Вместо введения два документа

Народоубийство в СССР

 

Москва: СП «Вся Москва»

1991 г.

 

 

 

А.Г.Авторханов (1908-1997 гг.)

 

Об авторе этой книги

 

Абдурахман Авторханов – одна из самых трагических фигур нашего времени. После пяти лет, проведенных в подвалах НКВД (1937-1942), он попадает на Запад, где его труды по анализу преступлений сталинской политической системы стали настольными книгами многих политических деятелей мира и до сих пор остаются бестселлерами. Наиболее известные из них: «Технология власти» (Мюнхен, 1959), «Загадка смерти Сталина» (Западный Берлин, 1976), «Происхождение партократии» (Франкфурт-на-Майне, 1976) и др.

В книге «Убийство чечено-ингушского народа» А.Авторханов рассказывает о судьбе своего народа, половина которого была уничтожена в результате сталинской национальной политики. Впервые книга была опубликована в Мюнхене в 1952 году, в настоящем издании книга дополнена эпилогом, написанном в недавнее время.

 

Твой ход, как черная зараза,

Губил, ничтожил племена...

Но се — Восток подъемлет вой!..

Поникни снежною главой,

Смирись, Кавказ: идет Ермолов!

И смолкнул ярый крик войны:

Все русскому мечу подвластно.

Кавказа гордые сыны,

Сражались, гибли вы ужасно;

Но не спасла вас наша кровь,

Ни очарованные брони,

Ни горы, ни лихие кони,

Ни дикой вольности любовь!

 

А. С. Пушкин

(«Кавказский пленник»)

 

I. Северный Кавказ

 

Северный Кавказ является исконной родиной его нынешнего народа — северокавказцев, известных под общим именем «горцы Кавказа» в русской литературе и «черкесы» — в западноевропейской.

По Конституции СССР 1936 года Северо-Кавказский край состоял из автономных областей — Черкессии, Адыгеи и Карачая и автономных советских социалистических республик — Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Чечено-Ингушетии и Дагестана. Сама Чечено-Ингушская Советская Республика занимала площадь 15 700 квад­ратных километров (половина площади Бельгии) с населением около 700 тысяч человек, а количество всех че­ченцев и ингушей, живущих на Кавказе, включая живу­щих в Дагестане и Грузии и считая нормальный естест­венный прирост населения, составляло ко времени выселения около одного миллиона человек (население, почти равное населению Албании). Основное занятие: земледелие, скотоводство и нефтяная промышленность. Чечено-Ингушетия была вторым после Азербайджана нефтяным центром СССР (средняя добыча нефти к на­чалу второй мировой войны составляла ежегодно от 3 до 4 миллионов тонн, а исследованные запасы ее исчисля­ются в 1,5 миллиарда).

Несмотря на диалектические различия в языке и да­же наличие отдельных языков у отдельных племен, северокавказцы — горцы составляют, по данным истории, культуры и этнографии, в сущности, единый народ, состоящий из родственных между собой племен.

Это историческое национальное единство у этих пле­мен обусловило собою и его единый исторический процесс. Это же единство засвидетельствовано и в неодно­кратных совместных государственных образованиях, и в исторической борьбе за независимость этих племен: государство Мансура (1780-1791), государство Шамиля («Имамат Шамиля» — 1834-1864), республика горцев Северного Кавказа (1918-1919), Северо-Кавказское эмирство (1919-1920) и, наконец, Горская советская республика (1920-1924).

Мусульмане по религии, горцы Кавказа являются кавказской расой.

С древнейших времен вплоть до завоевания Кавказа Россией горцы имели свой уклад жизни и принимали жи­вейшее участие в исторических событиях, в международ­ной торговле и войнах между отдельными государствами на Ближнем Востоке и Кавказе.

Когда огромное царство скифов, распространившееся до Центральной Европы, покорило и Кавказ (VI и VII вв. до Р. X.), северокавказские племена и при верховном главенстве скифов пользовались своими древними свободами и сохраняли независимость. Вот что пишет об этом древнем периоде истории горцев известный русский историк Ростовцев: «Хотя северокавказские племена и находились под властью скифов, но они пользовались, однако, далеко идущей самостоятельностью, которая все более усиливалась… Они уже долгое время имели ста­бильный оседлый образ жизни, находились в постоянных торговых сношениях с южным и восточным соседом и жили относительно при развитых хозяйственных усло­виях, как земледельцы, скотоводы и рыболовы. Грече­ские колонии нашли в них быстро готовых клиентов для своих товаров и посредников для своих отношений с югом и востоком» (Ростовцев. Эллинство и иранство на юге России. Петроград, 1918. С. 75. Геродот, Страбон и некоторые из новейших исследователей считают предшественниками горцев скифов. – Прим. Авторханова).

