Информационное общество: фантом постиндустриальной эры

ВИРТУАЛИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВА.

 

СПб.: “Петербургское Востоковедение”, 2000. — 96 с.

ISBN 5-85803-154-4

Издательство “Петербургское Востоковедение” 191186, Санкт-Петербург, Дворцовая наб„ 18

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

Предисловие 7

 

Введение 9

Информационное общество: фантом постиндустриальной эры 9

Компьютерные симуляции: киберпротез общества 13

Понятие виртуализации: ключ к пониманию современности 15

 

Часть I. Модерн — постмодерн: развеществление общества 21

Модернизация: овеществление общества 21

Институциональный строй: реальность общества 27

Постмодернизм: симптомы развеществления общества 34

 

Часть II. Вещи — образы: виртуализация общества 41

Виртуализация: замещение реальности образами 41

Экономика: виртуализация стоимости 42

Политика: виртуализация власти 5/

Наука: виртуализация знания 53

Искусство: виртуализация творчества 55

Семья: виртуализация любви 57

 

Часть III. Реальное — виртуальное: парадигма трансформации общества 61

Виртуальная реальность: метафора современного общества 61

Альтернативные модели современности: модернизация и глобализация 64

Виртуализация: новая парадигма общественных изменений 75

 

Заключение 82

Теория виртуализации: концептуальная схема и исследовательский проект 82

Идеология виртуализации: виртуальный анархизм и виртуальные империи 83

 

Приложение. Реальность и виртуальность в России: компьютеризация после виртуализации 85

 

Светлой памяти моей мамы

Октябрины Васильевны

посвящается

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

В самом конце XX в., в его последние четыре— пять лет почти обыденным стало использование выражений “виртуальный магазин”, “виртуальная конференция”, “виртуальная экономика”, “виртуальное сообщество” и т.п. Броское словцо “виртуальность” осваивается разного рода аналитиками современного общества — от философов и культурологов до политиков и журналистов. С точки зрения социолога, это распространение новой терминологии весьма симптоматично. Во-первых, оно отражает зримое возрастание роли компьютерных технологий в повседневной жизни людей. Перенос таких форм взаимодействия, как купля—продажа, научная дискуссия или обсуждение сплетен из реального пространства магазина, офиса, кафе или кухни в виртуальное пространство сети Internet является, безусловно, впечатляющим фактом. Но не менее впечатляет тенденция расширительного, метафорического использования понятия “виртуальная реальность”. С его помощью в настоящее время обозначаются многие новые экономические, политические, культурные феномены, не связанные непосредственно с компьютеризацией, но обнаруживающие сходство логики человеческой деятельности с логикой виртуальной реальности. Сущностный принцип этой логики — замещение реальных вещей и поступков образами — симуляциями. Такого рода замещение можно наблюдать практически во всех сферах жизни современного человека, и это дает основание для целостного описания социокультурных изменений рубежа XX—XXI вв. как процесса/процессов виртуализации общества.

В представляемой работе модель виртуализации общества дается как набросок, эскиз новой теории общественных изменений. Эта модель далека от идеала теории в строгом, то есть в старом добром смысле. Она сформулирована не на уровне однозначных и систематически связанных утверждений—пропозиций, а на уровне эмпирических обобщений и метафорических концептуальных связок между

[7]

ними. Но примерно таковы и модные сейчас теории модернизации, постмодернизации, глобализации. Они отличаются от классических теорий общественного развития О. Конта, Г. Спенсера, К. Маркса, Д. Белла и др. именно тем, что не устанавливают закономерность универсальных процессов — прогресса, эволюции, развития, а всего лишь выявляют логическое единство изменений — тенденций, эмпирически фиксируемых здесь и сейчас. Можно определять теории нового типа (или нового стиля) как менее строгие, но можно определять их и как более точные. Всякая модель, а любая теория — это именно модель — должна пройти между Сциллой и Харибдой: быть максимально простой (строгой) и максимально адекватной (точной). В середине и конце XX в. социологическое сообщество ценит адекватность эмпирическим тенденциям и сомневается в ценности строгих законов истории. Поэтому различение теорий развития и теорий изменений стало методологической базой представляемого исследования. Эмпирическим материалом для построения предлагаемой модели общественных изменений явились статистические данные и отдельные примеры (cases) по наиболее развитым странам — США, Великобритании, Франции, Германии, Японии, а также и по России.

