Уверения Иисуса, что Он пришел не нарушить закон, а исполнить

В девяти заповедях блаженства Иисус высказал, какими должны быть люди, если желают составить на земле Царство Божие и затем войти в Царство Небесное. В дальнейшем изложении Своего учения Он хотел объяснить Своим слушателям, какими они не должны быть, чего они должны не делать, чтобы избегнуть осуждения на предстоящем Суде Его. Но так как те заповеди, которые Он намеревался дать, могли показаться многим, в особенности книжникам и фарисеям, несогласными с ветхозаветным законом, то, чтобы рассеять это недоумение, Он говорит: «Не думайте, что Я, устанавливая условия получения блаженства вечной жизни, нарушаю в чем-либо ветхозаветный закон; не подумайте вообще, что Я пришел нарушить закон или пророков: нет, не нарушить пришел Я, но исполнить».

Всей Своей жизнью, учением, страданиями, смертью и Воскресением Иисус исполнил все пророчества о Нем, следовательно, не нарушил их. Что же касается собственно закона, изложенного в книгах Моисея, то как Человек Он исполнил его, совершив все, что требовалось от Него, и не нарушил его, не совершив ничего запрещенного законом, не совершив ни одного греха.

Таким образом, Иисус как Человек исполнил и не нарушил ветхозаветный закон. Но Он был Богочеловек и пришел на землю вовсе не для того, чтобы показать пример исполнения этого закона. Он пришел напомнить людям волю Божию, разъяснить ее им, дополнить Своими заповедями закон, в котором была выражена эта воля, научить людей, как перевоспитать себя, как возродиться, чтобы исполнение воли Божией не представляло никаких затруднений, да и примером Своей жизни показать, что исполнение ее возможно и легко 21.

Различие между законами Бога и законами Моисея

Вечный и неизменный закон Божий давно уже был известен евреям. Закон этот краток, но в нем вся правда Божия: люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим и люби ближнего твоего, как самого себя (Втор. 6, 5; Лев. 19, 18). Но евреи туго понимали этот закон, часто нарушали его, а в последнее время и совсем исказили его фарисейскими изворотами. А потому надлежало изъяснить им истинный смысл его, развить и дополнить его. К этому и приступает теперь Христос, предварительно успокаивая ревнителей закона уверением, что он будет исполняться, пока существует этот мир. Утверждая таким образом ветхозаветный закон Бога, Иисус придал ему гораздо большее значение, чем придавали ему сами фарисеи: они делили все требования закона на большие и малые и говорили, что в нарушении малых требований нет греха; но Иисус, отвергая такое фарисейское деление заповедей, сказал, что все заповеди одинаково важны и что исполняться должны даже самые (по мнению фарисеев) малейшие из них; при этом, выражаясь удобопонятнее для слушателей, представлявших себе закон не иначе как писаным, Он пояснил, что даже последняя йота закона, то есть самая малая по начертанию буква еврейской азбуки, и та черта, которой в законе отмечена буква в отличие от другой, сходной с ней по очертанию, даже такая черточка закона должна быть исполнена. Говоря так, Иисус разумел, конечно, исполнение закона по духу его, а не по буквальному его смыслу, превратно истолкованному фарисеями.

Фарисеи не считали грехом нарушение малых заповедей закона, относя к ним, между прочим, заповедь о любви 22. Иисус же сказал, что кто нарушит одну из заповедей сих малейших (разумея при этом заповеди ветхозаветные) и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5, 19). Слова эти можно понять так: кто говорит, что нарушение малых заповедей не составляет греха, и через это сам нарушает их и других учит нарушать, тот за это и будет малейшим для Царства Небесного, тот будет признан малейшим из всех людей, то есть последним, ничтожным, которому, конечно, будут закрыты врата Царства Небесного.

Что действительно таков смысл слов Иисуса, видно из последующего разъяснения: «Ибо... если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф. 5, 20); если вы, подобно книжникам и фарисеям, будете стеснительные или строгие для себя заповеди называть малыми и не считать грехом нарушение их, то не войдете в Царство Небесное».

Под словом закон евреи разумели законы, в которых изложена воля Божия, объявленная и внушенная людям, а также все изданные Моисеем законы, которыми управлялись они как члены религиозной и гражданской общины. Словом, ветхозаветный закон вмешал в себе законы Бога и законы людей. Законами Самого Бога мы считаем десять синайских заповедей, а также внушенные людям при сотворении их заповеди: люби Бога! люби ближнего! и трудись! 23 Все же прочие законы, содержащиеся в книгах ветхого завета, изданы людьми.

Законы Бога, в которых выражена Его воля, вечны и неизменны. Воля Божия не подлежит никаким колебаниям, никаким изменениям; она постоянна и вечна, как вечен Сам Бог. «Скорее (сказал Христос) весь мир пропадет, уничтожится, чем изменится в чем-либо воля Божия». Вот об этой-то воле Божией, о законах, в которых она выражена, и говорил Христос, когда успокаивал ревнивых книжников и фарисеев: Не думайте, что Я пришел нарушить закон. Про законы же, изданные людьми и, главным образом, Моисеем, Господь при другом случае сказал, что закон и пророки имели значение лишь до Иоанна; с сего же времени Царствие Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него (Лк. 16, 16), то есть: до Иоанна люди могли спасаться точным исполнением требований всех ветхозаветных законов, но с появлением Иоанна, а тем более Христа-Мессии, для вступления в Царство Божие, а затем и в Царство Небесное, недостаточно праведности, основанной на законах и пророках, а необходимо точное исполнение заповедей Христовых, необходимо усилие над самим собой, необходимо самоисправление, духовное перерождение.