В V и VI веках они участвуют в войнах между Пер­сией и Восточной Римской империей. Уже тогда импера­тор Юстиниан принимает малоуспешные попытки ввести среди горцев христианство. С приходом арабов в VII ве­ке появляется на Северном Кавказе (в Дагестане) мусульманская религия.

Торговые сношения с внешним миром, которые рань­ше развились через греческие колонии на Черном море, продолжают усиливаться и в средние века. Только греков заменили с XII века генуэзцы. Генуэзцев вытесняют потом в XV веке турки. Но и в этих широких торговых сно­шениях с внешним миром, по свидетельству исторических источников, горцы продолжают сохранять свою полную самостоятельность и независимость.

После завоевания Казанского и Астраханского ханств (1556 г.) Москва стала интересоваться районом Кавка­за. Царь Иоанн Грозный был даже женат на черкесской княжне Марии Темрюковой (1561 г.), брак, который дол­жен был служить основанием мирного присоединения Северного Кавказа к России. Некоторые из черкесских князей были виднейшими, сотрудниками правительства Иоанна Грозного (черкесский князь, знаменитый Адашев — министр и другие). Но мирного присоединения все-таки не последовало. После безуспешных попыток проникнуть на Северный Кавказ царь Борис Годунов (1606 г.) оставил план завоевания Северного Кавказа, и уже целое столетие Россия не дает о себе знать. Только Петр I предпринимает большую экспедицию, чтобы при­соединить к России весь Кавказ, но, потерпев серьезное поражение от горцев и азербайджанцев, он должен был уйти (1722 г.). При Екатерине II вновь усиливается экспансия России на Кавказ. Ее лучший генерал — знаме­нитый генералиссимус Суворов — руководит новыми по­ходами. Новая волна экспансии вызывает первый орга­низованный отпор северокавказцев. Основной базой этого отпора делается Чечня и Дагестан. В 1785 году чеченец из Алдов Мансур-Ушурма объявляет себя имамом (ре­лигиозным и политическим вождем) всех горцев Кавка­за. Движение имама Мансура и на деле объединило все племена Северного Кавказа — чеченцев, ингушей, даге­станцев, осетин, черкесов, кабардинцев. Некоторое время Екатерина II носилась даже с мыслью по рекомендации своих кавказских советников о прекращении войны с гор­цами, заключив с ними договор о независимости и друж­бе, но вмешательство Турции в эту войну на стороне гор­цев сводит на нет планы о признании, ибо, вполне допуская возможность кавказской независимости, Русское правительство все же не было склонно отдать его под владычество турок. Война с горцами принимает вновь более ожесточенный характер, и движение Мансура кончается его пленением в Анапе в 1791 году вместе с ту­рецким пашой Мустафой.

Но с пленением Мансура борьба горцев за независи­мость не кончилась. Под руководством Кази-муллы, Гамзат-Бека, а потом знаменитого имама Шамиля дагестан­цы и чеченцы вновь подняли знамя борьбы, к которой присоединились и остальные горские племена. Эта борь­ба увенчалась полным успехом горцев. В 1834 году соз­дается северокавказское независимое государство — «Имамат Шамиля», которое просуществовало ровно 30 лет в непрерывной борьбе, известной в русской исто­рии как кавказская война.