Любая теория — это модель, и она имеет смысл постольку, поскольку описывает факты. Факты и концепты, использованные при создании модели виртуализации, принадлежат двадцатому веку. Но уже само название концепции указывает на то, что ее притязания простираются из двадцатого века в век двадцать первый. Речь идет не о фактах изменений, а скорее о тенденциях. Распознать в хитросплетении нынешних тенденций те новые, что будут ключевыми и завтра, сделать их понятными и тем самым помочь их использовать — научная задача представляемой книги.

Эта книга — результат наблюдений и размышлений, накапливавшихся и систематизировавшихся на протяжении пяти лет. Завершив работу, я спешу поделиться ее плодами с читателями и высказать признательность моему отцу Владиславу Николаевичу Иванову, поддерживавшему меня во всех моих начинаниях, профессору Асалхану Ользоновичу Бороноеву, всегда поощрявшему мои научные изыскания, и моим друзьям Борису Фирсову и Екатерине Сиротко, оказавшим мне неоценимые услуги при сборе материалов и подготовке текста.

 

Д. Иванов Санкт-Петербург, июль 2000 г.

[8]

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

ЧАСТЬ 1

МОДЕРН — ПОСТМОДЕРН: РАЗВЕЩЕСТВЛЕНИЕ ОБЩЕСТВА

ЧАСТЬ II

ВЕЩИ — ОБРАЗЫ: ВИРТУАЛИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВА

Таблица 2. Динамика занятости по отраслям в странах ЕС в 1980-х гг.

 

Отрасль экономики	Среднегодовые темпы изменения занятости, %
Реклама	3.0
Банковское дело	2.0
Страхование	1.13
Черная металлургия	-6.1
Автомобилестроение	-1.0
Сельское хозяйство	-1.4
Пищевая промышленность	-1.3

 

Составлено по: The world in 1990 // The Economist. 1990. December 8—14.

[43]

Помимо числа занятых в рекламном бизнесе, растет и доля затрат на рекламу в бюджете товаропроизводителей. На протяжении 1990-х гг. расходы на рекламу в США, Великобритании, Германии, Японии росли в среднем на 2,5—3 % в год, тогда как ВВП — на 1,5—2 %. Важным показателем является также отношение затрат на рекламу к объему продаж. В американских компаниях, например, затраты на рекламу в середине 1990-х гг. составили в среднем 7% от объема продаж. Если принять во внимание, что расходы на исследования и разработку новой продукции составили менее 5%, можно сделать вывод: экономически симуляция вещи в рекламном послании начинает превалировать над собственно вещью и ее реальными потребительскими качествами. В этом контексте минимальными следует считать рекламные усилия корпорации Ford Motor, потратившей в 1995 г. на рекламу “всего лишь” 925 млн. долларов (при объеме продаж около 92,3 млрд. долл.), а выдающимися можно считать рекламные усилия корпорации Colgate-Palmolive, израсходовавшей на рекламу 500 млн. долл. (при объеме продаж около 7 млрд. долл.).

Теперь к трем традиционным концепциям цены можно добавить четвертую, которая еще недостаточно четко определена теоретически, но уже присутствует в реальной экономической практике:

1) марксизм: цена — функция “объективной” стоимости (императив “реального” производства);

2) маржинализм: цена — функция “субъективной” стоимости (императив потребления);

3) монетаризм: цена — функция меновой стоимости (императив рынка);

4) “виртуализм”: цена — функция образа стоимости (императив “виртуального” производства).

Практическое формирование этой новой концепции зафиксировал японский исследователь Кениши Омае, который охарактеризовал этот процесс как “главный парадигмальный сдвиг последнего десятилетия”(1). Наблюдая, как в Японии маркированные сельхозпродукты продаются по ценам в несколько раз превышающим цены на того же рода и качества продукты без марки, т. е. без искусно смоделированного образа, К. Омае пришел к выводу, что в данном случае добавленная стоимость возникла в результате умелых и четко направленных усилий по созданию марки и что эта добавленная стоимость того же рода, что и стоимость добавляемая такими модными домами, как Ив Сен Лоран или Дживанши к, скажем, галстукам, которые сделаны из того же материала и с тем же качеством, что и другие галстуки, но стоят в 5—6 раз дороже(2).

