Замечания относительно алгедоническрй цепи.

Внутренние линии на рис.45 и представляют алгедоническую цепь. Люди, смотрящие телевизор, не контактируют непосредствен но с правительством. Главными методами для осуществления этого процесса повсеместно выступают:

плебисциты;

опросы общественного мнения;

установка компьютеров во внутренних системах связи для по­лучения общей реакции народа, обработки таких данных и публичного их представления затем на экранах телевизоров.

Только третий метод осуществляется в реальном времени. Кроме того, против каждого метода есть свои возражения. Каждый порож­дает свои структурные вопросы. Дело в том, что:

люди попадают в положение, когда им приходится отвечать на вопросы, на которые им не хотелось бы отвечать (или, по крайней мере, не в такой форме), и таким образом они якобы поддерживают политику, которую в действительности не одоб­ряют;

люди не могут комментировать вопросы, поставленные перед ними нечетко;

люди могут недостаточно знать предмет, чтобы грамотно уча­ствовать в таком процессе;

люди могут избегать честного ответа из боязни быть узнанны­ми или пострадать из-за этого;

вся система может быть использована как гигантская машина, обучающая народ считаться с определенными ограничениями

(некоторые авторы в США выступают за это). Достоинства та­кого метода, например в случае рекомендации изменить ха­рактер питания для удовлетворения возможностям снабжения, могут легко перевешиваться потерей свободы...

Все это серьезные возражения.

Алгедоническая цепь работает, используя неаналитическую, без­размерную шкалу "кнута и пряника". Она использует мозг человека в качестве компьютера, структурируемого и программируемого ин­дивидуально, и его жизненный опыт, чтобы получить результат, по­казывающий меру его удовлетворения, который не должен подвер­гаться "рационализации".

Таким образом, наконец-то предпринимается попытка создать из­меритель для аристотелевского представления о "государстве всеоб­щей удовлетворенности". Такой алгедонический измеритель (он по­казан на рис.45) является алгедоническим прибором, с его встроен­ными сегментами, окрашенными в разные цвета. Тогда нажим его центральной кнопки изменяет соотношение хорошо-плохо на его па­нели и электрический поток в цепи, в которую включен такой при­бор.

Любой обладатель алгедонического прибора устанавливает его по­казание перемещением стрелки по непрерывной шкале между пол­ным удовлетворением и полной неудовлетворенностью. Он или она при этом не должны ничего объяснять — только реагировать алгедо-нически, что люди, судя по всему, делали всегда.

В таком случае требуется найти помещение, установить набор те­лекамер и надлежащим образом подобрать группы людей, использующих такие приборы (скажем, втроем). Остальные части предлагаемой нами структуры Народного собрания приведены на рис.45.

Тоща во время трансляции степень удовлетворенности народа де­монстрируется в телестудии так, что любой (находящийся в студии докладчик, как и весь народ) может это видеть. Студийный алгедо­нический прибор приводится в действие суммой показаний всех дру­гих приборов, находящихся у граждан.

Тем и заканчивается функция алгедонической цепи. Такова, по-видимому, система, отвечающая всем упомянутым ранее критериям. Она практична и дешева.

Стоит упомянуть, что такую систему, ограниченную технически­ми возможностями своего времени и, следовательно, формой ее осу­ществления, уже пытались реализовать. Она была подвергнута массе шумных и противоречивых комментариев.

"Этим предлагается создать новую систему учета реакции обще­ства с тем, чтобы дать удобный и законный выход общественному давлению по вопросам, которые о себе уже заявили. Такое давление создает политическую силу, которая в пределе может опрокинуть правительство".

Такими словами завершилась вторая моя работа, законченная в марте 1972 г.