Горцам приходилось отстаивать в вооруженной борь­бе каждую пядь своей земли против огромного превос­ходства сил завоевателя — великой Российской империи. И в авангарде этой борьбы Шамиля шли деды и отцы нынешних чеченцев. «Только то место в Чечне наше, где стоит наш отряд, двинулся отряд, и это место немедлен­но переходит в руки неприятеля» — так писал в сороко­вых годах действующего Кавказского фронта корреспон­дент «Московских ведомостей» (см.: Дубровин. Кавказ­ская война; Потто. Владычество русских на Кавказе). Эта война велась с русской стороны под знаком выпол­нения приказа императора Николая I, данного им еще в самом начале кавказской войны. В этом приказе — ре­скрипте, данном на имя вновь назначенного главнокоман­дующего кавказскими войсками генерала Паскевича в 1828 году, император Николай I писал: «После того ког­да выполнена и эта задача, задача покорения Армянского нагорья, предстоит Вам другая задача, в моих глазах не менее важная, а в рассуждении прямых польз гораздо важнейшая,— это покорение горских народов или ист­ребление непокорных» (Покровский М. Н. Дипломатия и войны в XIX столетии). Ведя эту же политику на ист­ребление, предшественник Паскевича генерал Ермолов, как теперь и сам Паскевич, прошел огнем и мечом по горским аулам, так что к началу сороковых годов XIX столетия, по данным царских официальных источников, половина всех плоскостных аулов Чечни была сожжена (Берже А. Чечня и чеченцы). Но политика истребления оказалась палкой о двух концах. Сама русская Кавказ­ская армия несла такие огромные жертвы в войне с гор­цами, которые совершенно не оправдывали сделанных успехов в деле их покорения. При этом горцы, постоянно переходя от обороны к наступлению, сводили на нет пер­вые кажущиеся успехи. Из десятков крупных военных экспедиций и походов на Чечню и Дагестан сошлемся только на одну из них, на так называемую «сухарную экспедицию» Воронцова в 1845 году. Военные сводки Кавказского главного командования о ходе этой экспе­диции начинались обычно трафаретной фразой: «Предпринятая по Высочайшей воле Императора Николая I военная экспедиция на Большую Чечню проходит...» Этой экспедицией руководил лично сам новый главно­командующий кавказскими войсками генерал граф Во­ронцов. Немецкий писатель Фридрих Боденштедт, пи­савший свою книгу о Кавказе по свежим следам этой экспедиции, так рисует ее ход по рассказу одного рус­ского офицера, участника этой экспедиции: «Между тем из Петербурга последовал приказ снарядить новую, бо­лее значительную экспедицию в Большую Чечню, кото­рая и началась в конце сентября. Гигантский корабль, плывущий по морю, оставляет за собой видимые длинные борозды, в то время когда впереди и по бокам волны рас­ходятся, но тут же сходятся вновь, как только корабль поплывет дальше. Так шел и наш военный поход по Чеч­не. Там, где мы только что прошли, не находилось боль­ше врагов, но впереди и по бокам они беспрерывно вы­плывают и за нашим походом вновь немедленно смыка­ются между собою. Экспедиция не оставляет среди них каких-либо заметных следов, только там и здесь из лесного моря виднеются русские сигнальные флаги — горя­щий аул. Единицы пленных и некоторое количество ско­та — таковы наши трофеи. Может, с точки зрения Петер­бурга такой поход и кажется успешным, чем он есть на самом деле». (Боденштедт Фридрих. Кавказские народы в борьбе за свою свободу. Ч. II. Берлин, 1855).

Эта «сухарная экспедиция» в горную Чечню (Дарго) оказалась роковой для Воронцова. Дав Воронцову воз­можность углубиться в горы и уступив ему даже очи­щенное Дарго, Шамиль отрезал генералу пути отступ­ления и снабжения. Посаженному на голодный паек — сухари и полностью отрезанному от своего тыла, Ворон­цову ничего не оставалось, как просить помощи о спасении из России. Прибытие новых частей генерала Фрайтага спасло его от полного разгрома. Вместе с ним спасся и участвовавший в экспедиции как гость генерала Воронцова принц Александр Гессенский. При этом экспедиция потеряла убитыми трех генералов, 195 офицеров и 4 тысячи нижних чинов, много боеприпасов и оружия.

Таковы были данные самого русского командования. Всех русских сил, участвовавших в экспедиции на Дарго и поддерживавших ее из окружающих районов, доходило, по официальным данным русских военных историков, до
150 тысяч человек, а по сведениям выше цитированного немецкого писателя Боденштедта — даже до 200 тысяч человек.

Официально кавказская война кончилась в 1859 году, когда действующая Кавказская армия была Доведена почти до 300 тысяч человек. Летом этого года новый главнокомандующий кавказскими войсками фельдмар­шал князь Барятинский мог издать свой победный при­каз: «Гуниб взят, Шамиль в плену. Поздравляю Кавказ­скую армию. Князь Барятинский».

Таким образом, преемник Воронцова фельдмаршал князь Барятинский при огромной концентрации новых вооруженных сил и модернизации самой военной техники (у Барятинского уже было нарезное оружие, чего не было у горцев) взял Шамиля в плен, а в 1864 году пал и последний штат независимого государства Шамиля — Черкессия.

К пленному Шамилю Русское правительство отнес­лось как к пленному государю. После непродолжитель­ной почетной ссылки в Калугу ему был разрешен выезд вместе с семьей в Аравию, где он и умер в Медине в 1872 году.

