Тренер и руководство клуба или ведомства

 

Для того чтобы успешно и плодотворно работать, спортивный педагог и наставник нуждается в полном и абсолютном доверии.

К сожалению, тренеру нередко приходится вступать в конфликт с руководителями клуба или ведомства, от имени которых выступает руководимая им команда.

Причины таких конфликтов множественны. Неожиданный проигрыш команды, и вот на тренера обрушивается поток упреков. Готовится ответственная встреча, и тренеру нередко стремятся навязать тот или иной состав команды, не считаясь с его задумкой, с его планами. Честное слово, это очень обидно. Ведь никто не имеет права вмешиваться в дела инженера – специалиста своего дела, ученого, любого творческого работника.

А вот в работу тренера может вмешаться каждый, каждый считает себя специалистом того или иного вида спорта, хотя знаком он с ним бывает только с позиции болельщика.

Когда я пишу эти строки, я думаю уже не о себе. Успехи команды в последние годы ограждают меня от советов и навязчивых рекомендаций.

Но если бы знал читатель, как трудно порой приходится молодым тренерам, ещё не имеющим имени, какое мужество приходится им проявлять, чтобы отстоять свои взгляды на хоккей, на тактику, на тот или иной рекомендуемый им состав команды.

Не могу не обратиться снова к воспоминаниям, к тому, как я начинал свою тренерскую работу.

Двадцатисемилетним молодым человеком меня назначили старшим тренером футбольной команды ВВС, Конечно, тренеру трудно судить, насколько существенна его роль в успехах команды, но именно тогда летчики сумели стать победителями второй группы первенства СССР по футболу и вошли в первую. Командой ВВС весьма интересовался один из генералов. Он принимал большое и деятельное участие в ее судьбе. Не только интересовался командой, но и, используя свое высокое положение и будучи человеком темпераментным и горячим, частенько вмешивался в ее дела.

Одна из первых моих бесед с ним происходила на квартире генерала. Он пригласил меня после первого нашего неудачного выступления в первой группе, посочувствовал тяжелому положению с составом. Действительно, ребята тогда играли в ВВС молодые, не очень опытные, уступающие во многом мастерам первой группы. Но я в них верил и об этой своей уверенности сказал своему собеседнику.

Он посмотрел на меня с сожалением, вздохнул почему‑то и предложил обращаться к нему, как только потребуется какая‑нибудь помощь.

Прошло несколько туров. Команда ВВС продолжала выступать не совсем удачно: за короткий срок положение выправить было просто невозможно.

Генерал вызвал меня и уже в несколько иных, более решительных тонах объявил, что, как сказали ему специалисты, состав у команды «не тот», что с таким составом в первой группе играть нельзя. Нужно, мол, ставить на игру других футболистов. Искать заслуженных мастеров и привлекать их в команду.

Генералу хотелось, чтобы «его» команда побеждала всех.

Я пытался спорить, возражать, что у молодых все впереди. А старики скоро сойдут. Бесполезно. Тогда я сказал, что состав – дело одного только тренера. Он определяется и обусловливается прежде всего его, тренера, пониманием спорта, его вкусами и пристрастиями, его верой в перспективу и команды и отдельных футболистов. И если «не тот» состав, то, стало быть, у команды и «не тот» тренер.

Генерал ничего не ответил. Потом начал успокаивать меня:

– Я понимаю, вам трудно в ваши годы руководить таким большим и сложным коллективом. Я решил, что вам нужно пока поработать вторым тренером…

Понятно, конечно, что я не мог согласиться с таким решением. Если не верят в мои предложения, в мои принципы, то работать в таких условиях казалось мне бессмысленным.

Мы пожали друг другу руки и расстались.

И вот однажды, спустя какое‑то время, генерал снова пригласил меня. Помню, встретились мы опять у него дома.

Генерал предложил перейти мне из ЦДКА в ВВС… старшим тренером. Уговаривая, сулил самые безграничные возможности для формирования команды.

