Альтернатива гипотезе гигантских покровных оледенений

Далее изложены ответы на вопросы и противоречия в том же порядке, в котором они перечислены в 2.1.3. При этом представляется вполне достаточным опираться на твердо установленные данные, не подвергаемые сомнению и приверженцами гляциалистических представлений о периодических колебаниях уровня Мирового океана (История гидросферы, 1998).

1, 2 - ответы приведены на с. 64-65.

3. И.Г. Пидопличко (1956) приводит 32 фактора валунонакопления, включая «разрушение горных пород, перенос и накопление валунов ледниками»... и...«перенос и накопление валунов гляциоаллювиальными водами». На стр. 195 он специально подчеркивает: «Так как в настоящее время нет ни одного ледника, который бы двигался при отсутствии уклона, т.е. по горизонтальной поверхности, то уже поэтому трудно предполагать, чтобы в прошлом были такие ледники, которые не зависели от этой физической закономерности». Большинство же факторов, так или иначе, связано с деятельностью различных природных вод, а наиболее дальние переносы осуществляются сезонными льдами (включая донный лед и береговой припай) рек, озер и морей при активном участии течений и ветров. Эти же факторы, а также прибойно-штормовые явления наиболее ответственны за окатку и штриховку валунного материала и за формирование различных форм, так называемого, ледникового рельефа, как экзарационного, так и аккумулятивного. По сравнению даже с наиболее активно скользящими горно-долинными ледниками (Кукал, 1987), ежегодно действующие перечисленные фа-

кторы производят значительно большую по объему и в пространственном отношении работу, поскольку горно-долинные ледники в подавляющем большинстве случаев не столько перерабатывают рельеф, сколько его консервируют.

Мелкая эрратическая галька, присутствующая в ничтожном количестве в «морене донского языка», скорее всего, принесена с Урала из бассейна Камы в один из тех периодов, когда камско-волжские воды по Манычу (или Хвалынскому проливу) скатывались с сезонными льдами и твердым стоком в низовья Дона. Подобные ситуации возникали неоднократно, а по указанному маршруту на юг могли прорываться воды Северного Ледовитого океана. С подобного события начинается, вероятно, акчагыльская трансгрессия Каспия (Яхимович, 1962; Данилов, 1998).

4. Аллювиальные процессы вообще (включая разнос валунов) и седи-ментогенез совершенно естественно и неизбежно значительно активизируются на регрессивных стадиях. Поскольку наиболее резкое за весь плейстоцен понижение базиса эрозии произошло в позднем вюрме, именно в это время наиболее сильно возрастала и энергия рельефа; активизировался эрозионный врез, образование и более дальний разнос валунного материала (в том числе и морскими льдами, поскольку возросший твердый сток в итоге поступает в береговые зоны морей), склоновые процессы и т.д. Несколько более активный седиментогенез в позднем вюрме на северо-западе Атлантики, чем в ее тропической зоне напротив устьев крупнейших рек (Бараш и др., 1987), также вполне закономерен, поскольку на северных территориях снос твердого стока обеспечивается и речными водами, и сезонными речными льдами, тогда как в тропиках последний фактор отсутствует. Кстати, если бы действительно существовал гигантский Лаврентийский ледник, твердый сток на тысячелетия позднего вюрма в значительной степени оказался бы в буквальном смысле замороженным.

5. Конечные морены ледников Шпицбергена, Земли Франца-Иосифа и Новой Земли состоят из гравелистой гальки довольно стандартного размера диаметром в несколько сантиметров, которая сформирована из обломочного материала, обработанного движущимися ледниками. Помимо отсутствия вытянутых галек, очень характерно отсутствие более крупного валунного материала (таковой характерен для боковых морен очень незначительного объема), тогда как обломочный материал, оказавшийся под ледником, перемалывается до состояния гравелистой гальки. Наличие же значительной доли вытянутой гальки весьма характерно для отложений, формирующихся речными и иными водными потоками, а их положение зачастую совпадает с направлением последних. Именно окатка текущими водами (временными и сезонными, в приливно-прибойно-штормовой зоне) идет весьма интенсивно и происходит очень быстро (Кукал, 1987), о чем свидетельствует наличие стеклянной гальки на многих пляжах.

