Амазонки - порождение севера

По господствующим на сегодняшний день в исторической науке представлениям, амазонки – это, прежде всего женщины-воительницы, в глубокой древности жившие в Малой Азии. С античных времен существует как бы две традиции локализации амазонок в этом районе. Одна из них размещает воинственных дев в древней Ликии, неподалеку от города Эфес, который расположен на побережье Эгейского моря, соседствующем с островом Самос, а другая – на южном берегу Черного моря, неподалеку от современного города Самсун. Исторической основой мифа об амазонках считается имевшее место в глубокой древности противоборство между племенами, стоявшими на низкой ступени развития, где господствовал матриархат. Хотя, если вдуматься, знакомство с различными вариантами мифа убеждает, что как историческая основа легенды об амазонках, так же и локализация их, были совершенно иными. Примечательно, что многие исследователи, находясь в историческом поиске, прежде всего обращаются непосредственно к летописным источникам, авторы которых зачастую достаточно часто друг другу противоречат. И почти никто из них не пытался отыскать происхождение самого слова амазонки. Правда, известный писатель Сергей Алексеев, в своей книге «Роковой срок» приводит пересказ легенды о скифских рабах и допускает версию, что название женщин-воительниц амазонки произошло из русского языка. Изначально оно звучало или могло звучать омуженки. Но С. Алексеев никак не объясняет значение первой части слова «ому». Мы же попытаемся это сделать, а сначала перескажем историю со скифскими рабами еще раз. Она дошла до нас в изложении Геродота, а Геродот связывал ее с походом скифов в Азию

«Следуя за киммерийцами, они проникли в Азию и сокрушили державу мидян (до прихода скифов, Азией владели мидийцы – В. В.). Когда затем после 28-летнего отсутствия спустя столько времени скифы возвратились в свою страну, их ждало бедствие, не меньшее, чем война с мидийцами: они встретили там сильное вражеское войско. Ведь жены скифов вследствие долгого отсутствия мужей вступили в связь с рабами.

… От этих-то рабов и жен скифов выросло молодое поколение. Узнав свое происхождение, юноши стали противиться скифам, когда те вернулись из Мидии. Прежде всего они оградили свою землю, выкопав широкий ров от Таврийских гор до самой широкой части Меотийского озера. Когда затем скифы попытались переправиться через озеро, выступив им навстречу, начали с ними борьбу. Произошло много сражений, но скифы никак не могли одолеть противников; тогда один из них сказал: «Что это мы делаем, скифские воины? Мы боремся с нашими собственными рабами! Ведь когда они убивают нас, мы слабеем; если же мы перебьем их, то впредь у нас будет меньше рабов. Поэтому, как мне думается, нужно оставить копья и луки, пусть каждый со своим кнутом пойдет на них. Ведь пока они видели нас вооруженными, они считали себя равными нам, т. е. свободнорожденными. Если же они увидят нас с кнутом вместо оружия, то поймут, что они наши рабы, и, признав это, уже не дерзнут противиться. Услышав эти слова, скифы тотчас последовали его совету. Рабы же, устрашенные этим, забыли о битвах и бежали».

Эта история о скифских рабах, дошедшая до нас в изложении Геродота, описана в сочинениях Страбона. А Полиен, живший во II веке, описывает данное событие еще короче: «Скифы сделали набег на Азию. Скифянки во время их отсутствия вступили в связи с рабами и прижили детей. Рабы не приняли своих господ при их возвращении. Произошла война. Рабы стройными рядами с оружием в руках выступили против господ; тут один скиф, испугавшись их отчаянной решимости сражаться, посоветовал своим бросить доспехи и луки, а идти на рабов с поднятыми бичами; скифы, подняв бичи, устремились вперед, и рабы не вынесши тяжести сознания своего рабства, тотчас бросились бежать».

Казалось бы, никакого отношения к возникновению племени амазонок-омуженок эта легенда не имеет. Но это только на первый взгляд. И домыслы ученых в отношении низкой ступени развития общества и господства матриархата, всего-навсего только домыслы и догадки. Если и был матриархат, это вовсе не означает, что женщины жили отдельно от мужчин. Здесь я скорее соглашусь с писателем Сергеем Алексеевым, что омуженки-амазонки, нагонявшие страх на все соседние народы – это и есть те самые жены-скифянки, которых за измену из дому изгнали мужья, возвратившиеся из похода. Разумеется, амазонками назвали их не скифы, не сарматы и не савроматы. Так их могли обозначить только греки, которые не могли выговорить букву «ж»: ама ж ёнки - ому ж ёнки – ама з онки.

