю приходятся лишь жалкие остатки. «У тебя синдром среднего сына», — сказали мне как-то. Как по мне, то это больше похоже на синдром среднего пальца. Вам когда-нибудь приходилось играть в игру «Как я представляю себе своё будущее»? Так вот, когда этим занимаюсь я, всё, что у меня получается — это вообразить, как мои бывшие одноклассники спрашивают друг у друга: «Эй, а что сталось с Энси Бонано?» И даже в моей собственной мысленной сцене никто не имеет об этом ни малейшего понятия. Но вот со Шва дело обстоит ещё хуже. Он не просто из тех парней, про которых никто не спросит «а куда он подевался?»; он из тех, чья фотка по нечаянной случайности выпадает из годового альбома — и никто этого даже не замечает. Хоть мне немножко стыдно, но должен признаться: хорошо, когда рядом с тобой находится кто-то ещё более незаметный, чем ты сам.

***

ЛАБОРАТОРНЫЙ ЖУРНАЛ

«Эффект Шва»: эксперимент №2

Гипотеза: Шва никто не заметит, даже если он оденется чёрт знает во что и будет вести себя как полоумный.

Материалы: Мужской туалет, сомбреро, покрашенное светящейся оранжевой краской, костюм с прошлогоднего школьного спектакля «Кошки» и Шва.

Содержание эксперимента: Шва стоит посреди мужского туалета в костюме кота и оранжевом сомбреро на голове и во всё горло распевает «Боже, благослови Америку». Мы спрашиваем ни о чём не подозревающих учеников, выскакивающих из туалета, не заметили ли они чего-нибудь странного.

Результаты: Нам удалось заставить пятнадцать человек обсудить с нами пережитое в туалете. На вопрос, не происходило ли там что-то не совсем обычное, один мальчишка принялся жаловаться на безостановочно текущий унитаз, а остальные четырнадцать сообщили, что в сортире действительно был какой-то псих, который вёл себя странно. Мы решили было, что эксперимент не удался, но всё-таки попросили описать сортирного психа.

— По-моему, на нём было надето что-то не разбери поймёшь, — сообщил один.

— Кажется, на нём был остроконечный голубой колпак, какие надевают на вечеринках, — сказал другой.

Никому из опрошенных не бросилось в глаза оранжевое сомбреро или кошачий костюм, кроме одного пацана, который был почти уверен, что у психа имелся хвост.

Все сходились на том, что псих распевал нечто патриотическое, но никто не мог припомнить, что именно. Пятеро заявили, что это был «Звёздно-полосатый флаг»[14]. Шестеро утверждали, что это была «Моя страна, тебе пою». И только четверо опознали «Боже, благослови Америку».

Заключение: Швамало кто замечает,даже когда он одет как самый распоследний клоун и вытворяет чёрт знает что.

***

Баскетбольные корзины в парках нашего жилого района снабжены металлической сеткой. Мне она нравится больше, чем обычная верёвочная: когда всаживаешь туда мяч, слышится не «ш-шух!», а «дзын-нь!». Этот радостный звон куда приятней для слуха. Есть в нём что-то эдакое, мачовское, не то что в «ш-шухе». Этот звук оглушает, как приветственный рёв восторженной толпы — то есть как раз то, чего такие невидимые парни, как Шва, и такие наполовину невидимые, как я, не услышим нигде, кроме собственного воображения.

На баскетбольной площадке меня и осенила Великая Идея.

К этому времени Шва стал проводить в нашей компании довольно много времени — я хочу сказать, в тех случаях, когда мы замечали его присутствие. Айре это не слишком-то нравилось. Видите ли, Айру никак нельзя было назвать незаметным, он очень даже неплохо продвинулся в зримом мире. Взять хотя бы его камеру, кстати. Вы, наверно, думаете: ну что такое кинооператор? Так, парень за кадром и всё. Как бы не так! Айра, уставивший глаз в окошечко видоискателя, сразу становится центром всеобщего внимания. Он правит миром, и мир ему это позволяет. Так что я понимал, почему он держится от Шва на расстоянии вытянутой руки: не хочет заразиться невидимостью.

Но на баскетбольной площадке Айра всё-таки присоединился к нам — должно быть, уж очень поиграть хотелось. К тому же в дружеских матчах, где ты можешь сам выбирать себе партнёров, мы вскоре обнаружили, как обратить «эффект Шва» себе на пользу.

