Глава 1 Иисус, которого, казалось, я знал

Часть первая

Кем Он был.

Глава 2

Рождение: визит на планету

 

Всемогущий Бог, некогда восседавший

На троне в своих величавых одеждах,

Стал светом, и в один из дней

Нагим спустился в мир спасать своих детей.

Джордж Херберт

 

Разбирая кипу открыток, пришедших нам на последнее Рождество, я замечаю, что все виды символов отпечатались в нашем мозгу. В подавляющем большинстве случаев это пейзажные сцены, представляющие городки Новой Англии, занесенные снегом, как правило, с изображением запряженных в сани лошадей. На других открытках резвятся животные: не только северные олени, но и бурундуки, еноты, птицы и привлекательные серые мышки. На одной из открыток изображен африканский лев, своей широченной передней лапой ласково обнимающий ягненка.

К ангелам в последние годы с бешеной скоростью возвращается популярность, Hallmark и American Greetings не обходятся теперь без выдающихся изображений этих существ, почему-то скромных и застенчиво смотрящих - совсем не тех созданий, которым приходилось начинать разговор со слов "Не бойся!" Открытки, целиком посвященные религиозной тематике (их заметно меньше), сконцентрированы на Святом Семействе, и вы можете даже беглым взглядом определить, что эти люди не похожи на остальных. Они кажутся спокойными и безмятежными. Яркие золотые нимбы, похожие на короны из другого мира, парят над их головами.

Внутри эти открытки полны подчеркнуто светлых слов вроде любви, доброжелательности, радости, счастья и душевного тепла. Мне кажется, это здорово, что мы удостаиваем священный праздник таких домашних сантиментов. И все же, когда я обращаюсь к описанию первого Рождества, приведенному в Евангелии, мне видится это в совсем других тонах, и я чувствую, как созданное мной рушится.

Я вспоминаю один эпизод из телевизионного шоу Тридцать три мелочи, в котором Хоуп, христианка, спорит со своим мужем, евреем, которого зовут Майкл по поводу праздников. "Что тебя так волнует этот праздник ханука?" - спрашивает она. "Неужели ты действительно веришь в горстку евреев, выстоявших против целой армии благодаря тому, что в их светильниках чудесным образом не иссякало масло?"

Майкл взорвался: "Ты думаешь, в Рождестве больше смысла? Может быть, ты веришь в то, что ангел явился девочке-подростку, которая потом забеременела без всякого секса и, приехав верхом в Вифлеем, провела там одну ночь в сарае и родила ребенка, которому суждено было стать Спасителем мира?"

Откровенно говоря, недоверчивость Майкла, как мне кажется, близка тому, что я прочитал в Евангелиях. Мария и Иосиф вынуждены переносить позор и насмешки со стороны семьи и соседей, которые относятся к произошедшему, скажем, как Майкл ("Может быть, ты веришь в то, что ангел явился....").

Даже те, кто верит в сверхъестественность произошедших событий, признают, что они приводят к ("приводят к" или "связаны с"?) большим несчастьям: старый дядюшка молится за спасение "от врагов наших и от руки всех ненавидящих нас"; Симеон мрачно предупреждает Деву Марию о том, что "Тебе Самой оружие пройдет душу"; в благодарственном молебне, который читает Мария, упоминаются низвергнутые правители и потерпевшие крах гордецы.

Вопреки тому, что пропагандируют открытки, Рождество не сделало жизнь на планете Земля сентиментальным царством любви. Вот, приблизительно, то, что я ощущаю, когда приходит Рождество, и я обращаюсь от оптимизма рождественских открыток к непреклонности Евангелия.

На рождественских сувенирах семья Иисуса изображается в виде фигурок, выгравированных на золотой фольге, где кроткая Мария получает Благую Весть как особое благословение. Но это совершенно не похоже на то, как Лука рассказывает эту историю. Мария, "увидев его (ангела), смутилась от слов его", а когда ангел произнес возвышенные слова о Сыне Всевышнего, царству которого не будет конца, Марии приходит в голову весьма земная мысль: Как будет это, когда я мужа не знаю?

