Слово в среду недели 2-й Великого поста

 

Господи и Владыко живого моего, дух праздности не даждь ми!

Значит, дух уныния противен не одним забавам мирским, а и жизни христианской. Почему так? Потому что жизнь христианская требует все­гдашней деятельности духовной, бодрости, мужества и силы; а в унылом какая деятельность, какая бодрость и сила? - Потому что Царство Бо­жие, в коем находится истинный христианин, есть, по свидетельству апостола, правда и мир и радость о Дусе Святе (Рим. 14; 17); а в унылом какой мир и какая радость? Посему те, кои думают, что жизнь христиан­ская необходимо сопряжена с унынием, сим самым показывают, что они не знают духа истинного христианства. Нет, это дух света, крепости и силы, дух мира и радости непрестающей.

Правда, что христианин не вдруг достигает сего блаженного состоя­ния, подобно как тяжелобольной не вдруг получает здоровье; но чувство самого начала выздоровления душевного есть уже чувство отрадное и утешительное, которое, постоянно возрастая, наполняет всю душу ми­ром и радостью.

Правда и то, что истинный христианин, всегда занятый делом своего спасения, вкушая при том, хотя по временам, удовольствия высшие и духовные, чуждается шумных радостей мира, представляется нередко задумчивым в те минуты, когда другие не знают меры своим восторгам; но он столь же мало почитает за потерю неучастие в радостях мирских, сколь мало человек возрастный считает за потерю то, что не участвует в играх и забавах детских; его задумчивость происходит не от духа уны­ния, а от других причин, нередко от мысли, как некоторые могут весе­литься тогда, как им надлежало бы плакать.

Правда, наконец, и то, что христианин, ведя до конца жизни непре­станную брань со грехом и страстями, подвергается иногда таким иску­шениям, о каких миролюбцы не имеют и понятия, но духовная брань сия не производит в нем духа уныния; воин Христов исходит против врагов спасения своего еще с большим благодушием, нежели воин царя земного.

Посему, когда увидите, братие мои, истинного христианина страж­дущего унынием, то блюдитесь выводить из сего что-либо в пользу христианства: нет, из сего следует только, что сей член тела Христова еще несовершенен в вере и преданности; что он, по слабости природы человеческой, недугует еще сердцем, и может быть, сей недуг ду­ховный нарочно допущен Врачом небесным для возвращения ему пол­ного здравия.

Как бы то ни было, только уныние всегда есть состояние духа неесте­ственное, есть болезнь, которая, при усилении своем и продолжительно­сти, может сделаться крайне опасной и причинить смерть не только духа - отчаянием, но и самого тела - его разрушением. Печаль мира сего, -замечает апостол, - смерть соделывает (2 Кор. 7; 10).

Посему-то святые мужи ничего так не боялись, как уныния; и при первом появлении сего врага, спешили принимать все меры к отражению его. По уединенной и подвижнической жизни их, уныние, конечно, было для них опаснее, нежели для людей, живущих в мире: но и живущие в мире не могут предаваться ему без опасности для своей души и тела, которая тем более возрастает, чем долее продолжается сие неестествен­ное состояние. Посему всем нам полезно вникнуть, отчего происходит уныние и какие против него средства?

Источников уныния много: и внешних и внутренних, и духовных и чувственных.

И, во-первых, в душах чистых и близких к совершенству, уныние может происходить от оставления их на время благодатью Божией. Со­стояние благодати есть самое блаженное. Но чтобы находящийся в сем состоянии не возомнил, что оно происходит от его собственных совер­шенств, благодать иногда удаляется и сокрывает себя совершенно, пре­доставляя любимца своего самому себе. Тогда бывает со святою ду­шою то же, как если бы среди дня наступила полночь, или в самый благо-растворенный летний день появился мраз зимний: в душе является темнота, хлад, мертвость и вместе с тем уныние.