Комбинация номер один: ложный выпад влево, пас Шва, бросок, мяч в кольце!

— Эй, а этот откуда здесь взялся?! — всегда следовал возглас из команды соперников.

Комбинация номер два: ведёшь мяч в середине, отбрасываешь назад, к Шва, тот вдоль боковой линии устремляется к кольцу — бросок — мяч в кольце!

— Что?! Кто опекает этого парня?

Любо-дорого смотреть, как соперники выходят из себя: они не видят Шва до того самого мгновения, когда мяч уже у него в руках.

Комбинация номер три: пас Хови, обратно мне, а потом — Шва, который стоит прямо под корзиной. Быстрый подкрученный бросок — мяч в кольце!

И теперь удел противника — лишь плач и скрежет зубовный, как говорится в Библии.

В тот день, о котором речь, когда остальные удалились искать утешения после своего позорного поражения, Хови, Шва и я остались на площадке — просто так, мячик покидать. Айра ушёл сразу после игры, не желая находиться рядом со Шва дольше необходимого.

— А давайте подадим заявку на вступление в школьную команду, — предложил Хови. — Мы так здорово сыгрались.

— Ты имеешь в виду — это Шва должен подать заявку в команду, — сказал я.

Шва немного подриблил мяч и забросил его в корзину.

— Несколько лет назад я играл в младшей команде, — проговорил он, — но ничего хорошего из этого не вышло.

— Постой, не говори. Тренер всё время забывал ставить тебя на игру, даже когда ты торчал у него перед носом, а если ты и играл, то никто тебе не пасовал. Так?

Он пожимает плечами, как будто это самое обычное дело.

— И отец никогда не приходил на матчи. Ну я и подумал: оно мне надо?

— А мама? — спрашивает Хови.

Уж на что я мастер ляпать языком, не подумав, но Хови в этом просто король. Сболтнув лишнее, он в тотчас же поморщился, но слово не воробей.

Шва отвечает не сразу. Сначала бросает мяч в корзину. Промахивается.

— Мамы уже давно нет.

Хови смотрит на меня, как будто ожидает, что я разовью тему, но мне неохота. Да и в самом деле — что я могу сказать? «Мол, это правда, что твою маму похитили пришельцы из космоса прямо посреди супермаркета?» Или: «А правда, что твой папа схватил свой самурайский меч и сделал из мамы сасими?»

Ну уж нет. Я предпочёл сменить тему, тем самым изменив течение наших жизней, ибо в этот судьбоносный момент меня озарила Великая Идея, вошедшая в историю как Стелс-Бизнес.

— Слушайте, если «эффект Шва» так классно проявляет себя на баскетбольной площадке, должны быть и другие способы выжать из него выгоду.

Шва прекратил стучать мячом.

— Какие способы?

— Ну, не знаю... Шпионить за людьми, например, и всё такое.

При упоминании о шпионаже уши у Хови встали торчком.

— Да правительство отвалит кучу бабок невидимке!

— Шва не невидимый, — возразил я. — Он вроде как, но не совсем. Невидимоватый. Как истребитель «стелс».

— ЦРУ всё равно нашло бы как его использовать.

— Вот именно что использовать. Используют на полную катушку и выбросят. — Я перехватил у Шва мяч, продриблил до кольца и положил в корзину.

— Так я вам и пошёл к правительству, — заупрямился Шва.

— И не надо, — поддержал я. — Они тебя препарируют и засунут в бак с формалином в Зоне 51.

Хови помотал головой.

— Зона 51 — это для пришельцев. Шва они засунут в Зону 52.

— Может, нам начать с чего-нибудь не такого масштабного? — предложил я. — Не будем выходить за пределы школы. Уверен, найдутся люди, готовые заплатить за услуги Стелс-Шва.

Вообще-то в тот момент я просто молол языком, как это часто со мной случается. Но изредка из моей мельницы высыпаются драгоценные камни идей. Вот и в тот раз я почувствовал, что напал на нечто выдающееся.

— И сколько, ты думаешь, они заплатят? — спросил Шва.

Я бросил трёхочковый.

— А сколько стоит истребитель-невидимка?

Дзынь-дзынь! — зазвенела сетка. В её пении мне послышался звон золота.