Но, как ни заманчиво было это предложение, я отказался. Сказал честно, что не хочу работать на пороховой бочке.

Больше в ВВС меня не приглашали…

Тренеры бывают разные. И плохие и очень плохие в том числе. Однако в любой профессии есть люди с «недостатками. Так почему же у нас так болезненно реагируют на каждую ошибку тренера?! В конце концов умный человек не тот, кто совершенно не ошибается. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, это общеизвестно. Умен тот, кто умеет быстро, решительно и умело исправить свои ошибки. Я вовсе не ратую за полную и абсолютную, граничащую чуть ли не с произволом власть тренера. Мы тоже должны быть подотчетны, за нами надо следить, нашу работу нужно контролировать. Но в какой степени? Согласитесь что ведь это бессмысленно и глупо – лишать тренера права на доверие. На эксперимент. На поиск. Длительный поиск. Даже самый одаренный человек не способен творить чудеса. Для становления команды нужно время. Не неделя, не месяц. Два‑три года – не меньше. Если не больше.

Посмотрите, что происходит в футбольной команде ЦСКА!. За последние годы здесь сменили друг друга восемь (!!!) тренеров.

Может ли в таких условиях команда выступать успешно? Конечно же, нет! Мне искренне жаль наших армейских футболистов. Только успеют они познакомиться с тренером, привыкнуть к его требованиям, вкусам, взглядам на тактику, к его пониманию футбола, как – бац! – тренера снимают, Приходит новый наставник, с иными взглядами на футбол, на исполнителей той или иной тактической схемы, отказывается от услуг прежних мастеров, приглашает новых; только успеют футболисты познакомиться с еще одним тренером, усвоить его концепции игры, как – бац! – и…

Одним словом, команду классную в этих условиях мы увидим, к сожалению, не скоро. Если, конечно, новый тренер футболистов ЦСКА не получит необходимую, свободу действий и необходимую степень доверия.

Трудно в такой ситуации приходится не только футболистам, но и тренерам; Волей‑неволей им приходится выбирать между Сциллой и Харибдой: строго следуют указаниям начальства, проигрывают (поскольку рекомендации эти чаще всего некомпетентны), их; естественно, снимают с должности или не слушают рекомендаций и при первой же серии неудач тоже отстраняют от работы (мотив? не прислушались во время к советам). Вот и выбирай!

А команда между тем последний раз первенство страны выиграла 16 лет назад.

 

У руля сборной

 

О шаткости и неустойчивости положения тренера в недавнем прошлом (да и только ли в прошлом) свидетельствует тренерская чехарда, происходившая в сборной страны по хоккею.

Любопытная деталь: за всю историю первой сборной у ее руля стояли лишь два тренера – заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР, наставник московских динамовцев Аркадий Иванович Чернышев и автор этих строк.

 

С 1948 года по 1953‑й старшим тренером сборной СССР работал я. Патом на эту должность пришел Аркадий Иванович.

Мне, разумеется, трудно судить, из чего исходили руководители нашего хоккея, столь регулярно меняя нас. Но ведь при этом не только «наказывались» Тарасов и Чернышев: нарушалась преемственность в руководстве сборной.

Наши победы в 1954 и в 1956 годах – на Олимпийских играх – накрепко связаны с именем Чернышева. Этот умный, спокойный, на редкость уравновешенный человек, талантливый педагог, большой мастер своего дела, сумел подобрать оптимальный состав команды, нашел наиболее верную манеру игры с каждым соперником, сумел психологически убедить наших хоккеистов в возможности победы над «самими канадцами».

Но вот в 1957 году сборная СССР не смогла выиграть чемпионат мира, который проходил в Москве, и сразу же Аркадий Иванович был освобожден от занимаемой должности. Старшим тренером сборной снова назначили меня.

В 1960 году наши хоккеисты не сумели стать олимпийскими чемпионами, и на мое место снова был назначен Чернышев.