Во-вторых, уныние, как свидетельствуют люди опытные в духовной жизни, бывает от действия духа тьмы. Не могши запять души на пути к небу чувственностью, прельстить ее благами и удовольствиями мира, враг спасения обращается к противному средству и наводит на нее внутрен­нюю тугу и уныние. В таком состоянии душа бывает как путник, вдруг застигнутый мглою и туманом; не видит ни того, что впереди, ни того, что позади; не знает, что делать, теряет бодрость и дух, впадает в нере­шимость и некое внутреннее исчезновение. Сему роду уныния подверга­ются люди, также не мало подвизавшиеся на пути добродетели, уже по­бедившие искушения чувственности.

Третий источник уныния есть наша падшая, нечистая, обезсиленная, помертвевшая от греха природа. Доколе мы действуем по самолюбию, наполнены духом мира, надымаемся страстями: дотоле сия природа в нас весела и жива; откуда в ней берутся сила, дух, отвага и терпение. Но пе­ремените направление жизни, сойдите с широкого пути мира на узкий путь самоотвержения христианского, примитесь за покаяние и самоис­правление: тотчас откроется внутри вас пустота, обнаружится духовное безсилие, ощутится сердечная мертвость.

Доколе душа не успеет наполниться новым духом любви к Богу и ближнему, яться верою за силу Креста Христова и прицепиться, как ветвь, всеми мыслями и чувствами к древу жизни - Господу Иисусу: дотоле дух уныния, в большей или меньшей мере, для нее неизбежен. Счастлива она, если недолго остается в сем состоянии, ибо от него недалеко пропасть отчаяния духовного. Сему роду уныния подвергаются наипаче грешни­ки, по их обращении.

Четвертый, обыкновенный источник уныния духовного есть недо­статок, тем паче прекращение деятельности и привычных трудов. Пре­став употреблять свои силы и способности, душа теряет живость и бод­рость, становится вялой и неудободвижной; самые прежние занятия ей противеют: начинает быть ощущаема внутренняя пустота; появляются недовольство, скука и уныние.

Может происходить уныние и от различных печальных случаев в жизни, как-то: смерти родственников и любимых лиц, потери чести, до­стояния и других несчастных приключений.

Все это, по закону нашей природы, сопряжено с неприятностью и печалью для нас; но, по закону же самой природы, печаль сия должна уменьшаться со временем и исчезать, когда человек употребляет сред­ства к своему одушевлению и не предается печали. В противном случае образуется дух уныния.

Может происходить уныние и от некоторых мыслей, особенно мрач­ных и тяжелых, когда душа слишком предается подобной мысли, и смотрит на предметы не в свете веры и Евангелия. Так, например, человек легко может впасть в уныние от частого размышления о неправде, гос­подствующей в мире, о том, как праведные здесь скорбят и страдают, а нечестивые высятся и блаженствуют, и как все, по-видимому, отдано на произвол страстей человеческих и случая.

Источником уныния душевного могут быть, наконец, различные бо­лезненные состояния тела, особенно некоторых его членов.

От чего бы, впрочем, ни происходило уныние, молитва всегда есть первое и последнее против него средство. В молитве человек становится прямо лицу Божию: но если, став против солнца, нельзя не озариться светом и не почувствовать теплоты, тем паче свет и теплота духовные суть непосредственные следствия молитвы. Кроме сего, молитвой при­влекаются благодать и помощь свыше, от Духа Святаго; а где Дух Уте­шитель, там нет места унынию, там самая скорбь будет в сладость.

Чтение или слушание слова Божия, особенно Нового Завета, есть также сильное средство против уныния. Спаситель ненапрасно призы­вал к Себе всех труждающихся и обремененных, обещая им успокоение и радость. Радость сию он не взял с Собою на небо, а всецело оставил в Евангелии для всех скорбящих и унылых духом. Кто проникается духом Евангелия, тот престает скорбеть безотрадно, ибо дух Евангелия есть дух мира, успокоения и отрады.

Богослужения, и особенно святые таинства Церкви, также великое врачевство против духа уныния: ибо в церкви, яко доме Божием, нет для него места; таинства все направлены против духа тьмы и слабостей при­роды нашей, особенно таинство исповеди и причащения. Слагая с себя тяжесть грехов посредством исповеди, душа чувствует легкость и бод­рость; а приемля в Евхаристии брашно Тела и Крови Господа, чувствует оживление и радость.