Поскольку на рынке обращаются изображения ценностей потребителя, то возможной становится симуляция инноваций. Модификации, не затрагивающие функциональных свойств вещи и не требующие реальных трудозатрат, в виртуальной реальности рекламных

-----------------

(1) Ohmae К. The borderless world, power and strategy in the interlinked economy. London,1990. P.177.

(2) Ibid. P. 175—176.

[44]

образов выглядят, как “революционный переворот”, “новое слово” и тому подобное. В стратегии ведущих фирм центральным звеном становится создание модельного ряда — серии изделий, функционально одинаковых, но различающихся аксессуарами, главное назначение которых — быть информационным поводом, то есть давать возможность создания рекламного имиджа, который вызвал бы заданные ассоциации с ценностями Свободы и Прогресса, культивируемыми в сознании современных потребителей. Модельный ряд — это искусная симуляция технологического прогресса, позволяющая получать “справедливую цену” за серию “новых возможностей” и “улучшенных характеристик”. Преобладание такого рода стратегии в деятельности товаропроизводителей объясняет, почему в ВВП развитых стран доля расходов на рекламу выше доли НИОКР. В США в 1996 г. соотношение этих долей было 3,5% против 1,9%.

Симуляция модернистских практик создания товара и инноваций приводит к виртуализации институтов рынка и предпринимательства. Исполнение ролей агентов рынка — конкурирующих производителей, отвечающих предложением на спрос, становится виртуальным. Виртуальным становится и исполнение ролей предпринимателей — экономических агентов, основным содержанием деятельности которых и основой благополучия должна быть инновация(1).

Виртуализация еще одного ключевого института — фирмы (корпорации) связана с симуляцией труда. Поскольку стоимость создается не на конвейере и не в конструкторском бюро, то зачастую нет больше нужды во многих атрибутах производственной организации: офисов, в которых рабочие места организуются и заполняются работниками по образцу конвейерной технологической цепочки; процедур контроля трудозатрат; сложной иерархии должностных полномочий и т.д. Виртуализация продукта предполагает новую организацию труда, тем более, что новые информационные/коммуникационные технологии делают возможной организацию рабочего места (для подавляющего большинства работников) практически везде: дома, у клиента, в отеле, автомобиле, самолете. Организация труда в форме “рабочего времени” как распорядка присутствия в офисе или расписания выполнения технологических операций утрачивает экономическое содержание, но сохраняет социальное значение и потому она не исчезает, а становится симулякром. Посредством этой организации симулируется структурная определенность и роль экономической сферы, ее обособленность от “неэкономической”, поддерживается практика калькуляции себестоимости на основе трудовой теории или теории факторов стоимости. С другой стороны, образ фирмы обеспечивает успех образу товара/услуги. Поэтому “неэкономические”, социальные и социально-психологические аспекты организации труда и функционирования предприятия — офисный дизайн, поддержание атрибутов образа работника и работающей организации, культивирование public relations (PR) приобретают непосредственно

------------------

(1) Шумпетер Й. Теория экономического развития. М., 1992.

[45]

экономический смысл. Они становятся важными компонентами создания образа фирмы, который предопределяет стоимость предлагаемых ею товаров/услуг. Именно поэтому эти компоненты стали в последние годы полноценными отраслями экономики. Офисный дизайн, корпоративный имидж, PR-акции — весьма ходкий товар для корпоративных клиентов.

Образ фирмы не только является фактором стоимости ее продукции, этот образ обладает собственной и даже самодовлеющей стоимостью. В качестве специфического товара он выбрасывается на фондовый рынок. Соотношение стоимости акций и доходов ведущих компаний в области создания hardware&software в 1996 г. наглядно демонстрирует, что на рынке акций обращаются именно образы (табл. 3).