6. О разнонаправленных и асинхронных вертикальных движениях различных блоков земной литосферы известно давно (Хольтедаль, 1958; Геологическое..., 1968; Кукал, 1987). Об этом же свидетельствует крайняя раз-ноуровненность морских террас на различных арктических островах: от 40-60-80 до 400 м и более (Четвертичный..., 1959). В немалой степени тектоника ответственна и за создание различных форм рельефа, которые гля-циалистами однозначно трактуются как ледниковые, чему посвящена специ-

альная монография ВТ. Чувардинского (1998). à наконец, множество спо-собов формирования якобы ледниковых форм рельефа и якобы ледниковых осадков описано значительно раньше, начиная с М.В. Ломоносова и à.Ф. Лепехина, до Г.У. Линдберга, à.Г. Пидопличко и более поздних авто-ров (Щукин, 1960; Кукал, 1987 и др.).

7. В течение мезозоя и раннего кайнозоя зафиксированы гораздо более мощные регрессии и трансгрессии океана, чем в плейстоцене: так регрессии в это время достигали –300 до–400 м (Афанасьев и др., 1979; Данилов, 1998). Нет абсолютно никаких данных о существовании за этот промежуток времени каких бы то ни было оледенений. Следовательно, колебания уровня океана происходили без какой-либо связи с гляциоизостазией, но развива-лись они значительно медленнее (Городницкий, 1985). Поскольку в течение плейстоцена наиболее мощная регрессия океана в позднем вюрме достигала -(130 ₊ 140) м, вполне логично допустить, что и она могла быть обусловлена не гляциоизостазией, а другими причинами. Наиболее вероятная причина более быстрых темпов трансгрессий–регрессий к концу кайнозоя - резкая активизация орогенеза (т.е. горообразования; см. Кукал, 1987), а, следова-тельно, вообще тектоники (Криволуцкий, 1978; Афанасьев и др., 1988; àстория гидросферы, 1998). Но ведь и тектоника в первую очередь связана с процессами в земной мантии.

В связи с этим вопросом необходимо обратить внимание на следующий порядок величин, формирующих как мегаструктуру земной поверхности, так и емкость, а, следовательно, и уровень Мирового океана. При среднем земном радиусе 6371,032 км мощность континентальной коры варьирует от 35 до 70 км, океанической - от 5 до 10 км (в среднем 17,1 км), т.е. мощность земной коры составляет примерно 0,27% земного радиуса. àными словами, земная кора - это тонкая пленка, покрывающая поверхность планеты. Объем Зем-ного шара 1,083 х 1012 к_М3, а объем Мирового океана 1,37 х 109 к_М3 (около 0,1% объема Земли). Объем современных ледников - почти 30 млн к_М3 (примерно 2% объема океана или 0,002% объема Земли). Сам порядок ука-занных величин и их соотношение дают основание полагать, что измене-ние емкости Мирового океана, как и процессы, протекающие в целом в земной коре, определяются в первую очередь теми процессами, которые происходят под границей Мохоровича, под которой сосредоточена масса вещест-ва, более чем в 5 тысяч раз превосходящая массу вод Мирового океана и всех остальных вод земной поверхности, включая и ледники. К тому же на протяжении примерно 9/10 истории Мирового океана регулирование его объема и уровня происходило при полном отсутствии каких-либо ледниковых покровов.

О поведении земной мантии пока мы знаем явно недостаточно. Применение с 1992 г. дистанционной альтиметрии дало, однако, результаты, не ожидавшиеся еще 15 лет назад. Современный нулевой уровень Мирового океана оказался по данным Гаддардского космического центра США ус–ед-ненной абстракцией. Наибольшие положительные отклонения от него 66 и 68 м - в Северной Атлантике, максимально отрицательное (-112 м) - в эк-ваториальной зоне àндийского океана к югу от Цейлона, что не может быть обусловлено гляциоизостазией. Но еще показательнее данные Гад-дардского космического центра (àстория гидросферы, 1998) в том отношении, что согласно им, форма земного геоида и аномалии силы тяжести, вы-

численные для внетропической части Северного полушария, пространственно никак не коррелируют ни с размещением современных ледников, ни с площадями ледников смоделированных, ни с топографией морских глубин, ни с географией горных сооружений. Т.е. не тонкая пленка литосферы и особенности ее локальных участков, включая ледники, оказывая давление на глубинные слои, определяют рельеф океанического дна, его емкость и уровень океана, а глубинные процессы в недрах Земли оказываются в этом отношении неизмеримо более мощным фактором, что вполне согласуется и с новейшими представлениями геофизиков (Хаин, 2002 и др.).

