Маркс, энгельс, Ленин О переводе

 

Соображения, высказанные Марксом и Энгельсом о вопросах перевода и в большинстве ставшие известными широкому кругу читателей только в советское время, относятся к периоду с 1840-х по 1880-е годы, а замечания Ленина — к последним годам XIX столетия и первым десятилетиям нашего века. По глубине своего содержания, по конкретности и практической остроте они, как и всё наследие классиков марксизма-ленинизма, обладают самой живой актуальностью1.

 

 

МАРКС И ЭНГЕЛЬС О ПЕРЕВОДЕ

 

Как мы видели, мысль о возможности полноценного перевода высказывалась в той или иной форме целым рядом поэтов и ученых XVIII-XIX веков, которые, однако, не пытались доказать и обосновать ее. Для того, чтобы стало возможно научное обоснование принципа переводимости, необходимо было совершенно иное понимание языка, чем то, какое обуславливалось идеалистическими взглядами, господствовавшими в филологии XIX века. Новое понимание языка могло принести то определение, которое Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» дали понятию «язык», охарактеризовав его как «практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание»2 и указав на то, что «подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми»3.

В другом месте того же труда авторы указали на то, что «язык есть непосредственная действительность мысли»4 и что «ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства, что они — только проявления действительной жизни»5. Эта характеристика языка указывает на возникновение языка из потребности в общении и на связь его с действительной жизнью. Именно то, что язык связан с действительностью, что он (так же как и мысль) служит проявлением действительной жизни, делает выражаемое им содержание общезначимым (ибо оно связано с действительностью, проявляющейся в мысли и в языке у других людей).

Новое, марксистское понимание языка открывало новые перспективы и для исследования вопроса о соотношении между разными языками, а, стало быть, и о возможностях перевода. Кроме того, сохранился ряд высказываний Маркса и Энгельса, в конкретной форме отражающих их взгляды на перевод. Эти высказывания Маркса и Энгельса, в целом довольно многочисленные, рассеяны по их книгам, статьям, переписке и в большинстве представляют собой частные, но всегда принципиальные замечания по поводу отдельных переводов.

Все они имеют практический характер и основаны на четких теоретических положениях, представляющих определенную систему. То обстоятельство, что они относятся к области общественно-политической литературы, не ограничивает их значения, не сужает круга тех явлений, к которым они могут быть применены, ибо они касаются прежде всего основных вопросов работы над языком перевода. А в общественно-политической литературе (и прежде всего в произведениях классиков марксизма-ленинизма) мастерство языка играет такую большую роль, что оно ставит переводчику особо сложные задачи.

И Маркс, и Энгельс, как известно, отличались исключительной лингвистической образованностью и знали много языков.

«Маркс читал на всех европейских языках, а на трех — немецком, французском и английском — и писал так, что восхищал людей, знающих эти языки... Когда Марксу было уже 50 лет, он принялся за изучение русского языка и, несмотря на трудность этого языка, овладел им через какие-нибудь полгода настолько, что мог с удовольствием читать русских поэтов и прозаиков, из которых особенно ценил Пушкина, Гоголя и Щедрина»1.

Энгельс, помимо немецкого, а также французского и английского языков, писал на испанском, португальском, итальянском. Кроме того, и Маркс, и Энгельс глубоко знали классические древние языки. Знание языков у них было не только практическим, но и теоретическим, высоко подымаясь над общим уровнем филологических знаний того времени. Недаром Энгельс создал новаторское лингвистическое исследование «Франкский диалект».

С переводом и Маркс, и Энгельс многократно сталкивались практически — в собственной деятельности. Их произведения переводились на большинство европейских языков, некоторые же, написанные первоначально на французском (например, «Нищета философии» Маркса) или английском (например, Введение к английскому изданию «Развития социализма от утопии к науке» Энгельса), переводились затем на немецкий язык и существуют в авторизованных ими переводах. И Маркс, и Энгельс нередко выступали редакторами перевода своих произведений: так, например, Маркс редактировал французский перевод «Капитала», Энгельс — английский перевод «Манифеста Коммунистической партии». Эти переводы соединяют в себе точность в передаче содержания и огромное богатство стилистических средств того языка, на котором сделан перевод. Эти переводы читаются, как оригинальные тексты — настолько велика свобода, с которой и Маркс, и Энгельс владеют другими языками и которая позволяет им находить полноценные средства для передачи подлинника.

