Священная проституция в Италии

 

Культ Приапа и Венеры

 

 

В южной Италии, в той части ее, которая у древних называлась Великой Грецией, еще задолго до основания Рима существовали колонии финикийские, египетские и греческие. Народы эти принесли с собой свою религию и нравы, а наряду с этим и священную проституцию, в основе которой лежал восточный культ Венеры.

На севере Великой Греции находилась Этрурия, население которой, но словам историков, происходило от Пелазгов; впрочем, по новейшим археологическим исследованиям, родиной их следует считать Лидию. А между тем культ Фаллуса и Бахуса был принесен в Италию, по словам Гераклита, жрецами Кибеллы, корибантами. Эти корибанты, или, как их иначе называли, кабиры, пришли из Фригии, где их обвинили в двойном братоубийстве; уходя, они похитили священную корзину (сосуд), в которой хранился фаллус бога Бахуса и привезли ее с собой в Этрурию. Изгнанные из своей родины, они решили обосноваться в стране Этрусков; здесь они стали проповедывать свое учение, убеждая народ поклоняться Фаллусу и священному сосуду. Вскоре от Этрусков это новое религиозное учение со всеми церемониями и обычаями перешло к Римлянам. Возникновение этого культа в Риме, по-видимому, не очень древнего происхождения, — так как в эпоху царей культ Венеры еще не был известен; по-видимому, неизвестен был также культ Бахуса и Приапа. Что касается культа Приапа, в частности, то нужно полагать, что в течение некоторого периода времени он существовал в одной только Этрурии. Уже у Атенея мы находим указание на безнравственный образ жизни Этрусков, на проституирование дочерей, бывшее в ходу среди некоторых народов Лациума, как-то: у мессалийцев, самнитов и лакрийцев, но он ничего не говорит относительно Римлян.

На этрусских и итало-греческих кладбищах, действительно, найден целый ряд раскрашенных сосудов, на которых изображены различные сцены культа проституции, как мы об этом подробнее говорим ниже, в главе о вещественных памятниках но истории проституции. На всех этих памятниках имеются изображения даров, которые приносились девушками в храмах Вавилона и Тира, Бубастис и Наукрата, в Коринфе и Афинах. Посвященная девушка садится в храме подле статуи богини; чужеземец за известную цену приобретает право на обладание ею, она кладет полученные деньги к подножию алтаря. Этот постыдный торг, таким образом, обогащал храм или, вернее, жреца, который является, конечно, наиболее заинтересованным лицом в этой сделке. Такая форма культа проституции, очевидно, была излюбленной в финикийских и греческих колониях Италии, так как она повторяется почти без всяких вариантов на всех погребальных сосудах…

«Рисунки на этрусских сосудах указывают на ту же утонченную испорченность, которая нашла себе широкое распространение среди коренного населения и сделала из него слепых рабов чувственности и грубых страстей. Скотоложство и педерастия представляли собой довольно обыденное явление, и против всех этих отвратительных пороков, усвоенных всеми возрастами и всеми слоями населения, не было других средств борьбы, кроме церемоний искупления и очищения, — которые только отчасти уменьшали их широкое распространение. Как у всех древних народов, общение полов было данью природе, и женщина, подчинявшаяся животным инстинктам мужчины, являлась обыкновенно терпеливой жертвой его похоти: она принадлежала сильному. Физическая природа диких предков Римлян, впрочем, отлично гармонирует с беззастенчивой чувственностью их: половые органы их похожи были на бычачьи, сами они походили на козлов, а в области кончика у них был клочек рыжеватых волос, небольшой мясистый и волосатый придаток, рудимент существовавшего некогда настоящего хвоста. Трудно сказать, в какую именно эпоху совершенно исчез этот странный признак животного темперамента, но он сохранился в аллегорической иконологии, в качестве отличительной черты сатиров и фавнов[61].

Далее мы видим тот же культ проституции в Сицилии. Здесь, в храме Венеры Эрицейской, собраны были рабыни, которые, как раньше в Коринфе и в Азии, проституировали отчасти в целях обогащения храмов, отчасти же с целью выкупа собственной свободы. Культ Венеры Эрицейской процветал, но в царствование Тиверия храм этот был запущен и разорен. Тогда по приказанию императора он был реставрирован, и девушки-рабыни исполняли обязанности жриц Венеры.

