Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Разбитые мечты и ушедшие годы

Поиск

Видения из этой жизни померкли. Без всякого перехода Норман предложил мне отправиться в другую прошлую жизнь. Я тут же увидела перед собой девочку одиннадцати-двенадцати лет, играющую на рояле перед небольшой аудиторией. Она была одета в серое платье с голубым отливом, белые чулки, а большой мягкий бант был повязан на ее волосах, достигающих плеч. Она давала представление. Я знала, что ее игра нравится родителям и другим чопорно одетым взрослым, которые сидели в комнате. До моего сознания донесся голос Нормана: «Что вы испытываете?»

«Я играю перед этими людьми, чтобы они смогли решить, стоит ли мне продолжать учебу в консерватории. Я знаю, что играю хорошо. Мне это легко дается. Принято решение, что я могу продолжать свое обучение. Поступить в консерваторию – большая честь. Но я чувствую грусть оттого, что должна расстаться со своими родителями. Я буду далеко от них, я буду скучать, но мне так хочется продолжать учиться музыке.

Я вижу отца, мать и младшего брата на вокзале. Все вокруг покрыто коричневой или серой копотью. Отец склоняется надо мной и целует. Мать плачет, младший брат выглядит потерянным. Я везу с собой один коричневый квадратный чемодан».

«Куда вы направляетесь? Где вы находитесь?»

«Я покидаю Польшу и отправляюсь учиться в Вену», – эти слова, внезапно сорвавшиеся с моих губ, поразили меня.

Затем я вижу себя молоденькой девушкой, идущей по коридору. Потолки очень высокие, с них свисают светильники, над дверями находятся застекленные оконца. «Здесь я обучаюсь музыке, у меня появились друзья, и я счастлива. Это мой новый дом».

В моем мозге возникает следующая сцена, но в этот раз у меня иное настроение. От счастья не осталось и следа. Я испытываю страх. «Я вижу себя в тесной квартире. Мне около двадцати пяти– тридцати лет. Рояль занимает весь угол комнаты. Дверь открывается, и в комнату входит молодой человек в берете. Я знаю, что он мой муж. Он говорит что-то быстро и взволнованно. Его тревога связана с тем, что мы – евреи. Мой муж, университетский преподаватель, высказался против немецкой полиции. Я вижу ужас в его глазах. Я знаю, что нам грозит беда. Я не хочу видеть, что произошло потом».

Норман сказал: «Продолжайте».

Я свернулась на кушетке и обхватила колени руками. У меня засосало в животе. Мне приходилось выдавливать из себя слова, чтобы рассказать, что произошло потом. «Я вижу двух своих детей – маленькую девочку около двух лет и мальчика лет шести. Мы стоим вместе с другими людьми на мостовой. На мне светло-коричневое пальто. Позади нас находится высокая каменная стена. Моего мужа нет с нами. Я не знаю, куда он исчез. Они увели его. Немцы окружают нас со всех сторон. Мне страшно за себя и за своих детей».

Я начинаю плакать, рассказывая Норману о том, что вижу. Печаль волнами захлестывает меня. Мне холодно. Положение ухудшается.

«Мы стоим возле поезда. Вокруг солдаты и собаки – немецкие овчарки. Я держу маленькую дочь на руках, а сын стоит рядом и держится за мою свободную руку. Мысли путаются. Отовсюду раздаются крики. Никто не понимает, что происходит».

Я ощущаю, что происходит что-то ужасное за пределами той картины, которая стоит у меня перед глазами. Я снова начинаю плакать. Норман говорит: «Продолжайте». Но я начинаю рыдать еще надрывнее, не в состоянии ничего сказать. Однако я находилась в достаточно полном сознании, чтобы попросить Нормана дать мне бумажные салфетки, чтобы вытереть нос и глаза.

Мое тело свело от страха, и я не хотела допускать появления следующей сцены перед моим взором. Выждав, когда я выплачусь, Норман снова настоял, чтобы я продолжала.

«Я в лагере. Вокруг все серое. Я хожу отупевшая. Я не понимаю, что происходит. Я не знаю, что случилось с моими детьми и мужем. Моей семьи нет. Моей музыки нет. Мой дух сломлен. Я больше не живу. Теперь я взлетела. Я смотрю сверху вниз на обледенелую комнату с бетонными стенами. Я вижу себя лежащей на куче мертвых, неестественно изогнутых тел. Меня отравили в газовой камере».