Омуженками амазонок обозначил С. Алексеев, предположив, что их стали так именовать соседние народы скифского или сарматского происхождения. Дескать, эти женщины своим поведением и образом жизни стали походить на мужчин. Отсюда и омуженки, омужившиеся женщины. У меня же есть другое предположение, согласно, или в угоду которому, я вынужден буду смешать два языка. Эти языки разны только с позиции сегодняшнего дня. В те времена, когда землю населяли скифы, сарматы и… амазонки, язык мог быть один, и отличался он друг от друга только диалектами и говорами. Мы, с высоты своей образованности привыкли считать, что такие-то слова принадлежат славянской группе языков, а такие-то романской, финно-угорской и так далее. Разделили языки между собой не народы, а время, условия жизни и обстоятельства. А потом уже градацию между ними провели ученые-языковеды, лингвисты.

“Oma” (ома) на карельском языке означает местоимение «своя». Иногда при произношении в это слово вкладывают значение «родная». Где гарантия того, что его не использовали кроме сарматов и предки славян? “Kenenke torata tulou?” (С кем воевать приходится?), - спрашивали себя скифские воины после того, как изгнанные из дому мужьями жены, начали с ними боевые действия, стараясь отомстить. И тут же сами себе отвечали: “ Oma жonkami!” (Со своими (с родными) женками!). Ома жёнки – это свои женки, скифянки-агасферы в женском обличии. Они вынуждены были скитаться и воевать за место под солнцем сначала со своими бывшими мужьями, а потом и с другими мужчинами из других племен.

Мне возразят: дескать, это – только догадки и совпадения по поводу сходства в разных языках однокоренных слов! Разумеется, догадки, но далеко не домыслы! Как бы вы поступили на месте любого из скифов, когда придя домой из длительного похода, обнаружили измену жены со своим подчиненным? Многие из нынешнего поколения, (не исключаю), закрыли бы на происшедшее глаза, дескать, подчиненные – это тоже люди, и так далее что-то в этом роде, а жены – это женщины, мол, того природа женская требует. Но не забывайте, тогда были иные времена, другие нравы и обычаи. И как сказал незабвенный Шекспир, невеста должна быть непорочной, а жених – не обязательно. К тому же, жены изменили не с кем-нибудь равным, а с рабами, а раб, если подумать с позиции скифов, всего-навсего раб, которого можно купить, продать, обменять, подарить, сделать с ним все, что душа пожелает. Да и у рабов, рожденных рабами, психология была рабская. Потому они и обратились в бегство, увидев в руках скифов не оружие, а кнуты…

С другой стороны, если бы среди скифов на тот момент не оказалось потенциально здравомыслящего воина, знающего психологию раба и не умеющего взять на себя инициативу, рабы, которых наверняка подзадоривали скифские жены, боявшиеся наказания, так и остались бы в господствующем положении, а скифы, ходившие походом на Азию, либо вынуждены были бы отступить, либо сами превратились бы, в лучшем случае, в стариков, находящихся в услужении у злой и сварливой старухи из сказки о Золотой рыбке и старухе с разбитым корытом у самого синего моря. Но лидер потенциальный нашелся, и история получилась такая, какова она есть на сегодняшний день. Приведу здесь только два примера, один из которых значение имеет только для истории частного круга лиц, а другой, несколько лет назад стал притчей во языцех, но оба «происшествия» состоялись благодаря тому, что в нужном месте и в нужное время среди людей, причастных к данным событиям, оказались люди, которые могут делать и делают историю, ибо они лидеры, обладающие даром и умением проявить инициативу.

Как вы знаете, несколько лет назад в Кондопоге случился инцидент, если, конечно, это можно назвать инцидентом. Произошла драка между местными жителями и людьми кавказской национальности. Уверенные в своей безнаказанности, жители гор сначала избили кондопожан, а затем получили то, что в итоге получили. Их вынужденное бегство из города охраняла милиция и ОМОН. Жители гор не учли, что среди северян может оказаться человек с характером скифа и поднять горожан против зарвавшихся и обнаглевших гостей, пытающихся диктовать аборигенам свои правила и нормы поведения.