***

ЛАБОРАТОРНЫЙ ЖУРНАЛ

«Эффект Шва»: эксперимент №3

Гипотеза: Шва сможет пройти сквозь систему безопасности аэропорта со стальным прутом в кармане.

Материалы: Терминал American Airlines аэропорта имени Дж. Ф. Кеннеди, шестидюймовый стальной стержень, Шва.

Содержание эксперимента: Шва должен пройти через контрольный пункт, добраться до выхода на посадку № В-17 и вернуться обратно.

Результаты: Шва стоял в очереди к пункту контроля, но охранник, проверяющий удостоверения личности и билеты, перешёл от предыдущего пассажира прямо к следующему, минуя Шва. Подопытный показал нам колечко из большого и указательного пальцев, мол, всё в порядке, потом прошёл сквозь детектор металлов. Тот зазвенел. Только тогда охранники заметили Шва. Они заставили его поднять руки, провели металлоискателем вдоль всего его тела и нашли стальной прут. Призвали себе на помощь дополнительные силы безопасности. Силы прибыли вместе с двумя национальными гвардейцами в камуфляже. Начали выспрашивать у Шва, где его родители, и захотели взглянуть на билет. Вот тогда пришлось вмешаться нам и объяснить, что это только эксперимент, что мы не хотели заварить такую кашу. Гвардейцы и охранники остались весьма нами недовольны. Вызвали наших родителей. Те тоже остались весьма нами недовольны. Что и положило конец дальнейшим экспериментам в области исследований «эффекта Шва».

Заключение:

1. Шва остаётся невидимым для обычного охранника до тех пор, пока его присутствие не обнаруживается с помощью передовых технологий, в данном случае — детектором металлов.

2. Стальные пруты в карманах Шва остаются стальными прутами.

4. Стелс-Бизнес в действии = бешеные деньги. Потому что я, кажется, прирождённый предприниматель

Решив превратить «эффект Шва» в предприятие, приносящее реальный доход, мы тут же взялись за дело и представили классу отчёт о серии экспериментов по исследованию этого эффекта. Большинство за животики держалось, приняв всё за шутку, но остальные — те, что сами принимали участие в опытах — заподозрили, что всё не так-то просто. Ну, знаете, как в том телешоу, в котором чувак-парапсих толкует с твоими умершими родичами — кажется, они так и крутятся поблизости, наблюдают за всем, что ты делаешь... Довольно неприятное чувство. То есть ты, вообще-то, не веришь в эти сказки, и тем не менее, есть в этом всём что-то на грани правдоподобия, так что невольно начинаешь думать: а вдруг и в самом деле?..

Вот так же обстоит дело и со Шва. Большинству наших одноклассников поверить по-настоящему в «эффект Шва» оказалось трудновато, и всё же любопытство не давало народу покоя, а ведь оно — ключевой элемент Стелс-Бизнеса. Первой, кто зазвенел монетой, стала Мэри-Эллен Маккоу.

— А пусть Шва отколет что-нибудь эдакое, — сказала она мне в коридоре после уроков. Остальные уже ушли, так что мы, можно сказать, были одни.

— А что именно «эдакое»? — спросил я.

— Ну, не знаю... что-нибудь.

— Шва не работает бесплатно.

Мэри-Эллен сунула руку в карман, пошарила, вытащила четыре квортера[15] и протянула их мне.

— За доллар Шва соткётся из воздуха.

— Где? — поинтересовалась Мэри-Эллен. — И когда?

— Здесь и сейчас, — отозвался Шва.

Она аж подскочила. Я в жизни не видал, чтобы кто-нибудь так подпрыгивал, ну разве что на сеансе фильма ужасов. Дело в том, что Шва всё это время стоял рядом с ней.

Мэри-Эллен врезалась спиной в шкафчик, эхо раскатилось по всему коридору.

— Как ты это проделал?!

— Как-как... Можешь считать это моим скрытым талантом.

Поскольку у Мэри-Эллен был не только большой нос, но и практически не закрывающийся рот, то на следующий день народ выстроился в очередь, чтобы за соответствующую мзду получить возможность приобщиться мистериям Шва.

Мой отец утверждает, что в «Пистут Пластикс» верят: при наличии хорошего маркетинга продать можно что угодно. «Да будь это хоть дохлая крыса — если на ней можно наварить, на неё нацепят ценник, — сказал он мне как-то. — А потом подрядят рекламное бюро, и оно изобразит, как красивые женщины таскают этих самых крыс на своих плечах. Так работает экономика свободного рынка».

