Текст как последовательность

ЗНАКОВ

 

Красноречие принадлежит к тем искусствам, которые все совершают и всего достигают словом... Ведь оно собрало и держит в своих руках, можно сказать, силы всех искусств.

Платон

 

Текст является третьим уровнем коммуникативной четверки: Цель — Замысел — Текст — Реакция.

Этот уровень имеет особое значение, так как он первый из уровней, данных человеку в непосредственном наблюдении. По тексту мы реконструируем замысел и цель говорящего (пишущего).

Текст (лат. textus — ткань, сплетение, соединение) — объединен­ная смысловой зависимостью последовательность знаковых единиц, ос­новными свойствами которой являются связность и цельность.

В науке под текстом понимается осмысленная последовательность любых знаков, любая форма коммуникации, в том числе обряд, танец, ритуал. Однако основными для человека оказываются последователь­ности вербальных (словесных) знаков. Естественный язык приобрета­ет, таким образом, особую значимость среди всех знаковых систем.

Правильность построения словесного текста, который может быть устным и письменным, связана с соответствием требованию "текстуальности", которое проявляется во внешней связности, внутренней осмыс­ленности, возможности своевременного восприятия, осуществления не­обходимых условий коммуникации и т.д.

Для обоих видов текста — письменного и устного — существенным является вопрос о его идентичности, о так называемой канонической форме, исследуемой особой отраслью филологии — текстологией. Лин­гвистика описывает специфические средства, обеспечивающие смысло­вые установки в речи: лексические, грамматические, синтаксические средства, например, порядок слов в предложении, интонационные сред­ства (для устной речи), особые графические средства — подчеркивания, шрифтовые выделения, пунктуацию (для письменной речи).

Правильность восприятия текста обеспечивается не только языко­выми единицами и их соединениями, но и необходимым общим фондом знаний и коммуникативным фоном.

Дискуссионным является вопрос о минимальной протяженности тек­ста (например, может ли считаться текстом одна коммуникативная реп­лика).

Возможность детального анализа текста (художественного, разговорного и т.д.) обеспечивается значительными научными достижениями в области анализа языковой системы как кода для текста. Описание структуры языка происходит методом моделирования языковой способ­ности человека, локализованной в мозгу. Текст изучается как "язык в действии".

Изучение текста в разных странах осуществляется под разными названиями (лингвистика текста, герменевтика и т.д.), онтологический статус которых позволяет говорить о необходимости создания единой теории текста.

Текстом (в лингвистическом смысле) называется последовательность речевых звуков (букв), которым носителями языка приписан некото­рый смысл. Важно понять, что текст — это такая последовательность звуков (букв), которая осмысленна как для говорящего, так и для слу­шающего в условиях коммуникации, т.е. это неслучайная последова­тельность. Существует много определений текста (это, безусловно, полисемичный термин). Данное определение максимально удобно для по­нимания коммуникативных функций речи. Таким образом, текст мо­жет называться текстом, только если он понятен. Поэтому классичес­кий пример "глокая куздра" текстом не является, хотя если вдуматься, то можно предположить, что это нечто, произнесенное на русском язы­ке, и, может быть, даже сочетание прилагательного с существительным, а если это существительное, то, скорее всего, женского рода, потому что оно согласуется, в частности, по роду с прилагательным. Тем не менее непонятно, что это такое, и это не текст по определению. Конечно, та­кое звукосочетание имеет право на существование, но это — не текст (по крайней мере не текст в метаязыке, т.е. в языке описания). А непонятная фраза "Зеленые бесцветные идеи яростно спят" (см. выше) — это текст. Хотя трудно уловить совокупный смысл этой фразы, тем не ме­нее, могут быть предложены его осмысленные интерпретации, так как он состоит из элементов, смысл которых по отдельности понятен носи­телям русского языка.

