Глава 12 вознесение: ясное голубое небо

 

То, что Господь сам

Сошел в этот мир к нам,

Мыслилось как явление…

Дух, вошедший в плоть, стал залогом всего,

Снова и снова в нас празднуя рождество,

Снова и снова в нас.

Роберт Фрост

 

Иногда я думаю о том, каким был бы мир, если бы Иисус не воскрес после смерти. Хотя ученики и не стали бы рисковать своими жизнями, провозглашая новую веру на улицах Иерусалима, но они и не забыли бы его. Они отдали три года Иисусу. Он мог и не быть Мессией (даже принимая во внимание Пасху), но он произвел на них впечатление как самый мудрый учитель, которого они когда-либо встречали, и он показал им силу, происхождение которой никто не мог объяснить.

Спустя некоторое время, когда душевные раны начали заживать, ученики нашли бы способ почтить память Иисуса. Возможно, они собрали бы его притчи в письменном виде, подобно одному из четырех Евангелий, однако в них было бы больше эмоциональной проникновенности. Или вместе с евреями того времени, чтившими других мучеников-пророков, они, возможно, воздвигли бы памятник жизни Иисуса. Если так, мы, живущие сегодня, все еще могли бы приходить к этому памятнику и учиться у плотника/философа из Назарета. Мы могли бы тщательно анализировать его притчи, принимая или не принимая их по нашему усмотрению. Во всем мире к Иисусу подходили бы так же, как к Конфуцию или Сократу.

Во многих аспектах я принял бы не воскресшего Иисуса легче. Пасха делает его фигуру угрожающей. Из-за Пасхи я вынужден слушать его резкие обвинения, и не могу более выборочно пользоваться его притчами. Более того, Пасха означает то, что он продолжает жить где-то там, в недоступном нам мире. Подобно его ученикам, мне не ясно, куда вознесся Иисус, с какими словами он обратился бы ко мне, о чем бы он меня спросил. Как пишет Фредерик Бюхнер, Пасха означает то, что "мы никогда не сможем удержать Иисуса гвоздями, даже если гвозди настоящие, а то, к чему мы его прибиваем, - крест".

Пасха представляет жизнь Иисуса в совершенно новом свете.. Если бы не было Пасхи, я бы считал трагедией то, что Иисус умер молодым, через несколько коротких лет своего служения. Какая это была неудача для него, что он ушел так рано, успев привлечь на свою сторону так мало людей в столь незначительной части мира! Однако рассматривая ту же самую жизнь через призму Пасхи, я вижу, что это и был план Иисуса. Он остался в этом мире ровно настолько, чтобы собрать вокруг себя последователей, которые помогли бы донести его весть до других. Убить Иисуса, говорит Уолтер Уинк, все равно что пытаться уничтожить одуванчик, сдув с него его пух.

Когда Иисус вернулся после смерти, чтобы развеять все сомнения у оставшихся учеников, он медлил всего лишь сорок дней, прежде чем исчезнуть во имя добра. Время между Воскресением и Вознесением было интерлюдией, и не более того.

Если для учеников самым великим днем в их жизни было пасхальное воскресенье, то для Иисуса это, по всей видимости, был день Вознесения. Он, Создатель, который так снизошел до людей и от столького отказался, теперь отправлялся домой. Подобно солдату, возвращающемуся из дальних стран после долгой и кровавой войны. Подобно астронавту, снимающему скафандр, чтобы глотнуть родного воздуха Земли. Наконец-то дома.

Молитва Иисуса во время Тайной Вечери "Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить, - молился Иисус, - и ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира". Прежде бытия мира! Подобно тому, как вспоминает о былом старый человек - не так, как вспоминал бы бессмертный бог - Иисус, который сидел в тесной комнатушке в Иерусалиме, устремлял свои мысли назад, в те времена, когда еще не существовал Млечный Путь и созвездие Андромеды. В одну из земных ночей, темную и полную страха и угрозы, Иисус готовился к возвращению домой, готовился снова обрести ту славу, от которой он временно отказался.

 

В тот день, когда Иисус вознесся, ученики стояли в ошеломлении, словно дети, потерявшие родителей. Два ангела, посланные успокоить их, задали риторический вопрос: "Мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо?" Небо было ясным и пустым. И все-таки они стояли, и смотрели, не отрываясь, не зная, как им продолжать их дело, и что делать дальше.