Несмотря на то что горцы были побеждены силой оружия в столь кровопролитной для обеих сторон вой­не, царское правительство вынуждено было воздать дань стремлениям к независимости и любви к сво­боде горцев, объявив им определенные свободы по внут­реннему самоуправлению. Вот что гласит прокламация чеченскому народу от имени государя императора: «Про­кламация чеченскому народу: объявляю вам от имени Государя Императора — 1) что правительство Русское предоставляет вам совершенно свободно исполнять на­всегда веру ваших отцов; 2) что вас никогда не будут требовать в солдаты и не обратят вас в казаков; 3) да­руется вам льгота на три года со дня утверждения сего акта, по истечении сего срока вы должны будете для содержания ваших народных управлений вносить по три рубля с дома. Предоставляется, однако, аульным обществам самим производить раскладку этого сбора; 4) что поставленные над вами правители будут управлять по шариату и адату, а суд и расправы будут отправляться в народных судах, составленных из лучших людей, вами самими избранными и утвержденными начальством; 5) что права каждого из вас на принадлежащее вам иму­щество будут неприкосновенны. Земли ваши, которыми вы владеете или которыми наделены русским начальст­вом, будут утверждены за вами актами и планами в не­отъемлемое владение ваше… Подлинную подписал глав­нокомандующий Кавказской армией и наместник Кав­каза генерал-фельдмаршал князь Барятинский» (см.: Воспоминания генерал-майора Мусы Кундухова // Журнал «Кавказ». 1936. Май. № 5 (29).

Однако, боясь новых восстаний на Кавказе и желая избавиться от наиболее активного элемента в движении за независимость, царское правительство предпринимает переселение в крупных масштабах чеченцев, дагестан­цев, осетин и черкесов за границу в Турцию. Оно нача­лось в 1864 году. Переселение проведено в настолько тяжелых условиях и жертвы во время самого переселе­ния настолько велики, что это вызвало крупные протесты на Западе. В Англии был создан специальный комитет помощи этим переселенцам, делавший большие денежные сборы в пользу переселенцев.

В 1877 году в покоренной Чечне и Дагестане вспых­нуло всеобщее народное восстание под руководством Али-Бек Хаджи Зандакского. 50-летнее беспрерывное усилие и огромные жертвы России для покорения Север­ного Кавказа были опять сведены на нет. Сосредоточе­нием огромных военных сил на маленьком участке, где буквально на одного жителя Чечни приходилось до 15 оккупационных солдат, это восстание было подавлено только через год под руководством генерала Свистунова. Вожди восстания в количестве 28 человек, среди которых кроме 23-летнего Али-Бек Хаджи и 70-летнего Ума Зумсоевского находился сын последнего гвардейский офи­цер Дада Зумсоевский, были преданы военно-полевому суду. Когда председательствующий суда, генерал, задал всем трафаретный вопрос: признают ли они себя винов­ными перед законом империи, то подсудимый Али-Бек Хаджи от имени своих соратников ответил: «Мы призна­ем себя виновными только перед Богом и чеченским на­родом, что, несмотря на понесенные жертвы, мы не сумели восстановить дарованную Богом нам свободу». Будучи приговорены к смертной казни через повешение, из 28 человек только один воспользовался правом подать про­шение о помиловании русскому императору. Но и тому было отказано в помиловании. Когда перед повешением приговоренным была предоставлена возможность вы­сказать свое последнее пожелание, то и здесь нашелся лишь один, имевший просьбу, а именно — старик Ума Зумсоевский: «Тяжело видеть старому волку истерзываемого щенка — прошу повесить меня раньше моего сына». Царский суд был не настолько великодушным, чтобы уважить просьбу старика: сына и отца повесили на одной веревке.

Борьба горцев за независимость становилась в глазах европейцев фактором мирового значения. Даже Маркс и Энгельс, духовные предшественники большевиков, писа­ли в знаменитом «Коммунистическом манифесте»: «Народы Европы, учитесь борьбе за свободу и независимость на героических примерах горцев Кавказа» (Коммуни­стический манифест. Примеч. 2-е. М., 1923). Великие русские писатели — корифеи русской классической литературы — Пушкин, Лермонтов и Лев Толстой в своих бессмертных произведениях прославили борьбу горцев за свободу, осуждая одновременно жестокие и бесчело­вечные методы русских завоевателей.

Здесь мы считаем необходимым указать и на одну важнейшую внутреннюю специфику в общественном раз­витии чечено-ингушского народа, приведшую к столь резкому столкновению двух сил завоевателей и завое­ванных. В отличие от других кавказских народов, равно как и многих других внекавказских, Чечня и Ингушетия в своем историческом развитии не знали ни антагонисти­ческих классов, ни деспотических форм правления в прошлом. Несмотря на то что в своем общественно-по­литическом развитии чеченцы и ингуши стояли на уровне других кавказских народов (духовная культура разви­валась здесь на основе арабской письменности), все-таки чеченцы и ингуши не знали феодально-княжеского ин­ститута. В общевосточном понимании узденем (князем) считал и считает себя каждый чеченец или ингуш. Пра­вовое равенство между собой является исконным зако­ном их общества.