Последние картины я описывала сухим, неэмоциональным тоном. Затем образы исчезают. «Какая потеря, – единственное, что я могу сказать напоследок. – Какая потеря».

Норман, видя, что с меня достаточно, завершил сеанс предложением возвратиться в настоящее, запомнив все, что я пережила. Убедившись в том, что я полностью возвратилась в свое тело, он поговорил еще недолго и попрощался.

Я лежала на кушетке еще несколько минут, не в силах ни о чем думать. Я была совершенно опустошена от пережитых эмоций и плача. Меня необычайно растрогали эти воспоминания, особенно те, которые относились к женщине, погибшей вместе со своей семьей во время немецкой оккупации. Я осознала, что носила тень горя этой женщины всю свою жизнь. Какое облегчение я испытала, освободившись от этого образа! Мне стало легче и светлее на душе.

Я вышла во двор и присела на крыльце. С того момента, как Норман постучал в мою дверь, прошло около трех часов, и день был в полном расцвете. Солнце стояло высоко в небе, и его лучи казались теплыми, но октябрьский воздух был прохладным и освежающим. Я думала о своей регрессии, о жизнях, оставшихся за спиной, и о новых жизнях, которые еще должны прийти. Я ощутила в полной мере, сколь счастлива я, что живу в этом теле в этот момент на Земле.

Усваивая уроки регрессий, я осознала, что воспоминания из прошлых жизней придают новое измерение моей настоящей жизни. Туманные образы из прошлых жизней, преследовавшие меня до сегодняшнего дня, сгустились и стали вполне зримыми и осязаемыми осознанными воспоминаниями. Мое представление о том, что во мне живет нечто большее, чем опыт этой жизни, подтвердилось. Теперь я знала наверняка, что какая-то часть меня пережила смерть и сделает это же в будущем. Моя вера в перевоплощения и бессмертие души превратилась из умозрительной идеи в обыденную реальность. Это подтверждение позволило мне чувствовать себя духовно здоровой и счастливой.

Через две недели после регрессии с Норманом мой отец скончался в больнице в результате банальной операции. Это стало испытанием для моего нового понимания жизни и смерти. Его внезапная смерть была ударом для всех нас. Я тут же вылетела в Нью-Йорк, а Стив с детьми отправились на следующий день туда на машине.

Я стояла возле могилы и слушала, как раввин читал из Екклезиаста: «Всему свое время и все имеет свою цель под небесами». Я думала о своих собственных похоронах и смертях, которые я видела во время регрессий, о том, как я парила над своим телом. Я спрашивала себя: «Может ли отец видеть нас сейчас? Где он? Что он сейчас чувствует?» Внезапно волоски на моих руках словно наэлектризовались, я ощутила волну энергии, прокатившуюся по всему телу. Я ощутила, что он присутствует на кладбище, и в голову пришли слова из «Тибетской Книги Мертвых», которую следовало читать человеку, лежащему на смертном одре: «О, благороднорожденный... сейчас ты переживешь Сияние и Ясный свет Чистой Реальности. Узнай его». Я представила, что мой отец слышит эти слова, и поняла, что они означают.

Затем произошло что-то странное. В тот момент, когда опускали в могилу гроб отца, с головы моего брата слетела ермолка и упала в промежуток, образовавшийся между гробом и земляной стенкой могилы. Не было никакого ветра, чтобы объяснить происшествие. Мы с удивлением переглянулись. Во взгляде каждого читался один и тот же вопрос: «Что это было?» Мы со Стивом безмолвно взглянули друг другу в глаза. Был ли это знак от отца? Кое-кто верил, что это был знак.

«Я нечто большее, чем мое тело»

В последующие месяцы, когда я мыла посуду, складывала белье, чтобы отправить его в прачечную, или возила детей по городу, образы из прошлых жизней проплывали перед моим мысленным взором. Новое понимание приходило в виде озарений и подтверждало мое представление о том, как увиденные мною прошлые жизни соотносились с моей нынешней жизнью.

В свете этого нового понимания сцены и образы моего раннего детства стали приобретать больший смысл. Моя любовь к музыке и фортепьяно, история истребления евреев нацистами, которая одновременно страшила меня и завораживала, болезнь легких, которая столь долго не отпускала меня, – все это получило объяснение. Детские игры также получили иную окраску: мои подруги и я часто прятались под лестницей в подвале, притворяясь, что мы скрываемся от нацистов. И не странным ли было то, что мы, дети, любили брать с собой консервы, притворяясь, что боимся умереть с голоду? Когда я задумываюсь об этом сейчас, связь кажется очевидной.