Маркс в «Капитале», а Энгельс в «Положении рабочего класса в Англии» выступают как переводчики многочисленных цитатизанглийских источников. Энгельсу принадлежит перевод из Шарля Фурье1. Занимаясь русским языком, Энгельс сделал ряд словарных записей к «Евгению Онегину» и «Медному всаднику» Пушкина и прозаический перевод 1 -и главы «Онегина»2. Кроме того, Энгельс оставил и целый ряд поэтических переводов («Король Пар», «Барин Тидман»). Маркс и Энгельс как переводчики и как редакторы переводов — это тема большого самостоятельного исследования, в результате которого, на основе опыта их работы, смогли бы быть сформулированы ценнейшие обобщения. Но в рамках этой главы рассматриваются лишь их высказывания о переводе.

К вопросам перевода Маркс и Энгельс подходили конкретно, практически, и одним из их основных и постоянно повторяемых требований к переводчикам являлось требование полного понимания и безукоризненной передачи смысла оригинала и, в частности, правильного обозначения тех вещей и понятий, о которых идет речь на другом языке, т. е. знания действительности, отразившейся в подлиннике. Свою рецензию на книгу Т. Карлейля "Past and Present" (1843) Энгельс заканчивал советом перевести ее на немецкий язык (несмотря на свое несогласие с автором), а по поводу того, как ее переводить, сделал предостережение:

 

«Но да не прикоснутся к ней руки наших переводчиков-ремесленников! Карлейль пишет своеобразным английским языком, и переводчик, не владеющий основательно английским языком и не понимающий намеков на английскую жизнь, наделал бы немало самых курьезных ошибок»3.

 

В 1877 году Маркс редактировал немецкий перевод книги Лассагаре «История Коммуны 1871 года», заказанный издателем Изольде Курц и выполненный ею крайне недобросовестно.

Вот некоторые из замечаний Маркса по поводу тех ошибок перевода, которые были вызваны незнанием фактов и непониманием текста:

«К стр. 17: mandat tacite («молчаливый наказ». — Ред.) красавица переводит „немой мандат"; это — бессмыслица, по-немецки можно сказать, пожалуй, «молчаливое» соглашение, но никоим образом не «немое». В той же фразе слова «demarche de Ferrières» («шаги, предпринятые в Ферьере». — Ред.), что означает поездку Жюля Фавра в Ферьер, где находился Бисмарк, переведены „шаг Ферьера "; следовательно, место Ферьер превращено в человека!».

«К стр. 20: l'Hôtel de Ville она переводит: „ратуша", тогда как имеется в виду сентябрьское правительство, которое заседало в „Hôtel de Ville"».

«К стр. 32: „Jules Favre demandait à Trochu sa démission". Курц переводит: „Жюль Фавр требовал у Трошю его увольнения". Так как человек сам себя не может уволить со своего поста, а может быть лишь уволен начальником, то эта фраза могла лишь обозначать, что Жюль Фавр хотел получить у Трошю разрешение освободить занимаемую им, Фавром, должность. В действительности же Жюль Фавр требовал от Трошю, чтобы он (Трошю) подал в отставку, что является также дословным переводом слова „démission"»1.

 

Маркс резко возражал также против механически-буквальной передачи словосочетаний подлинника, так как подобная передача обессмысливала текст и нарушала нормы немецкого языка.

 

Примеры:

«Rationnement - перевод на жесткий рацион (например, в осажденной крепости или на судне, где иссякают съестные припасы) - она переводит словами „продовольственное снабжение всех граждан" (стр. 16). Таким образом, она берет первое попавшееся слово, независимо от того, подходит оно или нет»2.

 

«„Trochu... lui fit une belle conférence" («Трошю... прочел ему хорошее наставление» — Ред.) она переводит: „держал перед ним хорошую конференцию". Ученически-дословный перевод, по-немецки не имеющий никакого смысла»3.