Данное определение текста означает, вообще говоря, что фраза на естественном языке (L), произнесенная в беседе с иностранцем, языка L не знающим, текстом не является, а в беседе с носителями языка L — тек­стом является. Один и тот же набор звуков (букв) может быть или не быть текстом в разных ситуациях. Таким образом, само определение текста оказывается определением функциональным, а не статическим, оно зависит от речевых коммуникантов и самой коммуникации. Текст — это коммуникативная структура, которая специально предназначена для понимания. Язык существует для осмысления действительности, а речь — для передачи информации о результатах этого осмысления от одного человека к другому. Текст же есть реализация речевой функции.

Уровень достоверности передаваемой информации не является слишком значительным, поскольку: 1) передается только образ мира, запечатленный в сознании одного человека (говорящего), а не сам мир; 2) физические и психологические потери при передаче информации все­гда превышают 15-процентный барьер, однако передаваемая информа­ция все же в достаточной мере понятна слушателю и читателю (см. выше).

Интересно, что всеми естественными языками выработан механизм физической помощи людям в понимании (дешифровке) текста. Имеется и виду избыточность как общеязыковая универсалия. Всякая типоло­гия предполагает изоморфизм классифицируемых объектов, и в этом смысле классификация языковых универсалий приобретает особое зна­чение.

Универсалии (лат. universalis — общий, всеобщий) как языковые свойства, присущие всем или многим языкам, являются предметом особого внимания исследователей, так как их изучение помогает про­никнуть вглубь явлений, выходящих за рамки естественных языков, по принадлежащих человеку по природе (см. главу "Провокацион­ная речь"). Известно, что, если в классификации какой-то признак имеет одно и то же значение для всех классифицируемых элементов, это означает, что он не принадлежит данной классификации и дол­жен быть выведен из нее. Абсолютные универсалии должны быть выведены из лингвистических описаний, поскольку они не являются фактом естественных языков, а принадлежат или мышлению человека ab оvo, или его физиологии.

Теория языковых универсалий рассматривает и определяет:

1. Общие свойства всех человеческих языков в отличие от языков животных. Например, в человеческом языке канал для любой языковой коммуникации является вокально-слуховым; на языке человека возмож­но легко синтезировать и легко воспринимать новые создаваемые сооб­щения; в языке человека непрерывно возникает новая идиоматика и т.д.

2. Совокупность содержательных категорий, теми или иными средствами выражающихся в каждом языке. Например, в каждом языке выражены отношения между субъектом и предикатом, категории оценки, определенности/неопределенности, множественности, все языки знают членение на тему и рему (см. выше).

3. Общие свойства самих языковых структур, относящихся ко всем языковым уровням. Например, во всяком языке не может существовать менее десяти и более восьмидесяти фонем; отношение количества глас­ных к количеству согласных в звуковой цепи не может быть больше двух; если в языке слово всегда односложно, то оно одноморфемно и в языке существует музыкальное ударение; если субъект и объект в языке стоят перед глаголом, то в языке есть падеж; если субъект в языке стоит после глагола, а объект стоит после субъекта, то прилагательное помещается после имени, и т.д.

Известны и универсалии, относящиеся ко всем языковым уровням. Например, для всякого противопоставления выделенный (маркирован­ный) член имеет более редкую встречаемость, чем немаркированный.

Утверждения о наличии универсалий восходят к античным грамматикам. В средние века возникает термин grammatica universalis, с появ­лением грамматики Пор-Рояля это понятие обретает лингвистическую основу. В наше время изучению языковых универсалий помогает расширение границ структурной типологии, знакомство с языками (часто бесписьменными) Африки, Океании, Латинской Америки. В последние годы наблюдается обращение исследователей к универсалиям текста и порядку компонентов в синтаксических структурах. Эти универсалии находят объяснение в "картине мира", понимаемой через язык.

В изучении универсалий очень важна установка на их интерпрета­цию. Например, выдвижение к началу высказывания важных по смыс­лу элементов интерпретируется через большую звучность (и большую воспринимаемость) начальной позиции высказывания; подъем интона­ции в конце общего вопроса объясняется сжатостью голосовых связок говорящего, внутренне не закончившего коммуникацию; понижение тона в конце повествовательного высказывания — релаксацией связок. Выход за пределы внутрисистемной интерпретации влечет за собой новые возможности объяснения действия универсалий: социальные при­чины, кодификация, появление письменности и пр. Интерпретация и ве­рификация накопленных универсалий может облегчить поиск новых универсалий, сделав его не только эмпирическим, но и априорным.