 

Алгедоническое соучастие

Упомянутая экспериментальная идея привлекла к себе большое. внимание. Дело в том, что она отвечала необходимости, ставшей ре­альной в политическом смысле, и как предсказанное кибернетиче­ским анализом средство обеспечения баланса разнообразия, что ощущалось всеми, начиная с Альенде и далее по иерархии руковод­ства страной. В некоторых развитых странах вынашивались планы оборудовать жилища граждан приставками к телефонам, которые позволили бы гражданам как респондентам "голосовать в ответ на вопросы, поставленные в телепередачах. Однако эти планируемые системы работали бы в двоичной системе счета, а не как аналого­вые, а их modus operendi (способ действия) обладает всеми перечис­ленными ранее недостатками. Более того. такие системы связыва­лись с коммерческими интересами как способ "мгновенного изуче­ния рынка", а их сторонники, по-видимому, не учитывали неизбеж­ных политических последствий введения подобной технологии, с какой бы целью она не вводилась. Демократии будет причинен ущерб вследствие внедрения технических достижений для создания преиму­ществ одним, поскольку этим нарушается баланс разнообразия. За этим кроются глубоко реакционные последствия для любой возмож­ности реформы демократического процесса, когда техника использу­ется в подобных интересах.

В Чили было не так. Мне удалось связаться с институтом CERN, занимающимся социологией, и доработать эти концепции вместе с двумя ведущими социологами страны. Прототип страны алгедониче­ского соучастия из десяти приборов, измеряющих алгедоническую реакцию, связанных единой цепью через большое суммирующее их показания устройство, был создан в Великобритании моим сыном Симоном Биром (инженером-электриком) и доставлен в Чили с экс­периментальной целью. Поскольку такой прибор на месте его уста­новки мог срабатывать по любому поводу и в любое время, сумми­рующее устройство должно было хорошо охлаждаться, чем и ограни­чивались все связанные с ним технические трудности.

Вверху на рис.45 располагается прямоугольник с надписью "Рабочее заседание правительства”, транслируемое по телевидению. Действующий в то время канал общей телевизионной системы (ка­нал 13) находился в руках политической оппозиции. Этот канал, ко­торым можно было воспользоваться для наших экспериментов в об­ласти социальной демократии, был, по моему мнению, явно перегру­жен. Вот теперь становится понятным, почему мы оставили пустой одну из стен в ситуационной комнате — на ней предполагалось по­местить алгедонический измерительный прибор. Идея сводилась к тому, что Народное собрание (электрофицированное), члены которо­го рассеяны по всей стране, получают возможность участвовать в решении вопросов, поставленных в передачах, ведущихся из этой студии, не путем ответов на эти вопросы, поскольку такой метод ве­дет к логическому снижению их значимости и политической демаго­гии, а путем непрерывной регистрации общих показателей удовлет­воренности текущими событиями. Необходимо подчеркнуть, что по­казания измерительного прибора могли бы видеть не только присут­ствующие в студии, но и все граждане, мнение которых учитывает­ся.

Практический вопрос о том, как наилучшим образом реализовать эти идеи, и о том, как проводить эксперимент, увы, не был доведен до конца к тому времени, как пало правительство Альенде. Если кратко отчитаться, то обнаружится наличие кибернетических слож­ностей, которые всегда возникают, когда информационные цепи за­мыкаются на себя, а также необходимость поиска решений уравне­ний разнообразия в условиях отсутствия "каналов" коммуникации в обычном понимании этого термина. Наш эксперимент должен был касаться управления предприятием, на которое должно постоянно влиять мнение его работников, использующих алгедонические цепи.

Предположим, что небольшая группа образует рабочий орган, ру­ководящий частью завода. На стене располагается наш алгедониче-ский измерительный прибор. С полным спокойствием мы устанавли­ваем показание нашего измерителя где-то посередине между высо­ким и низким уровнями удовлетворенности. Подобные же измери­тельные приборы устанавливаются на других участках завода, а большой обобщающий измеритель располагается при входе на завод и в кабинете главного руководителя. По причине всеобщего раздра­жения из-за срыва в снабжении сырьем для станков мы договори­лись установить показание удовлетворенности на низкой отметке. К концу рабочего дня мы видим, что суммарный измеритель показа­ний завода регистрирует высокий уровень удовлетворенности. Тогда не слишком ли мы поторопились и должны согласиться с всеобщим мнением? Или наши товарищи по работе ослеплены уговорами руко­водства, и не следует ли нам, тогда открыть им глаза и начать борь­бу за лучшую организацию дела? Такое измерительное устройство позволяет точно выразить результат непрерывного диалога в среде самих рабочих относительно степени их общей удовлетворенности условиями труда, что иначе трудно выделить из повседневного брюз­жания.