Нечто подобное имело место в 1978 году в Крыму, когда пятнадцать человек моряков срочной службы разогнали более сорока человек из стройбата. Участником этих событий был и автор. Подобное стало возможным лишь потому, что среди моряков нашелся лидер, воскликнувший: «Полундра! Наших бьют!». После этих магических слов, сказанных потенциальным вождем, рассекая воздух, над головами взметнулись пряжки с якорями, и в бой за своего командира, капитан-лейтенанта Межгихова, осетина по национальности, ринулась многонациональная команда, состоящая из русских, армян, украинцев, грузин, башкир и других национальностей. Так и в истории со скифскими рабами, породившей, по мнению некоторых исследователей, легенду об амазонках – женах, затеявших войну сначала с бывшими мужьями, а затем и со всем мужским миром. Это я к тому, что не обязательно среди скифских воинов были люди какой-то одной национальности. (Да и были ли тогда какие-нибудь национальности?). Ведь и моряки, и солдаты, принявшие участие в массовой драке, были многонациональны. Просто в среде моряков нашелся лидер, а в среде солдат – нет. О том, что скифское войско говорило на разных диалектах, пусть тогда еще только одного языка, на мысль меня натолкнули размышления Сергея Алексеева, что амазонки изначально назывались омуженками, а скифы – это не народ вовсе, а войско, обозначенное словами скуфь или скифь.

Рассмотрим этот предмет с географической точки зрения, призвав на помощь многочисленные топонимы и гидронимы древнего мира, но уже дошедшие до нашего уха в искаженном виде древними греками и латинами. Исказили они географические названия не по злому умыслу, а в силу того, что как могли, так и произносили их.

Во-первых, Геродот рассказывает о том, что скифы-рабы копали не перешеек, а пространство от Таврийских гор до самой широкой части Меотиды. Вполне уместно здесь напомнить высказывание В. Н. Татищева к рассказу Геродота о восстании скифских рабов против своих господ, где говорится о месте сооружения рва: «О сем некто, не знаюсчий истории, Витсена обманул, которому Мартиниер поверя, в Лексикон географический внес, якобы сие было близ села Бронницы».

Село Бронницы в низовьях реки Мсты существует и поныне. Здесь издревле располагалось языческое святилище высокого ранга. Ошибочно или не ошибочно, но В. Н. Татищев полагал, что именно здесь находился известный из летописей город Колмо. (Кстати, Колмо можно перевести не только как Холм, но еще и как числительное Три. – В. В.). Отсюда до Новгорода Великого рукой подать, ибо, вполне возможно, в античные времена озеро Ильмень соответствовало своему тогдашнему названию Илмери и являлось не озером, а морем, поскольку meri на карельском языке – это море. Район Бронниц представлял собой узкий перешеек, по которому и было возможно сухопутное сообщение с Валдаем и другими районами, расположенными между Валдаем и Днепром.

В главе о таврах, аорсах и аланах книги «История варваров», Виктор Паранин высказывает предположение, что данное событие происходило скорей всего в районе водораздела между Балтикой и Черным морем, которым незадолго до этого овладели скифы, отобрав его у киммерийцев. Скифы же эти, по мнению исследователя, происходили из-за реки Ра или Аракса, то есть жили до этого за современной Шексной. Через этот район, как считает Виктор Иванович, возвращались новые хозяева Восточной Европы, ибо самый короткий путь из Мидии проходил через Дон на Оку (Joka-река) и приток Угру (уграми до сих пор называют венгров) к Смоленску, а далее через Сураж (Suurash – Красный Рот, Красный залив) на Великие Луки и в район Великого Новгорода. И чтобы там ни было, в любом случае, рассматривая ту или иную версию, мы дело имеем прежде всего с географическими представлениями древних греков и римлян, дошедших до нас в оставленных ими литературных источниках. А они, надо думать, в познаниях географии были совершенны только по меркам того отдаленного от нас времени. Тот же Страбон откровенно признается в отсутствии каких-либо достоверных данных о севере. В те времена такие заявления звучали достаточно часто. Например, Макриан из Гераклеи Понтийской, автор IV-V веков, живший, казалось бы, у самых дверей, ведущих в Скифию, в своем описании пользовался данными трехвековой давности из Плиния и Помпония Мелы, что является свидетельством отсутствия контактов с северным миром «варваров». Поэтому можно допустить, что одними и теми же географическими названиями древние писатели легко могли именовать как Причерноморье, так и регион Балтийского и Северного морей, называя Ильмень или Ладогу то Меотидой, то еще каким-нибудь другим гидронимом. Помпоний Мела, сведя в один рассказ данные как о Крыме, так и о внутренних районах Скифии, однако, начиная свое описание с севера, пишет: «Плавный контур Меотиды нарушается впадающей в нее рекой Букес (наверное, Буг?). По берегам этой реки живут агафирсы и савроматы, которых называют гемаксобиями за то, что жилищем им служат повозки. Затем по направлению к Боспору, тянется неровная полоса суши, заключенная между Понтом и Меотидой. Меотийский берег этой области населен сатархами… На Эвксинском берегу живут тавры. Дальше идет залив с хорошей гаванью. Поэтому он называется Прекрасная гавань. Залив этот замыкается двумя мысами; один из них называется Бараний лоб… Другой мыс называется Парфенионом. Вблизи этого мыса стоит город Херсонес, основанный, по преданию, Дианой»… Под именем Дианы, по всей видимости, скрывается Артемида (Латона, Лада).