В Этрурии процветал еще один культ, аналогичный с культом Лингама индийского и Фаллуса азиатского. Цели их были идентичны, — лишали невинности девушек до замужества, — и потому он также относится к священной проституции. Это этрусское божество, которое мы знаем не только по изображениям его на древних исторических памятниках, но и по сочинениям Арноба и святого Августина, называлось Мутун и Мутуна, так как было божеством и мужского и женского рода. Храмы этого божества представляли собой небольшие, расположенные в рощах здания, в которых находилась фигура сидящего бога.

Когда культ священной проституции распространился в Риме и на юге Италии, Приап и Мутун были почитаемы как божества, дающие плодовитость женщине и силу её супругу, отвращающие чары, направленные против благополучия брачного союза и беременности женщин. Все эти приписываемые им добрые качества и послужили основанием для установления особого обычая религиозной проституции; обычай этог состоял в том, что к идолу Приапа приводили молодую новобрачную и усаживали ее на фигуру божества[62].

«Святой Августин говорит, что у римских матрон существовал обычай усаживать молодую новобрачную на чудовищно громадный половой член Приапа, причем обычай этот считался вполне благопристойным и благочестивым.

Sed quid hoc dicam, cum ibi sit et Priapus nimius masculus, super cujus immanissimum et turpissimum fascinum, sedere nova nupta jubeatur, more honestissimo et religiosissimo matronarum[63].

Лактанс в свою очередь говорит, «Должен ли я упомянуть о Мутуне (Mutunus), на половой член которого усаживали по обычаю молодую новобрачную. — этим она как бы приносила ему первому в жертву свою невинность. Et Mulunus in cujus sinu pudendo nubentes proesident; utuillarum puditiam prio deus delibasse videatur»[64].

Все эти обычаи были, очевидно, занесены из Индии и западной Азии, где зародилась впервые священная проституция.

Бездетные женщины прибегали к милосердию этого божества, которое должно было уничтожить чары, препятствующие деторождению; по этому же поводу Арнольд говорит, обращаясь к своим соотечественникам: Не приводите ли и вы так же с величайшей готовностью своих женщин под защиту Мутуна? И, чтобы разрушить несуществующие мнимые чары, разве вы не заставляете их обхватывать ногами ужасный огромный Фаллус этого идола? Etiame Mutunus, cujus immanibus pudendis horrentique fascino, vestras inequitare matronas, et auspicabil ducitis et optatis[65].

В то время как низшие классы исповедывали культ Приапа с жаром и глубоким суеверием, высшее общество смотрело с презрением на это бессмысленное поклонение азиатскому идолу. Первые законодатели поняли всю выгоду этого культа, который в значительной степени способствовал увеличению народонаселения. Но в глубине души они не придавали ему никакого значения; так Гораций в письме к другу говорит, что из смоковницы, срубленной им только что, он сделает скамью или Приапа, ad libitum. На статуях, которые воздвигались в храмах в честь Приапа, он изображался в виде волосатого человека с козлиными ногами и рогами, в руках он держал жезл; обязательной принадлежностью фигуры был огромный половой член, над которым иногда произносились торжественные клятвы.

В эпоху первоначального развития латинской цивилизации римские матроны и молодые девушки оказывали ему особые почести и забывали для него даже Венеру. Они приносили ему многочисленные дары и совершали в честь его жертвоприношения не только в общественных храмах, но и у своих домашних алтарей.

Они питали заметную слабость к этому странному божеству, сохраняя при этом в полной мере свое женское целомудрие. Он являлся для них олицетворением продолжения рода, он был эмблемой плодовитости, как Лингам в Индии и Озирис у египтян. Они украшали его изображение листьями, венчали его гирляндами цветов и плодами. А дочь Августа, как известно, каждое утро надевала на него столько венков, сколько жертв ей приходилось приносить ему ночью. В известные определенные дни замужние женщины зажигали праздничные огни перед статуями и под звуки флейты танцевали у пьедесталов. После заката солнца или утром до восхода его они приходили, целомудренно закутавшись в покрывало, прося бога Лампсака оказать покровительство их любви и изгнать из их чрева постыдное бесплодие. И нагота его их ничуть не смущала.