Французский писатель Шантре писал в 1887 году: «Во время своей независимости чеченцы жили в отдельных общинах, управляемых через народное собрание. Сего­дня они живут, как народ, который не знает классового различия. Видно, что они значительно отличаются от черкесов, у которых дворянство занимало такое высокое место. В этом и состоит значительное различие между аристократической формой республики черкесов и со­вершенно демократической конституцией чеченцев и пле­мен Дагестана. Это и определило особенный характер их борьбы… У жителей Восточного Кавказа господствует отчеканенное равенство, и все имеют одинаковые права и одинаковые социальные положения. Авторитет, кото­рый они передоверяют племенным старшинам выборного совета, был ограниченным во времени и объеме... Чечен­цы веселы и остроумны. Русские офицеры называют их французами Кавказа». (Chantre Ernest. Recherches anthropologiqxies dans le Caucase. Paris, 1887. Ч. 4. C. 104, по Sanders A. Kaukasien).

Другой, уже цитированный, немецкий писатель Боденштедт, книга которого вышла в 1855 году, указывает на эти же обстоятельства, констатируя, что «чеченцы имеют чисто республиканскую конституцию и имеют одинаковые права» (Bodenstedt Friedrich. Die Volker des Kaukasus und ihre Freiheitskampfe gegen die Russen. Berlin, 1855).

Вторая характерная особенность чечено-ингушского народа — огромная сила и значение мусульманской ре­лигии здесь. Чеченцы являются набожными до фанатиз­ма, и всякое посягательство на религию вызывает у них самую глубокую реакцию. И эти последние два обстоятельства, составлявших специфику внутреннего чечено-ингушского строя, находились в резком противоречии с духом и направлением официальной политики царских завоевателей.

VI. Восстание в Ингушетии

 

Еще в 1926 году были сняты председатель Чеченско­го ЦИК Т.Эльдарханов и его заместители Хамзатов и Шерипов. Их обвинили в связи с одним из видных по­литических деятелей — с Али Митаевым, арестованным в 1923 году за подготовку чеченского восстания совмест­но с руководителями грузинского восстания. По аналогичным мотивам были сняты председатель Ингушского областного исполнительного комитета И. Мальсагов и секретарь обкома ВКП(б) И. Зязиков. На место снятого Зязикова секретарем Ингушского обкома ВКП(б) был назначен из Москвы русский Черноглаз. Ингуши в этом назначении увидели нарушение своей автономии и направили в Москву делегацию с просьбой вернуть им об­ратно Зязикова. В Москве дали понять, что Зязиков был плохим коммунистом, а Черноглаз будет хорошим. До­вод ингушей: «Лучше иметь свой плохой, чем чужой хороший», — остался без внимания. Вступление в долж­ность Черноглаза ознаменовалось резким поворотом в политике областного руководства. Репрессии в деревне приняли масштаб и формы, ранее неслыханные. Черно­глаз начал с того, что открыл прежде всего поход на религию и развернул борьбу против «реакционного духовен­ства». Во Владикавказе (Владикавказ был тогда общей столицей Осетии и Ингушетии) Черноглаз объявил об учреждений «областного союза безбожников Ингуше­тии». Пост почетного председателя этого «союза» Черно­глаз принял на себя и в областной газете «Сердало» на ингушском языке дал директивы развернуть широкую кампанию по вербовке ингушей в этот «союз безбожни­ков».

Даже больше. Некоторых мулл прямо вызвали в ГПУ и заставляли их подписывать антирелигиозные деклара­ции об отказе от религиозной службы как от «антина­родной, реакционной деятельности» и с призывом к ин­гушам вступать в «союз безбожников». Правда, только единицы поддавались этой провокации, но и те, возвра­щаясь из Владикавказа, в ауле объясняли своим земля­кам, что все это провокация и что они подписались, что­бы избежать расстрела или пожизненной ссылки. Дело этим не ограничилось. Черноглаз дает установки сво­им районным помощникам «перейти в борьбе с кунта-хаджинцами от болтовни к делу» (в Ингушетии было сильно развито религиозно-мюридистское движение сек­ты Кунта-Хаджи, куда входило до 50 тысяч человек). Первым отозвался на этот призыв начальник Назрановского районного ГПУ Иванов. Летом 1930 года Иванов приехал в селение Экажево, которое однажды уже было сожжено Деникиным как «красный аул». Иванов заехал во двор сельского Совета и предложил председателю сельского Совета срочно созвать пленум сельского Со­вета и вызвать на этот пленум местного муллу. Предсе­датель исполнил приказ. Вызванному на пленум мулле Иванов заявил: «Вот уже в разгаре хлебозаготовка, между тем у вас в ауле ощущается сильный недостаток в зернохранилище, а у крестьян конфисковывать мешки для казенного зерна я не хочу. Поэтому я предлагаю такой выход из этого положения: надо отдать вашу аульскую мечеть под амбар, а мулла с сегодняшнего дня должен отказаться от своей религиозной службы».