Универсалии могут принадлежать одному естественному языку ("для каждого объекта языка L справедливо...") или выходить за рамки одно­го языка.

Универсалии делятся на дедуктивные и индуктивные (В.А. Успенский). Дедуктивные универсалии следуют из самих допущений языка во­обще, т.е. относятся к природе человека, например, дедуктивной универсалией является следующее высказывание: В каждом языке есть фо­немы.

Индуктивная универсальная характеристика предполагает, что даже если некоторая знаковая система и не обладает ею, мы все же можем называть эту систему языком. Индуктивные универсалии постулируются эмпирически, так как не вытекают из исходных допущений. Абсолют­ные индуктивные соотношения (т.е. такие, которые всегда имеют место, но универсальность которых нельзя доказать) углубляют знания о сущности соотносимых явлений. Аналогично в математике есть недо­казуемый закон четырех красок, в соответствии с которым географи­ческую карту можно раскрасить четырьмя красками так, что две сосед­ние страны окажутся окрашенными в разные цвета.

Индуктивные закономерности несут больше информации о конкретных языках, чем дедуктивные, именно потому, что они ни из чего не следуют и никак не предсказуемы. Дедуктивные универсалии полезны, если они несамоочевидны.

Эмпирические (индуктивные) универсалии, расширяя наши знания о языке, представляют потенциальный материал для выделения дедуктивных законов.

Универсалии могут быть абсолютные (не знающие исключений) и статистические (имеющие исключения). И те и другие бывают элементарными (а = b)и импликативными, показывающими иерархическую зависимость элементов языка (а ® b).Примером импликативной универсалии может служить следующее высказывание: Во всех языках носовые фонемы вторичны, они появляются, только если есть шумные согласные.

Ср. также:

CCCV ® CCV ® CV;

VCCC ® VCC ® VC ® V.

Слоги структуры СV и V доминируют в языках над всеми прочими.

Или:

Тройственное ® число

Двойственное ® число

Множественное ® число

Единственное ® число

 

В естественных языках доминирует единственное число.

С лингвистической точки зрения, наибольший интерес представля­ют импликации, раскрывающие взаимоисключающие явления (допол­нительное распределение на интерлингвистическом уровне). Одни уни­версалии раскрывают универсальные свойства статического (синхрон­ного) состояния языка, другие относятся к временному (диахроничес­кому) плану языкового развития. Так, диахроническая универсалия — постулат о постоянной распада основного словарного фонда. Призна­ние универсалий в диахронии (например, утверждение, что самое по­зднее глагольное время в языке — это Futurum) предполагает принятие идеи однонаправленности языкового развития. Теория диахронических универсалий опирается также на гипотезу о системной близости языков архаической структуры и на позднейшую вариативность новых языков. Идея однонаправленности языковой эволюции не предполагает оценки языков, необходима исследовательская работа по изучению компенса­торных и функционально синонимичных явлений в языках нового вре­мени. К более частным диахроническим универсалиям относится, на­пример, закон о формировании вначале указательных, личных и воп­росительных местоимений, а лишь впоследствии — возвратных, притяжательных, неопределенных и отрицательных. Поиск диахронических универсалий связывается с коммуникативными установками общения, т.е. в теорию универсалий вводится человек с его эволюционизирующими стандартами общения (Т. Гивон, Ч.Н. Ли, А. Тимберлейк). Таким образом утверждаются и объясняются, например, разные этапы возник­новения глагольных времен (аорист часто предшествует перфекту); по­зднейшее возникновение грамматического субъекта из первоначальной темы и др. Диахронические универсалии связываются с изменением "кар­тины мира" носителей языка.

Знание диахронических универсалий проливает свет и на данные синхронной типологии, позволяя прогнозировать исчезновение одних явлений и возникновение других. Например, в диахроническом смысле импликативная универсалия (а ® b)означает, что если в языке есть а и нет b, то можно предсказать или исчезновение а, или появление b. Тео­рия диахронических универсалий является существенной опорой для реконструкции прежних состояний одного языка, также праязыка. В последнем случае существенно "вычесть" из данных архаичного языка знание универсалий древних структур. Диахронические универсалии существенны и для этимологии.