Многие из нас топоним Херсонес, а равно и Херсон, считают изначально греческими. Однако, здесь присутствует, как бы того не хотели приверженцы западной школы, сарматское (угро-финское) начало. Herra на финском, herru на карельском, а Gerr на немецком значит господин. Что такое «хер» на русском языке, объяснять не надо, но, думается, и карельское herru, и немецкое Gerr появились благодаря тому, что в очень глубокой древности существовал культ фаллоса. А сон и сонес – это, на мой взгляд, производное от слова suoni «вена», «жила». Ведь есть же в Карелии река с названием Суна. А Херсонес и Херсон в античности могли означать Господствующую жилу или водную артерию, если учитывать то обстоятельство, что город Херсон находится в низовьях Днепра, впадающего в Черное море.

Чтобы читателю не заблудиться в дебрях знания-незнания, здесь, думаю, нам следует определиться с локализацией скифских племен, обозначенном как Великая Скифия. В нашем понимании это практически вся Восточная Европа от Урала до Волги, а далее на запад – сарматы. Сравним здесь топонимику и гидронимику, предложенную В. И. Параниным, которую он почерпнул из многочисленных исторических источников. Реку Волхов он отождествляет с рекой Фасис, Финский залив Балтийского моря с морем Кронийским, а само Балтийское море с Северным океаном. Белое море – это Гондвик или Германское море, что, в принципе, одно и то же. Река Волга (Белая от слова валгей) одновременно обозначалась и как Аракс-Истр, и как Ра. Она впадала в Гирканское (Каспийское) море. Черное море – это прежде всего Эвксинский Понт с впадающими в него Истром-Дунаем, Борисфеном-Днепром и Гильнисом-Доном. Между Волгой и Уралом находилась Островная страна, хотя, согласно карте Птолемея, островная земля (Сарматия) располагалась западнее Волги. И тем не менее, она когда-нибудь могла входить в состав Великой Скифии. Или наоборот, Скифия могла входить в состав Сарматии, если считать, что скифь (скуфь) – это всего-навсего войско. И тогда все это Сарматия, которая, как мы думаем, и есть Островная страна (земля), ибо Saari – это остров, а Ma – земля. И тогда получается, нынешние угро-финские народы – это отдаленные потомки сарматов-островитян. Меотида же – земли затопляемых в античности территорий водораздела между Балтикой и Черным морем в северных речных долинах рек Днепр и Дон, а также от Балтийского моря к Чудскому и Ильмень озерам и дальше к Ладоге. Здесь в античные времена, в так называемый post-ледниковый период, особенно во время весеннего паводка, могло образовываться множество островов, именуемых местными жителями саарами.

Если же говорить об амазонках-омуженках, европейская традиция долго хранила память о землях амазонок именно на севере. Неоднократно о ней упоминал Адам Бременский. Он в частности писал: «…первые находятся нордманы (норвежцы), потом Шкония, после же весьма пространно владеют шведы до самой земли женсчин (амазонок при горе Кавказе), выше (южнее) женсчин вилчи, мирры, лумы, скуты, и с турки живут, как говорят до самой Руссии, в которой опять оный залив (Финский залив и Ладога с Ильменем) кончится». Скандинавы называли эту землю Квенланд.