Более важен, однако, факт абсолютной уверенности рабочих в том, что высшее начальство знает теперь степень удовлетворенности им, зарегистрированную суммирующим устройством. Босс знает, что они это знают, что он знает. Рабочие знают, что босс знает, что они это знают. Предполагается, что требуемое разнообразие будет посте­пенно достигнуто с помощью такой алгедонической замкнутой схе­мы, содержащей не более одной цепи, образованной низковольтным проводом в качестве "технического" канала системы. Если все изложенное хорошо усвоено, то можно теперь, как предполагалось ранее, распространить эти рассуждения на сценарий правительства всей страны. Представьте себе группу, решающую какую-то пробле­му в ситуационной комнате в присутствии телевизионных камер. Представьте себе далее алгедонический измеритель, показывающий падение популярности предполагаемого решения обсуждаемого воп­роса, когда зрители знают и заседающие знают, что зрители знают... Можно ожидать тогда увеличения положительной обратной связи при таком способе участия, которое может вполне способствовать бинарному решению при аналоговом результате на входе: именно так и работает наша нервная система.

Все это ставит ряд проблем, но они не технического и не экономи­ческого характера. Ныне предпринимаются психологические иссле­дования для определения того, как "правила игры" сказываются на истинном поведении участников. Предложены социологические и де­мографические методы проведения оценок в типичных случаях, ка­кова должна быть логика подбора участников. Рассмотрению подле­жат и политические вопросы, в частности, обеспечения безопасности страны; однако опасность ограниченной баллотировки и необосно­ванного давления всегда при нас, а новые технические средства от­нюдь не всегда избавляют нас от этих недостатков. Во всяком случае я надеюсь, что новые эксперименты в этой области будут проводить­ся в разных местах. Например, такой простой опыт, как установка в зале заседания своей алгедонической системы. Тогда спрашивается, стал бы оратор постепенно угасать и раздражаться по мере того, как показатель сумматора алгедонических оценок постепенно падал на глазах у всех?

Предварительный эксперимент в этом духе предпринимался в Чи­ли группой, состоящей примерно из 15 человек. Напомним, что экс­периментальное алгедоническое кольцо состояло из десяти измери­тельных приборов, а также отметим, что "предметом" исследования служили товарищи по разработке проекта. Лектор выступал с докладом на интересную и касающуюся всех тему, а его друзья быс­тро научились обращаться с системой. Они, например, устраивали сговор с тем, чтобы "сбросить" лектора с трибуны, изменяя их пози­тивную реакцию на негативную. Но если коалиции не разрешены в демократических собраниях (сравните это с доводами о проведении тайного голосования при решении профсоюзных дел), то результат может быть бесплодным. Самый полезный результат этого ограни­ченного эксперимента свелся к замечанию лектора, чувствовавшего известное неудобство от знания общественного комментария на его выступление. Как показал его опыт, "изолированные докладчики ве­дут себя обычно бесстрастно, поскольку у них нет ни малейшего представления о реакции аудитории". Такое утверждение может быть вполне справедливым.

Более глубокое рассмотрение проблемы для крупномасштабной аудитории, такой как Народное собрание, сводится к решению воп­роса о задержке во времени ее реакции, вызванной способностью людей разбираться в приемлемости предлагаемого решения. Не станем отметать ее как относящуюся к следующему веку, поскольку кибернетика демократии уже с нами несмотря на более совершен­ную технику, которая в большей мере фактически способна упро­щать, чем углублять решение проблемы. Трудно сказать, лучше или хуже мгновенный ответ нажатием на кнопку, ведущий к ускорению принятия решения, чем более замедленная реакция на проблемы, отошедшие в историю. Следует поразмышлять и о способности ки­бернетики разработать функцию обратной связи, корректно учиты­вающую временное отставление, поскольку подобную консультацию довольно трудно реализовать в условиях ничем не ограниченных комментариев средств массовой информации, вполне справедливо весьма высоко оцениваемых публикой. В настоящее время проводит­ся множество исследований в области социальной кибернетики, и в них огромная нужда, поскольку практикуемые ныне проверки и оп­росы (какими бы они ни были) позволяют менять места их проведе­ния, с помощью электронных устройств новых поколений, врываю­щихся в сферу общественных коммуникаций. Между тем мне вспо­минаются слова покойного Р.Кроссмана, который заявил мне, поки­дая свой пост вслед за падением его правительства: "Я наказан по­тому, что принял на себя вину за глупые решения моего предшест­венника, но тот, кто меня сменит, заработает славу на том, что я решил мудро". Заметьте не только отсутствие резона в такой жало­бе, но и легкость, с которой такое мнение (как и ранее критиковав­шаяся нами экономическая политика) оборачивается безнадежно за­поздалой реакцией.