Культ Приапа, так своеобразно понятый и проведенный в жизнь, все же мог бы сохранить, хотя бы внешним образом, свое религиозное значение; ошибка заключалась в том, что во время церемоний, целомудрие которых было довольно сомнительного свойства, честные женщины и молодые девушки появлялись рядом с женщинами развратного поведения. Эти приапические празднества и следует поэтому рассматривать, как один из элементов будущего растления нравственности римских женщин.

В качестве олицетворения брачной жизни и плодовитости, Приап, изображаемый в виде полового члена, фигурировал, как доминирующее начало, в различных обстоятельствах обыденной жизни. Хлеб, стаканы, все необходимые столовые и туалетные принадлежности, драгоценности, лампы и факелы — на всех этих предметах мы находим его изображение; оно делалось из драгоценных металлов, из рога, слоновой кости, бронзы, глины. Подобно Фаллусу и Лингаму, он служил также амулетом для женщин и детей.

Словом, его можно было найти повсюду (об этом свидетельствуют многочисленные рисунки, найденные в развалинах Помпеи) и, благодаря этой популярности, он даже в огромной степени утрачивает характер непристойности; как мы это видим, например, в Турции и в некоторых алжирских городах, где он известен под именем Carageuss. Крестьяне Пуллии и по сию пору называют его: «Il membro santo».

Мужчины же сохранили традиции жителей Лампсака; они видели в нем божество, охраняющее детородный член, бога, излечивающего заразные и секретные болезни. В поэме «Приапеи» повествуется об одном несчастном, который заболел жестоким поражением полового органа. Боясь подвергнуться операции и стыдясь рассказать о причине своей болезни, он обращается с мольбой к Приапу и исцеляется без помощи врача[66].

Эта поэма поистине является документом для истории венерических болезней.

Теогония древних народов отлично приспособлялась ко всем их собственным страстям. Так у Римлян, как и у греков была своя богиня любви, которая относилась покровительственно к их наслаждениям; женщины просили ее научить их искусству нравиться и увлекать, и за то приносили ей мирты и воскуривали фимиамы.

Существовали в Риме, по примеру Афин, две Венеры: одна Венера добродетельная, которая покровительствовала целомудренной, чистой любви, но насчитывала немного почитателей, другая — Венера куртизанок, которая пользовалась большим успехом. Культ ее, правда, не был особенно заманчивым и не привлекал, поэтому, в ряды ее фанатичек жриц, которые согласились бы проституировать и ее интересах. Некоторые жрецы пытались перенести в Рим священные традиции коринфских храмов, но попытка эта оказывалась почти всегда неудачной, вследствие свойственного им скептицизма.

Известно, что в Риме было очень много храмов, посвященных Венере; упомянем главные из них, Venus-victrix, Venus-genitrix, Venus-erycine, Venus volupia, Venus-salacia, Venus-myrtea, Venus-lubentia и т. д. Но ни в одном из них не культивировалась священная проституция. Куртизанки не продавали себя в храмах во имя интересов богини и жрецов, хотя иногда и отдавались этим последним, чтобы получить покровительство Венеры в любовных делах; дальше же этого дело не шло. Храмы богини служили главным образом местом свиданий для любовников и биржей для коммерческих любовных сделок. Они были переполнены всякого рода приношениями, зеркалами и другими туалетными принадлежностями, лампами и особенно приапами, принесенными по обету. На алтарях приносились в жертву голуби, козы и козлы. Все главнейшие празднества в честь богини происходили весной и состояли из танцев, пиров и оргий вроде тех, какие происходят у нас во время карнавала. Все они происходили ночью, вне пределов храмов; все эти гульбища носили общее название «бдений Венеры». Таким образом, весь апрель посвящался богине любви, которую чествовали юноши и куртизанки, вносившие в эти празднества элемент большей или меньшей разнузданности и непристойности, смотря но воспитанию и привычкам участников этих весенних развлечений. В этой области поистине верно изречение: Nihil novi sub sole.