Столько раз во время написания этой книги я чувствовал себя как один из этих учеников, устремляющих свой взор в бледно-голубое небо. Я ищу какого-нибудь знамения, данного Иисусом, какой-нибудь видной глазу подсказки. Когда я оглядываюсь на церковь, которую он оставил после себя, мне хочется отвести глаза. Так же, как и глаза учеников, мой взор режет сияние Того, кто вознесся на небо. Почему, спрашиваю я снова, он должен был уйти?

Но, когда я возвращаюсь к Евангелиям и перечитываю их, пытаясь понять то, как сам Иисус рассматривал свое время, проведенное на земле, мне кажется очевидным, что он с самого начала планировал уйти. Ничто не доставляло Иисусу большего удовольствия, чем успехи его учеников; ничто не огорчало его больше, чем их неудачи. Он пришел на землю с целью оставить ее снова, передав свою миссию другим. Мягкий упрек ангелов мог бы исходить из его собственных уст: "Зачем вы стоите здесь и смотрите в небо?"

Первый раз, когда Иисус послал своих учеников проповедовать одних, он предупреждал их о том, что неприятие их учения, возможно, примет форму физической расправы и публичных пыток. "Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков", - сказал он. Читая эти страшные предупреждения, я не могу избавится от возникающего в моем сознании ужасного эпизода из романа Шусако Эндо Молчание. Связанный португальский миссионер вынужден смотреть как самурайские солдаты пытают японских христиан, одного за другим, и бросают их в море. Самураи клянутся в том, что они будут продолжать убивать христиан, пока священник не отречется от своей веры. "Он пришел в эту страну отдать свою жизнь за других людей, но вместо этого японцы один за другим отдавали свои жизни за него".

Каково было Иисусу, чей взгляд без труда проникал в ужасные последствия того дела, которое он начал в этом мире, последствия не только для него самого, но и для множества людей вокруг него, его лучших друзей во всем мире? "Предаст же брат брата на смерть, и отец детей … И будете ненавидимы всеми за имя Мое…".

Я пытаюсь принять ту точку зрения - отец, отдающий своих детей на растерзание разбойникам, генерал, бросающий своих солдат под огонь неприятеля - которая имела место на Тайной Вечере. Там, когда Иисус раскрыл планы своего ухода в таких словах, которые уже не могли быть истолкованы неверно, он сказал, "Но Я истину говорю Вам: лучше для вас, чтобы Я пошел". Ему нужно было уйти, чтобы передать сделанное другим людям. Им. Нам. Новым христианам.

В то время ученики не понимали того, что имел ввиду Иисус. Как может его уход быть для них благом? Они ели "тело, преломленное для вас", не понимая того изменения, которое произошло: миссию, которую Бог доверил своему Сыну, Сын теперь доверял им. "Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир", - молился Иисус.

Иисус оставил после себя на земле мало следов. Он не писал книг или даже маленьких брошюр. Он был странником и не оставил дома или места, которое теперь могло бы служить его музеем. Он не был женат, не жил оседлой жизнью и не оставил после себя потомства. На самом деле, мы бы ничего о нем не узнали, если бы не те следы, которые он оставил в человеческих душах. В этом заключалось его намерение. Закон и пророки сфокусировались подобно пучку света на Единственном, который должен был придти. И теперь этот свет, словно пройдя через призму, должен рассеяться и засиять в спектре движений и оттенков человеческой души.

Шесть недель спустя ученики поймут, что Иисус имел ввиду, говоря: лучше для вас, чтобы Я пошел. Как это выразил Августин: "Ты вознесся пред нашими очами, и мы отвернулись в горе, чтобы найти тебя в наших сердцах".

 

Не будет ли преувеличением сказать, что со времени воскресения Иисус больше не видел других тел, в которых он мог бы заново начать жизнь, такую же, какую он прожил на земле? Церковь служит продолжением Воплощения, основным путем, которым Бог проявляет себя в мире. Мы являемся "Христами после Христа", по словам Жерара Менли Хопкинса:

… ведь Иисус появляется в тысяче мест,

играет в глазах, играет в телах не своих,

улыбаясь Отцу чертами человеческих лиц.