Наконец-то я поняла иную загадку из моего детства. Меня долгое время преследовало повторяющееся сновидение, где женщина с каштановыми волосами средней длины, одетая в светло-коричневое пальто и черную шляпку, шла по бульвару, за которым возвышалась каменная стена. Образ был столь ярким и живым, что я не могла забыть его. Я когда-то думала, что должна стать этой молодой женщиной, когда вырасту.

Этот сон повторялся многие годы и всегда был одинаков. Но когда я видела его в последний раз, за несколько недель до встречи с Норманом, что-то изменилось в нем. В тот раз я знала, что была этой женщиной. Снова во сне я видела, как иду по бульвару, точно тем же путем, но сон не прервался на обычном месте, и я подошла к нарядному дому с большим квадратным двором. Видение было графически-точным и завершенным. Я могла бы нарисовать диаграмму этого дома на следующий день. Я вошла в темную комнату в правом крыле дома. Потолок комнаты был высоким, у стен стояла массивная антикварная мебель, а окна были закрыты тяжелыми портьерами, не пропускающими солнечный свет. Я отчетливо помню патину богатых деревянных панелей.

Я подошла к трем мужчинам, одетым в военную форму. Один из них сидел за столом, тогда как двое других стояли по обе стороны от него. Я обратилась к сидящему, вежливо спросив его о местонахождении моего мужа. За вопросом последовало молчание – они вели себя так, словно меня не было в комнате. В отчаянии я ударила кулаком по столу и закричала на них по-немецки – язык, которого я не знаю в этой жизни. Они презрительно засмеялись и выставили меня за порог, употребив грубую силу. Я ушла, униженная и испуганная. Я думала: «Как я смогу сама растить детей?» Мои плечи были опущены и голова склонилась вниз.

Немецкие слова проносились у меня в голове, когда я проснулась и стала трясти Стива, чтобы рассказать ему об этом сновидении. Я пыталась повторить немецкие слова, пока те, казалось, вертелись на кончике моего языка. Но через несколько секунд они выскользнули из моей памяти. Тревога же сохранилась надолго.

Женщина, которую я видела в своем повторяющемся сновидении, была той же женщиной, которая явилась мне во время регрессии с Норманом. Очевидно, эти отрывочные воспоминания проскальзывали в сны из моего подсознания еще тогда, когда я была ребенком. До регрессии я не имела ни малейшего представления о том, что означали эти картины, являющиеся в сновидениях. После регрессии эти сны никогда не снились мне.

Прояснился еще один случай из детства. Когда мне было три или четыре года, я сидела на полу в гостиной и играла. До сегодняшнего дня я могу припомнить ощущение тепла солнечных лучей, падающих тогда из окна, и жесткий ворс шерстяного коврика под моими ногами. Мама зашла в комнату и поставила на проигрыватель пластинку с классической музыкой. Я тут же забыла про свои игрушки, красота музыки заполнила весь мой мир. Я знала эту музыку! Я могла напевать мелодию, предчувствуя каждую ноту. Я сидела и слушала. Такая радость переполняла мою душу, что я начала плакать. Я чувствовала, как я сама и окружающая меня комната становятся больше. Весь мир расширялся, и я сливалась со всем. В этот момент я поняла, что являюсь чем-то большим, чем мое тело. И хотя эта эйфория длилась всего лишь пару минут, магия этого вневременного мгновения навсегда осталась со мной.

Я нечто большее, чем мое тело. Оглядываясь назад с высоты сегодняшнего момента, после опыта, обретенного в регрессии, я понимаю, что произошло тогда. Фортепьянная музыка, которая звучала из проигрывателя, была той композицией, которую я неоднократно играла в своих предыдущих жизнях. Знакомые звуки дали толчок памяти моей души и перенесли меня в пространство того сознания, которое было гораздо старше четырехлетней девочки, играющейся на ковре. «В моем конце – мое начало... чтобы обладать сознанием, не нужно быть во времени». В детстве у меня было это переживание. И это же переживание повторилось позже, когда я сидела на берегу возле Бостона через много лет.

