VIII. Нквд создает «бандитов»

 

Совершенно смело можно утверждать, что ни в од­ном из уголков Советского Союза, ни в одной из авто­номных советских республик НКВД не вел политики со­знательной провокации народа против власти в таких гнусных формах, как на Северном Кавказе, и особенно в Чечено-Ингушетии. При этом во главе Чечено-Ингуш­ского отделения всесоюзного ГПУ — НКВД назначались люди на редкость бездарные, на подбор безнравственные и, как все чекисты, бесчеловечные. Ни один из шефов Чечено-Ингушского ГПУ — НКВД, как правило, не на­значался из чеченцев. Все они были людьми, назначен­ными из Москвы, и знали о народе, судьбу которого они должны решить, только то, что написано в «справочни­ках» и «руководствах» царских властей о горцах. Пол­ное невежество в знании психологии, традиций и истории народа дополнялось личными аморальными и просто преступными качествами самих московских шефов Че­чено-Ингушского ГПУ (Дейч, Абульян, Павлов, Крафт, Раев, Дементьев, Иванов, Рязанов). Получить побольше орденов — такова была нескрываемая цель каждого нового шефа Чечено-Ингушского НКВД. Поэтому эти шефы были заинтересованы не в «умиротворении» Чечено-Ингушетии, а в продолжении войны чечено-ингушского народа против Советской власти. Искренние от природы чеченцы и ингуши являются вместе с тем до болезненности чувствительными, когда дело касается их личной или национальной чести. Вот этой природной чертой этого народа пользовались чекисты, провоцируя не только убийство своих же собственных агентов, но даже искус­ственно организуя сами восстания чеченцев против Со­ветской власти. Мы уже видели, как был создан «на­ционалистический центр Чечни». Посмотрим, как созда­вались и отдельные «бандиты».

Осень 1933 года. Гельдеген Шалинского района. Кре­стьянин, уже довольно пожилых лет, Ибрагим Гельдегенский давно числится в «черном списке» подозритель­ных лиц у районного НКВД. Подозревают его, собственно, в «бандопособничестве», но лично о нем и НКВД и народу было известно, что он человек безупречного поведения, добросовестный колхозник, во время граждан­ской войны даже был красным партизаном у самого Серго Орджоникидзе. Когда Серго Орджоникидзе во время белых скрывался в горах Чечни и Ингушетии, Ибрагим Гельдегенский служил в личной охране Орджоникидзе. За свою храбрость и смелые налеты в стан белых в Грозном и Владикавказе сам Орджоникидзе наградил его кличкой «Зелимхан Гельдегенский» (Зелимхан — известный абрек-чеченец, который прогремел на всю Россию до первой мировой войны). По поручению того же Орджоникидзе он несколько раз пробирался с сек­ретными поручениями от Орджоникидзе через фронт бе­лых (1919 г.) в Астрахань к командующему 11-й Красной Армией Шляпникову. За выполнение этих важных поручений Ибрагим был награжден именными часами от Шляпникова и почетным оружием от Орджоникидзе (маузер с именной надписью). Когда война кончилась, Орджоникидзе уехал в Москву и стал членом Политбю­ро, а Ибрагим вернулся в свой родной аул и записался в колхоз. Время шло и менялось, именные часы перестали ходить, а почетное оружие от Орджоникидзе отобрал областной НКВД. Ибрагим был возмущен. Он поехал в Ростов-на-Дону в краевой НКВД к самому Евдокимо­ву с жалобой на действия областного НКВД. Ибрагим предъявил Почетную грамоту, подписанную самим Орд­жоникидзе, в которой последний удостоверяет, что Ибрагим награжден им персональным почетным оружием и имеет право его носить «на всей территории РСФСР». В краевом НКВД у Ибрагима отняли саму грамоту. «У вас нет оружия, а без оружия вам и грамота не нуж­на»,— вежливо объяснили там Ибрагиму.

Окончательно разочарованный в успехе, Ибрагим пригрозил краевым чекистам Москвой и Орджоникидзе. Но на это чекисты грубо отрезали Ибрагиму: «Ска­тертью дорога, но шляться с жалобами на НКВД разум­ным людям не рекомендуется»,— заявили в краевом НКВД.

Ибрагим поехал в Москву.