Церковь - это место, где живет Бог. То, что Иисус принес нескольким людям - исцеление, благодать, добрую весть учения о божественной любви - церковь теперь может передать всем. Это было тем самым вызовом, той Великой Миссией, которую Иисус передал ученикам, перед тем как исчезнуть у них из вида. "Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет", - объяснял он ранее, - то останется одно; а если умрет, то принесет много плода". Распространение по принципу одуванчика.

По крайней мере, так это выглядит в теории. Однако в действительности я должен поставить себя на место учеников, которые, раскрыв рот смотрят на то, как Иисус поднимается в воздух, как некое бескрылое существо, преодолевающее силу притяжения. "Не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?" - только что спросили они - и теперь вот это. Он ушел! Я сочувствую их замешательству, поскольку я тоже жажду увидеть сильного Мессию, который навел бы порядок в мире зла, насилия и бедности. Живя две тысячи лет спустя после учеников Иисуса, я оглядываюсь назад и поражаюсь тому, как мало церковь изменила в таком мире. Почему Иисус оставил нас одних вести эти сражения? Как может быть благом то, что он ушел?

В действительности, я пришел к выводу, что Вознесение отражает самое серьезное разногласие моей веры - не то, было ли это на самом деле, но как это было. Это волнует мен больше, чем проблема страдания, больше, чем сложность наук, пытающихся привести мир в систему, больше, чем Библия, больше, чем вера в Воскресение и другие чудеса. Кажется странным соглашаться с таким замечанием - я никогда не читал ни одной книги или статьи, автор которой сомневался бы в Вознесении - однако то, что случилось после того, как Иисус вознесся, затрагивает самые тонкие струны моей веры. Может быть, было бы лучше, чтобы Вознесения не было? Если бы Иисус остался на земле, он мог бы ответить на наши вопросы, разрешить наши сомнения, быть посредником в наших идеологических и политических спорах.

Мне кажется гораздо более легким согласиться с тем фактом, что Бог воплотился в Иисусе из Назарета, чем с тем, что он может воплотиться в людях, которые ходят в мою местную церковь - или во мне. Однако, это именно то, чего от нас требует вера; это то, чего от нас требует жизнь. Новый Завет провозглашает, что будущее космоса определено церковью (смотри Послание к Римлянам 8:19-21; Послание к Ефесянам 3:10). Иисус сыграл свою роль и потом ушел. Теперь дело за нами.

"Это очень серьезная задача, - писал К. С. Льюис, - жить в обществе потенциальных Богов и Богинь, помнить о том, что самый скучный и неинтересный человек, с которым ты говоришь, может однажды стать созданием, которому, если бы вы увидели его сейчас, вы поклонялись бы как своему кумиру, или каким-нибудь ужасом, который вам может присниться сейчас только в ночном кошмаре. Весь день напролет мы в некоторой степени помогаем друг другу в осуществлении этого предназначения".

Древние религии, такие, как римское язычество времен Иисуса, верили в то, что поступки богов на небесах оказывают влияние на землю под ними. Если Зевс злился, то ударяла молния. Словно дети, бросающие камни с эстакады скоростной трассы на проходящие внизу машины, боги обрушивали катаклизмы на землю. "Как вверху, так и внизу" - гласила античная формулировка. Иисус, однако, перевернул это определение. "Как внизу, так и вверху". "Слушающий вас Меня слушает, - сказал Иисус своим ученикам, - и отвергающий вас Меня отвергается". Верующий обращает к небу свою молитву, и оно откликается на нее; грешник раскаивается, и ангелы радуются этому; миссия удается, и Сатана сгорает подобно молнии; верующий бунтует, и Святой Дух скорбит. То, что мы, люди, делаем здесь, несомненно, влияет на космос.

Я верю во все это, но иногда я каким-то образом "забываю" об этом. Я забываю о том, что мои молитвы важны для Бога. Я забываю, что я помогаю своим ближним достичь их вечного предназначения. Я забываю, что тот выбор, который я делаю сегодня, приносит удовлетворение - или горе - Повелителю Вселенной. Я живу в мире деревьев, телефонов, факсов и реальность этой материальной вселенной обычно подавляет мою веру в духовную вселенную, заполняющую все. Я смотрю в ясное голубое небо и не вижу ничего.

Возносясь, Иисус рисковал быть забытым.