«Только через время можно покорить время» [6]

Зима пришла и ушла, и к своей огромной радости я ни разу не болела в течение самых холодных месяцев. Такое случилось со мной впервые за долгие годы. В марте пронеслась чудовищная снежная буря – столько снега за раз не выпадало на протяжении всей зимы. Пушистый снег в фут глубиной превратил горы в сказочный край, а поле для гольфа возле нашего дома стало лучшим во всем городе местом для езды на санках. Мы потеплее одевали наших детишек, и они весь день напролет катались с горки на надутых камерах от шин грузовика.

В эту ночь мы со Стивом дождались, пока дети заснут, а затем тихонько проскользнули во двор, чтобы покататься с горки. Это была прекрасная звездная ночь. Подростки разожгли огромный костер, и отблески огня играли на снегу, озаряя склон, с которого мы со Стивом спускались на импровизированных санях. Мы вдвоем ложились на одну надутую камеру и мчались по обледенелому косогору вниз, подпрыгивая на кочках и выбоинах. Нас вертело во все стороны, и мы то кричали, то хохотали от восторга. Свалившись в сугроб, я тут же вскакивала и неслась наверх, чтобы снова прокатиться на камере. Я вдыхала всей грудью морозный воздух. Внезапно я вспомнила прошлую зиму, когда я лежала больная и каждый вдох мне давался с трудом. В этот момент я поняла, что действительно исцелилась. Я прошептала молитву благодарности, направленную мигающим звездам над головой, вскочила на камеру и понеслась вниз, высоко подпрыгивая на рытвинах.

Почему я исцелилась? В этом была явная связь с моими регрессиями, с тем, что мне удалось изучить рисунок прошлой жизни и осознать, как он переходит из жизни в жизнь. Одна схема была для меня ясной. Каждый раз я умирала с пораженными легкими – мужчина, которым я была, умер от туберкулеза, женщина, которой я тоже была, погибла, когда ядовитый газ наполнил ее легкие. Каким-то образом травмы этих двух смертей отразились на моих легких, и, пока я их не сознавала, они влияли на меня. Но осознав эти две смерти при регрессии, плача от горя и боли, я смогла освободиться от травмы. Я снова дышала свободно.

Но и это еще не все. Физические травмы указывают на незавершенные дела, на уроки, которые еще следует усвоить. Регрессия в жизнь талантливого пианиста продемонстрировала мне необходимость сбалансировать свою жизнь: не забывать ни о любви и интимных отношениях, ни о реализации творческого потенциала, заложенного во мне. Понимание этого помогло мне направить свою жизнь по новому курсу.

Смерть в нацистском лагере продемонстрировала мне неоконченные дела иного плана. К тому времени, как я погибла в газовой камере, моя душа уже давно перестала чувствовать что-либо. Слезы горя по моей семье и потерянной жизни замерзли в моем теле. В следующей жизни огромное горе хлынуло под давлением к поверхности моего сознания, прорвавшись даже в детские сны. Сейчас, осознавая истину, я наконец-то смогла выплакать горе своей некогда потерянной жизни. Моя душа познала покой.

Я также знала, что на мой вопрос «Что означают перевоплощения в моей жизни?» наконец-то получен ответ. Ответ был прямым и практическим: «Повторное переживание прошлых жизней помогает освободиться от хватки прошлого и дает новый старт в настоящем».

Мне было так хорошо! Эта единственная регрессия дала мне исцеление и новую цель в жизни. Это было событие, которым я не могла не поделиться с другими. Я рассказывала о своей регрессии родным, друзьям, знакомым и незнакомым – каждому, кто хотел меня выслушать. Многие мои друзья загорелись желанием пережить то же самое и решили предпринять регрессию в прошлые жизни с Норманом Инджем.

Вот каким образом Норман Индж оказался в моей кухне одним августовским днем, где он распивал чай с Чейзом и Сарой. Оглядываясь назад, я с ясностью вижу, что невероятная смесь разных ингредиентов – искусство Нормана в регрессиях в прошлые жизни, мое собственное исцеление год назад благодаря воспоминаниям о прошлых жизнях, необъяснимые страхи моих детей – да, вся эта смесь сделала возможным то маленькое чудо, которое произошло на моей кухне.

Мои глаза широко раскрылись, жизнь изменила направление, и мое будущее определилось в тот момент, когда Норман тихим голосом начал инструктировать Чейза: «Сядь своей маме на руки, закрой глаза и расскажи мне, что ты видишь, когда слышишь те громкие звуки, которые так пугают тебя?»



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-06-07; просмотров: 202; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.17.175.167 (0.011 с.)