В. И. Паранин утверждал, что этимология названия земли Квенланд неизвестна. Но если в древности допускалось написание слов без гласных букв, то, возможно, между буквами k и v была пропущена либо буква i, либо о. И тогда мы получим в одном случае Кивиланд (Каменная или Каменистая земля), в другом Коваланд (Твердая земля). Одно другому, как видите, не противоречит. Тем более, литературные памятники, включая сюда «Сагу об Эгиле» и «Сагу об оргнейцах», указывают на локализацию Квенланда у северного побережья Ботнического залива, а это и многочисленные озера, и леса, и скалистая местность. А между словами сага и sana можно поставить, ибо, как мы уже упоминали, и сага с носовым «н», переходящим в звук «г» и карельское sana – это слово: «Слово об Эгиле», «Слово об оргнейцах» и «Сага о полку Игореве», «Сага (Слово) о Форсайтах»… Читатель, надеюсь, простит мне мою вольность, но произведена она здесь не не в силу большой любви к сарматским языкам, а ради поиска той же истины. Ибо «Платон мне друг, но истина дороже».

В древности амазонки вторглись в Аттику, где были разгромлены царем Тесеем под Афинами. В Троянской войне они выступили на стороне илионцев. Тот же Гомер в своей «Илиаде» амазонок упоминает в связи с событиями, происходившими незадолго до Троянской войны. Впервые они появляются в связи с воспоминаниями троянского царя Приама об отражении нашествия амазонок фригийцами на реке Сангарий, когда он вместе с Атреем, отцом Агамемнона, выступал в качестве союзника последних. В другой раз амазонки упоминаются в рассказе о Беллерофонте. Гомер полагал, что амазонки были сродни ахейцам, в схолиях к «Илиаде» мы находим: «Амазонки подобные мужам, говорит, что амазонки – дочери Арея и Афродиты, вскормленные у Фермодонта, реки в Скифии». Любопытно, но когда боги разделились в своей поддержке противоборствующим сторонам, Арей вместе с Афродитой и северными богами Аполлоном и Артемидой встали на сторону троянцев, для поддержки которых, согласно разным вариантам мифа, из отдаленных местностей прибыли также и амазонки. В своих объяснениях к «Илиаде» Евстафий говорит, что «Ализонами предводительствовали Одий и Епистроф, издалека из Аливы, где родится серебро... Об этих ализонах весьма большие сомнения у древних. Вместо «из Аливы» некоторые пишут «из Халивов»..., а также и «из Халивы». Он ( речь идет о Страбоне – В. В. ) говорит также, что некоторые вместо «ализонов» пишут не только «олизонов», но и «алазонов» и что некоторые разумеют под ализонами скифов. Ясно, что от них [т.е. амазонок] получила начало и пословица «прекрасно действует хромой»: амазонки, говорят, калечили ногу или правую руку у детей мужского пола. Когда скифы приглашали их жить с ними, как с неискалеченными, по Павсанию, то, говорят, Антианира, одна из амазонок, дерзкая и наглая, сказала: «прекрасно действует хромой», то есть что они довольны и хромыми».

В одной из своих публикаций, касающихся географических названий Ломоносовского района Ленинградской области, напечатанной в газете «Балтийский луч», исследуя гидроним Ижора, я высказал предположение, что происходит это название от карельского слова isä, которое на разных диалектах все того же карельского языка произносится по-разному: ися, ижя и переводится прежде всего как «отец». Вторая часть слова «-ра» предполагает присутствие Бога Ра. Следовательно, гидроним Ижора переводится как река Отца Бога Ра. Но я в публикации «Поиски начинаем от Ижоры?» акцентировал внимание на том обстоятельстве, что одно из коренных финских племен носит имя «емь», а карельские слова эмя и эмянду на современный русский язык переводятся как «самка» и «хозяйка». Мое предположение сводилось к тому, что, возможно, амазонки (эмя-эмятчу) могли дислоцироваться в районе современного озера Сайма. И так как на реке Ижора в древности проживал одноименный народ ижора, считающийся одной из карельских ветвей, а ижя-ижятчу – это прежде всего отец и самец, то не является ли река Ижора со своим одноименным народом поставщиком мужского семени для амазонок, названных по-карельски эмя, дошедшее до нас как емь? Такой возможности я не исключаю, тем более, что нынешний Ораниенбаум (город Ломоносов Ленинградской области) в старинном, 1710 года, календаре он именуется как Ранибом, но есть предположение, что в еще более глубокой древности он именовался как Рамбов. Если это действительно так, то имя Рамбов могло быть образовано по двум причинам. Первую из причин можно согласовать с сообщением Евстафия, в котором он говорит, что амазонки калечили правую руку или ногу у младенцев мужского пола. Хромой на карельском языке rambumies, а хромать-хромает – rammata-rambuau. Чем не Рамбов? Другая версия тоже соотносима с именем Хромой. В греческом пантеоне богов хромой бог Гермес считался покровителем торговли и ремесел. Чем могли заниматься покалеченные в младенчестве хромые особи мужско го пола? Только ремеслами и торговлей, поскольку в виду своего увечья, в ратники они набранными быть не могли. Вот и хромой бог Гермес покровительствовал ремеслам. К тому же он еще считался вестником богов.