Однажды одна молодая незамужняя юристка по имени Синтия смело явилась в мою церковь в Чикаго и покаялась в грехе, о котором мы уже знали: мы каждое воскресение наблюдали, как ее непоседа сын бегал по церкви.

Синтия прошла тяжелый путь женщины, родившей ребенка вне брака и заботившейся о нем после того, как его отец решил сбежать из города. Грех Синтии был не более тяжким, чем многие другие, однако он имел серьезные последствия. Она не могла скрыть результат одного единственного страстного порыва, который в течение нескольких месяцев ей приходилось терпеть в своей утробе, пока не появился ребенок, изменивший каждый час ее последующей жизни. Неудивительно, что еврейская девушка Мария была сильно напугана: ее ожидали такие же перспективы, только без страстного порыва.

В современных Соединенных Штатах, где каждый год миллионы молодых девушек беременеют вне брака, ситуация, в которую попала Мария, несомненно, стала не такой сложной, но в строгом еврейском обществе первого века нашей эры новость, которую сообщил ангел, не могла быть особенно доброй. По закону, обрученную женщину, которая забеременела от любовника, забивали камнями.

Матфей говорит об Иосифе, который принимает великодушное решение развестись с Марией, не вынося это на суд общественности, но появляется ангел, чтобы рассеять его заблуждение по поводу измены. Лука рассказывает о трепещущей от страха Марии, которая поспешила к единственному человеку, способному понять, что ей пришлось пережить: к своей родственнице, Елисавете, которая чудесным образом забеременела в старости, также после ангельского благовещения. Елисавета поверила Марии и разделила ее радость, и все же эта сцена остро показывает разницу между двумя женщинами: вся округа говорит об исцелении утробы Елисаветы, тогда как Мария вынуждена скрывать позор ее собственного чуда.

Через несколько месяцев рождение Иоанна Крестителя вызывает всеобщее ликование, в котором участвуют повивальные бабки, любящие родственники и традиционный хор из местных жителей, празднующие появление на свет еврейского мальчика. Шесть месяцев спустя родился Иисус, вдали от дома, без повивальных бабок, родственников и деревенского хора. Для Римской переписи населения достаточно было присутствия главы семьи; не потому ли Иосиф повез свою беременную жену в Вифлеем, что он хотел избавить ее от бесчестия, которое бы пало на ее голову после рождения ребенка в родной деревне?

К.С. Льюис написал о божественном замысле: "Повествование заостряется все больше и больше, пока, в конце концов, не сводится к одной маленькой точке, подобной наконечнику копья, еврейской девушке, читающей молитву". Сегодня, когда я читаю истории о рождении Иисуса, я вздрагиваю при мысли о судьбе мира, зависящей от двух сельских подростков (Возможно здксь подразумевалось, что тодругое, т.к. Иосиф не был подростком!).

Часто ли Мария вспоминала слова ангела, когда чувствовала, как Сын Божий толкается в стенки её матки? Часто ли Иосиф гадал, чем была его собственная встреча с ангелом - всего лишь сон? - переживая горячий стыд перед односельчанами, от которых было не скрыть то, как менялась фигура его невесты?

Нам ничего не известно о деде и бабке Иисуса. Что они должны были чувствовать? Была ли их реакция такой же как у большинства теперешних родителей не обрученных подростков, взрывом морального негодования, за которым следует период угрюмой тишины, пока, в конце концов, на свет не появляется младенец с блестящими глазенками, который растапливает лед и устанавливает недолговечное семейное затишье? Или же они, как многие обеспеченные бабушки и дедушки в наше время, великодушно предложили взять ребенка к себе в дом?

Девять месяцев ужасных споров, тягостное предчувствие грядущего скандала - кажется, Господь создал самые что ни на есть унизительные обстоятельства для своего появления, словно пытаясь избежать обвинения в фаворитизме. На меня произвело впечатление то обстоятельство, что когда Сын Божий обрел человеческий облик, он придерживался правил ("испытал на себе действие правил" - т.к. Его следование этим правилам было вынужденным, а не осознанным), строгих правил: маленькие городки не очень благосклонны к молодым людям с сомнительным происхождением.