Только при негативной проверке на статус универсалии у анализируемого лингвистического явления можно говорить об ареальном схож­дении, генетической близости или заимствовании.

В лингвистике универсалии делятся на фонологические (Р. Якобсон), грамматические (Д. Гринберг), семантические (У. Вайнрайх, С. Ульман) и символические. Рассмотрение символических универсалий ограни­чивается всего одним примером: почти во всех языках обозначение матери имеет сонорный согласный (может быть, это связано с сосатель­ными движениями младенца как наиболее привычными для него, а потому — наиболее легкими при произнесении первого слова, кото­рым обычно оказывается обращение к матери).

Универсалии в языке выделяются с помощью сравнения 1) с други­ми языками или 2) с системами близкого порядка, например с коммуникативными системами животных (Ч. Хокетт). Ко второму типу универсалий общего экстралингвистического порядка относится утверждение, что избыточность в каждом языке приблизительно равна 50%. Это утверждение основано на сравнении языков с другими системами передачи информации.

Рассмотрим пример: Молодая девушка сидела на скамейке. В этой фразе значение женского пола передано три раза: 1) в окончании прилагательного (молодая);2) в корне существительного (девушка);3) в окон­чании глагола (сидела).

Избыточность связана, в частности, с так называемыми обязательными грамматическими категориальными значениями, которыми но­ситель языка вынужден снабжать каждое свое сообщение независимо, от собственной воли. Прилагательное, как и глагол в форме прошедше­го времени, в русском языке нельзя выразить, не снабдив дополнитель­ной (часто избыточной) информацией о поле субъекта, выраженного существительным, с которым они связаны по смыслу, если этот субъект одушевленный (для неодушевленных субъектов это значение называет­ся "род" и является чисто синтаксическим, согласовательным).

Для проверки уровня избыточности текста можно провести следующий эксперимент: взять любой (лучше печатный) текст, например ста­тью в газете, и стереть сначала одну букву в конце какого-нибудь сло­ва; потом показать текст со стертой буквой любому грамотному носи­телю языка с просьбой восстановить стертую букву. Как правило, это не вызывает затруднений. Далее следует стереть еще одну букву — можно тоже последнюю (но необязательно) — в другом слове и дать второму грамотному носителю языка восстановить исходный текст уже без двух букв. Это тоже будет нетрудно. Повторять процедуру следует до тех пор, пока стертых букв не окажется так много, что восстановление их вызовет затруднение. Счетный номер буквы, выше которого наступает непонимание, поделенный на общее количество букв текста и умножен­ный на 100, даст процент избыточности этого текста.

В устной коммуникации избыточность помогает распознать смысл речевых сигналов в условиях шумовых помех, когда часть звуков неразличима. Это свойство языка оказывает человеку немалую коммуникативную помощь.

В процессе речевой коммуникации работают две тенденции: 1) стремле­ние к ясному выражению мысли (чтобы быть лучше понятым); 2) стремле­ние к экономии усилий. Понятно, что избыточность предполагает мно­гозначность, а отсюда наличие меньшего количества знаков (ведь один знак имеет несколько значений). В этом смысле речевая избыточность способствует не только первой тенденции (что очевидно), но и второй.

Распознавая образы в письменном тексте, человек меньше нужда­ется в избыточности, однако следует помнить, что письменная словес­ность вторична по отношению к устной, и язык "создавался" для нужд устной коммуникации, и остается только поражаться целесообразнос­ти, с которой он был создан.

Вопрос происхождения естественного языка издавна волновал умы людей. Сократ (герой диалога Платона "Кратил") высказывал нейтраль­ную позицию в споре о том, дан ли язык человеку по природе или по договоренности. Этот спор возник задолго до греков у евреев. В Библии в этом отношении есть противоречие: "И назвал Бог свет — днем, а тьму — ночью" (по природе); "И привел их (людей) Бог, чтоб посмот­реть, как они их назовут" (по договоренности). Стоики (Сенека, Хрисипп) считали, что язык дан человеку по природе. Действительно, как можно договориться о языке, не имея его? Эволюционная теория в этом отношении малоубедительна. Где та историческая точка, до которой языка не было, а после которой он появился сразу как система знаков?