Не знаю насчёт дохлых крыс, но в нашей местной свободно-рыночной экономике акции Шва взлетели на самый верх; а мне как его менеджеру, ведущему учёт заказам и доходам, доставались весьма солидные комиссионные. Хотя должен признать — деньги были только приятной приправой к основному лакомству, которое состояло в том, чтобы оказаться в центре внимания — или хотя бы поблизости от этого центра. Самое забавное: Шва умудрялся вариться в самой середине кастрюли и при этом оставаться невидимым.

— Вот делать мне больше нечего, — сказал Айра, когда я спросил их с Хови, не хотят ли они присоединиться к нашему бизнесу.

— Ага, — согласился Хови. — Да я знаю сто способов как сделать деньги, и все они лучше вашего.

Мои приятели ужасно злились на оценку, которую мы получили за проведённые над Шва эксперименты.

— F[16], — объявил мистер Вертхог. — За попытку произвести дешёвый Эffект.

Мистер Вертхог посчитал наши эксперименты фальшивкой, когда на самом деле мы впервые за все годы учения в школе ничего не подтасовывали. После такого f иаско Айра и Хови напрочь отказались иметь дело со Стелс-Бизнесом.

— Ты бы лучше послал всю эту затею со Шва куда подальше, — сказал Айра, — и помог мне с моим следующим фильмом, «Красотки Герритсен-Бич».

— Я у него кастинг-директор, — добавил Хови, раздуваясь от гордости. А может, от переполняющих его гормонов.

Я отказался, потому что не мог вот так взять и бросить Шва.

— Как хочешь, — проронил Айра. — Но потом не приходи, не плачь и не просись обратно, когда нас будут осаждать чиксы, жаждущие сниматься в нашем фильме!

Вскоре однако выяснилось, что красотки Герритсен-Бич не дуры — среди них не нашлось ни одной, желающей попробоваться на роль — так что незадачливым киношникам пришлось удовольствоваться пластилиновой мультипликацией. А вот Стелс-Бизнес по уровню приносимых доходов превзошёл любые ожидания.

Как только Мэри-Эллен Маккоу разнесла своё крылатое слово, народ начал находить всё большее и большее применение уникальному таланту Шва. Группа «качков» заплатила нам десять баксов за то, чтобы он подслушал, о ком из парней трещат между собой чирлидерши в раздевалке. Я заключил договор на восемнадцать долларов за то, чтобы Шва подложил учительнице английского сочинение, с которым его автор припоздал, и Шва провернул это с лёгкостью, причём прямо у училки под носом.

Не прошло и недели после начала нашего маленького бизнеса, когда к нам поступило интересное предложение от членов ученического совета восьмого класса:

— Нам бы хотелось заключить со Шва долгосрочный абонентский договор.

Иными словами, они будут платить кучу бабок авансом за то, чтобы Шва выполнял их заказы — когда потребуется и какие потребуются.

— Клёво, — одобрил Шва.

— Сколько? — спросил я.

Я выторговал у них десять баксов в неделю. Абонемент на Шва стоит дороже, чем кабельное телевидение!

В первые недели договора они часто пользовались его услугами. По большей части Шва просили отправиться в учительскую, приткнуться в уголке и слушать, а потом докладывать учсовету все свежие сплетни. Шва без труда проникал, куда велено, за спиной кого-нибудь из учителей потолще, и его ни разу не поймали. Члены ученического правительства поручали ему также околачиваться в столовой и следить, кто тырит оттуда всякие вкусности, которых потом не досчитываются на кассе. Директор школы обвинял в этом учеников. Виновником оказался мистер Спэнкс, школьный охранник.

— Нам бы хотелось нанять Шва в качестве репортёра-расследователя, — такой запрос сделал класс журналистики, прослышав о том, что старину Спэнки схватили за руку. Но члены учсовета развонялись, заявив, что мы не можем работать одновременно и на правительство, и на прессу; а поскольку они, учсоветчики, были первыми, мы обязаны отказать журналистам.