 

Таблица 3. Степень капитализации ведущих компьютерных корпораций

 

Компания	Соотношение стоимость акций / доход
Microsoft
Intel
Compaq
IBM

 

Составлено по: Business Week. 1996. December 30.

 

Активнее других рекламируемые Microsoft и Intel — это очевидные виртуальные гиганты, поскольку, например, доходы IBM от продажи software в 1995 г. были выше, чем доходы Microsoft. Но в том и дело, что на бирже теперь обращаются даже не ожидания (как полагал Кейнс), а имиджи. Рекордно высокие котировки акций в большей степени обеспечиваются агрессивной рекламой торговых марок, нежели собственно производственными и коммерческими усилиями компаний. Успехи на рынке акций компаний, работающих в области компьютерных технологий, можно было бы объяснять спекуляцией на завышенных ожиданиях рентабельности фирм — лидеров технического прогресса. Но фондовая лихорадка — это общая тенденция современной экономики (табл. 4).

 

Таблица 4. Объем фондового рынка, % от ВВП

 

Страна \ Год			2000*
США
Великобритания
Германия
Япония

* данные на апрель.

Составлено по: The Economist. 1996. September, 14—20; 2000. May 27—June 2.

[46]

Спекуляции на бирже — торговля имиджем, которая превратилась в самодовлеющую отрасль гигантских, дотоле не виданных масштабов. Динамика индекса Dow Jones — средней невзвешенной цены акций пятисот крупнейших компаний США — демонстрирует, что современный уровень спекулятивных операций не сопоставим даже с бумом накануне биржевого краха 1929 г. (рис.1).

 

Рис. 1. Динамика индекса Dow Jones в 1920—1999 гг.

Составлено по: The Economist. 1996. May 25—31; 1999. March 20—26; 1999. July 3—9.

Рассчитано по: The Economist и Макконелл К., Брю С. Экономикс. Принципы, проблемы и политика. М., 1992. Т. 1—2.

[47]

Еще один показатель беспрецедентного развития фондового рынка в последние годы — рост объема IPO(1), то есть совокупной стоимости акции, впервые выбрасываемых на рынок (рис. 2). Это значит, что в условиях новой экономики компаниям выгодно даже простое присутствие их акций на рынке. В результате все больше компаний вовлекается в рыночный оборот корпоративных имиджей.

 

Рис. 2. Динамика объема IPO на фондовом рынке США, млрд. долл.

Составлено по: Business Week. 1995. December 18.

 

В перспективе симуляции труда как продуктивной деятельности, организованной в определенное время в определенном месте, весьма симптоматичным представляется появление той организационной формы, которая получила название “виртуальная корпорация” (далее — ВК). ВК — это временный альянс независимых компаний или даже индивидуальных агентов для решения стратегической, но единичной задачи. Альянс, по мысли адептов концепции ВК, должен существовать как коммуникационная сеть на базе компьютерных технологий, посредством которой компании координируют свои усилия. ВК лишена вертикальной интеграции, центрального офиса, иерархии и прочих атрибутов “реальной” корпорации. После решения поставленной задачи сеть легко может изменить конфигурацию или вовсе распасться(2).

-----------

(1) Аббревиатура от англоязычного выражения “первичное публичное предложение” (initial public offering).

(2) Davidow W., Malone M. The virtual corporation: structuring and revitalizing the corporation for the 21st century. N. Y., 1992; Byrne J., Brandt R. The virtual corporation // Business Week. 1993. February 8.

[48]