Малкольм Маджеридж заметил, что в наши дни, когда медицинские учреждения, занимающиеся планированием семьи, предлагают удобные пути исправления "ошибок", которые могут загубить доброе семьи, "рождение Иисуса в существующих условиях было бы, по сути дела, совершенно невозможно. Беременность Марии, при ее бедности и при неизвестном отце ребенка, послужила бы очевидным поводом для аборта; и ее разговоры о том, что она зачала в результате сошествия Святого Духа, стали бы основанием для психиатрического лечения и придали бы поводу для прерывания беременности еще больше весомости. Так, наше поколение, возможно нуждающееся в Спасителе более, чем какое-либо другое из существовавших до него, слишком гуманно для того, чтобы позволить ему родиться".

Однако девственница Мария, чье материнство было незапланированным, повела себя иначе. Она выслушала ангела, подумала о последствиях и ответила: "се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему". Часто содеянное Богом оборачивается двумя сторонами, большой радостью и большой печалью, и в своем простом ответе Мария приняла их обе. Она была первым человеком, который поверил Иисусу на слово, безоглядно, на свой страх и риск.

Когда в шестнадцатом веке иезуитский миссионер Маттео Риччи отправился в Китай, он взял с собой образцы религиозного искусства, чтобы наглядно представить историю христианства людям, которые никогда о ней не слышали. Китайцы с готовностью приняли изображения Девы Марии, держащей на руках своего ребенка, но когда он показал им изображения распятия и попытался объяснить, что Сын Божий прожил свою жизнь только для того, чтобы быть казненным, реакцией слушателей были отвращение и ужас. Они предпочли Деву и настаивали на поклонении ей более, нежели распятому Богу.

Когда я в очередной разбираю кипу своих рождественских открыток, я понимаю, что мы в христианских странах поступаем точно также. Нам близок добрый семейный праздник, лишенный малейшего намека на скандал. Помимо этого, мы очищаем его от всех напоминаний о том, чем эта история, начавшаяся в Вифлееме, закончилась на Голгофе.

В Евангелиях от Луки и Матвея (Матфея) только один человек, кажется, понимает загадочную природу того, что привел в движение Господь: старик (старец?) Симеон, который признал в младенце Мессию, подсознательно понимал, что конфликта не избежать. "Се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий…", - сказал он и предсказал Марии, что ей самой оружие пройдет в душу. Симеон каким-то образом почувствовал, что хотя внешне мало что изменилось - диктатор Ирод все еще был у власти, римские войска все еще вешали патриотов, Иерусалим все еще был переполнен нищими - на самом деле, изменилось все. Появилась новая сила, способная подчинить себе все мировые силы.

Сначала Иисус не выказывал страха перед этими силами. Он родился во время правления цезаря Августа, в то время, когда Римская Империя почувствовала дуновение надежды. От Августа более, чем от какого-либо другого правителя, ожидали того, что мог бы дать лидер и чего могло бы достичь общество.

Именно Август в действительности был тем человеком, который первым заимствовал из греческого слово "Евангелие", или "Благая весть" и сделал из него ярлык для нового мирового порядка, который представляло собой его правление. Империя провозгласила его богом и установила ритуал поклонения ему. Его просвещенный и стабильный режим будет, как верили многие, длиться вечно - окончательное решение проблемы правления.

Тем временем, в одном из захолустных углов Империи Августа рождение младенца по имени Иисус было упущено из виду летописцами той эпохи. Мы узнаем о нем в основном из четырех книг, написанных через много лет после его смерти, в период, когда менее одного процента римского населения слышали о его существовании. Биографы Иисуса также заимствуют слово евангелие, провозглашая некий абсолютно новый мировой порядок. Лишь однажды они упоминают имя Августа, мимоходом, чтобы засвидетельствовать факт переписи населения, подтверждавшей, что Иисус родился в Вифлееме.