Эта работёнка приносила нам неплохой доход; но самые большие деньги мы зарабатывали на спор — в зависимости от того, сколько человек заключало пари. Поскольку я исполнял роль банка, расплачиваясь при проигрышах из собственного кармана, мы со Шва делили выигрыш пятьдесят на пятьдесят.

— Вызываю Шва на спор зайти в кабинет директора и показать тому нос, а потом выйти оттуда незамеченным.

Проще пареной репы. Выигрыш: $32.

— Вызываю Шва на спор незаметно встать в очередь в столовой перед Гвидо Буккафео, потом сунуть палец в его картофельное пюре и при этом не схлопотать от Гвидо по морде.

Какие проблемы. Выигрыш $26.

— Вызываю Шва на спор провести в школе целый день в одних плавках, и чтобы учителя ничего не заметили.

На этом мы, правда, погорели и проиграли двадцать два бакса, но Шва поймался только на третьем уроке!

Я сказал Шва, что он совсем как Миллард Филлмор[17] — президент, известный тем, что ходил неслышно. Надо сказать, мой синдром среднего пальца понемножку отступил. Ко мне, менеджеру Шва, начали относиться с уважением.

— Рано или поздно вся эта затея кончится крахом, — пророчествовал Айра после того, как Ральфи Шерман разнёс слух, будто Шва умеет телепортироваться. Ральфи никто не верил, однако слух всё равно подпортил нашу репутацию. — Это как в Лас-Вегасе, — говорил Айра. — Ты можешь сколько угодно тешить себя иллюзией, что выигрываешь — шансы всегда будут не в твою пользу.

Я напомнил ему, что мы уже научно доказали: шансы-то как раз в нашу пользу.

— Но вы ещё можете присоединиться к потехе, — предложил я и, не удержавшись, тут же добавил: — А на выигранные деньжата накýпите себе пластилина!

Айре моя шутка смешной не показалась.

Впрочем, как они с Хови ни осуждали наш бизнес, Шва это не смущало, поэтому я тоже старался не поддаваться Айриному пессимизму.

— Тебе бы в школу бизнеса пойти, Энси, — сказал Шва, когда мы с ним как-то уплетали картошку-фри в забегаловке «Фугетта-бургер». — У тебя явная предпринимательская жилка.

— Не-е, — отмахнулся я. — Я просто паразитирую на тебе, как пиявка.

И всё же его слова прозвучали музыкой в моих ушах, причём далеко не минорной. Впервые в жизни у меня заподозрили наличие какого-то таланта. Если не считать того, что мама иногда поговаривает, будто из меня получился бы отличный пекарь, потому что я уже всех допёк.

Не знаю, что на меня тогда накатило. Может, посчитал, что уже знаю Шва достаточно хорошо, а может, у меня проявился ещё один талант — напрочь портить всякие приятные моменты жизни, но я повернулся к своему собеседнику и спросил:

— Слушай, Шва, а что на самом деле случилось с твоей мамой?

Я почувствовал, как он мгновенно напрягся. Именно почувствовал — как будто мы с ним были каким-то сверхъестественным образом связаны друг с другом. Шва прикончил свою картошку-фри, а я — свою. Мы вышли из забегаловки. И только потом, когда мы оказались на улице, он проговорил:

— Она исчезла, когда мне было пять.

И добавил:

— Не спрашивай меня больше, окей?

***

Что до дальнейшего, то назовите это судьбой, назовите везеньем, назовите это как вам угодно, но следующее пари изменило нашу жизнь навсегда. Может быть, все предыдущие события вели именно к этому моменту. Я частенько задаюсь вопросом, что было бы, если бы мы отказались принять вызов Уэнделла Тиггора.

Я вам уже рассказывал о Старикашке Кроули — отшельнике, живущем на втором этаже над своим громадным (длиной в целый квартал!) рестораном на набережной. Думаю, в каждом городе и каждом посёлке в мире имеется свой затворник, не желающий выходить не то что на улицу, а даже во двор. Это называется водворофобия. Киношники обожают снимать сюжеты про таких чудаков, и в их фильмах вечно получается так, что это нормальный мужик, просто очень одинокий и никем не понятый. Но Чарльз Дж. Кроули — не тот случай. Тут и речи не может быть о какой-то непонятости. Старый, богатый, сдвинутый по фазе, и хотя никто никогда его не видел и не слышал, он дал всем ясно понять, что с ним шутки плохи.