Традиционная компания стремится к контролю — собственности и непосредственному управлению ресурсами на всех этапах создания продукта. Создание же ВК требует отречения от этого “идола”, к чему, собственно, и призывают поборники ВК капитанов индустрии. Но преуспели здесь, что характерно, прежде всего небольшие и зачастую недавно созданные компании, специализирующиеся в сфере информационных технологий. Эти “циники” создают альянсы, которые позволяют им “перепоручить” производство аппаратного обеспечения (hardware) “традиционалистским” компаниям и тем самым продвинуть от своего имени продукт, являющийся результатом усилий многих реальных компаний. Альянсы, симулирующие крупную корпорацию, позволяют их инициаторам добиться локального преимущества в конкурентной борьбе с “динозаврами” типа IBM и Microsoft, а после этого распустить альянс и легко переключиться на использование другой возможности, открывающейся на рынке. Успехи разработчиков программных продуктов Linux — яркий пример такого рода рыночной стратегии. Операционная система Linux разработана и постоянно совершенствуется неформальным сообществом программистов-добровольцев, предоставляющих продукт своих усилий через Internet как программное обеспечение для пользователей и как сырье для других программистов, желающих включиться в “семью” Linux. Программисты мотивируются не деньгами, поскольку Linux предоставляется бесплатно, а репутацией. Соотношение долей рынка операционных систем для серверов (табл.5) демонстрирует, что такая виртуальная корпорация создает эффективное программное обеспечение и функционирует ничуть не хуже компаний, имеющих офисы, постоянный штат и систему управления и контроля.

 

Таблица 5. Динамика долей рынка серверных операционных систем

 

Серверная oneрационная система \ Годы
Linux
Windows NT
Netware
Unix
Другие

 

Составлено по: The Economist. 1999. February 20—26; 2000. April 15—21.

 

В середине 90-х годов вкус к созданию ВК почувствовали и “динозавры”. Крупные промышленные корпорации и банки создают “одноразовые” альянсы для создания и продвижения какого-либо продукта и открывают виртуальные офисы в сети Internet. Таким образом, из маргинальной экономической формы ВК обещает превратиться в рутинную общепринятую практику.

[49]

Замещение вещественных атрибутов и практик традиционной организации труда их образами означает симуляцию социальных ролей руководителя, работника, клиента и т.д. Корпорация как социальный институт виртуализируется в той мере, в какой следование нормам, превращавшим организацию производства в социальный институт, становится виртуальным.

Процесс виртуализации экономики захватил и деньги. Они ныне не столько вещественный заместитель товаров, сколько права заимствования. Если деньги — вещественный заместитель товаров, то только их наличие обеспечивает человека необходимым, независимо от того, кто он. Если деньги — права заимствования, то человек должен предъявить не столько металл, бумагу или пластик, сколько образ платежеспособности. Система кредита, которая парадоксальным образом меняет местами процессы производства и потребления (для отдельно взятого индивида), делает важным “происхождение” спроса. “Хорошее происхождение” гарантируется образом “имеющего право на займ”. В эпоху Постмодерн точно так же, как концепция “справедливой цены”, “возвращается” средневековая практика поддержания строгого соответствия объема денежных расходов статусу их обладателя. Происходит дифференциации спроса, возможно равного по реальному объему, но разного по “происхождению”. Например, кредитными и страховыми учреждениями дифференцируется платежеспособность клиентов, возможно обладающих одинаковыми объемами реальных денег, но разной финансовой и страховой репутацией.

Деньги персонифицируются, они утрачивают свойства безразличной по отношению к индивиду объективной реальности. Электронная подпись, возможность аннулировать потерянную кредитную карточку превращают платежеспособность в функцию знания индивидуального пароля, а не обладания анонимными денежными знаками. Этот образ могут симулировать и частные лица, и функционеры финансовых организаций. Фиктивная часть тотального денежного агрегата Мз не может единомоментно конвертироваться в наличность по той простой причине, что эта часть — продукт мультипликации. Отдельно взятый делец может обратить толику Мз в банкноты, но лишь при условии, что подавляющее большинство остальных этого не делает. Единомоментное востребование всех вкладов в банках и всех выплат по страховкам физически невозможно, хотя юридически правомочно. Банк, даже при выполнении нормы резерва — симулянт платежеспособности. У него нет в наличии денег — вещественных заместителей товаров, львиная доля его активов — разнообразные права заимствования. Тот факт, что на современные хозяйственные процессы оказывает определяющее влияние такой символический и даже фиктивный с традиционной точки зрения фактор, как денежный агрегат Мз, свидетельствует о том, что деньги ныне не “кровь” (как полагал Т. Гоббс), а “язык жестов” экономики. Разве-

[50]

ществление денег, превращение их в симулякр приводит к тому, что исполнение ролей кредитора и заемщика становится виртуальным. Стало быть, симуляция обладания деньгами вызывает виртуализацию финансов как социального института.