8. Весьма показательно, что именно в позднем вюрме отмечается максимальная активизация процесса лёссообразования: она является прямым следствием максимальной регрессии и максимального эрозионного вреза. При углублении гидросети на порядок на максимальной их фазе, объем материала рыхлых пород, доступный для лёссообразования (Граман, 1932; Кийз, 1932; Кригер, 1965; см. также Ларичев, 1980 и Абрамова, 1994 - по многолетним данным Геологической службы Китая), возрастал только за счет углубления вреза на три порядка (за счет линейного роста и разветвления гидросети и расширения долин, поскольку имеется жесткая скоррелиро-ванность между глубиной и шириной долин равнинных рек, протекающих по рыхлым осадочным породам (Попов, 1977). Благодаря влиянию других факторов (усилению контрастности и континентальности климата, активизации склоновых процессов, неизбежно сопровождающих эрозионную фазу развития рельефа, меньшей закрепленности почвогрунтов в условиях пастбищных экосистем на громадных площадях плакоров вследствие постоянной жизнедеятельности многочисленных крупных фитофагов) условия для лёссообразования становились еще более благоприятными. Поскольку сам этот процесс требует немало времени, к тому же сменившая регрессию трансгрессия развивалась в течение многих тысячелетий, совершенно естественна некая асинхронность между указанными событиями - регрессией и пиком лёссообразования. Пик лёссообразования несколько запаздывает и продолжается на различных территориях - от юга Русской равнины до юга Западной и Восточной Сибири - до начала атлантического периода голоцена (Колпаков, 1987; Пьявченко, 1983 и др.).

Естествен вопрос, почему же при более мощных регрессиях в более ранние времена не происходило столь мощного формирования лёссов, как в позднем вюрме. - По двум причинам: во-первых, в условиях значительно более влажного тропического или субтропического климата обнажающиеся вследствие эрозии участки очень быстро зарастали растительностью; во-вторых, само развитие регрессий шло гораздо медленнее, чем в позднем вюрме.

Псевдоморфозы, трактуемые как свидетельства наличия многолетне мерзлых пород на юге Украины и в значительно более северном районе (стоянка Сунгирь, Владимирская область) могут рассматриваться как последствия сезонных промерзаний (Гугалинская, Алифанов, 1998). Условия их формирования в позднем вюрме были более благоприятными. Этому способствовали: максимальный эрозионный врез и, как следствие, более активное появление трещин на береговых обрывах и усиление склоновых процессов; более континентальный климат, малоснежность которого усугублялась постоянным выпасом диких животных. Однако все это вовсе не свидетель-

ствуют об экстремально суровом климате, представлениям о котором явно противоречат многочисленные биогеографические данные.

9. На первый вопрос этого пункта частично уже дан ответ: более континентальный климат при максимуме регрессии просто неизбежен, но этововсе не означает наличия какой-то ультразасушливой обстановки. Такого рода представлениям не соответствует и достаточное богатство фауныи имеющиеся данные по некоторым видам. Именно в позднем вюрме наСамарской луке, наряду с таким характерным для мамонтовой фауны видом, как желтая пеструшка (а немного севернее - и копытным леммингом), была наиболее многочисленна, по сравнению с более ранними ипоздними временами, выхухоль. Поскольку этот зверек населяет обычнонебольшие, хорошо прогреваемые водоемы с богатой фауной водных беспозвоночных животных, можно полагать, что недостатка в подобных местообитаниях не было. Более того, И.М. Громов (1957), изучавший этупоздневюрмскую фауну, считает, что именно в это время для выхухолибыло весьма благоприятным отсутствие сильных и чрезмерно сильных паводков, которые для нее наиболее губительны. Показательно, что в позднем вюрме местная фауна включала и такие виды, как соню-полчка истепного удавчика, которые и сегодня в Саратовском Заволжье не проникают севернее, и что никак не согласуется с представлениями о каком-тоневероятно суровом климате в этот период (дополнительно см. нижепункт 12).