Не успел передать переводчик содержание речи Ива­нова, как в помещении сельского Совета поднялся неис­товый шум. Некоторые громко кричали: «Надо убить этого гяура!», «Вонзить в него кинжал!». Председатель сельского Совета не был в силах призвать к порядку, свой Совет, только вмешательством самого муллы был наведен порядок. При этом он заявил начальнику Ива­нову: «Ваши действия противны не только народу, но и всемогущему Богу. Поэтому я боюсь Бога подчиниться вашему приказу». Сам председатель сельского Совета внес предложение: мы найдем другое помещение для зер­на. Чтобы не закрывать мечеть, любой ингуш отдаст свой собственный дом. Присутствующие единодушно поддер­жали председателя. Но Иванов был неумолим: «Под зерно мне нужен не всякий дом, а именно мечеть». Вновь поднялся всеобщий гвалт. Предчувствуя недоброе, Ива­нов покинул собрание. Но уже было поздно. В тот же день под Экажевом он был убит членом секты Кунта-Хаджи Ужаховым. За это убийство было расстреляно пять человек (Ужахов и мулла в том числе) и до трех десятков ингушей было сослано в Сибирь как «участ­ников контрреволюционной кулацкой банды».

Из этого убийства Черноглаз сделал совершенно лож­ные выводы. Он считал, что убийство начальника ГПУ свидетельствует о наличии всеобщего антисоветского за­говора в Ингушетии. Он решил раскрыть этот заговор и наказать его участников. Но как раскрыть мнимый за­говор? Тут вновь на помощь пришел ГПУ.

Осенью 1930 года в Ингушетию прибыл таинствен­ный «представитель Японии». Он нелегально разъезжает по крупным аулам Ингушетии, завязывает связи с ин­гушскими авторитетами, проводит с ними нелегальные совещания, делает на этих совещаниях весьма важные сообщения о планах войны Японии против СССР. Свою штаб-квартиру «японский представитель» устанавливает у бывшего царского офицера Раджата Евлоева в Долакове. После «инспекционного объезда» по аулам этот «представитель Японии» созвал на этой квартире междуаульское объединенное собрание, куда были вызваны влиятельные и заведомо антисоветски настроенные лица из ингушей. Сам хозяин квартиры, в прошлом известный царский офицер, пользовался у ингушей, как человек яв­но несоветский, полным доверием. Все вызванные были известны как друг другу, так и ингушскому народу как люди верные, энергичные и решительные. В числе этих вызванных были Хаджи Ибрагим Ташхоев, мулла Исан Гелисханов, Шибилов Чада, Шибилов Сайд, Далгиев Раис, Ужахов Мурад и другие (из аулов Назрань, Долаково, Базоркино, Галашки и т. д.). На этом нелегаль­ном совещании «японский агент» и Раджат Евлоев сна­чала привели к присяге на Коране всех присутствующих поименно. Каждый обязался держать в строжайшей тай­не «планы», которые им будут тут изложены, и не выда­вать ни друг друга, ни «японского представителя». После окончания этой церемониальной части «представитель Японии» изложил суть дела: Япония собирается вступить в самое ближайшее время в войну против Советского Со­юза. В этой будущей войне на стороне Японии будут еще и другие мировые державы. Кроме того, ее поддер­живают и многие из угнетенных большевиками народов. На Кавказе уже почти все народы, кроме ингушей, за­верили Японию в поддержке ее с тыла в этой будущей войне. Теперь он уполномочен своим правительством пригласить ингушей присоединяться к общему «освободительному фронту народов». «Представитель Японии» говорил долго, убедительно и с большой логикой. Его действительно японская физиономия давала его словам вес и значение истинности. В заключение своей речи «представитель» заявил, что еще до начала войны Япо­ния намерена поддерживать своих союзников деньгами и оружием. Чтобы ингуши знали, что это не одни лишь пустые обещания, он привез с собою деньги и некоторое количество оружия для командного состава. Закончив свою информацию, «японец» спросил: принимают ли при­сутствующие «японский план освобождения Ингуше­тии»? Когда присутствующие ответили согласием, «япо­нец» назначил каждого из присутствующих «команди­рами сотен». «Командиры» получили оружие японского образца и японские военные погоны в качестве знака от­личия. Деньги «командиры» будут получать по мере раз­вертывания «военно-подпольной работы». Приказ к вы­ступлению ингуши получат в начале войны. «Японский представитель» уехал вполне довольный успехом своего предприятия. Оружие и погоны ингуши зарыли в землю в ожидании «войны и приказа». Но как и надо было ожи­дать, война не началась, а Ингушетия была наводнена войсками ГПУ: в одни и те же сутки были произведены массовые аресты почти во всех крупных аулах. При этом был арестован весь «японский штаб» заговорщиков, у членов которого легко выкопали зарытое ими оружие и погоны как «вещественное доказательство». На воле остался помощник «японского представителя» Раджат Евлоев и сам «японец», оказавшийся монголом из средне­азиатского ОГПУ. 21 человек расстрелянных, до 400 человек сосланных без суда и следствия (решением колле­гии ГПУ) — таков был результат для ингушей этой оче­редной провокации ГПУ. Зато почти все лица начальст­вующего состава Владикавказского объединенного от­дела ОГПУ были награждены высшими советскими ор­денами за выполнение специального задания Советского правительства. В числе награжденных был один из ин­гушских агентов ГПУ.