Виртуальный продукт, виртуальное производство, виртуальная корпорация, виртуальные деньги допускают и провоцируют превращение компьютерных сетей не только в главное средство, но и в среду экономической деятельности. Виртуализация экономики вызывает коммерциализацию киберпространства, где теперь зачастую осуществляется полный цикл сделки и где функционируют виртуальные супермаркеты и виртуальные банки, оперирующие собственной виртуальной валютой. Торговые операции в сети Internet принесли в 1995 г. доход в 350 млн. долл., а в 1997 г. был преодолен рубеж в 1 млрд. Эти показатели будут перекрыты в сотни и даже тысячи раз с созданием в сети Internet оптовых рынков сырья и комплектующих, о чем договорились в 2000 г. крупнейшие автомобилестроительные и аэрокосмические корпорации.

Операции, совершаемые у виртуальных витрин при помощи виртуального же кошелька, наглядно демонстрируют, что развивается не так называемая информационная, а совсем иная экономика. Не информация как таковая, не передача данных о свойствах товара/услуги, то есть рациональная денотация, а создание образа, мобилизующего аффективные коннотации, приносит прибыль.

Мы живем в эпоху экономики образов и образов экономики. В новой экономике симулируются базовые компоненты экономических практик Модерна — производство товара, инновация, организация труда, обладание деньгами, и, как следствие, виртуализируются институты — рынок, предпринимательство, фирма (корпорация), финансы.

 

НАУКА: ВИРТУАЛИЗАЦИЯ ЗНАНИЯ

 

Социальные институты в сфере науки сформировались как комплекс норм, которые обеспечивают в представлении людей эпохи Модерн решения проблем открытия истины и повышения квалификации(1). В условиях Постмодерна следование этим базовым нормативным требованиям симулируется, вследствие чего институты становятся своего рода виртуальной реальностью.

----------------

(1) О базовых элементах науки см. стр. 30.

[53]

Наука сейчас — это не предприятие по поиску истины, а род языковых игр(1), состязаний в манипулировании моделями научного дискурса. В этом плане симптоматичны две тенденции. Во-первых, материальный эксперимент все чаще замещается экспериментом на моделях. Если раньше теории могли строиться только на основе открытия некоего порядка, присущего вещам, то теперь вполне допустимо моделирование без выхода к каким-либо реальным референтам, например компьютерные симуляции природных, технологических и социальных процессов. Во-вторых, процесс верификации гипотез все чаще замещается процессом фальсификации. Если раньше достаточным аргументом против теории считались противоречащие ее положениям данные опыта, то теперь лишь изобретение альтернативной модели может служить аргументом.

Наука становится перманентным процессом построения альтернативных моделей. Вследствие этого возросла роль воображения, фантазии, парадоксальности мышления в той сфере, где ранее их предавали анафеме, где ранее референцией к реальности строго задавались пределы приращения знания.

Объект науки и ее процедуры виртуализируются. Виртуализируется и институциональный строй науки. Нарастающая профессионализация и институционализация науки в эпоху Модерн привели к кризису прежнего рода легитимации знания и замене апелляции к благу и развитию человечества апелляцией к финансовой эффективности. Наука, осуществляющая себя как инструмент овладения природой (в том числе природой человека), критерий истины полагает не в воспроизводимости результатов или в консенсусе коллег-экспертов, а в поддержке спонсоров — государства и различного рода фондов. Студентами движет стремление не к истинному, а к выгодному знанию. Происходит отделение научности от истинности, воспроизводства науки как предприятия от собственно поиска истины. Наука и приращение знания расходятся так же, как экономика и производство, политика и управление. С утратой легитимации посредством ценностей Свободы и Прогресса в условиях Постмодерна принцип самовоспроизводства науки превалирует.

Академический статус становится функцией от образа компетентности, заслуживающей финансирования. В деятельности ученых и студентов все больше сил и времени отводится созданию и презентации образа, необходимого для успеха в конкурсах на получение грантов, стипендий для обучения за границей, заказов на консалтинговые услуги и т.п. Отсюда — расцвет в последние десятилетия именно тех социальных технологий, которые адекватны симуляции компетентности: исследовательские фонды, гранты, консультирование, конференции, академические обмены, перманентное образование. И эту тенденцию не стоит рассматривать как проявление упадка научной/ академической этики. Высокая “плотность” научного сообщества не

(1) Lyotard J.-F. The Postmodern Condition. Manchester, 1984.