Текст — это линейно разворачиваемая структура. Это значит, что каждый следующий элемент следует за предыдущим. Нет такого челове­ка, который способен был бы два разных смысла, выражаемых разными последовательностями звуков, сформулировать одновременно. Речевой аппарат так устроен, что он может произвести в единицу времени только один звук, и, таким образом, он выстраивает последовательности зву­ков, за которыми закреплен смысл, по очереди — одну за другой.

Глядя на текст, легко заметить, как он членится, например, на слова (в устной речи это сделать несколько труднее, так как между некото­рыми словами нет фонетической паузы). Слова — это не минималь­ная единица смыслового членения (минимальной единицей является морфема — значимая часть слова: корень, суффикс, приставка, окончание), слова — это второй снизу уровень членения текста на смысловые единицы. Когда говорят "членораздельная речь" (см. выше), име­ют в виду, в частности, уровень смыслового членения, т.е. членения текста на отдельные единицы, за каждой из которых закреплен некоторый смысл. При этом все единицы неоднократно встречались в других текстах.

Что представляют собой смысловые единицы, на которые членится текст? Они представляют собой знаки.

Знак — это материальный, чувственно воспринимаемый объект, который символически, условно представляет предмет, явление, действие или событие, свойство, связь или отношение, сигнализирует о предмете, явлении, свойстве, который им обозначается, и отсылает к нему.

Материализуя мысленные образы, знак дает возможность накапливать, хранить и передавать информацию. Ни одна из форм челове­ческой деятельности (включая и мыслительную) не может обойтись без знаков.

Понятно поэтому, что местом и ролью знаков в познавательной и практической деятельности людей интересовались еще в Древней Гре­ции такие мыслители, как Платон, Аристотель, Хризипп и др. В XX ве­ке к проблеме знаков и знаковых систем было обращено внимание всех крупнейших философов, логиков, лингвистов, культурологов. Знак своей чувствительной наглядностью облегчает логические операции. Г.В. Лейбниц говорил о том, что люди употребляют знаки не только для того, чтобы передавать свои мысли другим, но и для того, чтобы сделать более продуктивным сам процесс мышления. Действия над знаками должны отображать в символической форме все допустимые соединения представляемых ими предметов, выявляя попутно также невоз­можные соответствующие сочетания. Создавая знаки, надо, по мнению Лейбница, руководствоваться такими двумя правилами: "знаки, во-первых, должны быть кратки и сжаты по форме и заключать максимум смысла в минимуме протяжения; во-вторых, изоморфно соответство­вать обозначаемым ими понятиям, представлять простые идеи как мож­но более естественным способом".

Важной чертой знака является его способность символически обозначать не только предметы, но и характер операций с ними. Наука о знаках и знаковых системах, о естественных и искусственных языках как знаковых системах называется семиотикой (греч. sëmeîon — так, признак). Зачинателями семиотики можно считать У. Оккама и Т. Гоббса. Семиотика изучает виды знаков, закономерности их сочетаний в различных системах.

Уже в XIX веке были сформулированы три фундаментальные семиотические идеи:

1) абсолютно условный характер связи между знаком и обозначае­мым (понятием, предметом);

2) подобие и различие знаков, выделение языка в качестве особого типа знаков;

3) коммуникативная функция как важнейшая функция знаков во­обще.