 

 

Языков взаимная вязь

Знал, что буду писать о взаимодействии языков разных, вроде бы даже и неродственных, на первый взгляд, между собой народов, но совсем не предполагал, что придется оппонировать Ольге Стуковой – человеку, которого могу обозначить как своего друга и в какой-то мере даже единомышленника по многим вопросам истории не только Руси, но, пожалуй, и мира. Не так давно вышедшая из-под ее пера «История древних славян», где она, кстати сказать, найдя место для статей рано ушедшего из жизни кандидата географических наук Виктора Паранина («Русь и Корела») и автора данной книги, осторожно, но, на мой взгляд, весьма неуклюже, попыталась опровергнуть гипотезу В. Паранина, заключающуюся в том, что когда-то под именем русь скрывались финно-угорские народы – ижора, карелы, вепсы и другие. Опровергая Паранина, Ольга Вадимовна тем самым «опровергла» и теории признанных корифеев российской науки В. Н. Татищева и М. В. Ломоносова, которые в своих трудах неоднократно подчеркивали, что народ «русь» имеет не славянское происхождение. В. И. Паранин пошел еще дальше и заявил миру, что народ русь и нынешние карелы – это один и тот же народ, обозначив преемственность корелы от руси. В одной из предыдущих глав я переводил этноним «русские». Означает он - красный, рыжий, красивый, солнечный…

Ольга Вадимовна в «Корнеслове» книги «История древних славян», можно сказать, чуть ли не противопоставляет два народа, напрочь отрицая «сарматское», (а по Ломоносову – чудское) влияние на становление современного русского языка. При этом, на мой взгляд, она делает весьма поспешные выводы, заявляя, что будто бы праязыком для европейских народов можно считать санскрит. Более того, О. В. Стукова пытается убедить читателя, что славяне изначально были сарматами. В своих доводах она ссылается на карты XIX века, где даже Польша западными географами обозначена хоронимом Сарматия. Возможно, когда-то славяне и имели какое-то отношение к сарматам, но тогда, думается, не было на земле ни карелов, ни славян как таковых. Хотя если рассматривать слово «сармат», то оно никакого отношения к славянским языкам не имеет и с русского на русский никак не переводится. В основе здесь лежат карельские слова saari и ma (саари и маа), что значит «остров» и «земля». Следовательно, сарматы, если смотреть с карельской точки зрения, это прежде всего островитяне. О том, что в Европе и даже в Евразии, в какой-то период преобладали финно-угорские (сарматские) языки, свидетельствует и целый ряд топонимов и гидронимов явно не славянского происхождения, но сарматского или чудского (угро-финского).

В своих так называемых «Основных выводах» на заданную тему, О. В. Стукова сообщает читательской аудитории, что (далее цитирую): «Такие давние, мирные и дружные соседи, как русские и карелы – имеют на удивление мало общих корней. Причем заимствование слов - и явно карелами у русских! – край – raja; крест – ristu – очень характерно теряют первый звук К… для карельского языка как более архаичного, характерно обилие и растянутость гласных. Однако санскритских корней в карельском и финском почти не осталось. Гипотеза В. Паранина не подтвердилась!».