По второму вопросу можно лишь добавить, что представления о днепровском языке и о днепровском оледенении базируются исключительно на соответствующей, якобы, морене с определенным включением в нее эрратического материала скандинавского происхождения. Все же другие данные, даже по мнению сторонников ледниковой гипотезы, свидетельствуют о более мягких климатических условиях в это время по сравнению с поздним вюрмом (Величко, 1980 и мн. др.). Генезис днепровской «морены» на самом деле является водным и водно-ледовым (в плане транспортировки и накопления) и связан с громадным пульсирующим водоемом на месте современных Балтийского и Белого морей (Пидопличко, 1956; Афанасьев и др., 1978). На различных этапах своей истории этот водоем мог соединяться с океаном, либо становиться подпрудным (при возникновении последнего на регрессивной фазе Мирового океана, переполнявшие его воды при прорыве на запад сформировали типичную для водопадов ванну глубиной в 250 м, переходящую далее в Норвежский желоб - долину прорыва). Весьма вероятно, что сбросы или даже прорывы вод из указанного бассейна могли осуществляться и на юг в сторону Черного моря.

10. Именно на регрессивной фазе максимально углубленные и широкиеречные долины были каналами проникновения на юг ныне более северныхвидов. Этому же способствовали господствовавшие на плакорах открытые иполуоткрытые ландшафты степей и лесостепей, а также расширение на югграниц Балтийско-Беломорского бассейна, имевшего на определенных этапах его истории в позднем плейстоцене субарктический гидрорежим. Егоклиматическое воздействие, однако, могло сказываться в относительно неширокой полосе (примерно до 100 км). В настоящее время значительно севернее, уже за 68° с.ш. аналогичное воздействие Карского моря проявляется на плакорах примерно в тех же пределах (Калякин, 1991).

11. При отказе от ледниковой гипотезы перестает быть необъяснимой преемственность развития флоры и фауны на протяжении всего плейстоцена. Обеднение палеоботанических данных за счет древесных видов по периодам «ледниковий» объясняется тем обстоятельством, что на соответствующих им регрессивных фазах и континентализации климата плакоры действительно еще более остепнялись, а лесная растительность сохранялась по поймам, значительно глубже (по сравнению с настоящим временем) врезанных речных долин. Поскольку при последующей трансгрессии еще более усиливались склоновые процессы, происходило активное погребение палео-русел на фоне все повышающегося базиса эрозии, снос и разрушение большей части фоссилий, а также их переотложение, поэтому даже при выявлении последних они малоинформативны. Следовательно, именно по регрессивным фазам (ледниковьям, по терминологии гляциалистов) мы преимущественно располагаем материалом, характеризующим лишь флору и фауну плакорных местообитаний. Искаженные фаунистические материалы дает и изучение палеолитических стоянок, так как на них в основном накапливались костные остатки видов, которые наиболее интенсивно добывались охотниками. Гораздо более представительны пещерные местонахождения, однако их нет на огромных по площади равнинных территориях. В пользу версии об успешном переживании лесных видов, включая и широколиственные виды деревьев, в течение вюрма на северных территориях свидетельствуют данные о том, что уже в раннем голоцене, около 9 тыс.л.н., на юге Норвегии были обычны смешаные дубовые леса (Хольтедаль, 1958), да и фауна моллюсков того времени у берегов северо-западной Норвегии не соответствовала более холодноводной, чем современная.