Однако первые события в жизни Иисуса указывают на то, что невиданные беды еще впереди. Великий Ирод, царь еврейского народа, навязал римское правление на местах, и, по иронии истории мы знаем имя Ирода благодаря избиению младенцев. Я никогда не видел рождественскую открытку, на которой был бы изображен этот акт террора, поддержанный государством, однако это также было частью прихода Христа в мир. Хотя светская история не упоминает об этом зверстве, никто из знавших жизнь Ирода, не сомневался (возможно: "никто из знающих … не сомневается") в этом. Он убил двух своих двоюродных братьев, свою жену Мариамну и двух своих сыновей. За пять дней до смерти он приказал арестовать многих горожан и повелел казнить их в день своей смерти, чтобы обеспечить надлежащую атмосферу траура в стране. Для такого деспота менее значительная процедура истребления в Вифлееме не представляло проблемы.

Действительно, в правление Ирода не проходило и дня без казни. Политическая обстановка во время рождения Иисуса напоминала Россию тридцатых годов двадцатого века под управлением Сталина. Горожане не имели права выступать на общественных собраниях. Повсюду были шпионы. В представлении Ирода, приказ вырезать младенцев, возможно, был актом предельного рационализма, превентивной мерой, призванной сохранить стабильность его царства от возможных претензий на престол со стороны другого.

В своей книге Пока что У. Х. Оден предполагает, что могло происходить в сознании Ирода, когда он задумывал резню:

 

Сегодня был один из тех прекрасных зимних дней, холодных, сверкающих и абсолютно тихих, когда лай пастушьей собаки разносится на мили и величественные дикие горы подступают вплотную к городским стенам, и мысль необычайно свежа, в этот вечер, когда я стою высоко на башне у этого окна, во всей чарующей панораме равнины и гор ничто не указывает на то, что империя смертельно напугана опасностью более ужасной, чем вторжение татар на бегущих верблюдах или заговор преторианской гвардии…

О Боже, почему этот несчастный младенец не мог родиться где-нибудь в другом месте?

 

Таким образом, Иисус Христос пришел в мир среди раздоров и террора и провел свое детство спрятанный в Египте, как в укрытии. Матфей отмечает, что местные политики даже определили то место, где рос Иисус. Когда умер Ирод великий, ангел возвестил Иосифу, что тот спокойно может вернуться в Израиль, только не в ту местность, где правил сын Ирода Архелай. Вместо этого Иосиф со своей семьей отправился на север страны в Назарет, где они жили под властью другого сына Ирода, Антипия (Антипы), про которого Иисус говорил "эта лиса" и который обезглавил Иоанна Крестителя.

Спустя несколько лет в непосредственное подчинение римлян переходит южная провинция с центром в Иерусалиме, самым жестоким и скандально известным правителем которой был Понтий Пилат. Обладающий большими связями, Пилат женился на внучке Августа Цезаря. По словам Луки, Ирод Антипий (Антипа) и римский правитель Пилат видели друг в друге врага, пока судьба не свела их, чтобы определить участь Иисуса. В этот день они объединились, в надежде на успех там, где потерпел неудачу Ирод Великий: избавившись от странного самозванца и сохранив царство.

От начала и до конца конфликт между Римом и Иисусом протекает исключительно односторонне. Казнь Иисуса, бесспорно, кладет конец всем страхам, по крайне мере, так казалось в то время. Тирания снова одерживает победу. Никому не приходило в голову, что его упрямые последователи могут пережить Римскую империю.

 

События Рождества, воспетые в гимнах, обыгранные детьми в церковных инсценировках, изображенные на открытках, стали настолько близки нам, что легко можно пропустить скрытую за ними истину.

Прочитав истории рождения Иисуса еще раз, я спросил себя, Если Иисус пришел в мир, чтобы открыть нам Бога, то что я узнаю о Боге из этого первого Рождества?

Ассоциации, которые приходят в голову, когда я размышляю над этим вопросом, застают меня врасплох. Смиренный, доступный, неудачник, смельчак - эти слова едва ли подходят для обращения к божеству.

Смиренный. До Иисуса, практически ни один языческий автор не использовал слово "смиренный" в качестве положительной характеристики. Однако события Рождества неотвратимо указывают на нечто, кажущееся парадоксом: смиренный Бог. Бог, который сошел на землю, появился не из могучего вихря и не из всепожирающего пламени. Это невозможно представить, но Создатель всего становится все меньше, меньше и меньше, почти превращаясь в яйцеклетку, единственную оплодотворенную яйцеклетку, которую едва видно невооруженным глазом, яйцеклетку, которая делится вновь и вновь, пока зародыш не примет форму и не начнет увеличиваться клетка за клеткой в чреве нервной девушки. "Бесконечность заточила себя в твою дорогую утробу", - изумляется поэт Джон Донн. Он "уничижил Себя … смирил Себя", - более прозаично выразился апостол Павел.