Вот вам пример. Однажды в Хэллоуин окрестные ребята, включая и моего братца, отправились в «яичный рейд» — пошвырять яйца в окна забавы ради. А уж окон на втором этаже у Кроули столько — набросаешься всласть. Сам Старикашка в них не показывается никогда, зато оттуда вечно торчат носы его афганцев. Ну так вот, несколько лет назад брательник с приятелями выходят вечером в Хэллоуин, обстреливают яйцами второй этаж ресторана Кроули и делают ноги. Мы об этом ни сном ни духом, вот только... Первого ноября изо всех продуктовых магазинов нашего района, даже больших сетевых супермаркетов, исчезли яйца и не появились до самого Нового года. «Это ненадолго. Временные задержки поставок», — так говорили покупателям, но все прекрасно знали, что это дело рук Старикашки Кроули. Он потянул за ниточки, и весь район остался без яиц. С тех пор никто не отваживался швырять яйцами в его окна.

Вот эта-то история и привела к самому впечатляющему и потенциально наиболее высоко-выигрышному пари в нашей со Шва невидимой антрепризе. Как я уже упоминал, вызвал нас Уэнделл Тиггор. Довольно изощрённая идея, из чего я делаю вывод, что он не сам до неё додумался: в уме Уэнделла Тиггора столько же остроты, сколько в мясном рулете моей мамы, если из него вынуть весь лук.

Тиггор подошёл ко мне после уроков на остановке школьного автобуса.

— Ну чё, слыхал я про этого пацана, Шва...

Тиггор почти все свои реплики начинает с «ну чё».

— И чё?

— Ну чё... что он вроде как невидимый, что ли...

— Почему бы тебе не спросить его самого? — говорю я. — Вон он стоит.

— Где?

— Да прямо перед твоей физиомордией.

— Привет, — сказал Шва, который и вправду стоял рядом со мной и, следует добавить, непосредственно в поле зрения Тиггора.

— О. — Тиггор прищурил свои свинячьи глазки и смерил Шва взглядом. — Ну чё, как по мне, так он вовсе не невидимый.

— Тогда почему ты пялился прямо в него и не видел?

Тиггор призадумался — вопрос оказался трудным. Из глубин его черепа до меня почти явственно доносился скрип шестерёнок, как в тех фермерских комбайнах, что слишком долго простояли на всех ветрах. Я решил, что если позволить этим шестерням крутиться и дальше, какая-нибудь из них сорвётся, вылетит через ухо Тиггора и, чего доброго, срежет голову невинному прохожему.

— Ладно, забудь, — говорю я. — Чем можем помочь?

К этому времени к нашей беседе стали проявлять интерес и другие ребята.

— Ну чё, я слыхал, что ты выделываешь всякие штуки, — обратился Тиггор к Шва.

— Разговаривай с моим менеджером, — отозвался тот. Тиггор озадаченно вздёрнул верхнюю губу.

— Он имеет в виду меня. Желаешь, чтобы мой клиент оказал тебе услугу? Потому что если это так, ты должен спросить разрешения у учсовета — у них абонемент на услуги Шва. Постановление правительства, сам понимаешь. Но если это не услуга, а вызов — тогда другое дело, нет проблем.

Услышав слово «вызов», другие ребята придвинулись поближе и навострили уши. Вокруг нас сгрудилось шестеро или семеро; а всякому известно — маленькая толпа имеет тенденцию вырастать в большую, как будто любопытство — это такая разновидность гравитации.

— Это вызов, — произносит Тиггор.

— У вызовов особая цена. Так чего ты хочешь от Шва?

— Ты говоришь, что он может вытворять разные фокусы, и никто этого не видит, — говорит Тиггор. — Ну чё, вот и давай посмотрим, как он зайдёт в дом Старикашки Кроули и вынесет оттуда что-нибудь.

Пришёл и ушёл автобус, но никто из собравшихся не тронулся с места. Общественный транспорт ходил каждые десять минут, а то, что сейчас разворачивалось на остановке, безусловно, стоило потерянного времени.

— Дай я посоветуюсь с клиентом.

Я оттащил Шва в сторонку, и он прошептал:

— Не знаю, Энси...

Тиггор гогочет.

— Видите, я же говорил! — обращается он к другим ребятам. — Всё это чушь собачья. Невидимых пацанов не бывает!