Глас народа

У людей есть право голоса. Однако каналы для прямого выраже­ния их мнения, как мы знаем, сильно его ослабляют, а только что описанная нами схема предназначена для того, чтобы восстановить возможность быстрого выражения всего разнообразия мнений наро­да. Однако есть и другие средства его выражения.

Во-первых, это роль художника, поэта и музыканта как вырази­теля всеобщих чаяний, важность которых широко признается всеми политически сознательными народами. С творческими людьми в Чи­ли я проводил каждую свободную минуту в основном для собствен­ного обогащения. Тем не менее никто не сомневается (хотя меньше всего это осознают сами творческие работники) в том, что они игра­ют важную роль в политической борьбе. Снова подчеркнем, что с кибернетической точки зрения они служат усилительным элементом в замкнутой цепи оценки общественного мнения. Произведения ис­кусства — рисунок, скульптура, живописное полотно, маршевая ме­лодия или народная песня — фокусируют эмоции, выбирая их из огромного разнообразия, которое именно из-за его гигантского числа трудно оценить любому, кроме, вероятно, талантливого наблюдате­ля. Если выбор сделан точно, то люди связывают себя с произведе­нием искусства, усиливая его эффект своим всеобщим признанием.

Это особенно очевидно в песне, поскольку все могут принять уча­стие в ее живом исполнении.

Более того, в искусстве мы наблюдаем системные эффекты (в дан­ном случае стремительный рост отрицательной энтропии политиче­ского пробуждения) при отсутствии интерактивных "каналов", свя­зывающих творческого работника с публикой. Даже если его пер­вичное послание не очень четко политически выражено, как бывает в песнях протеста, достаточно того, что оно отражает широко рас­пространенное настроение. Но если творческий человек сможет удачно сфокусировать голос народа, то, как всегда бывало, он может вложить в его уста и нужные слова. Тогда творческий работник вполне сознательно принимает на себя и ответственность. Как ни странно, но наука, ставшая в значительной мере обособленной уси­лиями богатых и властных элементов нашего общества, вошла в число мишеней деятелей искусства. Каждый из них создает свою "Гернику". С моей точки зрения, и это я постоянно пропагандировал в творческих кругах, наука, как и искусство, является частью насле­дия человечества. И если она обособилась, то должна быть возвра­щена на свое место и использоваться людьми как принадлежащее им наследство, а не безропотно капитулировать перед теми, кто обрек ее на производство средств дальнейшего угнетения (военным или экономическим путем).

Во-вторых, голос народа можно заставить с помощью элементар­ной современной техники вторично звучать в его ушах. Стало обыч­ным делом во всем мире видеть тех, кто живет в экономически бед­нейших регионах, потеряв надежду и волю улучшить свое положе­ние. Сидят они на порогах своих домов, говорят один другому, что ничего нельзя поделать, надеясь, что в один прекрасный день поя­вится правительственная программа, которая спасет их от нищеты и безнадежности. В Канаде, кстати сказать, мне пришлось иметь дело с проектом, известным под названием "Клич к перемене" (Challenge for Change), когда группы молодых социалистов и работников кино предприняли попытки привлечь население восточного побережья Ка­нады к улучшению их собственного бедственного положения. Для реализации этого проекта, поддержанного министерством науки и техники и Национальным бюро кинофильмов, создавался фильм с помощью мобильной ручной киноаппаратуры. После того как фильм был смонтирован, его показали людям этого бедствующего сообщест­ва, которые до этого единодушно заявляли, что "сделать ничего нельзя" и "никто нам не поможет"; фильм оказался интересным, и все поняли, что кое-что все же можно сделать...