Я вспоминаю, как однажды во время Рождественских праздников сидел в одном красивом зале в Лондоне, слушая Мессию Генделя, где целый хор поет о дне, когда "будет явлена слава Господа". Я провел утро в музее, рассматривая остатки величия Англии - драгоценные камни на короне, массивный золотой скипетр, покрытый позолотой экипаж лорд-мэра - и мне пришло в голову, что только такие знаки богатства и силы должны были присутствовать в сознании современников Исаии, который впервые услышал это пророчество. Когда евреи читали слова Исаии, они, несомненно, с глубокой ностальгией вспоминали дни славы Соломона, когда "и сделал царь серебро и золото в Иерусалиме равноценным простому камню".

Однако величие того Мессии, который появился, было величием смирения. "Восклицание мусульман "Бог велик" - это истина, которая не нуждалась ни в каком сверхъестественном существе, чтобы быть донесенной до людей", - пишет отец Невилл Фиджис. "Истина, которой учил Иисус, в том, что Бог мал". Громогласный Бог, который повелевал армиями и империями, словно фигурами на шахматной доске, этот Бог появился в Палестине в образе ребенка, который не мог ни говорить, ни есть подобающую пищу, ни контролировать свой мочевой пузырь, чьи безопасность, сытость и комфорт зависели от девушки-подростка.

В Лондоне, глядя на расположенную в зале Королевскую ложу, где сидели королева и ее семья, я уловил те типичные моменты, которые отличают правителя, шагающего по миру: охрана, звук фанфар, пышность одеяний и сияние драгоценных камней. Королева Елизавета Вторая недавно посетила Соединенные Штаты, и репортеры получали удовольствие, перечисляя атрибуты королевской власти: ее четыре тысячи фунтов багажа, включающих по два туалета на каждый случай, траурное одеяние на случай чьей-нибудь кончины, сорок пинт плазмы, лайковые чехлы на туалетное сидение. Она привезла с собой своего парикмахера, двух лакеев и множество другой прислуги. Краткий визит королевской особы в иностранную державу может совершенно легко обойтись в двадцать миллионов долларов.

Для сравнения, посещение Богом земли началось с хлева, в отсутствие слуг, и иного места, куда можно было бы положить новорожденного царя, кроме кормушки для скота. И при этом событие, которое разделило историю и даже наш календарь на две части, имело очевидцами больше животных, чем людей. На него мог наступить мулл. "Как тихо, как тихо был нам дарован чудный дар".

На какое-то мгновение ангелы озаряют небо, но кто видел это представление? Безграмотные наймиты, которые пасли чужие стада, "незнакомцы", от которых не осталось даже имени. У пастухов была репутация таких попрошаек, что почтенные евреи относились к ним ко всем без разбора как к "безбожникам", не пуская их дальше внутреннего двора храма. Значит, это им суждено было Богом праздновать рождение того, кто станет известен, как заступник грешников.

В стихотворении Одена мудрецы возвещают: "О здесь и сейчас предел нашему бесконечному пути". Пастухи говорят: "О здесь и сейчас начало нашему бесконечному пути". Поиски мировой истины закончены; настоящая жизнь только началась.

Доступный. Тот из нас, кто вырос в традициях неформальной или домашней молитвы, вряд ли оценит то изменение в отношении человека к божеству, к которому стремился Иисус. Индусы приносят жертвы в храме. Коленопреклоненные мусульмане кланяются так низко, что касаются лбами земли. В большинстве религиозных традиций страх действительно является превалирующей эмоцией при обращении человека к Богу.