Эт–то вы поторопились с выводами, Ольга Вадимовна! В дальнейшем я намерен доказать, что очень даже много есть слов в карельском языке по звучанию и значению идентичных санскриту. Но это вовсе не доказывает того, что санскрит древнее карельского. Забегая вперед, замечу здесь, что с гипотезой В.И. Паранина О. Стукова знакома постольку-поскольку, к тому же весьма поверхностно. Эту гипотезу, но, к сожалению, уже посмертно для Виктора Ивановича, открыл для Ольги Вадимовны автор этих строк, но она прочла едва ли одну главу из книги ученого. Вышло как в старые «добрые» времена: «Я его не читал, но я его не одобряю и не поддерживаю»… К тому же, как можно утверждать подобное, не зная языка карельского? Карельский язык долгие и долгие годы находился на грани исчезновения. Общение на нем то запрещали, то вновь разрешали. Диалоги на карельском языке в школьной и другой среде считались отсталостью, серостью и дурным тоном, в школах в качестве родного языка преподавали финский и русский, а теперь берутся утверждать, что карельский язык больше чем на половину состоит из заимствований, хотя известно, что тому же финскому литературному языку стараниями Элиаса Леннрота жизнь (или путевку в жизнь) дал язык карельский, но не наоборот.

Сейчас забыты многие слова и словосочетания из карельского языка, многое утрачено безвозвратно, в том числе и истинное значение многих пословиц и поговорок. И возрождение языка народа русь-корелы очень и очень трудное занятие. Я бы сказал, что дело это бесперспективное. В данное время над воспроизведением словарного запаса трудится группа лингвистов-энтузиастов, но боюсь, что карельский язык благодаря такого рода стараниям приобретет статус не возрожденного из пепла Феникса, а искусственного идо или эсперанто, каковыми по большей части можно считать те же латынь и санскрит.

А санскриту некоторые исследователи древности отводят роль чуть ли не праотца и праматери, утверждая, что многие древние литературные памятники запечатлены на нем. Но ведь та же древнескандинавская сага об инглингах «Heimskringla» написана почти на карельском языке, где даже в названии саги слышится карельское начало. Однако, никто из ученых не заявляет, что карельский язык – это самый древний язык если не индоевропейцев, то уж точно является праязыком скандинавских народов. И, если возвращаться к теме возрождения языков, то следует возрождать языки, опираясь не только на родственные в современном понимании, но и на языки более древние. Тот же, например, английский артикль the вполне может соответствовать карельскому неопределенному местоимению se «это», «этот». То же самое «скандинавско-исландское» heimskringla на карельском современном звучит как heimon kringeli и переводится как круг племени, в то время как с исландского его перевели как круг земной. Но слова heimo и heims никакого отношения к земле не имеют, ибо это племя, народ, род. Да и в саге говорится не о земле как таковой, а об истории народа инглингов изначальных.

Нас пытаются убедить, будто в русском языке нет слов, заимствованных из карельского языка. Надо, кстати, подсказать им, чтобы они в трудах своих убедили аудиторию в том, будто карелы слова heimo и kringeli позаимствовали у скандинавских викингов, которых карелы еще до Александра Невского всегда били, не раз повергали в прах и руины главный их город Сигтуну. Но, если следовать логике Ольги Стуковой, то карелы прочитали или подслушали сагу об инглингах и украли в свой лексикон эти и многие другие слова. Некоторыми своими выкладками я попытаюсь разубедить аудиторию читателей автора истории древних славян, но, боюсь, что это бесполезная затея, ибо она заявляет мне: «Ну, ты же не историк!». Но ведь и она не историк и даже не лингвист, каковым в некоторой степени могу считать себя я, ибо в отличии от нее: у меня за плечами факультет журналистики, у нее – биологии. К тому же я знаю, по меньшей мере два языка – русский и карельский, понимаю вепсский, финский и эстонский, до определенного времени, пока имел возможность практиковаться, довольно-таки сносно изъяснялся на немецком. Да, карелы – дружные соседи, но дружные не потому что соседи, а потому что они не разделяют себя на русских и карелов. Для карелов слово «русский» это даже не национальность, а определение, если хотите, прилагательное. Хороший мой знакомый карел-ливвик Яков Демоев, прошедший через мясорубку войны в Афганистане, другой раз, изрядно подпив, одновременно матерясь на русском и карельском языках, периодически восклицал: «Я русский солдат!». И по большому счету, он был прав, ибо русские и карелы (читай - сарматы) – это изначально один народ. Но ни В. И. Паранин, ни я не пытались и не пытаемся выделить особенности какого-то одного отдельно взятого народа в становлении русской государственности. На базе конкретных исторических свидетельств и на знании фольклора, а также языка финно-угров, мы оба пытаемся показать тесную связь двух этносов – славянского и финно-угорского. Акцент в сторону карельской народности здесь делается исключительно в силу того, что именно к ней можно приложить многие факты и аргументы дошедшие до нас из глубины веков. Здесь всегда вольно или невольно на ум приходит знаменитое изречение, гласящее, что Платон мне друг, но истина дороже. Именно ради исторической справедливости и истины создавал свои труды ушедший из жизни прежде времени Виктор Иванович Паранин, с которым судьба свела меня на одной из научно-практических конференций в 1989 году в Петрозаводске. В. И. Паранин называл себя последователем идей и исследований В. Н. Татищева, который различал между собой славян и русских, относя последних к сарматскому племени. В какой-то степени я считаю себя последователем В. И. Паранина, хотя в моих жилах течет как карельская, так и славянская кровь. Но, повторяюсь, «Платон мне друг, но истина дороже».