 

Не так давно, когда я перечитывал Евангелие от Матфея, я сразу же заметил, что сам Иисус предвидел логичность того, что его забудут. Четыре притчи в конце Евангелия от Матфея, одни из последних, которые рассказал Иисус, имеют общую тему, лежащую в их основе. Хозяин оставляет свой дом, уезжающий землевладелец распускает слуг; жених прибывает слишком поздно, когда гости уже устали и спят, хозяин раздает деньги своим слугам и уходит - все это вращается вокруг темы ушедшего бога.

Действительно, история Иисуса поднимает основной вопрос нашего времени: "Где сейчас Бог?" Современный ответ, исходящий от Ницше, Фрейда, Камю и Беккета, заключается в том, что хозяин покинул нас, дав нам свободу устанавливать наши собственные правила. Deus absconditus. В таких местах, как Освенцим и Руанда, мы видели эти притчи в действии, наглядные примеры того, как некоторые будут поступать, когда они перестанут верить во властного хозяина. Если нет Бога, как говорил Достоевский, то все позволено.

Продолжая читать, я дошел еще до одной притчи, об Овцах и Козлах, возможно, последней из тех, что рассказал Иисус.

 

Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую свою сторону, а козлов - по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! Когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? Когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его, ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! Когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?

Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, это не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную.

 

Мне хорошо была известна эта притча. Она самая сильная и зловещая из всего, что когда-либо говорил Иисус. Но я никогда до этого не замечал ее логическую связь с четырьмя притчами, которые ей предшествуют.

Притча об Овцах и Козлах двояким образом непосредственно связана с вопросом, затронутым в других притчах: тема отсутствующего хозяина, ушедшего Бога. Во-первых, она показывает возвращение хозяина в день Страшного Суда, когда придется платить дьявольски высокую цену - в прямом смысле слова. Ушедший вернется, и на этот раз в силе и славе, чтобы подвести итог всему, что произошло на земле. "Мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо". Во-вторых, притча относится к тому временному промежутку, к тому многовековому интервалу, в котором мы сейчас живем, к тому времени, когда кажется, что Бога нет. Ответ на это самый современный вопрос одновременно и поражает своей глубиной, и пугает. Бог вообще никуда не исчезал. Скорее, он надел маску, самую неподходящую для него маску странника, бедняка, голодного, заключенного, больного, самого отверженного на земле: " истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне". Если мы не можем определить пребывание Бога в мире, то возможно, мы искали не там, где следует.

Комментируя вышеописанный отрывок, великий американский теолог Джонатан Эдвардс сказал, что Бог определил бедняков, как "тех, кто имеет к нему доступ". Поскольку мы не можем выразить свою любовь, совершая что-либо, что принесло бы пользу непосредственно Богу, Бог хочет, чтобы мы делали что-нибудь полезное для бедных, на которых была возложена миссия принимать христианскую любовь.

Однажды ночью я рассеянно переключал телевизионные программы и наткнулся на нечто, похожее на фильм для детей с молодой Хейли Миллс в главной роли. Я устроился поудобнее и решил посмотреть, как будет развиваться сюжет. Она и двое ее друзей, играя в деревенском сарае, натолкнулись на какого-то бродягу (Элан Бейтс), спящего в соломе. "Кто вы такой?" - спросила Миллс требовательным голосом. Бродяга проснулся и пробормотал, глядя на детей: "Иисус Христос!"

То, что он сказал в шутку, дети приняли за правду. Они действительно поверили, что этот человек - Иисус Христос. До конца фильма (Свист по ветру) они относились к бродяге с ужасом, уважением и любовью. Они приносили ему еду и одеяла, проводили с ним время, разговаривали с ним и рассказывали ему о своей жизни. Со временем их нежность преобразила бродягу, беглого преступника, который никогда ранее не сталкивался с таким милосердием.

Мама Миллс, которая написала эту историю задумывала ее как аллегорию того, что может случиться, если все мы буквально будем относиться к словам Иисуса о бедных и нуждающихся. Служа им, мы служим Иисусу. "У нас созерцательный орден", - сказала мать Тереза богатому американскому посетителю, который не мог понять ее трепетного отношения к бродягам из Калькутты. "Сначала мы размышляем об Иисусе, а потом мы идем и ищем его под маской".

Когда я размышляю над последней притчей в 25-ой главе Евангелия от Матфея, я сознаю, что многие из моих собственных вопросов о Боге в действительности возвращаются ко мне наподобие бумеранга. Почему Бог позволяет младенцам рождаться в бруклинских гетто и на реке смерти в Руанде? Почему Бог допускает существование тюрем, приютов для бездомных, больниц и лагерей беженцев? Почему Иисус не навел порядок в мире в те годы, пока он жил в нем?