Безусловно, у евреев страх был неразрывно связан с поклонением. Пылающий куст Моисея, горячие угли Исаия, неземные видения Иезекииля - человек, "удостоенный" прямого общения с Богом, думал, что уйдет опаленным или наполовину искалеченный, как Иаков. Это были избранники судьбы: дети евреев также узнавали истории о святой горе в пустыне, которая становилась роковой для каждого, чья жизнь с ней соприкасалась (возможно "которая становилась роковой для жизни каждого, кто к ней прикоснется"). Если вы не должным образом обращаетесь с ковчегом завета, вы погибли. Войдите в Святое-святых и вы не вернетесь оттуда живым.

Для тех, кто отгораживал в храме алтарь для Бога и избегал произнесения вслух Его имени, явление Бога в виде младенца в яслях выглядело более чем странно. Вряд ли можно представить себе что-либо менее священное, чем новорожденный в пеленках, с конечностями, плотно прижатыми к телу? В Иисусе Бог нашел способ наладить с человеком контакт, который не вызывал у последнего страх.

Действительно, страх никогда не был по-настоящему действенным. В Ветхом Завете гораздо меньше взаимопонимания ("взаимоотношений между"???) Бога с человеком. Необходим был новый подход, говоря словами Библии, Новый Завет, который бы не увеличивал гигантскую пропасть между человеком и Богом, а, напротив, строил через нее мост.

Одна из моих знакомых по имени Кэтти пользовалась игрой "угадай-ка", чтобы ее шестилетний ребенок запомнил названия разных животных. Его ход: "Я загадал млекопитающее. Оно большое и совершает чудеса". Кэтти подумала некоторое время и сдалась. "Я не знаю". "Это же Иисус!" - сказал с триумфом ее сын. Кэтти сказала мне, что ответ показался ей в тот момент неуважительным, но позднее, когда она подумала об этом, то поняла, что ее сын случайно проник в самую глубину воплощения: Иисус как млекопитающее!

Я ближе познакомился с воплощением, когда у меня был аквариум с морской водой. Содержать такой аквариум, как я понял, непростое дело. Мне даже пришлось завести небольшую химическую лабораторию, чтобы следить за уровнем одержания нитратов и аммиака. Я подкачивал в воду столько витаминов, антибиотиков, разных добавок и ферментов, что можно было заставить расти камни. Я фильтровал воду через стекловату и древесный уголь и облучал ее ультрафиолетом. Вы можете подумать, что, благодаря всей затраченной на это энергии, мои рыбки, по меньшей мере, должны были быть мне благодарны. Не тут то было. Всякий раз, как моя тень падала на аквариум, они прятались в ближайшую ракушку. Единственной эмоцией, которую они проявляли по отношению ко мне, был страх. Хотя я открывал крышку и бросал им еду в одно и то же время, три раза в день, они относились к каждому визиту, как к несомненному проявлению моего намерения их помучить. Я не мог убедить их в искренности моих намерений

Для моих рыбок я был божеством. Я был слишком велик для них, мои действия были для них непостижимы. Мои акты милосердия они рассматривали как жестокость; мои попытки сохранить их здоровье они рассматривали как вред. Я начал понимать, что для изменения в их восприятии понадобится некая форма воплощения. Мне пришлось бы стать рыбой и говорить с ними на понятном им языке.

Человек, становящийся рыбой, не сравним с Богом, становящимся младенцем. И все же, в соответствии с Евангелием, именно это и произошло в Вифлееме. Бог, который создал мир, обрел форму внутри него, подобно тому, как художник может изобразить себя на картине или драматург может получить роль в своей собственной пьесе. Бог написал сценарий, только используя при этом реальных людей, на страницах реальной истории. Слово обрело плоть.

Неудачник. Меня коробит от одного написания этого слова, особенно в связи с именем Иисуса. Это резкое слово, видимо, восходит к слову неудача и всегда относилось к тем, кого заранее считали проигравшими, к жертвам несправедливости. Однако когда я читаю истории о рождении Иисуса, я не могу не придти к выводу о том, что хотя, возможно, мир и предпочитает богатство и силу, Бог же предпочитает неудачника. Он "низложил сильных с престола и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем".