«Стр. 51: „des intrigants bourgeois qui couraient après la députation" («буржуазные интриганы, гонявшиеся за депутатскими местами». - Ред.) Курц переводит: „бегавшие за депутацией". Первоклассник не мог бы перевести хуже».

«Стр. 54: „une permanence" она переводит „постоянное заседание" (что это за чертовщина?). Следует: „постоянный комитет"».

«Стр. 75: „C'est que la première note est juste" она переводит: „оттого, что первый расчет (!) был правильным". Должно быть: „оттого, что они с самого начала взяли верный тон"»1.

 

Эти замечания Маркса методически поучительны не только тем, что подразумевают требование перевода, определяемого значением слов в контексте, но и указывают на такие ошибки, которые часты именно у неопытных или начинающих переводчиков, не умеющих пользоваться словарем и различать словарные значения. Особенно в этом смысле показателен пример с передачей слова «note», которое в силу многозначности требует выбора между несколькими возможными вариантами (в частности — «нота в музыкальном значении, тон; счет»); этот выбор осуществим лишь в связи с контекстом.

К переводу книги Лиссагаре Маркс не предъявлял каких-либо сложных и специальных стилистических требований. Но работа Изольды Курц не удовлетворяла и тому более, простому и вполне естественному требованию, с которым подходил к ней Маркс — требованию нормального литературного языка:

 

«В общем, — формулировал свою оценку Маркс, — перевод, — там, где он не является попросту неверным, — часто поражает своим беспомощным, филистерским и суконным языком. Возможно, впрочем, что это до известной степени отвечает немецкому вкусу»2.

 

Как явствует из несколько более раннего письма Маркса к Бракке от 6 ноября 1876 г., когда встал вопрос о немецком издании книги Лиссагаре, — Маркс решил не привлекать к ее переводу социал-демократического журналиста Кокоского, только потому, что «...ему совершенно не хватает той легкости и гибкости языка, которая нужна для перевода именно этой книги»3.

И Маркс, и Энгельс уделяли огромное внимание вопросам языка и стиля, как в собственных трудах, так и при редактировании или критической оценке работ других авторов — оригинальных и переводных. Оба они в области стиля, как и во всей своей деятельности, были новаторами: они обогащали словарь, создавая новые научные термины; синтаксис литературной речи они стремились приблизить к нормам живого разговорного языка, сделать более гибким. Осуществление их стилистических принципов, отвечавших глубине и новизне выражаемого революционного содержания, требовало инициативы и смелости. Характерно в этом отношении письмо Энгельса к Э. Бернштейну от 5 февраля 1884 г. по поводу сделанного последним перевода французского оригинала «Нищеты философии» Маркса на немецкий язык.

«В первом листе, — писал Энгельс, — стремясь к верной и точной передаче смысла. Вы несколько пренебрегли стилем, — только и всего. К тому же мне хотелось передать в переводе своеобразный, непривычный для вас стиль Маркса, — этим и объясняются многочисленные поправки.

Если Вы, передав смысл по-немецки, прочтете рукопись еще раз, облегчая построение фраз, и будете при этом помнить, что везде, где только возможно, надо избегать громоздкого школьного синтаксиса, который нам всем вбивали в голову и при котором глагол в придаточном предложении ставится непременно в самом конце, —то Вы не встретите больших затруднений и сами приведете все в порядок»1.

 

Когда дело касалось перевода их произведений с немецкого языка на другие языки, Маркс и Энгельс всегда высоко ценили проявление такой гибкости и смелости или, напротив, болезненно ощущали ее отсутствие. Так, Маркс особенно положительно оценил русский перевод «Капитала», выполненный Н. А. Даниельсоном2.

Известно, какое значение он придавал стилистической стороне именно этого своего труда и как он был удовлетворен рецензиями Saturday Review и «С.-Петербургских Ведомостей», отметившими его высокое языковое мастерство3.

С другой же стороны, вот отзыв Энгельса о переводе совершенно противоположного типа, т. е. сглаживающем те особенности, которыми он и Маркс так дорожили:

 

«Вчера, — пишет он Марксу 29 ноября 1873 г., — я прочел во французском переводе главу о фабричном законодательстве4. При всем почтении к искусству, с которым эта глава переведена на изящный французский язык, мне все же жалко прекрасной главы. Сила, сочность и жизнь — все пошло к чёрту. Для заурядного писателя возможность выражать свои мысли с известным изяществом покупается за счет кастрации языка. На этом современном, скованном правилами французском языке становится все более невозможным высказывать мысли. Уже одна перестановка предложений, которая почти повсюду становится неизбежной из-за педантичной формальной логики, отнимает у изложения всякую яркость и живость»1.