Не смея, таким образом, смешивать законов Бога с законами Моисея и прочих еврейских законодателей, мы при изложении Нагорной проповеди будем каждый раз задаваться вопросом: не отменяет ли новая заповедь Христова синайские заповеди, а также закон о любви к Богу и ближним? Что же касается законов, изданных людьми, то мы таким вопросом по отношению к ним задаваться не будем, потому, что Нагорной проповедью все они для нас, христиан, отменены.

Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду (Мф. 5, 21), — сказал Христос.

Из десяти заповедей, данных на горе Синай, шестая гласит: Не убивай! (Исх. 20, 13). По карательным законам Моисея, за умышленное убийство полагалась смертная казнь (Числ. 35, 1621), причем умертвить убийцу мог мститель за кровь; совершивший же неумышленное убийство подлежал суду (Числ. 35, 24) состоявшему из судей, избиравшихся евреями из своей среды в каждом месте их пребывания (Втор. 16, 18). Высшим судилищем, судившим важнейшие дела и, главным образом, преступления против веры, стал со временем синедрион, заседавший в Иерусалиме и состоявший из 72 членов.

 

20. Наследование земли кроткими предсказано еще Псалмопевцем (Пс. 36, 11).

21. Точнее, под многословием должно разуметь подробное перечисление наших житейских нужд, что и поныне свойственно молящимся язычникам (например, черемисам), взамен испрошения даров духовных.

22. Царство Божие, или Церковь, не может иметь никаких пространственных пределов; оно не стеснено никакими границами стран земных; оно везде, где любят Бога и ближних, где исполняется воля Божия, где царит Бог; оно — в душе человека. Царство Божие внутрь вас есть.

 

Из этих слов видно, сколь неправы говорящие, будто Господь не предписывал людям поститься.

ГЛАВА 13. Исцеление прокаженного. Исцеление слуги капернаумского сотника. Христос в доме Симона-фарисея.

Окончив Нагорную проповедь, Иисус сошел с горы в сопровождении толпы народа, и к Нему подошел прокаженный.

О проказе как болезни

Проказа как болезнь описана Моисеем в книге Левит, в главе 13. Болезнь эта считалась настолько опасной, по заразительности ее, что Моисей признал необходимым подвергать осмотру через священников всех, у кого появлялась на теле опухоль, или лишай, или пятно, чтобы путем такого осмотра выделить больных проказой и объявить их нечистыми. Но не все прокаженные изгонялись из городов и селений, а только те, у которых проказа была на голове: У прокаженного, на котором эта язва (то есть язва на голове), должна быть разодрана одежда, и голова его должна быть не покрыта, и до уст он должен быть закрыт и кричать: нечист! нечист! Во все дни, доколе на нем язва... он должен жить отдельно, вне стана жилище его (Лев. 13, 45—46). Проказа считалась неизлечимой; Но когда она покрывала все тело больного и затем спадала, как чешуя, то в дальнейшем развитии своем считалась уже не заразительной; тогда священники могли объявить прокаженного чистым и, в знак очищения, потребовать от него установленное Моисеем жертвоприношение.

Вот как описывает положение этих страдальцев святой Григорий Богослов в Слове (14) о любви к бедным, сказанном в устроенной святым Василием Великим богадельне, в которой было много прокаженных: «Перед вашими глазами поразительное и плачевное зрелище, которому едва ли кто поверит, кроме очевидцев: люди — живые мертвецы, у которых конечности большей части телесных членов отгнили; люди, которых почти нельзя узнать, кто они были прежде, или, лучше сказать, это — несчастные останки живших некогда людей; люди, которые одни из всех и жалеют и вместе ненавидят себя; которые не знают, о чем больше плакать, — о тех ли частях тела, коих уже нет, или об оставшихся, — о тех ли, которые преждевременно истребила болезнь, или о тех, которые еще сберегаются на жертву болезни: те сотлели прежде гроба, а эти некому и в гроб положить. Это люди, у которых нет ни имущества, ни родства, ни друзей: многие не хотят к ним подойти, не хотят посмотреть на них, бегут от них, гнушаются ими, как чем-то омерзительным, негодуют почти и на то, что дышат одним с ними воздухом. Кто нежнее отца? Кто сердобольнее матери? Но для сих отверженных заперто и родительское сердце. И отец своего собственного сына, хотя и оплакивает, но гонит от себя. А мать, рыдая над живым, как над мертвым, хотела бы заключить в объятия свое детище, но боится плоти его, как неприятеля. А в народе поднимаются повсюду ропот и гонение против несчастных. Их гонят из городов, гонят из домов, с площади, с дорог, и — о горькая участь! — их отгоняют и от самой воды. А что всего страннее — тех, коих, как нечистых, отгоняем от себя, заставляем опять возвращаться к нам, потому что не даем им ни жилища, ни пищи, ни врачевства для ран, ни одежды. Потому-то они и скитаются день и ночь обнищавшие, нагие, бесприютные, показывая пораженное недугом тело, слагая жалобные песни, чтобы выпросить кусочек хлеба, или малейшую часть чего-нибудь вареного, или какое-нибудь разодранное рубище для прикрытия себя от стыда, или для облегчения боли от ран. Кто не сокрушится, внимая их стонам, сливающимся в одну жалобную песнь? Кто может переносить эти звуки? Кто может спокойно смотреть на это зрелище? Вот некоторые из них лежат одни подле других, не на радость соединенные недугом в одно сообщество. Их окружает толпа зрителей, даже и соболезнующих, но — на короткое время. Их преследуют и солнечный зной, и пыль, а иногда и жестокие морозы, дожди и бури; их стали бы попирать ногами, если бы одно прикосновение к ним не почиталось гнусным. На священные песнопения внутри храма они отвечают стонами и воплями, и таинственным молитвословиям служат отголоском горькие рыдания» (Творение. Ч. 2).