[54]

оставляет места и времени для скрупулезной процедуры накопления и представления результатов. Этот дефицит места и времени приводит к тому, что единственно научной, рациональной формой дискуссии становится нелогичная, неструктурированная, но эффектная презентация образа идеи или теории.

Мы живем в эпоху науки образов и образов науки. Следование базовым нормам, направлявшим познавательные/исследовательские практики Модерна — факт, открытие, исследование, компетентность, — симулируется. С замещением вещественных объектов и реальных действий симулякрами исполнение социальных ролей ученого, преподавателя, студента становится виртуальным. Как следствие, виртуализируются иерархия научных степеней и званий (академическое сообщество), научная дискуссия (конференции, конкурсы), научное разделение труда (исследовательская/учебная организация), то есть виртуализируются университет и исследовательская лаборатория как социальные институты.

 

СЕМЬЯ: ВИРТУАЛИЗАЦИЯ ЛЮБВИ

 

Семейные институты сформировались как комплекс норм, которые воплощают для людей эпохи Модерн решения проблемы обладания личной жизнью, удовлетворения психо-физиологических потребностей. Базовые элементы брачно-семейных практик Модерна(1) на исходе XX в. виртуализируются.

В модернизированном обществе утверждается “открытый” характер сексуальной самоидентичности. Человек постоянно задает себе и окружающим вопрос “кто я?” в контексте возможных половых ролей. Решение вопроса важно, так как определяет стиль жизни. Сексуальность становится формой самоидентификации, самовыражения и самоутверждения личности. Сексуальность как совокупность биопсихических реакций и переживаний замещается практиками создания, поддержания и варьирования образа сексуальности — сексапильности: одежда, уход за телом, косметика, эротизация поведения.

Посредством санкционированной сексуальной свободы и прогресса секс-индустрии и контрацепции сексуальность отделилась от репродукции, стала автономной. Этот процесс аналогичен отделению

--------------

(1) Подробнее см. стр.33.

[57]

экономики от производства, политики от управления, науки от исследования, искусства от творчества.

В эпоху Постмодерн любовь и брак все меньше определяются реальными — материальными, физиологическими и т.п. — потребностями и все больше становятся производной от образов сексуальности и семьи, создаваемых/конструируемых индивидами, а чаще заимствуемых у масс-медиа.

Физиологические потребности можно удовлетворять без жесткой идентификации/ориентации, без официального принятия обязательств в отношении партнера и потомства. Ныне санкционируется практически любая ориентация сексуального поведения. Сексуальная свобода находит выражения в практике “открытых отношений”, “пробного брака” — партнерства/сожительства (cohabitation), гомосексуальных союзах. Брак становится виртуальным. Сейчас около половины всех браков заключаются после устоявшегося партнерства, причем не всегда оно — первое. Если в Европе, сожительство еще в 1960-х гг. было морально рискованным, а в США даже рассматривалось как правонарушение, то к концу столетия “пробный” брак стал рутинной практикой. Порядка четверти неженатых мужчин и незамужних женщин в США и Европе в возрасте 25—40 лет живут совместно с сексуальным партнером. О виртуализации института брака свидетельствует и увеличение числа рождений детей, чьи родители не находятся в браке (табл. 6). Родительство вне брака может быть альтернативой родительству в браке лишь в ситуации, когда институциональное регулирование сексуального поведения становится виртуальным, а не реальным, как это было раньше.

 

Таблица 6. Доля рождений вне брака, %

 

Страна \ Год
США	10.7	18.4	28.0	30.0
Великобритания	8.0	11.5	27.9	34.0
ФРГ	7.2	11.9	15.3	18.0

 

Составлено по: Иванова Е. И., А. Р. Михеева. Внебрачное материнство в России// Социологические исследования. 1999. № 6; The Economist. 1999. January 23—29.