Наиболее полное изложение системы взглядов на перевод и требований к переводчику Энгельс дал в статье «Как не следует переводить Маркса», представляющей собой рецензию на неудачный английский перевод отрывка из «Капитала». Положения ее и формулировки имеют столь широкий общепринципиальный характер, что применимы к переводу всякого значительного произведения, т. е. произведения, отличающегося глубиной мысли, богатством и смелостью языка и отмеченного яркой индивидуальностью автора.

Имея в виду своеобразие стиля Маркса, как формы выражения глубочайшего содержания, Энгельс формулирует задачу перевода;

 

«Чтобы точно передать этот стиль, надо в совершенстве знать не только немецкий, но и английский язык. <...> Выразительный немецкий язык следует передавать выразительным английским языком; нужно использовать лучшие ресурсы языка; вновь созданные немецкие термины требуют создания соответствующих новых английских терминов»2.

 

И в свете этой задачи — общая оценка перевода Бродхауса, объяснение его неудачи:

 

«Но как только г-н Бродхаус оказывается перед такими проблемами, у него недостает не только ресурсов, но и храбрости. Малейшее расширение его ограниченного запаса избитых выражений, малейшее новшество, выходящее за пределы обычного английского языка повседневной литературы, его Пугает, и вместо того, чтобы рискнуть на такую ересь, он передает трудное немецкое слово более или менее неопределенным термином, который не режет его слуха, но затемняет мысль автора; или, что еще хуже, он переводит его, если оно повторяется, целым рядом различных терминов, забывая, что технический термин должен всегда передаваться одним и тем же равнозначащим выpaжeниeм»3.<...>

«Так, даже такое несложное новшество, как «рабочее время» ["labour-time"] для Arbeitszeit слишком трудно для него; он его передает как: 1) "time-labour", выражение, означающее, если оно вообще что-нибудь означает, труд, оплачиваемый повременно, или же труд, выполняемый человеком, «отбывающим» срок [time] принудительных работ [hard labour], 2) "time of labour" [«время труда»], 3) "labour-time" [«рабочее время»] и 4) "period of labour" [«рабочий период»] (Arbeitsperiode)»4.

Дальнейшая часть статьи содержит подробный конкретный анализ разнообразных ошибок Бродхауса, сочетающих в себе и терминологическую путаницу, и неумение передать мысль подлинника, и ложное понимание текста, и просто плохое качество английского языка.

Из приведенных цитат видно, как непримиримы были и Маркс, и Энгельс к подобным ошибкам, искажающим и убивающим политический смысл произведения, ко всякому ремесленничеству в деле перевода. Ясна и положительная программа требований, предъявляемых ими к переводу. Требуя полного понимания подлинника, т. е. понимания его политической направленности, знания всех вещей и понятий, о которых в нем идет речь, их названий в обоих языках, требуя проникновения в тонкости языка, они считали необходимым делом не только передачу содержания полноценным языком, но и сохранение своеобразного стиля автора.

Из цитат видно также и то, что для Маркса и Энгельса (как впоследствии для Ленина) вопрос о невозможности найти нужные средства выражения практически не вставал. Это связано со следующими моментами:

1) Маркс и Энгельс во всей полноте владели как языком подлинника, так и языком, на который делался перевод, владели всем разнообразием стилистических средств соответствующего языка.

2) Обладая широчайшим научным кругозором и запасом бесконечно разнообразных знаний, они в каждом случае были знакомы с теми предметами и понятиями, которые стояли за оригиналом, и от переводчиков они требовали таких же знаний.

3) К тексту подлинника в его целом они относились как к единству содержания и формы, а к отдельным словам — с максимальной конкретностью, беря их в связи с их смысловым окружением и с учетом особенностей переводимого произведения.

4) К делу перевода они подходили творчески, требуя от переводчика языковой работы, параллельной работе автора над языком и исходящей из полного понимания текста.