Однако помимо косвенных данных, появились непосредственные подтверждения того, что позднепалеолитический комплекс на Среднем Урале (пещера Махневская ледяная, 59°26' с.ш., 57° 41 ' в.д.) включал в своем составе такие виды, как дикобраз (Histryx vinogradovi) и гималайский медведь (Ursus thibetanus). Одновременно с ними найдены волк, пещерный лев, мамонт, лошадь, благородный олень, лось и бизон (Косинцев, Подопригора, 2003), а сопутствующая фауна того же времени по всему Среднему Уралу включала также следующие виды: донской заяц, заяц-беляк, степной сурок, песец, лисица, бурый медведь, большой и малый пещерные медведи, Martes sp., росомаха, горностай, ласка, европейская норка (?), хорь Putorius sp., пещерная гиена, рысь, шерстистый носорог, северный олень, сайга и овцебык (Косинцев, 2001). В состав этого комплекса входили также мелкие млекопитающие: бурозубка (Sorex), пищуха (Ochotond), суслик (Spermophillus), тушканчики (Allactaga и Allactagulus), хомяки и хомячки (Allocricetulus, Cricetulus и Cricetus), лемминги (Myopus, Lemmus и Dicrostonyx), желтая и обыкновенная пеструшки, полевки - лесная, водяная, экономка, узкочерепная, темная и обыкновенная, - а также лесные мыши (Apodemus). П.А. Косинцев и И.Н. Подопригора (2003) считают, что этот комплекс «в палеогеографическом отношении... соответствует широколиственным лесам» (с. 175). Добавим от себя, что исключительно смешаный характер этого комплекса свидетельствует о значительном разнообразии местообитаний Среднего Урала, несомненно включавшего и массивы широколиственных лесов. Авторы указывают также, что «географически ближайшей находкой позднеплей-стоценового дикобраза является Алтай (Оводов, устное сообщение), а гима-

лайского медведя - Кавказ (Барышников, 1992)». Однако, недавно гималайский медведь найден в Иркутской области по верхнему течению р. Лена между 54° и 55° с.ш. и, по-видимому, на Алтае (Оводов, 2003). Совместное обитание леммингов вплоть до позднего плейстоцена с дикобразом и гималайским медведем - обитателем широколиственных лесов - ставит под сомнение правомочность использования леммингов как индикаторов чуть ли не арктических условий.

12. Впечатляющее разнообразие выявленной на Новосибирских островах поздневюрмской фауны представляется вполне естественным на фонемаксимальной регрессии и максимального же расширения на север восточной части евразийского континента, сливавшегося широкой полосой суши сСеверной Америкой, так как это создавало благоприятные возможностидля расширения на север ареалов многих видов, о чем писал еще И.Д. Черский (1891). Действительно, континентализация климата в зимний периодсочеталась с отеплением Северной Пацифики и усилением летних муссонов(Толмачев, 1954; Геологическое..., 1968; Feng et al, 1999; Калякин, 2003), чтообусловливало наличие зимних пастбищ для крупных фитофагов и улучшало условия летней вегетации растительности. Более благоприятные условияна крайнем северо-востоке Евразии создавались и для водных обитателей:ряд видов облигатно-пресноводных рыб и моллюсков был распространенздесь в позднем вюрме значительно севернее, чем в настоящее время (На-заркин, 1992). Вероятно, в это же время аянская ель и лось достигают центра Камчатки, кедровый стланик - Командорских островов, ряд специфических для темнохвойной тайги растений распространяются на восток вплотьдо Северной Америки; стеллерова корова получает возможность освоитьприбрежья Северной Пацифики (в голоцене часть их трансформируется вострова - Командорские и Алеутские), а наземные животные через Берин-гию и по осушенным участкам материкового шельфа проникают на окраины Евразии, впоследствии ставшие многочисленными островами и архипелагами.

Позднее, уже в голоцене, в ареалах некоторых видов растений возникли приохотские разрывы (Толмачев, 1954), лось на Камчатке исчез, северные границы ареалов многих видов животных отступили на юг. Разумеется, что все это никак не сочетается не только с представлениями М.Г. Гросвальда (1983, 1999) о панарктическом ледниковом щите, но и с представлениями A.A. Величко с соавторами (1987) о новоземельском леднике.

13. Смешанный, гетерогенный характер поздневюрмской фауны вполне соответствует максимуму регрессивной фазы и наиболее расчлененному и разнообразному рельефу того времени, когда создавались наилучшие за плейстоцен условия для распространения по равнинным территориям таких исходно горных видов как, например, сурки, пищухи, серны, горные козлы и бараны, поползни, клушицы, альпийские галки. В течение голоцена ареалы большинства из них стали разорванными, мозаичными, и лишь немногие из них (степной сурок, малая пищуха, обыкновенный поползень) адаптировались в той или иной мере к равнинным территориям.