Это краткие заметки существенно упрощают проблему и не пре­тендуют на точное изложение канадского проекта. Однако такой подход мог кое-что предложить и для Чили, когда мы стали изучать роль коммуникации в обществе. Я тогда предложил привлечь к это­му проекту канадских социологов из числа желающих принять уча­стие в эксперименте. Ответ их был восторженным. Однако шли месяцы, а я не мог получить соответствующего оборудования, хотя нуж­дались мы в немногом. К этому времени мы столкнулись с жесткой технической и экономической блокадой Чили.

"Наставление"

Последняя составляющая нашего Народного проекта, успешно ре­ализуемого на втором этапе, начала разрабатываться бок о бок с проектом Киберсин и называлась нами "Наставление". Идея его со­здания возникла по ходу моей беседы с Фернандо Флоресом. Если считать, что мы начали понимать кибернетику правительственного управления, и если мы добиваемся пересмотра всего этого процесса, то следовало сформировать "Наставление", изложить в нем ключе­вые принципы государственного управления так, чтобы любой мог их понять.

Размышляя над этим требованием, я счел, что таких принципов должно быть семь плюс-минус два, поскольку именно такая цифра столь часто фигурирует как предел способности человеческого мозга различать разнообразие. С ошибкой в сторону большей надежности я решил, что нечто полезное можно изложить и в пяти принципах...

Ах, да, ведь в каждой жизнеспособной системе пять подсистем. Размышляя в этом направлении, я начал анализировать самое суще­ственное в каждой подсистеме с первой по пятую с точки зрения ря­дового гражданина: в чем чаще всего происходят ошибки при рас­смотрении конкретного дела и как следовало бы действовать пра­вильно.

Я написал пять эссе для себя, строго их отредактировал, обсудил каждый из принципов со всеми, кто мог мне помочь, и, что особенно важно, с лидерами рабочих из числа не сильно обремененных глуби­нами мудрости. В итоге я получил пять принципов, каждый выра­женный одной кибернетической фразой, каждый относящийся к од­ной подсистеме, хотя и несколько в другом порядке их номеров (в порядке 5, 2, 1, 3, 4). Далее следуют эти пять кибернетических утвер­ждений.

Первый принцип:

Система 5 при народном правительстве не может состоять из эли­ты правящего класса: она должна воплощать всю массу народа.

Второй принцип:

Решающее обстоятельство — скорость реакции в случае сложного сервомеханизма; особенно помните о сглаживании колебаний систе­мен 2.

Третийпринцип:

Технология управления разнообразием позволяет создать гомеостатичсские подсистемы, подчиняющиеся закону о требуемом раз­

нообразии, и определить рекурсию метасистем, этим обеспечивается автономия системы 1.

Четвертый принцип:

Командовать — не значит просто пользоваться властью, как не значит перегружать центральную ось и ее устройства снижения раз­нообразия. Система 3 передает власть и отчетность на элементный уровень и следит за синергетическими преимуществами, наблюдая в целом за системами 1.

Пятый принцип:

Особое внимание должно быть уделено Системе 4, иначе система 5 станет вести себя как система 3 и тогда вся структура мышления фирмы рассыпается; вместо адаптации и самоопределения мы столк­немся с кризисом управления.

Таким оказался кибернетический смысл "Наставления", но после этого потребовалось изложить его обычным языком, чтобы довести до народа с помощью брошюр, листовок, плакатов и (как я надеял­ся) песен. После многих попыток такого перевода я в конце концов подготовил буклет, названный "Пять принципов для народа на пути к хорошему правительству", который был издан в начале 1972 г. Он начинался с заявления, под которым, как я надеялся, подписался бы сам президент Альенде: "Минуло два года после революции за право собственности. Пришло время начать революцию в управлении страной". Такой призыв приурочивался к официальному открытию ситуаци­онной комнаты, позволяющей все движение за борьбу с бюрокра­тией сделать очевидным всем и повсеместным. Каждый из пяти принципов сопровождался пожеланием в двух формах: ПРЕКРА­ТИМ существующую практику, НАЧНЕМ пользоваться новой. И везде следовало "Все должны думать о том, что изменить к лучше­му" как определение, способствующее достижению цели, имеющее, пожалуй, более широкий смысл. Были подготовлены соответствую­щие рисунки, иллюстрирующие пять принципов, а сам буклет восп­роизведен как приложение к данной главе.