Лацло Токес, румынский пастор, преследование которого всколыхнуло страну и вызвало мятеж против коммунистического правительства Чаушеску, рассказывает о том, как он пытался подготовить рождественскую проповедь для маленькой церкви в горах, куда он был сослан. Служба государственной безопасности производила облавы на диссидентов, и насилие царило по всей стране. Опасаясь за свою жизнь, Токес запер двери, сел за стол и снова перечитал истории, изложенные Лукой и Матфеем. В отличие от большинства пасторов, читающих проповеди в то Рождество, он выбрал в качестве текста стихи, описывающие избиение Иродом младенцев. Это был единственный сюжет, который непосредственно мог затронуть чувства прихожан. Угнетение, страх и насилие - постоянный удел гонимого судьбой человека, был им хорошо знаком.

На следующий день, в Рождество, прошел слух об аресте Чаушеску. Звонили церковные колокола, и веселье охватило всю Румынию. Был свергнут еще один царь Ирод. Токес вспоминает: "Все события рождественской истории теперь предстали перед нами в новом, прекрасном свете, в свете истории, проистекающей из реальности нашей жизни… Для тех из нас,кто пережил эти дни Рождества 1989 года, они стали ярким, красочным отражением рождественской истории, времени, когда промысл Божий и бессмысленность человеческой жестокости были, казалось, так же естественны, как солнце и луна над вечными холмами Трансильвании". Впервые за сорок лет Румыния праздновала Рождество как официальный праздник.

Возможно, лучший способ постичь природу человека "гонимого судьбой", составляющую сущность воплощения, - попытаться выразить ее в тех выражениях, на которых мы говорим сегодня. Не венчанная женщина, ставшая матерью, лишенная крова, вынуждена была искать убежища, повсюду наталкиваясь только на жесткие требования об уплате налогов, исходящие от колониального правительства. Она жила в стране, которая только начала оправляться от жестоких гражданских войн и в которой все еще царил беспорядок - ситуация, как две капли воды похожая на события в современной Боснии, Руанде или Сомали. Подобно половине всех рождающих сегодня матерей, она разрешилась от бремени в Азии, на ее отдаленной западной окраине, той части мира, которая будет бессердечнее всех остальных подвергать испытаниям сына, которого она родила. Этот сын нашел прибежище в Африке, на континенте, который и до сих пор чаще других предоставляет укрытие.

Интересно, о чем думала Мария, когда она воинственно обращалась к Богу во время мучительных лет, проведенных в Египте. В сознании еврея Египет пробуждал яркие воспоминания о могущественном Боге, который сравнял с землей войско фараона и дал людям свободу; теперь Мария искала там спасения, отчаявшаяся, чужая в чужой стране, ищущая укрытия от ее собственного правительства. Мог ли ее ребенок, преследуемый, беззащитный, находящийся в бегах, осуществить огромные надежды своего народа?

Даже родной язык отражал их "гонимое положение": Иисус говорил на арамейском - наречии, тесно связанном с арабским языком - острое напоминание о той зависимости от других империй, в которой находились евреи.

Некоторые чужеземные звездочеты (вероятно, из того региона, где сейчас находится Ирак) предрекли явление Иисуса, но евреями той эпохи они были объявлены "нечистыми". И в самом деле, как и все люди, занимающие высокий пост в государстве, они первым делом согласовали все с правящим в Иерусалиме царем, который ничего не знал о рождении младенца в Вифлееме. Увидев ребенка и поняв, кто он, эти визитеры совершили акт гражданского неповиновения: они обманули Ирода и на следующий день отправились домой, тем самым защитив ребенка. Они встали на сторону Иисуса, пойдя против силы.

Когда Иисус вырос, его чувства глубоко затронули бедные, бессильные, угнетенные - короче говоря, "неудачники".

Сегодня теологи дискутируют на предмет того, уместна ли фраза "Бог отдает предпочтение бедным" как описание заботы Бога о гонимых людях. Поскольку Бог создал обстоятельства своего собственного рождения на планете земля такими - отсутствие силы или благосостояния, отсутствие прав и справедливости - то его выбор говорит сам за себя.

Смелый. В 1993 году я прочитал одну газетную заметку о "явлении Мессии" в районе Crown Heights в Бруклине, штат Нью-Йорк. Там живут двадцать тысяч любавичских евреев-хасидов, и в 1993 году многие из них уверовали в то, что Иисус явился им в образе раввина Менахема Менделя Шнеерсона.