14. Фактически не нуждается в дополнительных комментариях.

15. При трактовке данных изотопно-кислородных анализов донных проб из Атлантики для обоснования соответствующих палеоклиматических реконструкций (Боуэн, 1981; Зимы..., 1982; Блюм, 1982; Величко, 1980; Бараш

и др., 1987; Зубаков, 1990; Изменение..., 1999 и др.) соотношение тяжелого и легкого изотопов кислорода всегда оценивается однозначно. Нам известна лишь одна работа (Данилов, 1998), в которой вполне обоснованно высказывается сомнение в оправданности подобного подхода. Представляется, что и в приложении к конкретному региону - Северной Атлантике - высказанные И.Д. Даниловым соображения также будут вполне уместны.

При максимуме поздневюрмской регрессии, который был достигнут примерно за 100-тысячелетний период - со 125 до 22 тыс.л.н. (Брэкер, Ку, 1974; Пуннинг, Раукас, 1985), водо- и теплообмен Северной Атлантики и Арктического бассейна становится за весь плейстоцен минимальным, чем и обусловливается максимальное выхолаживание Северного Ледовитого океана. В той же мере, в какой Северный Ледовитый океан (СЛО) недополучает тепло из Атлантики, ограничивается поступление в Атлантику арктических водных масс, что неизбежно должно вести к отеплению севера Атлантики, площадь акватории которой максимально сужается за счет осушения части окружающего шельфа (на отепление Атлантики в позднем вюрме обратил внимание Эндрюс, 1982). Указанные события неизбежно имели следующие основные последствия:

• активизацию испарения с акватории Северной Атлантики, при которой соотношение изотопов тоже неизбежно должно меняться за счет большего испарения легкого изотопа, вследствие чего концентрация тяжелого изотопа в водах Атлантики возрастала;

• изменение траекторий, а, вероятно, и скорости течений на стыке северной Атлантики и СЛО в силу существенно иной конфигурации северо-запада Европы: причленения к материку Британских и ряда мелких островов и осушения окружающего шельфа. В результате фораминиферы с холодными арктическими течениями возможно проникали дальше на юг Атлантики, чем в настоящее время. Усиление седиментации в позднем вюрме на северо-западе Атлантики (Бараш и др., 1987 и др.) могло быть обусловлено не только максимальной активностью эрозионных процессов из-за снижения базиса эрозии, но и оголением значительных площадей арктических шельфов, в значительно большей степени подвергавшихся речному и плоскостному размыванию и воздействию ветров. Показательно, что у атлантических берегов Западной Европы существенной активизации седиментации не отмечено (Бараш и др., 1987), что, на наш взгляд, и не удивительно, поскольку и современный речной сток здесь направлен в основном либо на север, где и осушалась основная часть европейского шельфа (на месте современного Северного моря) и где нередки находки сухопутной мамонтовой фауны (Гет-чинсон 1899; Основы..., 1962), либо на юг - в Средиземное море.

В дополнение к сказанному относительно роли течений остается добавить, что наличие остатков представителей холодноводной фауны морских беспозвоночных в отложениях позднего плейстоцена Франции и Италии (Цейнер, 1963) вовсе не означает, что в этих районах и находились места их обитания. Отнюдь не исключено, что в свое время эти животные заносились течениями и погибали в несвойственных для них условиях более теплых акваторий, образуя своего рода кладбища. В то же время весьма показательно современное распространение ряда ракообразных исходно арктической фауны, центром происхождения и видового разнообразия которой является акватория морей Карского и Лаптевых, подвергавшихся, как и вся централь-

ная Арктика, наибольшему выхолаживанию в позднем вюрме. Часть этих видов имеют подвидовые формы с весьма своеобразными реликтовыми ареалами в некоторых озерах Северной Америки, в Ладожском озере, в Балтийском море, в некоторых озерах северной Европы, в Белом море и Чешской губе, в юго-восточной части Баренцева моря и в Каспии (Гурьянова, 1939), хотя основной ареал исходных видов - от Новой Земли до Берингова пролива и эстуарии крупных рек Восточной Сибири, впадающих в СЛО. Для ряда других почти циркумполярных видов характерен хиатус от Гренландии до Новой Земли. С этими данными согласуются и материалы, характеризующие условия позднего вюрма для большей части Баренцева моря.