Трудно сказать, сколько бы продолжалась еще эта чехарда, если бы в один прекрасный день 1963 года вас обоих не пригласили в Центральный Совет Союза спортивных обществ и организаций СССР к Леониду Сергеевичу Хоменкову.

С первых же слов Леонид Сергеевич объявил, что отныне мы будем вдвоем готовить сборную…

– Это не только просьба или совет. Это решение Центрального Совета, и вы обязаны его выполнить. Приказ есть приказ.

И чтобы смягчить резкость тона, улыбнувшись, добавил:

А разные характеры – это хорошо… Будете дополнять друг друга…

Мы оба, как потом признавались друг другу, были, мягко говоря, удивлены таким решением. Мне казалось, что мы не сможем работать вместе. Уж очень мы разные… Впрочем, надо оговориться, что у нас никогда не было ссор, мы никогда не подрывали авторитета друг друга. Даже в те дни, когда одного из нас снимали с работы и заменяли другим.

Но все‑таки была какая‑то неприязнь друг к другу. В общем‑то это не так уж и трудно понять: мы ведь, в сущности, между собой конкурировали заочно. Нас ставили старшими тренерами. И мы твердо знали, что если не один, то другой возглавит сборную.

Но не это волновало нас в первую очередь, гораздо больше беспокоило то, что у нас были разные взгляды на режим тренировок, занятий, дисциплину. Аркадий Иванович значительно более мягкий человек. Он чаще склонен к прощению. Я же, как говорится, не в меру крут. Велика была разноголосица в наших педагогических взглядах. По‑разному во многом понимали мы и общие принципы хоккея. Игра армейцев существенно отличается от действий динамовцев. Разные у нас взгляды на тактику игры в обороне, в атаке.

Хоккеисты, прежде всего опытные мастера, знали, конечно, об этом. Ведь многим из них приходилось работать и с Аркадием Ивановичем и со мной. Кроме того, читая наши спортивные журналы, газеты, легко можно было понять, в чем именно мы расходимся.

Все это настораживало и пугало нас обоих, но приказ есть приказ, и нам следовало искать наиболее приемлемый вариант нашего совместного творчества.

Однако нужно, видимо, пояснить, почему я решил рассказать об этом в книге.

Прежде всего потому, что взаимоотношения тренеров играют самую существенную роль в педагогической работе со спортсменами. Во‑вторых, мне хочется ответить на многочисленные вопросы любителей хоккея о принципах нашей совместной деятельности в сборной и, в‑третьих, удовлетворить любопытство тех, кто довольно часто спрашивает меня, не обидно ли мне «быть вторым тренером, если в сборной больше всего хоккеистов ЦСКА».

Итак, с чего мы начали и как мы работаем?

Мы хотели прежде всего понять, что у нас в работе не так, что не получается. Почему нас, каждого в свое время, отстраняли от работы со сборной СССР?

В клубе, рассуждали мы, работа наша как будто приносит свои плоды. Во всяком случае, и ЦСКА и «Динамо» дали нашему хоккею немало игроков высокого класса, два эти клуба постоянно находятся в числе ведущих хоккейных коллективов страны.

Я вспомнил свой нелегкий характер, свое неумение воспринимать даже правильную критику, если она кажется мне недружелюбной. Плохо, наверное, что я слишком решителен с теми игроками, которые пытаются поставить себя над командой. Но что поделаешь, если я до сегодняшнего дня убежден, что в современном спорте невозможно достичь значительных высот мастерства без соблюдения строжайшего спортивного режима, без поистине спартанского отношения к себе!

Я воевал: воюю и буду воевать с такими хоккеистами даже в том случае, когда их удаление приносит заметный урон команде, когда без них, прославленных и умелых мастеров, команда начинает терять очки. Наверное, я чрезмерно крут, наверное, со мной трудно работать, сложно сработаться, наладить контакт.

Но ведь Аркадий Иванович – спокойный, уравновешенный человек. Однако и его освобождали из сборной.