Секретарь областного комитета Черноглаз повысил­ся в своем значении в глазах ЦК ВКП(б) на целую го­лову. Сам Черноглаз, имевший об ингушах только те сведения, которые он вычитал из старых русских учеб­ников по географии (Деникин, например, писал в своих «Очерках русской смуты»: «В старых учебниках по географии об ингушах сказано: «Занятие ингушей — ско­товодство и грабежи». Во время гражданской войны, — продолжает Деникин, — у них превалировала, однако, последняя профессия над первой»), думал, что путем нескольких удачных чекистских операций он отучит ингу­шей одновременно и от «контрреволюционных грабежей», и от службы Богу. Черноглаз полагал, что под видом ре­лигиозных сект (секты Кунта-Хаджи, Батал-Хаджи и шейха Дени Арсанова) в Ингушетии существуют почти легальные контрреволюционные организации, неизвестные в центральной Советской России, а потому безза­конные и нетерпимые и в Ингушетии. Поэтому сейчас же после «японской операции» Черноглаз дал распоряже­ние об изъятии всех главарей указанных сект (эти рели­гиозные секты были созданы еще задолго до русской революции). Аресты главарей и основных деятелей сект произвели на ингушей исключительно удручающее впечатление. Десятки ингушских жалоб посыпались в Москву на самовольные действия Черноглаза. Даже специальная делегация, в числе которой было много соратни­ков Орджоникидзе и Кирова, ездила в Москву к Кали­нину с просьбой убрать Черноглаза, «чтобы восстановить в Ингушетии мир и порядок». Но все эти жалобы в кон­це концов возвращали на место к тому же Черноглазу «для разбора». Подобный «разбор» заканчивался обычно арестом лиц, подписавших «контрреволюционно-мулльскую клевету». Но от этого они не прекращались. По­этому Черноглаз решил объездить Ингушетию и раз и навсегда разъяснить ингушам, что он не намерен мин­дальничать с бедняками, хотя бы они и были красными партизанами в прошлом. Первый визит был сделан в Галашки. На выступление Черноглаза, буквально в духе речи Богданова в Катар-Юрте, старик Бекмурзиев отве­тил под всеобщее одобрение присутствующих: «Вот на этой самой площади, на которой мы находимся, 25 лет тому назад выступал такой же, как и ты, начальник над всеми ингушами, полковник Митник. Митник поставил перед нами от имени сардара (наместник Кавказа) уль­тиматум — сдать оружие, которого мы не имели. Митник был лично хороший человек, но царская власть была плохая. Поэтому вот таким кинжалом (старик указал на свой кинжал) я его и убил вот на этой площади, Я был приговорен к пожизненной каторге, но через 12 лет ре­волюция меня освободила. Советская власть — хорошая власть, но ты, Черноглаз, нехороший человек. Я тебя убить не хочу. Только даю тебе мой мудрый совет: уез­жай ты из Ингушетии, пока цела твоя голова. Весь народ злой на тебя. Ей-богу, убьют».