5) В каждом случае они стремились к тому, чтобы содержание определенного произведения или отрывка из него сделать полным достоянием читателя, говорящего на другом языке. (При этом в своих суждениях о переводе Маркс и Энгельс никогда не умаляли трудностей, с которыми приходится сталкиваться переводчику, и того ущерба, который наносит читателю плохой перевод).

 

 

ЛЕНИН И ВОПРОСЫ ПЕРЕВОДА

 

Огромный интерес и величайшую ценность для теории перевода представляют замечания В. И. Ленина, относящиеся к переводу и к языку, и пример его собственной работы в тех случаях, когда он выступал как переводчик или как редактор переводов.

Подобно тому, как Маркс и Энгельс, сталкиваясь с вопросами перевода, давали принципиальное и закономерное их решение, Ленин к практике перевода подходил тоже в высшей степени принципиально, выдвигая и осуществляя и здесь требования, предъявляемые им к языку, который он определял, как-«важнейшее средство человеческого общения»1.

Ленин прекрасно знал языки немецкий, французский, английский, пассивно владел польским, итальянским, шведским, чешским, а кроме того, древними языками — греческим и латинским. Мастерское владение русским языком, отличающее собственные произведения Ленина, в полной мере дает себя знать и в его переводах, и в переводах под его редакцией: они точно передают содержание в четких и ясных формах живой и свободной русской литературной речи, сохраняя внутреннее стилистическое своеобразие подлинника. Здесь так же, как и в предыдущем разделе этой главы, мы не можем ставить себе задачей ни анализ самих переводов, сделанных Лениным или редактированных им и требующих особого исследования, ни полный библиографический перечень их (ниже будут приведены только некоторые заглавия) и обращаемся лишь к его высказываниям о переводе.

Знанию иностранных языков Ленин придавал важнейшее значение, а в деле их изучения большое место отводил занятиям переводом. Н. К. Крупская в статье «Ленин об изучении иностранных языков» рассказывает:

 

«Для более углубленного изучения немецкого языка Владимир Ильич, кроме словаря Павловского, просит из ссылки в декабре 1898 г. прислать ему немецкий перевод Тургенева: ”Что именно из Тургеневских сочинений, нам безразлично, — только перевод желательно из хороших. Немецкая грамматика желательна возможно более полная, — особенно синтаксис. Если бы и на немецком языке, это бы даже лучше, пожалуй"».

 

Ленину принадлежит перевод целого ряда работ с английского, немецкого и французского языков (не считая еще огромного количества отдельных, иногда — обширных — цитат, рассыпанных в его трудах и переведенных не только с этих трех языков, но и с других, известных ему). Первый переводческий труд Ленина, к несчастью, не дошедший до нас (так как рукопись была уничтожена в предвидении полицейского обыска) — перевод «Манифеста Коммунистической партии», относится еще к самарскому периоду его жизни. В печати же появились в течение 1900-х годов следующие произведения в переводах Ленина: С. и Б. Вебб «Теория и практика английского тред-юнионизма. Перевод с английского В. Ильина», тт. 1-11, СПб., 1900-1901.гг.; сборник статей К. Каутского (два издания - 1905 и 1906 гг., во втором с указанием: «Перевод Вл. Ленина»); статья Клары Цеткин «Международный социалистический конгресс в Штуттгарте» (сборник «Зарницы») и ряд других. Под редакцией Ленина вышла в 1905 году книга К. Маркса «Гражданская война во Франции»1. В переводах Ленина существуют многие места из «Манифеста Коммунистической партии», цитируемого в целом ряде его собственных произведений, приводятся цитаты из переписки Маркса с Энгельсом2, а также многие другие высказывания основоположников научного коммунизма.

В вопросах перевода Ленин не только был чрезвычайно требователен к себе, но также являлся исключительно внимательным и строгим критиком существующих переводов, прежде всего — переводов произведений Маркса и Энгельса на русский язык, где часто встречались ошибки и сознательные искажения подлинника. Так, в самом начале своего труда «Государство И революция» Ленин отмечал:

 

«Нам придется переводить цитаты с немецких оригиналов, потому что русские переводы, при всейих многочисленности, большей частью либо неполны, либо сделаны крайне неудовлетворительно»3.