Упоминая о "переводе" (а именно, с языка кибернетики на обыч­ный язык общения в пределах культурной нормы англичанина), нельзя не сказать и о необходимости второго перевода (чего я и не пытался сделать) — перевода на испанский с учетом чилийской культуры и включая в него несколько политических моментов. Те­перь трудно сказать, было ли доведено это дело до конца и опубли­кован ли такой буклет, другие события захлестнули нас... Однако в то же самое время я решился обсудить возможность создания песни на эту тему. Как уже шпорилось, музыка важный усилитель в сис­теме культуры.

Центральной фигурой среди музыкантов, с которыми я встречал­ся, и мы стали друзьями, был знаменитый фольклорист Анхель Пар-ра. Поначалу он страшно удивился тому, что я ожидаю от него пес­ни о научном долге народа, полагая едва ли подходящей такую тему для фольклора; Наблюдая, однако, с большим интересом за развити­ем нашей работы, он в конце концов согласился. В его "переводе" нашего "Наставления" кибернетические особенности комментариев к пяти системах переплелись с политическим призывом к реформе;

они каким-то образом отражали и все пять принципов, и текущие события, и всеобщие заботы. А два основных призыва нашего на­ставления решительно звучали в припеве хором:

Давайте остановим тех,

Кто не хочет, чтобы народ

Победил в борьбе.

 

И давайте вместе

Поддержим науку, Пока мы сила

или лучше, как в оригинале:

Hay que parar al que no quiera que el pueblo gana esta pelea

hay que junar toda la ciencia antes que acabe la paciencia

Анхель Парра назвал свою песню "Letania para una computadora у para un nino que vad nacer", что в переводе звучит как "Проповедь для компьютера и еще неродившегося ребенка". Тема выбрана вер­но, и по мере того, как будет проявляться влияние микропроцессо­ров, она останется темой, на которую людям надлежит обращать все большее внимание. Поскольку обработка информации с помощью компьютера с любой целью становится исключительно дешевой, масса людей может в принципе избежать скучной, монотонной рабо­ты, но поскольку кибернетику технико-социальных перемен не по­нимают ни правительство, ни народы, то скорее всего на деле массы людей будут "освобождены" от интересной для них работы...

 

Внешние обстоятельства

По мере того, как шел 1972 г., экономика Чили угасала из-за осадного положения. Сколько же нелепости в том, что при миллио­нах глаз во всех частях света, излучающих поддержку чилийскому эксперименту, их правительства и ведомства, которые, как предпо­лагается, выражают мнение этих либерально настроенных наблюда­телей, с нескрываемой враждебностью оказывали всяческое сопро­тивление становлению демократии в Чили, лишая ее всего — от фи­нансовых кредитов до продуктов питания; ее метаболизм "обмен ве­ществ" нарушился, оставшись без самого необходимого вплоть до за­пасных частей, программного обеспечения и экспертизы; буквально и метафорически те, кто раньше процветал, съедали семена, которые им надлежало сеять (побуждаемые к этому внешними силами). По еще больше нелепости в том (если оглянуться теперь назад), что каждый успех, достигнутый- Альенде, каждое его достижение в гла­зах народных масс (что обеспечило массовую поддержку его полити­ке на выборах) приводили к снижению вероятности, что чилийскому эксперименту позволят продолжаться, коль скоро он становится все большей угрозой для западной идеологии.