В то время семиотика развивалась в рамках логики и физиологии. Основоположником науки о знаковых системах считается идеолог американского прагматизма Ч. Пирс. Он предложил следующую концеп­цию знака. Логика имеет дело с высказываниями, их истинный смысл зависит от выбора подходящих знаков, которые и представляют собой способ высказывания. Основную функцию знака, объектом которого является вещь, Ч. Пирс видел в квантовании ("кадрировании") опыта. Отношение между знаком и логическими операциями познающего субъекта он положил в основу понятия значение. Отношение знаков к объективно-реальным предметам опосредовано сознанием. Основным для знака является его отношение к значению, т.е. к тому, что существу­ет в сознании. Единство знака и значения составляет необходимое ус­ловие общения, ибо знаки могут служить процессу обмена мыслями толь­ко при наличии значений, известных, понятных тем, кто общается. Зна­ки должны непосредственно восприниматься теми, для кого они пред­назначены. Ч. Пирс сконструировал систему, состоящую из 60 типов знаков, разделенных на десять разрядов. Каждое высказывание осуще­ствляется на основе выбора той или иной комбинации знаков из систе­мы. Знаки определяются безотносительно к конкретной системе, поэто­му в каждой системе существуют все 60 типов знаков. "Знак или замес­титель есть нечто, замещающее для кого-либо что-либо в смысле неко­торого отношения или свойства" (Ч. Пирс).

Другим ученым, стоявшим у истоков семиотики, был немецкий философ и логик Э. Гуссерль, который предложил концепцию "выраже­ния" и "значения" (нашедшую отражение в работах Ф. Соссюра — ос­нователя современной структурной лингвистики) — в терминах план вы­ражения и план содержания, что было впоследствии буквально воспри­нято Л. Ельмслевым — руководителем копенгагенской школы структу­рализма (глоссематики).

Учение Гуссерля о выражении и значении и определение Пирсом знака в качестве отношения суть два принципа, на основе которых фи­лософская и лингвистическая мысль строит теорию семиотики.

Американский философ Ч. Моррис сформулировал вслед за Пир­сом основные понятия и принципы семиотики. Значение есть компо­нент опыта, обозначаемый символом М. Оно слагается из следующих «модусов»:

1. М_f — отношение знаков в системе (синтактика);

2. М_e — отношение знака к предмету познания (семантика);

3. М_p — отношение знака к носителю (прагматика).

В общем виде: M = М_f + М_e + М_p.

В соответствии с одной из концепций (И.С. Нарский) отношение знаков к вещам и процессам вовсе не обязательно должно быть опосредовано сознанием, ибо как знаковые отношения интерпретируются ге­нетические и гормональные структуры и процессы. Как материал зна­ка, так и его значение может быть либо материальным, либо идеаль­ным. Однако значительно более распространен взгляд на знак как на материальный объект, которому людьми приписано определенное зна­чение.

Знак в этом случае понимается как продукт интеллектуальной деятельности людей. Общепринято заключение, что знак имеет свойство "обладать" значением или "включать" в себя значение. При этом обра­щает на себя внимание тот факт, что семантический критерий знака не аргументируется. С точки зрения материальной природы знака и, следовательно, абсолютной условности знака и значения, проблема взаимосвязи этих двух понятий оказывается принципиальной проблемой семиотической теории.

Существует точка зрения, что значение — категория несемиотичес­кая, в частности, неязыковая по своей природе и является одной из специфических функций мышления или же одним из его материальных процессов. При этом обычно приводится тот аргумент, что многозначность слова существует только в совокупности реальных контекстов, в каж­дом из которых выступает отдельное значение слова. Так как невоз­можно исследовать все контексты, то описание общего значения лингвистической единицы несет печать субъективизма.

В рамках этой концепции традиционная проблема о связи языка и мышления на современном уровне может быть интерпретирована как проблема о связях двух материальных структур — языка как системы знаков, выполняющих коммуникативную функцию, (план выражения) и мышления — системы нейронов и их отношений, выполняющей фун­кции управления организмом. Языковой знак, следовательно, не вклю­чает в себя значение, которое является фактом сознания и представляет собой общий объект исследования лингвистики, логики и психологии. Знак связан со значением исторически и синхронно, в связи с чем лингвистический аспект значения представляет собой особую, но не замк­нутую проблему. Значение может быть определено как отношение мыш­ления к системе материальных знаков, которые являются опорой для анализирующей и обобщающей деятельности сознания. Функциональ­но язык как система материальных знаков является только импульсом, возбуждающим сходную мысль (значение), которая развивается у чело­века в прямой зависимости от его личности.