— Вообще-то, он правда прошёл через девчоночью раздевалку, и никто его не заметил, — говорит один мальчик.

— Ну и чё, — парирует Тиггор, — где доказательства? Он фотки, что ль, показал?

— Как же, — замечаю я, — ты бы, конечно, не прочь попускать слюни над этими фотками!

Тиггор смотрит на меня и засовывает в карманы большие пальцы, как будто на боках у него висят револьверы, и сейчас он примется палить их всех стволов.

— Двадцать баксов, что он этого не сделает!

— Принимается, — отвечаю я, не колеблясь ни секунды — настолько велика моя вера в способности Шва. Но тот дёргает меня за рукав:

— Энси...

— Что нужно принести обратно?

— Ну чё, как насчёт собачьей плошки? — говорит Тиггор. Все соглашаются, что это круто. Вокруг теперь собралось не меньше двадцати человек.

— Кто-нибудь делает ставку? — спрашиваю я.

Те ребята, что видели Шва в действии, потупляют взгляды и мотают головами. И только те, что ещё не уверовали в могущество Шва, делают ставки против него.

— Ставлю пятёрку, — говорит один.

— Два от меня, — добавляет другой. Поднимается форменная лихорадка. К тому времени, как круг ставок завершается, на кону пятьдесят четыре бакса.

***

Мы прыгнули в следующий автобус, и всю дорогу до дому Шва дёргал коленом, словно ему позарез нужно в туалет, но я-то понимал, что он просто нервничает.

— Да ладно, Шва, расслабься. Там у Старикашки столько собак, что ты наверняка сразу же наткнёшься на плошку, далеко идти не придётся.

— А вдруг меня поймают?

— Если поймают, я выплачу каждому по пятьдесят четыре бакса, так что ты ничего не теряешь. Ну, разве что кроме жизни, но этого, скорей всего, не произойдёт.

Я, конечно, стебался, но он воспринял всё всерьёз. Мне даже стало совестно, что я втянул Шва в это при, не заручившись его согласием.

— Мы всегда можем отказаться от спора, — сказал я.

Это ему тоже не понравилось — соперники могут вообразить, что он испугался.

— Просто все слышали, какой Старикашка Кроули гад. О нём такие слухи ходят...

— Ну ходят, и что? О тебе тоже ходят, к твоему сведению.

— Да, — согласился Шва. — И кое-какие из них — правда.

Тут крыть было нечем, хотя мне не хватило наглости спросить, который же из слухов верен.

— Слушай: если ты таки отправишься к Старикашке, то зайдёшь ты туда обычным парнем, а выйдешь Легендой — единственным человеком, сумевшим прокрасться в сердце самой грандиозной из великих тайн Бруклина.

Вот тут я его поддел на крючок.

— Люди помнят легенды, так ведь? — спросил он.

— Ещё бы. Во веки веков.

Шва кивнул.

— Тогда ладно. Я украду собачью плошку.

Я вздохнул.

— Этого я тоже не говорил.

ЗДЕСЬ

БЫЛ

КЕЛЬВИН

ШВА

— Вот это да, — повторил я. Шва был прав: вид из окна седьмого этажа был сногсшибательный.

— Меня увидят! — провозгласил Шва. — Никто не сможет сделать так, чтобы щит исчез. Я арендовал его на целый месяц!

— Но ведь это же стоит целое состояние!

— Половину состояния, — поправил он. — Компания отдала мне щит за половину обычной цены. Такие милые люди, пошли мне навстречу.

— Всё равно — это же куча бабок!

Шва пожал плечами, как будто это не имело значения.

— У отца есть деньги — отложил для меня на обучение в колледже.

— Ты выбросил деньги для колледжа на рекламный щит?!

Ой, что-то мне это не нравится! Но Шва по-прежнему вёл себя так, будто ему всё нипочём.

— А как они отнеслись к тому, что ребёнок взял в аренду рекламный щит?

— А они ничего не узнали! Я всё провернул онлайн.

И Шва рассказал мне, как он всё провернул.

Сначала он учредил веб-страницу, из которой следовало, что он управляет пиар-фирмой; потом нанял рекламное агентство — снова онлайн — которому сказал, что его фирма раскручивает нового ребёнка-звезду, Кельвина Шва.

— Они ничего не заподозрили и не стали задавать вопросов, — продолжал он, — потому что получили плату вперёд, а деньги — аргумент, против которого не попрёшь.