Помимо уже приводившихся выше сведений об отсутствии в это время более мощных, по сравнению с современными, ледников на Шпицбергене и непрерывного существования на нем в позднем плейстоцене современного растительного покрова (Троицкий и др., 1985; Пуннинг, Раукас, 1985) и практически современной фауны моллюсков у северо-западных побережий Скандинавии (Хольтедаль, 1958), получен и датированный по радиоактивному углероду материал с западного побережья северной части о-ва Южный Новой Земли. В линзе морских отложений на высоте около 90 м над уровнем моря вблизи северного побережья губы Пуховой обнаружена богатая и практически современная по составу фауна моллюсков, имеющая возраст 17 тыс.л. (Калякин, 1995). Раковины двух высокоарктических видов, в настоящее время не обитающих в районе Вайгача, добытые из линзы морских осадков с высоты около 50 м над уровнем моря имели возраст 27 тыс. лет (определение возраста радиоуглеродным методом проведено Л.Д. Сулержицким).

В позднем вюрме в силу осушения громадных площадей восточносибирского шельфа, акватория Арктического бассейна значительно сужалась, снижалась соленость поверхностных вод, а термоклин, соответственно, был более выражен (Полякова, 2000). У ряда видов высокоарктических ракообразных появились солоноводные формы, некоторые из которых в дальнейшем адаптировались к пресноводным водоемам, и оказались способными преодолеть, скорее всего подпрудный на определенном этапе его существования, бассейн, возникший на значительной части севера Западно-Сибирской низменности. При переполнении этого бассейна его водами были выработаны долины прорывов - Тургайский пролив на юге и серия, до сих пор не загруженных твердым стоком, губ на севере - (от Байдарацкой до Енисейской и Хатангской).

Итак, основа гипотезы гигантских покровных оледенений - представление о том, что эрратические валуны, морены и другие формы рельефа и сопутствующие им отложения обязаны своим происхождением и разносом деятельности ледников. Зародившись на материалах наблюдений Луи Агасси-са и некоторых его предшественников в Альпах, эта гипотеза, даже по отношению к оценке деятельности горно-долинных ледников, по сути оказывается чрезмерной. Она не принимает во внимание то обстоятельство, что и в горных условиях помимо ледников постоянно действуют, а порой и гораздо активнее, совершенно другие факторы: физическое и химическое выветривание горных пород, исходно поставляющее материал для его дальнейшей обработки и транспортировки постоянными и сезонными водными потоками, склоновыми процессами, оползнями, лавинами, селями, сезонными

речными льдами и береговыми наледями, эстафетно, год за годом, транс-портирующими временно отлагающийся (к концу сезонных и дождевых па-водков) материал разрушения горных пород все далее и далее от места его первичного образования.

Один из механизмов образования морен в горных условиях можно на-блюдать в результате срыва висячего ледника в Кармадонском ущелье Северной Осетии. По мере его таяния большая часть образованной им морены будет перемещена селевыми потоками на еще более низкие гипсометрические уровни. Спустя тысячелетия, ее наличие вполне может трактоваться как свидетельство крайне низкого расположения ледников на северном ма-кросклоне Главного Кавказского хребта со всеми сопутствующими элементами хорошо знакомых палеоклиматических реконструкций.

Влияние перечисленных выше факторов, постоянно действующих в горах, суммируясь за десятки и сотни тысячелетий, приобретает и соответству-ющие масштабы, несопоставимые с теми, представление о которых накопле-но за краткий период регулярных наблюдений. При понижении базиса эрозии на 130-140 м интенсивность влияния многих из перечисленных факторов существенно возрастала, как и размеры площадей их проявления, однознач-но трактуемые с гляциалистических позиций как свидетельства очередного оледенения. Это тем более относится к Скандинавии, где миграции горно-долинных ледников на фоне существенно менявшихся окружающих ее береговых линий создавали интегрированную картину геоморфологической работы как бы единого ледникового купола. Наличие же рядом пульсирующего бассейна (Балтики), границы которого временами были существенно южнее современных, и постоянный из года в год разнос материала разрушения гор-ных пород из Скандинавии на европейские равнины однозначно трактова-лось как свидетельство деятельности очередного оледенения.