В соответствие с этой притчей Иисус знал, что мир, который он оставил после себя, будет включать в себя бедных, голодных, заключенных, больных. Бедственное положение мира не удивляло его. Он строил планы, в которые оно входило: долгосрочный и краткосрочный план. Долгосрочный план включает его возвращение в силе и славе, чтобы порядок на планете Земля. Краткосрочный план подразумевает передачу власти тем, кто в конечном итоге станет провозвестником свободы космоса. Он вознесся, чтобы мы могли занять его место.

"Где Бог, когда страдают люди?" - часто спрашивал я. Ответ представляет собой другой вопрос: "Где церковь, когда страдают люди?"

 

 

Этот последний вопрос, конечно, представляет собой крепкий орешек, и также причину, по которой я говорю, что вознесение отражает основное противоречие моей веры. Когда Иисус ушел, он оставил ключи от царства в наших дрожащих руках.

Через все мое стремление к Иисусу проходит следующий лейтмотив: моя потребность избавиться от слоя пыли и грязи, привнесенного самой церковью. В моем случае представление об Иисусе было затемнено расизмом, нетерпимостью, и мелочным законничеством фундаменталистской церкви Юга. Русская или европейская католическая церковь переживает совершенно иной процесс восстановления. "Ибо не только пыль, но также и очень много золота может скрыть истинную форму", - писал немец Ханс Кюнг о своих собственных исследованиях. Многие, слишком многие полностью прекращали поиски; отвергнутые церковью, они никогда не найдут Иисуса.

"Как жаль, что христианам так тяжело следовать за Иисусом", - замечает Анни Дилляр. Ее утверждение напоминает мне футболку, на которой в связи с современной предвыборной гонкой, может стоять надпись: "Иисус спасет нас… от своих последователей". И еще из одной сцены из новозеландского фильма Небесные создания, в которой две девушки описывают мир их мечты: "Это как небеса, только лучше - там нет христиан!"

Эта проблема проявилась давно. В своих заметках о церкви в Коринфе Фредерик Бюхнер пишет: "Они действительно были телом Христовым, как Павел писал о них в своей живущей по сей день метафоре - глаза, уши, руки Христа - но то рвение, с которым они продолжили свое дело, дело Божие в падшем мире, могло бы лишь привести Христа в ярость, озадачить и ошеломить его". В четвертом веке н.э. Св. Августин писал с раздражением о высокомерии церкви: "Тучи небесные громом своим провозглашают то, что дом Господа должен быть построен по всей земле; а эти лягушки сидят в их болоте и квакают - "мы единственные христиане!"

Я мог бы заполнить несколько страниц подобными яркими цитатами, каждая из которых подчеркивает то, насколько это рискованное занятие - вовлекать собственную репутацию Господа Бога в наши игры. В отличие от Иисуса, мы не совершенно доносим Слово. Мы говорим, пользуясь искаженными синтаксическими конструкциями, заикаясь, смешивая разные языки, расставляя ударения не в тех местах. Когда мир ищет Иисуса, он видит, подобно ущербным людям в аллегории Платона, только тени, созданные светом, а не сам свет.

Почему мы так не похожи на ту церковь, которую описывал Иисус? Почему тело Христово так мало напоминает его самого? Если Иисус мог предвидеть такие ужасы, как крестовые походы, инквизиция, христианская работорговля, апартеид, то почему он так рано вознесся?

Я не могу дать достойного ответа на подобные вопросы, поскольку я сам являюсь частью проблемы. Если приглядеться, мой опрос имеет очень личный характер: почему Я так мало похож на него? Я всего лишь предлагаю три наблюдения, которые помогают мне разобраться в том, что произошло с того времени, как Иисус вознесся.