В комендатуре Кремля Ибрагим зарегистрировался как «Зелимхан Гельдегенский» и «друг Орджоникидзе». У Орджоникидзе оказалась не только хорошая память, но, видно, сохранилось и кавказское гостеприимство. Ибрагим был доставлен немедленно на квартиру Орджоникидзе. Жена Орджоникидзе — Зина встретила с не­поддельной приветливостью старого «кунака» и повела его сейчас же к мужу. Орджоникидзе принял Ибрагима так же просто и дружески, как, бывало, принимал его самого Ибрагим 12 лет тому назад в горах Чечни. Ибра­гим рассказал Орджоникидзе суть дела, Орджоникидзе обещал принять меры. Ибрагим уехал в Чечню. Через несколько дней ему доставили на квартиру его именной маузер с грамотой из Ростова. Но тогда только, собст­венно, и началась трагедия Ибрагима.

Победа Ибрагима была бомбой по авторитету всего Чеченского НКВД, и НКВД сделал свои выводы.

За каждым шагом Ибрагима установили слежку. Во­круг Ибрагима чекисты плетут сеть интриг и провока­ций. К нему подсылают агентов с предложением убить шефа районного НКВД Славина, но Ибрагим отказывается от всего. Через некоторое время к нему приезжа­ет человек, назвавшийся дагестанским муллой. Мулла говорит, что он совершает паломничество в святые места Арти-Корт (около Ведено) и что еще перед отъездом из Дагестана его друзья назвали ему Ибрагима Гельдегенского как верного человека и набожного мусульманина. Мулла сослался на ряд знакомых Ибрагиму по граждан­ской войне дагестанских имен. Мулла производил впе­чатление весьма ученого арабиста и глубоко религиоз­ного человека. То и другое очень импонировало Ибраги­му. При мулле была целая кипа богословских книг. Про­щаясь на третий день с Ибрагимом, мулла подарил Ибрагиму за его щедрое гостеприимство магометанскую священную книгу — Коран. Мулла уехал, но на другой день приехали чекисты с обыском. При обыске нашли тот самый Коран, а в переплетах Корана нашли и по­дозрительное письмо на арабском языке. НКВД забрал Ибрагима вместе с этим письмом и Кораном. На следствии Ибрагим объяснил, как и кто ему дал Коран, а о записке сказал, что ему ничего о ней не известно. Но че­кисты заявили ему, что приезжавший к нему человек во­все не был дагестанцем, а был англо-турецким шпионом и что в письме, доставленном этим шпионом, англо-турки обещали Ибрагиму помощь, когда тот поднимет вос­стание чеченцев. Так чекисты через собственного шпиона, выданного ими за англо-турецкого, произвели Ибраги­ма в вожди «повстанцев» и предъявили ему обвинение в организации «контрреволюционной подпольной орга­низации» для проведения вооруженного восстания против Советской власти (ст. 58, п. 2, II, УК РСФСР). Как чле­ны его «контрреволюционной организации» были арес­тованы несколько односельчан и все его ближайшие родственники. Во время допросов и ночных пыток в каби­нете следователя НКВД в Грозном Ибрагим прыгнул со второго этажа в реку Сунжу и спасся. Через год, осенью 1934 года, жители Гельдегена были свидетелями следую­щего зрелища: уполномоченные НКВД Славин и Ушаев облили керосином тяжело раненного в бою Ибрагима и тут же на глазах народа сожгли его дотла. Такая пуб­личная казнь вызвала глубокое возмущение не только в простой массе, но и в самом автономном правительст­ве. Председатель Чеченского областного исполнительно­го комитета и одновременно член ЦИК СССР X. Мамаев, председатель областного совета профсоюзов Гроза (русский) и секретарь Шалинского районного комитета Я.Эдиев подали письменный протест против подобного поведения НКВД на имя секретаря Северо-Кавказского комитета ВКП(б) и председателя крайисполкома. В от­вет на этот протест все три названных лица были сняты со своих должностей — Мамаев и Эдиев как национали­сты, а русский Гроза как правый оппортунист. Славин и Ушаев были переведены на время на работу в НКВД в Среднюю Азию. В Средней Азии оба эти чекиста полу­чили орден Красного Знамени за свою предыдущую ра­боту в Чечне. В 1937 году Ушаев был возвращен в Чеч­ню и назначен председателем Верховного суда Чечено-Ингушской республики. В том же году он был отравлен ядом, поданным ему в пище одним из его близких род­ственников.