Г. Фреге считал, что под знаком понимается какое-либо обозначе­ние, представляющее собой собственное имя, чьим значением, следова­тельно, является определенный предмет, но не понятие и не отношение.

Значение имени — тот предмет (денотат), который обозначается (назван) этим именем.

Смысл собственного имени можно описать как те сведения, ту информацию, которая заключена в имени, а понимание имени человеком — как усвоение этой информации.

"Собственное имя (знак, соединение знаков) выражает свой смысл, означает или обозначает свое значение. С помощью данного знака мы выражаем его смысл и обозначаем его значение" (Г. Фреге).

Кроме собственных имен, обозначающих предметы (Аристотель, Утренняя звезда и т.д.), Фреге выделял функциональные имена — обозначения функций и понятийные имена — обозначения понятий и свойств.

От значения и смысла знака надо отличать связанное со знаком представление. Если значение собственного имени есть чувственно воспринимаемый предмет, то представление человека об этом предмете есть внутренний образ, возникший из воспоминаний о чувственных впечатлениях, которые человек имел раньше. Смысл знака коренным образом отличается от представления, вызываемого этим знаком, тем, что он может быть общим достоянием многих людей и, следовательно, не есть модус отдельной души.

Отношение между именем и обозначаемым предметом (в данном языке) принято называть отношением называния. Суть его в том, что один и тот же предмет может иметь различные имена, но данное имя должно быть именем только одного предмета. Связь, существующая, как правило, между знаком, его смыслом и его значением, такова, что знаку соответствует определенный смысл, а этому последнему опреде­ленное значение, в то время как одному значению (одному предмету — денотату) принадлежит не только один знак.

Вечерняя звезда

Предмет один (Венера), а знака – 2 разных.

Утренняя звезда

 

Смысл имени можно рассматривать как выраженную в нем (закрепленную языковыми средствами) информацию о предмете, однозначно характеризующую этот предмет.

Следует подчеркнуть, что понимание смысла имени не гарантирует, что его значение известно. Путем анализа смысла имени не всегда можно определить его значение. Более того, смысл имени не определяет существование предмета. Выражение наимедленнее сходящийся ряд име­ет смысл; однако доказано, что оно не имеет значения, так как для каж­дого сходящегося ряда существует медленнее сходящийся, но все же схо­дящийся ряд. Отсюда следует, что, если мы понимаем смысл, это не зна­чит, что мы располагаем значением.

Для логических, формальных языков следует требовать, чтобы каж­дое выражение, образованное из ранее выведенных знаков в грамматически правильной форме, в качестве собственного имени действитель­но обозначало предмет и чтобы ни один знак не вводился в качестве собственного имени, если для него не обеспечено значение.

В математике все правильно образованные знаки должны обозна­чать нечто.

Правила, обеспечивающие за каждым верно образованным име­нем в его исчислении некоторое определенное значение, называются в математической логике семантическими.

Одно и то же имя в одном и том же естественном языке может выражать различный смысл. И омонимия, и полисемия (многозначность) в естественных языках широко распространены. Хорошо еще, если употребляемое в одинаковых контекстах имя всегда имеет один и тот же смысл. Полисемия должна быть устранена, если язык применяется для целей логики. В последнем случае следует, что каждое имя должно вы­ражать один только смысл, следовательно, иметь только одно значе­ние (денотат). Один и тот же смысл может быть выражен различными именами. Имена, выражающие одинаковый смысл (в логике — точно одинаковый), т.е. синонимы, имеют и одинаковое значение (денотат).

В естественных языках имена собственные делятся на простые и сложные (составные). Это деление сохраняется и в формализованных языках. Сложное имя — это имя, состоящее из осмысленных частей; в качестве таковых могут выступать как собственные имена, так и обозначения понятий, логические связки и другие выражения. Имя, входящее в состав другого имени, называется составляющим именем. Напри­мер, в состав имени Воспитатель Александра Великого и ученик Платона (1) входят составляющие имена Платон и Александр Великий. Не всякое сложное имя имеет составляющие имена, так как имя Тот, кто открыл эллиптическую форму планет составляющих имен не содержит.