 

Ленин проделал огромный труд по вскрытию и разоблачению тех извращений смысла отдельных высказываний Маркса и Энгельса, к которым сознательно прибегали русские противники марксизма, приводившие фальсифицированные цитаты в подтверждение своих взглядов, враждебных марксизму. Ленин отмечал пропуски, изменявшие смысл цитаты, разоблачал произвольное цитирование лишь части суждения в отрыве от контекста, в результате чего смысл менялся (например, в статье «К характеристике экономического романтизма»4 — по поводу оценки Сисмонди Марксом, неверно цитируемой Эфруси).

Вот пример одного из вскрытых Лениным искажений, использованных русскими махистами в их борьбе против философии диалектического материализма. Махист В. Базаров приписал Энгельсу в корне идеалистическую формулировку: «представления о вещи и об ее свойствах совпадают с существующей вне нас действительностью». Из этой искаженной формулировки Базаров и делая нужный ему вывод: «Совпадают — это значит: в данных границах чувственное представление и есть (курсив Базарова) вне нас существующая действительность...»5. Ленин по поводу этой искаженной цитаты писал:

 

«Это - идеалистическая ложь или увертка агностика, товарищ Базаров, ибо чувственное представление не есть существующая вне нас действительность, а только образ этой действительности. Вы хотите уцепиться за двусмысленность русского слова: совпадать? Вы хотите заставить несведущего читателя поверить, что „совпадать" — значит здесь „быть тем же самым", а не „соответствовать"? Это значит построить всю подделку Энгельса под Маха на искажении смысла цитаты, не более того.

Возьмите немецкий оригинал, и вы увидите слова „stimmen mit", т. е. соответствуют, согласуются - последний перевод буквален, ибо Stimme означает голос. Слова „stimmen mit" не могут означать совпадать в смысле: „быть тем же самым". Да и для читателя, не знающего по-немецки, но с капелькой внимания читающего Энгельса, совершенно ясно, не может не быть ясно, что Энгельс все время, на протяжении всего своего рассуждения трактует „чувственное представление" как образ (Abbild) вне нас существующей действительности, что, следовательно, слово „совпадать" можно употребить по-русски исключительно в смысле соответствия, согласованности и т. п.»1.

 

Грубейшее искажение мысли Энгельса Базаровым основано на заведомо неверной передаче глагола „mitstimmen" через глагол «совпадать». А разоблачение, проведенное Лениным, являет собой пример тщательнейшего анализа перевода, основанного на его пристальном сличении с оригиналом.

Разбирая переводы и, в частности, переводные цитаты, Ленин бичевал не только преднамеренные извращения подлинника, но и ошибки, проистекавшие от незнания, от невежества. В работе «Аграрный вопрос и „критики Маркса"» Ленин обратил внимание на ряд таких ошибок, указав, что русский переводчик книги Герца «Die agrarischen Fragen im Verhältnis zum Sozialismus» (Wien, 1899), А. Ильинский «ухитрился слово „potenziert" («возведенный в степень, обильный» — Ред.) перевести „потенциальный". Беда с этими русскими переводами! На стр. 270 тот же переводчик переводит: „Wer ist zuletzt das Schwein?" — „Кто же в конце концов свинья?"»2 (вместо правильного „Кто же в конце концов ест свинью?» — Ред.).

Требуя смысловой точности (особенно в передаче слов, выражающих основные понятия той или иной концепции), будучи беспощаден к ошибкам, вызванным неграмотностью, Ленин далек от требования буквальности в передаче содержания трудов Маркса и Энгельса — будь то перевод или изложение их. В работе «Некритическая критика» он возражал на упрек П. Скворцова, обвинявшего его в недословной передаче мыслей «Капитала».

Не имея возможности в рамках обзорной главы дать анализ переводов, выполненных или редактированных В. И. Лениным, нельзя не обратить внимание на то, что в его собственных произведениях есть множество мест, где сам он, переводя цитаты, сталкивается с разнообразными иноязычными терминами, поговорками, идиомами, отдельными речениями, отдельными особо трудными словами. При передаче их на русском языке он использует разнообразные средства, давая перевод то очень близкий (не только в смысловом, но и в формальном отношении), то свободный и распространенный (по выбору слов) — в зависимости от конкретных условий смысла в контексте и возможных русских вариантов. Для всех подобных случаев характерны при этом следующие черты: 1) точность смысла, 2) естественность русского языкового выражения, его полная понятность, 3) смелость в самой простоте выбираемых вариантов.