Старик говорил по-русски, говорил внушительно и го­рячо, как юноша. Вместо того чтобы действительно поду­мать над мудрым советом Бекмурзиева, Черноглаз рас­порядился об аресте «старого бандита» и поехал созы­вать очередное собрание в следующем ауле — Даттах, там повторился вариант той же картины. В тот же день вечером под Галашками, там, где дорога проходит через маленький лесок, Черноглаз был убит в своей машине. Сопровождавшие его два других работника областного комитета были отпущены невредимыми. Простреленная машина и обезглавленный труп Черноглаза остались на месте. Голову от трупа ингуши увезли с собою.

Убийство Черноглаза дорого обошлось ингушам. Первым был арестован по обвинению в организации этого убийства Идрис Зязиков, бывший секретарь Ингушско­го областного комитета ВКП(б), вместе с его женой Жа­неттой, были арестованы все его личные друзья и родст­венники. По аулам были произведены аресты среди всех тех лиц, которые числились в так называемых «списках порочных элементов» ГПУ, куда обычно заносились име­на не только бывших, но и будущих «бандитов». Главарей «заговора» против Черноглаза во главе с Зязиковым су­дили в Москве в Верховном суде РСФСР. В числе гла­варей были и физические убийцы. Сам Зязиков во время убийства Черноглаза находился в Москве на курсах марксизма при ЦК ВКП(б). Но Зязикова обвиняли в «моральной и политической подготовке» убийства своего преемника.

Террористы объяснили мотивы убийства Черноглаза всей его провокационной политикой в Ингушетии. Из одной реплики между председателем суда и одним из подсудимых ингушей родился даже анекдот общей из­вестности: на вопрос председателя суда, куда же делась голова Черноглаза, не совсем понявший вопрос ингуш от­ветил: «У Черноглаза совсем не было головы, если бы у него была голова, он не приехал бы к нам в Ингуше­тию». Подсудимые, в том числе и Зязиков, были приго­ворены к расстрелу. После личного вмешательства Орд­жоникидзе и Микояна Зязикову расстрел был заменен десятью годами. Других расстреляли.

 

X. Образование Чечено-Ингушской республики

И визит к матери Сталина

 

Как указывалось, половина 1935 года и весь 1936 год прошли в Чечено-Ингушетии спокойно. 5 декабря 1936 года, в связи с принятием новой Конституции СССР, Чечено-Ингушская автономная область была преобразована в Чечено-Ингушскую Автономную Советскую Со­циалистическую Республику. В связи с этим во всех аулах происходили национальные торжества, на которых чеченцы и ингуши выражали искреннюю благодарность власти, оказавшей им столь высокое доверие, как обра­зование автономной республики. После того как была принята и конституция Чечено-Ингушской АССР, в кото­рой были зафиксированы неотъемлемые суверенные права народа, эта благодарность перешла во всеобщее на­родное ликование. Этим двум «историческим актам» — образованию республики и принятию ее «демократиче­ской» конституции — народ придал значение, вытекающее из букв и формы обоих актов. Образование республики с конституционными правами и внутренним суверените­том подавляющим большинством народа, в особенности интеллигенцией, было понято не только как расширение прав народа, но и как долгожданный конец произволу НКВД. Неподдельную радость народа делили и женщи­ны-чеченки, надеявшиеся теперь на спокойную жизнь своих мужей и сыновей. Обычно чуждые политике и об­щественной жизни, благодарные чечено-ингушские жен­щины-матери, на этот раз уже по собственной инициати­ве, составили весной 1937 года женскую делегацию Чече­но-Ингушской республики во главе с Аминат Исламовой и направили ее в Тифлис, чтобы лично отблагодарить мать Сталина — Кеке Джугашвили за «отеческую заботу о чечено-ингушском народе» ее сына. Делегацию, привезшую ей богатые подарки из национальных изделий, Кеке приняла весьма торжественно в бывшем дворце на­местника его величества на Кавказе Воронцова-Дашко­ва. На щедрые похвалы чеченок по адресу ее сына Кеке ответила многозначительно: «Желаю каждой матери иметь такого сына!» Как это пожелание, так и посещение Кеке чечено-ингушской женской делегацией дали повод центральной прессе петь высокие дифирамбы по адресу «великой матери».

Сама же мать Сталина заверила делегацию, что она попросит сына, чтобы он и впредь был «ласковым с братьями кистинцами» (грузины называют чеченцев и ингушей кистинцами). «Ласки сына» и истинное значение сталинской Конституции Чечено-Ингушской республики сказались уже летом того же года в грандиоз­ной военно-чекистской операции, которая была произве­дена по всей республике. Эта «всесоюзная чума» — ежовщина докатилась до чечено-ингушских гор, но в масштабе грандиозном и в формах, превосходящих всякие челове­ческие фантазии.