Центральным моментом в такой судьбе экономики, как и предпо­лагалось (см.гл.16), стала проблема международной торговли. Как упоминалось, получение страной от доходов внешней торговли пря­мо связано с экспортом ею меди, и нам пришлось наблюдать такое зрелище, когда "корабль-призрак", полный меди, подходил к одно­му европейскому порту за другим, не получая разрешения на раз­грузку. (При этом заявлялось, что чилийское правительство отказа­лось выплатить компенсацию владельцам за национализированные им предприятия медной промышленности. На самом деле чилийское правительство подсчитало баланс иностранных капиталовложений в эту отрасль и доходы, вывезенные иностранным капиталом из стра­ны, и подняло вопрос о том, кто же и кому что должен на самом де­ле.) Оставляя в стороне разбирательство того, кто тут прав, отме­тим, кстати, абсурдность "общенационального плана", согласно ко­торому предполагалось вложить большую часть получаемых из-за границы средств в медную промышленность. Такая стратегия, как мы уже знаем, была уязвима, но она не имела экономического смысла. Ситуацию здесь прояснил результат моделирования, полу­ченный с помощью программы Чеко, несмотря на всю ее "ненадеж­ность". Эта программа продемонстрировала, в каком темпе при су­ществующем внешнем давлении должна изменяться экономика стра­ны для достижения желаемого результата по сравнению с тем, что дало бы вложение капитала в медную промышленность.

За этим скрывалась настоящая дилемма. С точки зрения ответст­венных работников Чили, было бы чудовищным не вкладывать в медную промышленность максимум средств, получаемых за счет внешней торговли. Не в этом ли была основная ошибка американ­ских владельцев? Национализация проводилась как признание не только экономической целесообразности эксплуатации этого исклю­чительного национального ресурса, но и как следствие десятилетнего пренебрежения капиталовложениями в эту отрасль. Выборочная вы­работка, плохое содержание оборудования, пренебрежение развитием структуры отрасли уже привели ее в катастрофическое состояние — таковы были основные отрицательные следствия ино­странного владения.

Как помнится, члены основной группы немедленно приступили к исследованию проблемы на примере пяти различных ее подотраслей, используя кибернетические принципы, которые показали, что капи­таловложения в медную промышленность, в прошлом обеспечивав­шие максимальную часть дохода за счет внешней торговли, приво­дили к положительной обратной связи (а не просто к обмену) в чи­лийской экономике. Более того, сказанное в последних фразах в то время имело собственную ценность. Эта история отлично отображает общую политическую двойную слепоту. Какой смысл заниматься перспективным планированием, проводимым при абсолютной неза­интересованности в судьбе будущих поколений и безразличии к ней, если неизвестно, сохранится ли страна в ближайшее время, а буду­щее ее тем более туманно? Или, напротив, есть ли смысл для буду­щих поколений в том, чтобы наследовать отрицание их интересов в пользу быстрого восстановления страны, чтобы обеспечить само ее существование? Так или иначе, но вся эта дилемма нашла свое еди­ное выражение в застольной песне, написанной Анхелем Парра Barque Phantasmo о корабле-призраке, загруженном медью, кото­рый никто не смел разгружать. Альенде одобрил песню и потребовал записать ее на грампластинку с тем, чтобы подарить ее всем членам Организации Объединенных Наций, на ассамблее которой ему пред­стояло вскоре выступать. Но фирма грамзаписи в это время проводи­ла забастовку.

Как упоминалось, группа Чеко взялась и создала предваритель­ную модель инфляции, и мы с ее помощью хотели понять природу и риск гиперинфляции. В учебниках тех времен (напомним, дело было в 1972 г.) утверждалось, что такое не может выдержать ни одна страна. Я соответственно разработал системно-теоретическую модель экономического регулирования денежного обращения, тщательно ее проверил при помощи видного английского экономиста, который поддержал мой подход к проблеме, и попытался использовать эту модель в рамках работы группы Чеко. Кибернетика денежного обра­щения, по-видимому, была совершенно чужда кибернетике свобод­ного общества, как это продемонстрировал чилийский эксперимент (что я могу сегодня показать на любой другой стране), поскольку регулирующий инструмент, вошедший в модель того, что должно ре­гулироваться в таком обществе, исключает рост разнообразия как средства адаптации и эволюции любой изменяющейся экономики.