Вот примеры. Немецкий термин „Arbeitsrente", первоначально переводившийся (в III томе «Капитала»), как «трудовая рента» (формально точное соответствие основному словарному значению немецкого слова), Ленин в труде «Развитие капитализма в России» предложил заменить термином «отработочная рента», принимая во внимание наличие в русском языке экономического термина «отработки»: «Мы считаем, — пишет Ленин, — наш перевод более правильным, так как на русском языке есть специальное выражение „отработки", означающее именно работу зависимого земледельца на землевладельца»1.

Это — пример максимально точного (в терминологическом отношении) перевода при большой лексической простоте и одновременно — изобретательности.

В другом случае, передавая специально научное слово, Ленин лишает его именно его узкотерминологического характера при всей точности перевода, тоже с помощью самых обычных слов. Вот перевод цитаты, сделанный Лениным:

 

«...в целом, — пишет Ленин, — эмпириокритицизм есть „пестрая смесь"' (bunte Mischung, S. 57 названной статьи), в которой „различные составные части совершенно не связаны друг с другом" (an sich einander vollig heterogen sind)»2.

 

Вместо академического термина «гетерогенный» (heterogen) Ленин использует общеупотребительные слова — «совершенно не связаны».

Чрезвычайно поучительны примеры того, как Ленин передает иностранные поговорки, пословицы, афоризмы, всегда сообразуясь с конкретным характером данного случая. Встречается, например, использование пословицы, которая точно передает образное значение всех слов, входящих в состав подлинника:

 

„Rira bien qui rira le dernier (хорошо смеется тот, кто смеется последним)" (Соч. 5-е изд., т. 14, с. 292);

«...wer den Feind will verstehen, muß in Feindes Lande gehen: кто желает знать врага, тот должен побывать во вражеской стране» (Соч. 5-е изд., т. 18, с. 336);

«...исконный полицейский приём: divide et impera, разделяй и властвуй...» (Соч. 5-е изд., т. 5, с. 62);

«"The promises like pie-crust are leaven to be broken", говорит английская пословица. „Обещания, что корка от пирога: их на то и пекут, чтобы ломать потом"» (Соч. 5-е изд., т. 11, с. 294).

 

Наряду с такими случаями Ленин прибегает к переводу точному по смыслу, но отступающему от образа подлинника, если нет формальной возможности его передачи, при этом используется образ, который можно почерпнуть из ресурсов русского языка. Так, например (цитаты из разных работ):

 

«Les beaux esprits se rencontrent (По-русски примерно: Свой своему поневоле брат)» (Соч. 5-е изд., т. 7, с. 212) — заглавие статьи Ленина в «Искре» от 15.IV.1903 г.;

«Он „братался" с самым разношерстным сбродом (Kreti und Plethi)» (Соч. 5-е изд., т. 11, с. 130 — цитата из Энгельса о Борне).

«...жалких эклектиков, крохоборов (Flohknacker, буквально: ущемитель блохи)» (Соч. 5-е изд., т. 18, с. 215);

«Николай сумел domier le change земцам и либералам, — писал он. Николай сумел провести их за нос!» (Соч. 5-е изд., т.10, с.315).

 

Иногда Ленин для передачи разговорной живости, окрашивающей переводимое им иностранное слово, прибегает не к формально точному переводу, хотя бы и возможному в данных условиях, а к переводу более свободному и сохраняющему именно эту разговорность. Он пишет, например: «Этот Л. Вл. забавно „superklug" (в ироническом переводе на русский: „вумный")» (Соч. 5-е изд., т. 25, с. 276). От возможной морфологической кальки (например, от слова «сверхумный») Ленин отказывается.