Простые имена не состоят из осмысленных элементов. Они могут входить в состав других имен, но сами имен не содержат. Примеры про­стых (элементарных) имен: Аристотель, Венера.

Элементарное имя по произволу обозначает определенный предмет. От человека, дающего название, вполне зависит отнести к называемо­му предмету тот или иной знак — его имя. Сложное имя обозначает пред­мет не по произволу людей, а в силу того смысла, который имеют его части. Но следует помнить, что нарушение правил, по которым постро­ено имя, тоже может лишить его смысла. Например, если в (1) поставить связку и вперед, смысл будет потерян. Это значит, что не всякая после­довательность осмысленных выражений в данном языке является осмыс­ленным выражением в другом языке. В каждом языке существуют пра­вила образования осмысленных выражений, эти правила входят в грам­матику языка. Бессмысленные от осмысленных выражений естествен­ного языка на практике отличаются легко с помощью не только грам­матических правил, но и общего контекста речи и ситуации.

В формализованных языках правила образования выражений, имеющих смысл, должны формулироваться строго.

Итак, смысл сложного имени определяется смыслом его частей и характером тех правил, по которым оно построено. Если учесть, что смысл каждой части определяется ее языковым характером, а то, по ка­ким правилам составлено имя, фиксируется в его грамматическом стро­ении, то станет ясно, что смысл имени выражается средствами языка и только средствами языка.

Смысл должен быть задан в самом знаке — в его форме, построе­нии, характере его частей. Иначе откуда мы получим информацию о денотате?

Имена могут иметь разное строение, которое, тем не менее, не сказывается на смысле:

2² и (-2)².

Не существует пока формального метода, позволяющего для широ­кого круга языков решить для любых двух имен вопрос о равенстве их смыслов. Это делается благодаря интуиции носителя языка.

Даже в строго формальной лингвистической модели Смысл — Текст И.А. Мельчука смысл текста определяется как общий смысл синонимических преобразований этого текста, но вопрос о том, являются ли два текста (предложения) синонимичными, решается интуитивно.

Относительно смысла элементарных имен типа Аристотель, Вене­ра существуют разные точки зрения.

1. Эти имена не имеют смысла, хотя имеют значение, так как не выражают никаких признаков, которые принадлежали бы этим предме­там (Д.С. Милль).

2. Элементарное имя сообщает о предмете то, что предмет зовется этим именем. В этом и состоит его смысл. Знание об имени предмета — по ведь тоже некоторое знание (А. Черч).

Пусть Z есть знак для П. На вопрос о том, каково предметное зна­мение знака Z, исследователь должен указать, что именно (какой пред­мет) этот знак обозначает. Значением (т.е. предметным значением) зна­ка Z является не предмет П, не мысли, которые могут появиться в голове исследователя при оперировании Z, а лишь то, что он обозначает П, и исследователю это известно. Значение есть не простое называ­ние, а предикат, вводимый как сокращение описания некоторой ситуа­ции, в которой употребляются знаки.

Знак имеет значение, только если из множества предметов можно выбрать (чувственно) или указать с помощью других знаков, по край­ней мере, один предмет, который находится в соответствии с этим зна­ком. Если это невозможно, то знак не имеет значения. Известны случаи, когда некоторый предмет Z является знаком для одних предметов, с точ­ки зрения одних исследователей, и знаком для других предметов, с точ­ки зрения других. В таких случаях говорят о многозначности знака. В логике в этих случаях считается, что употребляются различные знаки, так как знак имеет одно и только одно значение.

3. В естественном языке мнения о смысле таких имен могут разой­тись, например в качестве смысла имени Аристотель можно принять как ученик Платона, так и учитель Александра Великого. Но каждый человек, употребляя такое имя, должен связывать с ним какой-либо смысл; то, что разные люди будут иметь в виду различные смыслы, не приведет к недоразумению, пока предполагается один и тот же пред­мет. Колебания в смысле недопустимы при построении науки и не дол­жны встречаться в формальном языке.

Есл