Значит, дело не в наших характерах, не в их различии и непохожести.

Гораздо печальнее то, что в нашей работе не было преемственности, творческого контакта, единства – и в отношении к хоккеистам и к нашим коллегам тренерам и в проведении той главной линии, которая определяла тактическое содержание нашего хоккея, особенности игры сборной команды Советского Союза. Начались поиски единой линии, которая могла бы принести какие‑то плоды.

Каждому казалось поначалу невозможным отступиться от исповедуемых принципов, от того, чему долгие годы молились как. безусловно, верному и не подлежащему обсуждению. Вот почему наиболее сложной представлялась нам задача отыскать, придумать, на худой конец, какую‑то третью, обоих нас примиряющую и устраивающую линию.

Мы условились на той, первой, встрече, что никогда не станем принимать никаких принципиальных решений до тех пор, пока с этим не согласимся оба. Лучше спорить до бесконечности, до тех пор, пока не будет выработано единое мнение, чем действовать вразнобой.

Нам обоим было совершенно ясно, что необходимым условием успехов сборной является равное и ровное отношение ко всем игрокам независимо от их заслуг, званий и авторитета.

Както спустя некоторое время я перечитывал книгу Константина Сергеевича Станиславского «Моя жизнь в искусстве». Меня очень обрадовало почти дословное в одном отношении совпадение нашего с Аркадием Ивановичем разговора с той основополагающей беседой, которую вели при первой встрече Константин Сергеевич и Владимир Иванович Немирович‑Данченко.

Хочу привести выписку из этой беседы.

«Вот вам актер А, – экзаменовали мы друг друга. – Считаете вы его талантливым?»

«В высокой степени».

«Возьмете вы его к себе в труппу?»

«Нет».

«Почему?»

«Он приспособил себя к карьере, свой талант – к требованиям публики, свой характер – к капризам антрепренера, и всего себя – к театральной дешевке. Тот, кто отравлен таким ядом, не может исцелиться».

«А что вы скажете про актрису Б?»

«Хорошая актриса, но не для нашего дела».

«Почему?»

«Она не любит искусства, а только себя в искусстве».

«А актриса В?»

«Не годится – неисправимая каботинка». «А актер Г?»

«На этого советую обратить ваше внимание».

«Почему?»

«У него есть свои идеалы, за которые он борется; он не мирится с существующим. Это человек идеи».

«Я того же мнения и потому, с вашего позволения, заношу его в список кандидатов».

Точно так же проходила и наша беседа. Хоккеист А – мастер высокого класса, но капризен, эгоистичен. Мастер Б – талантлив, но склонен ко всяким вольностям в отношении спортивного режима. Хоккеист В и талантлив, и старателен, и всегда ради общего успеха готов подчиниться интересам коллектива. Вот его мы и вносили в свой список кандидатов в сборную страны.

Мы договорились с Аркадием Ивановичем, что включаем в сборную только тех хоккеистов, кто способен до конца отдавать себя команде, кто согласен подчиниться твердому курсу тренеров на строжайшую дисциплину, равную и обязательную для всех. Мы решительно отказываемся от самых крупных талантов, если они не сумеют перестроиться.

Но от этого решения до воплощения его в жизнь была дистанция немалая: убедить общественность, что прославленный хоккеист, вчерашний чемпион мира, в свои 27 лет уже не годится для сборной, – дело вовсе не шуточное.

А отношения к игрокам в ходе тренировочных занятий, матчей? Оба мы и сейчас подходим к ребятам по‑своему, но один при этом дополняет другого. Всегда поддерживаем друг друга, вместе готовимся к беседам, вырабатывая постепенно единый подход ко всем спортсменам.