Еще одним важнейшим положением ледниковой гипотезы является представление о следующей последовательности и обусловленности событий второй половины плейстоцена: очередное катастрофическое похолода-ние в глобальном масштабе (причины которого до сих пор чисто предположительны) провоцирует очередное гигантское оледенение (по объему зна-чительно превосходящее современные оледенения Антарктиды и Гренландии и расположенное значительно южнее - вплоть до 48° с.ш. в Восточной Европе), которое обусловливает очередную регрессию, забирая у океана необходимую для формирования ледника воду.

На самом же деле (против чего не возражают и сторонники ледниковой гипотезы) события развивались в иной последовательности. Последняя вю2мская регрессия океана начинается около 125 тыс. л.н. и достигает пика к 2 тыс..л.н. (Брэкер, Ку, 1974; Пуннинг, Раукас, 1985; Данилов, 1998 и др.), причем климат большей части этого времени по многим данным (Громов, 1948; Пидопличко, 1951, 1954; Дорофеев, 1963; Гроссет, 1967; Геологическое,.., 1968; Гричук, 1989; Верещагин, 2002 и др.) был мягче и теплее современного. Наибольшее же похолодание за плейстоцен вообще (Величко, 1973, 1980; Зубаков, 1990; Данилов, 1998 и мн.др.) приходится на 21-17 тыс. л.н. Понятно, что следствие не может на несколько десятков тысяч лет опережать причину.

Все приведенные выше данные позволяют высказать следующее пред-положение о временной и причинной последовательности событий позднего

плейстоцена. На фоне активизации орогенеза и тектоники в позднем кайнозое, обусловленной, по-видимому, процессами в мантии, развивается очередная последняя регрессия уровня океана, и базис эрозии снижается примерно на 130-140 м, что обусловливает увеличение площади материков, активизацию и углубление эрозионного вреза, параллельное нарастание контрастности и континентальности климата (но не столь гипертрофированное, как это представляется гляциалистам, и не в однозначно глобальном масштабе, а достаточно разнонаправленное для различных крупных регионов) и изменение соотношения площадей плакоров и гидросистем, местами некоторое увеличение площади и массы горно-долинных ледников и особенно подземного оледенения в наиболее северных и континентальных районах. Такова последовательность и причинная обусловленность событий на регрессивной стадии, а не наоборот.

На трансгрессивной стадии последних примерно 20 тыс. лет события развивались вспять, но примерно в 5 раз быстрее: площади материков сокращались, климат становился мягче и менее контрастным, преобладающими в развитии рельефа на огромных территориях становились процессы аккумуляции. Биогеографические события - последствия этих изменений -происходили не в столь широких масштабах и не так стремительно, как это представлялось еще совсем недавно (см. раздел 2.2).

Итак, геологические и геоморфологические данные свидетельствуют о том, что, так называемые, ледниковые формы рельефа могут иметь и иной (а не только ледниковый) генезис; например, они могут возникать при ледовых экзарации и транспортировке морскими, озерными и речными льдами (Линдберг, 1955; Пидопличко, 1956) или иметь тектоническое происхождение (Чувардинский, 1998; Кузин, 2003). Эти данные в значительной степени разрушают само основание ледниковой гипотезы, а, следовательно, и базирующиеся на ней палеоклиматические реконструкции (Величко, 1973; Изменение климата..., 1999). Но отрицание ледниковой гипотезы и якобы галопирующих в конце плейстоцена катастрофических колебаний климата (Пидопличко, 1954; Линдберг, 1955; Васильев, 1963 и др.) не раскрывает причин коренных перестроек живого покрова на громаднейших территориях, произошедших на протяжении голоцена.

На наш взгляд, для этого необходимо и достаточно исходить из твердо установленного факта колебаний уровня океана, но при этом необходимо также рассмотреть хотя бы основные последствия указанных колебаний для природной обстановки и живого покрова на различных фазах повторяющихся циклов регрессий-трансгрессий в дополнение к сказанному выше. На этом пути мы видим следующий сценарий былых событий.