Собеседование с людьми, богатыми духом христианским, также сред­ство против уныния. В собеседовании мы вообще выходим более или менее из мрачной глубины внутренней, в которую душа погружается от уныния; вместе с разверстаем уст, в человеке унылом, можно сказать, разверзаются недра от духа, открывается доступ туда свету и теплоте духовной. Кроме сего, посредством мены мыслей и чувств в собеседова­нии, мы занимаем у беседующих с нами некую силу и жизненность, что так нужно в состоянии уныния.

Размышление о предметах утешительных и утверждение мысли на каком-либо из них также весьма много помогает в унынии. Ибо мысль в сем состоянии или вовсе не действует, или кружится около предметов печальных. Чтобы избавиться от уныния, надобно заставить себя мыс­лить о противном. Например, если уныние произошло от печали о смер­ти лица любимого; то, вместо того, чтоб бродить непрестанно мыслью у его могилы, представлять себе его лежащим во гробе, или тлеющим в земле, - переноситесь чаще мыслью на небо, где его дух, представляйте день всеобщего, будущего воскресения, когда мы все облечемся новым, прославленным, безсмертным телом, и не будем более подлежать горест­ной разлуке с ближними.

Занятие себя трудом телесным также прогоняет уныние. Человек унылый неспособен бывает к труду, но что нужды? Пусть начнет тру­диться, даже нехотя; пусть продолжает труд, хотя без успеха: от движе­ния оживает сначала тело, а потом и дух, и почувствуется бодрость; мысль среди труда неприметно отвратится от предметов, наводивших тоску, а это уже много значит в состоянии уныния.

Наконец, если источник уныния скрывается в недугах телесных, то христианин не должен пренебрегать пособия и от искусства врачебно­го: ибо искусство сие от Бога. Господь созда, - говорит Писание, - вра­ча на потребу человека (Сир. 38; 1), посему врач есть слуга Божий для нас во благое.

Все, что мы говорим об унынии, касается уныния христианского, Страдают ли унынием миролюбцы и грешники, нерадящие о спасении души своей? - Всего более и всего чаще, хотя, по-видимому, жизнь их состоит большей частью из забав и утех. Даже по всей справедливости можно сказать, что внутреннее недовольство и тайная тоска его постоян­ная доля грешников. Ибо совесть, сколько бы ни заглушали ее, как червь точит сердце. Внутренний человек, как ни подавляют его, подъемлет не­редко главу и стонет. Невольное, глубокое предчувствие будущего суда и воздаяния также тревожит душу грешную, возмущает и преогорчает для нее безумные утехи чувственности. Самый закоренелый грешник по вре­менам чувствует, что он как ветвь без корня, как здание без основания, что внутри его пустота, мрак, язва и смерть. Отсюда та неудержимая на­клонность миролюбцев к непрестанным развлечениям, к тому, чтоб за­бываться и быть вне себя.

Что сказать миролюбцам об их унынии? Оно благо для них: ибо слу­жит призыванием и побуждением к покаянию. Посему, вместо того, что­бы прогонять сие уныние, как болезнь, им надобно пользоваться как врачевством, обращая его из бесплодной печали века сего в спасительную печаль по Боге. И пусть не думают, чтобы нашлось для них какое-либо средство к освобождению от сего духа уныния, доколе не обратятся на путь правды и не исправят себя и своих нравов. Суетные удовольствия и радости земные никогда не наполнят пустоты сердечной: душа наша про­страннее всего мира.

Напротив, с продолжением времени самые радости плотские поте­ряют силу развлекать и обаять душу, и обратятся в источник тяжести ду­шевной и скуки. Между тем печаль по Бозе, сокрушение о своей безза­конной жизни, хотя вначале и прибавит, по-видимому, нечто к тоске ду­шевной, но со временем послужит к совершенному исцелению от всех болезней сердечных; ибо приведет за собою правду, мир и радость о Дусе Святе. Аминь.