А как строить тренировки сборной? На что в первую голову обращаем внимание при подготовке сборной? В возглавляемых нами командах методы подготовки во многом различны: в ЦСКА, например, взят курс на объемные нагрузки. В «Динамо» – свой подход. Но в конце концов, решили мы, постараемся и здесь найти общий язык. В общем‑то мы представители единой школы советского хоккея и, как бы ни различались наши вкусы и пристрастия, общего у нас больше.

Эта первая встреча, как и знаменитая беседа в «Славянском базаре», была для нас крайне ответственной и, цитируя К. С. Станиславского, «столь же важна, как мировая конференция народов».

С тех пор минуло несколько лет.

И мне сейчас кажется, что наша творческая дружба сыграла немалую роль в тех успехах, к которым пришла наша сборная.

Много ли мы сейчас спорим?

Вспоминаю ночь в Стокгольме перед встречей с канадцами. Мы спорили до утра. Но, поймите правильно, мы спорили не друг с другом. Это, по существу, был спор с тренером канадской команды Бауэром, спор с его взглядами на хоккей, на нашу сборную.

Не важно, чья точка зрения восторжествует в таком споре. Гораздо существеннее, чтобы была найдена верная тактика на предстоящий матч, тактика, которая гарантировала бы нам победу.

Кстати, эти споры нам обоим крайне полезны, ибо в них, в этих спорах, размышляя, сравнивая, отыскивая какие‑то новые аргументы в поддержку своего взгляда, мы оба сами растём.

Это всегда споры равных, и потому они интересны и полезны обоим. И я рад, что судьба свела меня с Аркадием Ивановичем. Он хороший, умный спорщик, которому приходится детальнейшим образом обосновывать истинность своих предложений, своих взглядов. Человек, умеющий находить самые сильные, контраргументы. Мы учимся друг у друга, и оттого с годами работать нам становится все интереснее.

Если в первые годы мы много времени тратили на организационные проблемы, решали щекотливые вопросы взаимосотрудничества, старались быть предельно щепетильными, и это у нас порою выходило на первый план, мешая работе, то сейчас у нас настоящее совместное творчество в самом точном смысле этого слова. Работа у нас спорится, обязанности мы не разделяем, оба знаем, что нужно сделать для команды. Мы, как и раньше, много спорим, рискуем, стараясь больше и больше экспериментировать, но оба доверяем друг другу полностью. Мы поняли характер друг друга, и наши мнения совпадают все чаще.

С первых же дней нашего совместного руководства сборной командой СССР мы поставили перед каждым ее участником задачу заниматься на тренировках с той же полнотой ответственности, которая приходит к хорошему хоккеисту на важном матче. Труд, труд, объемный творческий труд – это стало главным.

Боролись за культуру спортсмена. Человек интеллектуальный всегда играет лучше, он творит на поле, а не просто исполняет указания тренера. Играет вдохновенно, с размахом и удовольствием.

Но ни Аркадий Иванович, ни я вовсе не стремились быть диктаторами, определяющими судьбы сборкой в целом и каждого ее игрока в отдельности. Нам хотелось, чтобы сами ребята решали, кто из них более достоин надеть красные свитеры с большими буквами «СССР».

Творческое содружество тренеров и хоккеистов, единство цели, единство во взглядах, оценках того или иного мастера способствовали более серьезному и требовательному отношению хоккеистов к себе, к уровню своей подготовки.

Все вместе вырабатывали мы единые критерии успеха или неудачи звена, команды, какого‑то хоккеиста. Договорились, что если играем со средним соперником и звено выигрывает одну‑две шайбы, то ребята получают в лучшем случае по четверке. Но если нам противостоят сборные Канады, Чехословакии, Швеции, то преимущество в одну или две шайбы обеспечивает им пятерку. Однако внутри этого успешно сыгравшего звена кто‑то может получить и «два». За свою недисциплинированность. За трусость. За лень. За то, что редко бросал по воротам. Или за то, что не сумел стерпеть грубость противника и на откровенное хамство ответил тем же. А ведь наказал своей грубостью он не соперника, а нас: кто‑то должен теперь отдуваться за него.