Иногда Ленин самим выбором русских слов, передающих и образный смысл слов подлинника, подчеркивает характер разговорности или просторечия, свойственный пословице: «...„Man sieht nicht auf die Goschen (d. h. Mund), sondem aufdie Groschen", в вольном русском переводе: „не так норовим, чтобы в рот, как чтобы в карман"» (Соч. 5-е изд., т. 5, с. 164 - в цитате из немецкого экономиста Гехта).

В ряде случаев Ленин, сохраняя основной смысл образа, дает распространенный перевод иностранного слова или пословицы, включая его в общий контекст:

 

«Volentem ducunt fata, nolentem trahunt, - по-русски это значит; примерно: сознательный политик идет впереди событий, несознательного они волокут за собой» (Соч. 5-е изд., т. 13, с. 362).

«Do ut des, как говорит латинская пословица: я даю тебе, чтобы ты дал мне. Я даю тебе лобзание за то, что ты своими советами даешь мне лишние голоса» (Соч. 5-е изд., т. 12, с. 281).

 

Общей, объединяющей особенностью всего приведенного материала является то, что Ленин, благодаря своему методу передачи иноязычного текста или отдельных иностранных слов, добивался полной доступности содержания для читателей. Этого он достигал как в том случае, когда переводил цитату или использованную им иностранную поговорку, или, давая всю цитату в переводе, сохранял отдельную часть ее и в подлинной форме (обычно в скобках вслед за предшествующим ей переводом или перед ним). Таким образом, хотя в некоторых произведениях Ленина (более специальных по содержанию) нередко встречаются элементы иноязычного текста, тем не менее ни один из них не остается зашифрованным или непонятным для читателя. Незнакомого с иностранными языками. Ленин и средствами перевода устранял все преграды, которые могли бы встать между читателями и иностранным словом. Как показывают все приведенные примеры, Ленин, даже пользуясь в специальных работах разнообразными иностранными словами, умел, благодаря своему методу перевода, разъяснять их в составе узкого контекста.

С точки зрения интересов перевода должны быть сделаны выводы и из замечаний Ленина «Об очистке русского языка», направленных против засорения русского языка (в первую очередь — газетного) ненужными заимствованиями из иностранных языков.

 

«Русский язык, — писал Ленин, — мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. Употребляем их неправильно, К чему говорить «дефекты», когда можно сказать недочеты или недостатки или пробелы?» <„.> «Не пора ли нам объявить войну употреблению иностранных слов без надобности?»1.

 

Во избежание неправильного истолкования необходимо подчеркнуть, что Ленин резко возражал против использования иностранных слов без надобности, и неверно было бы распространять его замечание на обширный круг интернациональных слов (таких, как «класс», «пролетариат», «революция», «социализм» и множество подобных), которые органически вошли в русский язык и которые сам Ленин, конечно, широко применял. Что же касается перевода, то на его язык распространяются те же нормы, какие действуют в языке оригинальных произведений, и принцип отказа от ненужных заимствований сохраняет свое значение и для перевода. Но в переводе — особенно в переводе специальной литературы, научной и технической — всегда существует большая, чем в тексте оригинальном, опасность лексического (и, в частности, терминологического) заимствования, даже когда есть равноценные по смыслу слова родного языка (например, выбор слова «дефекты» вместо «недостатки»). Именно в связи с этим указания Ленина приобретают с точки зрения работы переводчика особенно важный характер.

Материал по вопросам перевода, который мы находим у Ленина, имеет для нас огромный методологический и методический интерес. В полной мере сознавая трудности перевода, Ленин тем не менее нигде не отказывается от возможности передать содержание иностранного текста и соблюсти его выразительность с помощью разнообразных и богатых средств русского языка. При этом Ленин всегда исходит из конкретных условий данного случая, передавая особенность оригинала в связи с контекстом, ради которого она нужна, связывая таким образом отдельное с целым. Из приведенных примеров также ясно, какую роль для целого может сыграть отдельный значительный по смыслу элемент, и какие искажения проистекают из его неверной передачи. Это подтверждают у Ленина тщательные анализы перевода цитат из произведений Маркса и Энгельса. Такой подход к практике перевода отвечает диалектическому принципу связи частного с общим, отдельного с целым и взаимосвязанности всех элементов данного целого.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

РАЗВИТИЕ ТЕОРИИ ПЕРЕВОДА