Напомним теорему кибернетики, согласно которой регулятор счита­ется эффективным только в той мере, в какой его модель адекватна тому, что подлежит регулированию. Тогда станет видно, что монета­ризм исключает разнообразие реального экономического мира как следствие регулирующей его модели, неспособной охватить большее. Только разнообразие может справиться с разнообразием: закон Эшби выполняется либо увеличением регулирующего разнообразия, для поглощения Эволюционизирующего разнообразия, либо ограни­чением уроков эволюции до тех пор, пока разнообразие в экономике не станет соответствовать разнообразию регулятора, обладающего единственным регулирующим качеством — эмиссией денег, как это признается идеологией статус-кво.

Придя к такому заключению, я активизировал поиски новых и эволюционных областей чилийской экономики, используя которые чилийская экономика могла бы быстро восстановить приток ино­странной валюты к страну. Это, конечно, означало обращение к дру­гим национальным ресурсам, кроме меди, а также к решению про­блемы расширения ассортимента чилийских товаров, которая давно и серьезно рассматривалась правительством. Здесь я обнаружил три возможности, на которые стоило бы опереться. Первый ресурс — это произведения народного искусства. Весьма вероятно, они нашли бы растущий спрос в разных странах, живущих в утомительном однооб­разии архитектуры, броских, но безвкусных вещей; им можно было бы противопоставить товары народных умельцев, использующих на­родные традиции, символизм, богатство выработки и цвета. Вторым оказалось вино. Чили производит огромное количество вина, но страна сама потребляет лучшие его сорта, экспортируя лишь самые дешевые в сравнительно скромных количествах. Есть здесь и Инсти­тут виноделия, и по всеобщему убеждению, чилийские вина — на­следники французских традиций, единственные в мире производи­мые из винограда, которому удалось избежать эпидемии филоксеры в конце XIX столетия. Третьим ресурсом оказались 3 тыс.миль бере­говой линии и рыба в омывающем ее океане, в частности анчоусы.

При поддержке других членов основной группы были установлены соответствующие контакты во всех трех областях. Сложным оказа­лось дать количественное выражение возможностей народных умель­цев; однако вскоре появились надежные факты и практические воз­можности, чтобы скелеты двух других идей обросли плотью. Более того, вскоре выяснилось, что в стране скопилась гора железного ло­ма, готового к немедленному экспорту. Я вернулся в Европу, воору­женный соответствующими досье и заверением, что два полномоч­ных представителя министерства экономики прибудут ко мне в лю­бой момент для решения вопросов.

Получилось так, что в течение этого периода я стал партнером (одним из пяти) консорциума (теперь распущенного), созданного с целью содействия деятельности крупнейшего международного пред­приятия в Чили. В числе других партнеров значились юрист-международник, физик и бывший дипломат, иностранный банкир и извест­ный профессор экономики. Все мои партнеры располагали обширны­ми связями во всем мире по областям их специализации, а наш план (который, как оказалось, далеко опережал время) сводился к тому, чтобы обеспечить синергетическое развитие крупномасштаб­ных проектов, привлекая для этого любых нужных специалистов. Казалось, что проект рыболовства предлагает идеальную перспекти­ву для привлечения к его реализации подобных участников. Пока я занимался агитацией в пользу продажи металлолома (и обнаружил, что картель в области черной металлургии в Европе стал значитель­но более мощным, чем 10 лет тому назад, когда я оставил эту от­расль) и одновременно пытался учредить рынок для чилийского вина средней цены в Великобритании (при существенном преимуществе в цене и качестве чилийских вин по сравнению с аналогичными фран­цузскими), мои партнеры рассматривали рыбный проект.

Японцы в то время на своих мощных судах уже ловили рыбу в прибрежных чилийских водах к огорчению чилийских рыбаков, об­виняющих японцев в нарушении территориальных границ. Наша идея сводилась к тому, чтобы арендовать большие корабли, которые могли бы непрерывно производить рыбное филе прямо в море. Мы не видели в этом никаких трудностей: казалось, что такие корабли можно за известную цену арендовать, и при этом не потребуется что-то делать на берегу. Готовый продукт, вероятнее всего, можно будет продавать Китайской народной республике. С Китаем могли возникнуть свои юридические и политические проблемы, но два уполномоченных вести переговоры были убеждены в их разрешимо­сти.

Ни одному из этих планов не суждено было созреть, и нельзя ска­зать точно почему, поскольку всякий раз переговоры загроможда­лись не