 

Материальные потребности современный человек может удовлетворять без ведения общего хозяйства, без кооперации с родственниками, без взращивания смены. Система социального обеспечения, эта воплощенная модернизация интимности, свела общественный институт родства к нуклеарной семье — минимальному объекту опеки и регулирования. Теперь даже это минимизированное родство виртуализируется. В 1994 г. в США 25% всех детей в возрасте до 18 лет воспитывалось матерями-одиночками. Еще более показательна статистика домохозяйств, вообще не имеющих “кормильца”, то есть рабо-

[58]

тающих взрослых (табл. 7). Стабильное существование неполных семей означает, что исполнение социальных ролей заботливых родителей, воспитывающих, взращивающих детей, становится виртуальным. В отсутствие реальных родительских функций, рассеянных между педагогами, чиновниками системы welfare, социальными работниками и т.п., родительство становится симулякром — образом материнства/отцовства, не имеющим референтов в реальности.

 

Таблица 7. Доля домохозяйств с детьми и без работающих взрослых, 1996 г.

 

Страна	Доля в общем числе домохозяйств с детьми, %
США
Великобритания
ФРГ

 

Составлено по: The Economist. 1999. September 25—October 1.

 

Виртуализация семейных отношений очевидна в гомосексуальных семьях, фактически терпимых и претендующих на легализацию. В гомосексуальных союзах со всей очевидностью симулируются брачное поведение и супружество, исполнение поло-возрастных ролей, характерные для институционального строя, предполагающего существование лишь гетеросексуалов.

Еще более виртуальными представляются неполные семьи, функционирующие “с замещением”: “предельный случай” виртуальной семьи — союзы “Эго + PC”, когда эмоции, получаемые в коммуникации с образами, генерируемыми на дисплее, компенсируют отсутствие одного из классических партнеров — отца (мужа), матери (жены), ребенка. В интимной сфере отчуждение человеческой сущности в виртуальную реальность может принимать и более изощренные формы киберпротезирования реальных сексуальности и семейных отношений'. На рубеже XX—XXI вв. на базе сети Internet происходит консолидация этих отчужденных форм в виде глобальной сферы виртуального секса.

Неполные, “пробные”, дислокальные, гомосексуальные семьи объединяет то, что в них симулируются супружество, родительство, родство по типу нуклеарной семьи. Новые семейные формы не являются “продуктами распада” семейных устоев. Они — стабильные формы симуляции. Симулируется нуклеарная семья с ее репродуктивными, психорелаксационными функциями, а также функциями легитимации секса и первичной социализации детей. В эпоху Модерн, в условиях культурно санкционированных и технически и финансово обеспеченных сексуальной свободы и социальной защиты, семья функционирует в качестве постоянного и социально призна-

--------------

(1) См., например, раздел “Киберсекс” в книге А. Бюля “Виртуальное общество” (Buhl А. Die virtuelle Gesellschaft...).

[59]

ваемого союза разнополых эго, нацеленного на материальную и эмоциональную взаимопомощь и “воспроизводство” потомства. Семенные отношения формируются и поддерживаются по соображениям достижения статуса, материального благополучия, общественного одобрения и т.п. Виртуальные же семьи эпохи Постмодерн поддерживаются не соображениями выгоды или подчинения окружающим, а аффективными “мы”-образами, сконструированной гармонией иденгичностей. В виртуальных семьях образ, идея семьи явно преобладает над реальными отношениями. Виртуальные партнеры и виртуальные роли замещают недостаток или отсутствие реальных. Мы живем в эпоху семьи образов и образов семьи. Базовые компоненты брачно-семейных практик Модерна (любви/заботы) — сексуальность, супружество, родительство — симулируются. Институты — брак, родство (по нуклеарному типу), воспитание — виртуализируются.

 

***

 

Фрагментарное описание разрозненных тенденции в пяти избранных для анализа институциональных сферах обнаруживает радующую истинного ценителя социологической информации монотонность. Однообразие это позволяет сделать обобщающий вывод: ориентация практик не на вещи, а на образы оборачивается симуляцией социальных институтов, поскольку следование социальным ролям становится виртуальным. Институты сами становятся обра