Я опять взглянул на щит. Сейчас, когда горели все фонари, когда сияли все рекламные щиты, небо вдруг показалось совсем тёмным. И таким же тёмным было скоростное шоссе. Собственно, оно было окутано плотным мраком. Во мне начало разгораться ужасное подозрение, а вслед за ним медленно, но верно подползала боль — такая же острая, как при ударе пониже пупка, если вы понимаете, что я имею в виду. Что-то в этой картине было фундаментально неправильное. Нет, не в изображении Шва, а в более широкой картине. В горле у меня образовался комок, сердце опять пустилось отплясывать хип-хоп. Интересно, сколько времени понадобится Шва, чтобы заметить то же, что заметил я? Он с таким восторгом всматривался в свою, теперь, наверно, видную из космоса, физиономию, что я начал побаиваться, что до него так ничего и не дойдёт. Я слышал — лунатиков нельзя будить, это опасно; мой друг явно живёт сейчас в радужном мыльном пузыре иллюзии, так не будет ли столь же опасно разрушить эту иллюзию? И тут я понял, что не хочу, чтобы пузырь лопнул. Пусть Шва думает, что его мечта осуществилась. Пусть хотя бы короткое время побудет таким, как его отец; пусть беззаботно, как спящий лунатик, пройдёт до конца своего пути.

— Становится поздно, пора уходить, — сказал я, пытаясь отвлечь его от окна.

— Ещё пару минут! — попросил он, по-прежнему любуясь своим портретом. — Знаешь, сколько тысяч человек увидит эту картинку за день?

Я попытался оттащить его от окна силой.

— Да, да, много. Пойдём уже домой!

— Ты хотя бы понимаешь, сколько машин проедет мимо щита и... — Он оборвал фразу на полуслове, и мне стало ясно: вот и конец иллюзии. Его пузырь не просто лопнул — он взорвался, как бомба.

— А... где же... машины? — медленно проговорил он. Словно и вправду приходил в себя после глубокого сна.

— Не надо, Шва. Давай уйдём отсюда!

Я схватил его, но он вырвался, подскочил к окну и высунул голову между торчащими осколками стекла — я даже испугался, как бы он случайно не пропорол себе горло.

Шва посмотрел налево, посмотрел направо, втянул голову внутрь и посмотрел на меня.

— Где же все машины, Энси?

Я вздохнул.

— Машин нету.

— То есть как это — «нету машин»?

— Гованус-экспрессвей закрыт на реконструкцию.

Шва уставился на меня такими пустыми глазами, что, клянусь чем угодно, я на самом деле мог смотреть прямо сквозь них.

— На реконструкцию... — эхом повторил он.

Мы оба снова выглянули из окна. Ни яркого света фар, приближающихся к нам, ни красных огней удаляющихся автомобилей. На Гованус-экспрессвее не было никакого движения. Вообще. Вот почему на улице под эстакадой образовалась пробка. И вот наверняка почему эти ублюдки отдали Шва рекламный щит в аренду за полцены.

— Но... но люди же всё равно увидят! — отчаянно настаивал Шва. — Они увидят. Тут столько зданий вокруг! Люди будут смотреть на меня из окон!

Я кивнул. Не стал делиться мыслями о том, что эта территория — глухое, заброшенное место. Ни в одном из окружающих строений я не заметил ни единого огонька. И уж конечно, никто не любовался рекламными щитами с Гринвудского кладбища. Впрочем, Шва и сам это понял.

— Мне очень жаль, Шва.

Он глубоко вздохнул, потом ещё раз и ещё. Затем проговорил:

— Ничего, Энси. Это всё ничего. Никаких проблем.

Мы спустились по лестнице в молчании, тишину нарушали лишь хруст стеклянных осколков под нашими ногами да нетерпеливые гудки автомобилей на перегруженной улице под эстакадой. Там по-прежнему была пробка — машины еле ползли, уткнувшись друг в друга бамперами.

— Пошли на автобус? — спросил я.

— Позже.

Я следовал за ним пять кварталов до пандуса, ведущего вверх, на эстакаду. Он был перегорожен баррикадой из бетонных блоков с жёлтыми мигающими фонарями. Шва протиснулся сквозь баррикаду, я следом, и мы пошли по дороге.