Во-первых, церковь принесла как свет, так и тьму. Во имя Христа Святой Франциск целовал нищих и снимал с себя последнюю рубашку, мать Тереза основала Дом для Умирающих, Уилберфорс освобождал рабов, генерал Бут основал из добровольцев Армию Спасения, а Дороти Дей кормила голодных. Такая деятельность продолжается: как журналист я встречал педагогов, членов городской администрации, докторов и медсестер, лингвистов, медицинских работников и экологов, служащих по всему миру за маленькую оплату и еще меньшую известность только во имя Иисуса. С другой стороны, Микеланджло, Бах, Рембрант, строители соборов и многие подобные люди посвящали лучшие из своих творений "единственно славе Господа". С момента вознесения влияние Бога на земле возросло. Я не вижу смысла в выравнивании шкалы весов, на одной чаше которых находятся неудачи церкви, а на другой ее успехи. Заключительное слово будет произнесено на собственном суде Бога. Первые главы Апокалипсиса показывают как реалистично отношение Бога к церкви, и все же в других местах Новый Завет проясняет то, что Богу нравится в нас: мы суть "особые сокровища", "приятный аромат", "дары, коими он радуется". Я не могу отрицать подобное утверждение, я могу его только принять на веру. Только Бог знает, что доставляет удовольствие Богу.

Во вторых, Иисус принимает на себя полную ответственность за те части, из которых состоит его тело. "Не вы Меня избрали, а Я вас избрал", - сказал он своим ученикам, и именно они, так восхищавшиеся им, вскоре покинули его в час его величайшей нужды. Мне вспоминается Петр, чье хвастовство, любовь, горячий темперамент, страсть, которой он не находил должного применения, малодушное предательство демонстрируют в зачаточной форме девятнадцать веков церковной истории. На таких "камнях", как он, Иисус строил свою церковь, и он обещал, что врата ада не одолеют ее. (Чарльз Уильямс пишет, что Иисус "по видимому, судя по комментариям религиозных лидеров его времени, никогда не надеялся на церковных чиновников. Самое большее, что он сделал, это дал обещание, что врата ада не одержат победы. Эти слова были сказаны о том, что при взгляде на историю церкви, может показаться невыполненным".)

Я обретаю надежду, когда наблюдаю за Иисусом вместе с его учениками. Они никогда не разочаровывали его больше, чем в ночь предательства Иуды. Однако, Иоанн говорит, что Иисус "до конца возлюбил их" и что он вверил им свое царство.

Наконец, проблема церкви не отличается от проблемы каждого отдельно взятого христианина. Как может простой набор мужчин и женщин составлять тело Христа? Я отвечаю на это другим вопросом:

Как может грешный человек, например я сам, быть принят как Сын Божий? Одно чудо делает возможным другое.

Я напоминаю себе, что возвышенные слова апостола Павла о невесте Христовой и о храме Божием были обращены к насквозь лживым индивидуалистам в таких местах, как Коринф. "Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам", - писал Павел в одном из самых точных утверждений, которые когда-либо были произнесены.

Романист Фленнери О`Коннор, которого никак нельзя обвинить в приукрашивании человеческих недостатков, однажды ответил на письмо читателя, который жаловался на положение церкви. "Мне кажется, что все ваше неудовлетворение церковью исходит из неполного понимания греха", - начал О`Коннор:

… то, чего вы, по всей видимости, в действительности требуете, это то, чтобы церковь основала царствие небесное на земле прямо сейчас, чтобы Святой Дух сразу же сошел на все плотское. Святой Дух редко являет Себя на поверхности чего-либо. Вы требуете того, чтобы человек в один момент вернулся в то состояние, в каком его создал Бог, вы упускаете из вида ужасную радикальную человеческую гордость, которая является причиной смерти. Христос был распят на земле, а церковь распята во времени… фундаментом церкви является Петр, который отрекся от Христа трижды и который сам не мог пройти по воде. Вы ожидаете от его последователей, что они будут ходить по воде. Вся человеческая природа решительно отвергает благодать, поскольку благодать преображает нас, и это преображение связано со страданием. Священники сопротивляются этому также, как и все остальные. Требовать от церкви того, чтобы она была тем, чем вы хотите ее видеть, значило бы навязчиво требовать от Бога постоянного чудесного вмешательства в человеческие дела…

В двух запоминающихся фразах О`Коннор выразил тот выбор, перед которым стоял Бог, глядя на человеческую историю: проявить себя в "постоянном чудесном вмешательстве в человеческие дела", или позволить "распинать себя во времени", как его Сын был распят на земле. За небольшим количеством исключений Бог, чьей природой является любовь как таковая, выбрал второй вариант. Христос носит раны церкви, его тела, также как он носил раны распятия. Иногда я задумываюсь над тем, какие раны причиняли ему больше страданий.