К сожалению, труд свой В. И. Паранин закончить так и не успел. При его жизни вышли только две книги: «Историческая география летописной Руси», изданная в 1990 году в петрозаводском издательстве «Карелия» и «История варваров», отпечатанная тиражом в 200 экземпляров в ООО «Академ-Принт» на Миллионной улице в Санкт-Петербурге. Но еще в советские времена, рецензируя книгу В. И. Паранина, известный русский ученый Л. Н. Гумилев писал: «Книга, которую Вы держите в руках, посвящена интереснейшему, но и достаточно загадочному периоду русской истории. Вопрос «откуда есть пошла Русская земля» волновал поколения и поколения русских, да и не только русских, ученых, и уже потому по нему существует обширный круг литературы. Тем не менее, предлагаемое издание вне всякого сомнения, выделяется в нем оригинальностью трактовки многих рассматриваемых поколений!»…

… «При этом надо отметить, - писал далее Лев Николаевич, - что для читателя взгляд автора на суть некоторых исторических процессов и ряд событий отечественной истории может показаться неожиданным, поскольку его учили совершенно иначе. Далеко не со всем в позиции автора можно соглашаться, да это и не обязательно, но многое представляет несомненный интерес. Что же касается непривычности, то новое всегда проходит через ломку стереотипов. Как бы ни была воспринята эта книга каждым читателем по сути изложенного в ней материала, думается, всеми она будет прочитана без скуки».

Речь здесь идет об «Исторической географии летописной Руси», изданной в 1990 году в Петрозаводске. В краткой аннотации к ней сказано, что в монографии кандидата географических наук В. И. Паранина дана принципиально новая трактовка зарождения Древнерусского государства – впервые его возникновение рассматривается как результат политических и экономических процессов международного масштаба. На основе лингвистических, топонимических, антропологических, археологических и фольклорных данных также впервые доказывается местное, а не чужеземное происхождение Руси, которая входила в круг прибалтийско-финских народов, а по В. Н. Татищеву – сарматских, испокон веков проживавших на севере Восточной Европы…

Ольга Стукова, как автор «Истории древних славян», «исследовала» только несколько слов из карельского языка, включив их в свой «Корнеслов». И на базе данного багажа знания языка одного из финно-угорских народов она делает свои скоропалительные выводы. К этой ее базе данных мы еще вернемся, а сейчас вниманию читательской аудитории я хотел бы предложить доказательство того, что современный русский язык, в основе которого, бесспорно, лежит язык славянский, состоит из заимствований и из других языков, а в первую очередь из сарматских. В том числе и из языка дружных соседей - карелов.

Во-первых, на мой взгляд, в самоназвании «русские», а равно и в хоронимее Россия присутствует сарматское начало. На карельском языке слова ruskei (рускей) и rusko (руско) прежде всего обозначают солнечные (красные, алые, рыжие и т.д.) цвета. А в хоронимее Россия, где помимо первого слога «Рос», означающего принадлежность территории какой-то, в данном случае русской, национальности, присутствует формант «сия», на карельском языке указывающий непосредственно на место или территорию и может переводиться как страна. Rossija (Россия) – это территория (страна, место, ложе) руссов, руси. То же самое можно сказать о Венеции и других хоронимах с похожими формантом sija (сия): Венеция – место венедов, Пруссия – страна прусов, Персия – страна персов (или Перуна?) и так далее…

Хоронимы Франция, Швеция, изначально на русском языке могли звучать и произноситься как Франсия (Хрансия) и Швесия. Буквы, как и слова в целом, переходя из одного языка в другой, могут изменяться. Независимо от того, гласные или согласные это звуки. Московская, по В. И. Далю «высокая» речь, характерна своим аканьем; вологодская – оканьем. В Заонежье вообще говорят на тарабар