Слух о публичном выступлении раввина охватил, как пожар, улицы района, и любавичцы со своими курчавыми бачками, в черных плащах торопливо шли вниз по улице по направлению к синагоге, где обычно молился раввин. Этим счастливчикам достаточно было быть участниками этой гонки, стартовавшими к синагоге по малейшему сигналу. Они сотнями втискивались в главный зал, толкая друг друга локтями и даже взбираясь на основания колонн, чтобы захватить побольше места. Зал наполнила атмосфера ожидания и безумия, вполне естественных на трибунах во время спортивных состязаний, но не для церковной службы.

Раввину был девяносто один год. Год назад он пережил паралич, и к нему еще не вернулась речь. Когда занавес наконец раздвинулся, люди, столпившиеся в синагоге, увидели хрупкого старика с длинной бородой, который только размахивал руками, тряс головой и двигал бровями. Однако никто из пришедших не брал это в расчет. "Долгие лета нашему мастеру, нашему учителю и нашему раввину, Царю и Мессии в веках!" - запели они хором, их голоса все больше сливались в единый звук, пока раввин не подал едва заметный дельфийский жест рукой, и занавес закрылся. Они уходили медленно, в состоянии исступленного восторга, храня святость этого момента.(Раввин Шнеерсон умер в 1994 году. Сейчас многие любавичские евреи ждут его воскрешения во плоти. в точности как люди в первом веке реагировали на Иисуса. Мессия из Галилеи? Не плотников ли он сын?)

Прочитав впервые эту заметку, я чуть было не рассмеялся вслух. Кто эти люди, верящие в надувательство - девяностолетнего немого Мессию в Бруклине? Но потом меня осенило: я сам реагировал на раввина

Насмешка, которую вызвали во мне во время чтения раввин и его фанатичные последователи, дала мне ключ к пониманию восприятия людьми Иисуса при жизни. Его соседи спрашивали: "Не Его ли Мать называется Марией, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон и Иуда? и сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это?" Другой его земляк насмехался: "Из Назарета может ли быть что доброе?" Его собственная семья пыталась спрятать его, считая, что он не в своем уме. Знатоки религии собирались убить его. Что до людей "от сохи", то в какой-то момент они говорили о нем: "Он одержим бесом и безумствует" так же искренне, как потом пытались сделать его царем.

Мне кажется, что Бог должен был обладать мужеством, чтобы отложить в сторону силу и величие и придти к человеческим существам, которые встречали его таким же смешанным чувством издевки и скептицизма, какое я испытал, впервые услышав о раввине Шнеерсоне из Бруклина. Нужна была смелость для того, чтобы рискнуть сойти на планету, известную своим грубым насилием, к людям той расы, которая, как известно, отвергает своих пророков. Мог ли Бог совершить большую глупость?

Для первой ночи в Вифлееме тоже нужно было мужество. Как должен был чувствовать себя в эту ночь Бог Отец, беспомощный, как и любой отец на земле, наблюдая за тем, как его перепачканный в крови сын появился на свет в жестоком, холодном мире? В моей голове звучат строки из двух совершенно разных рождественских песен. Одна из них, "Маленький Господь Иисус, не плачет", кажется мне стерилизованным вариантом того, что произошло в Вифлееме. Я представляю себе Иисуса, плачущего, как и любой другой младенец, в ту ночь, когда он вошел в мир, в мир, где у него в молодости будет гораздо больше причин для слез. Вторая строчка, из песни "О маленький городок Вифлеем" кажется сегодня такой же проникновенной и правдивой, какой она была две тысячи лет назад: "Надежды и страхи всего мира отдыхают на тебе сегодня".

"Стоящее в стороне от других вероучений, христианство добавило мужество к прочим добродетелям Создателя", - сказал Д. К. Честертон. Потребность в подобного рода смелости возникла с первой ночи пребывания Иисуса на земле и не иссякала до последней.

Существует еще одно восприятие Рождества, которое я никогда не встречал на рождественских открытках, возможно потому, что ни один художник, даже Уильям Блейк, не мог о нем судить. Двенадцатая глава Апокалипсиса приоткрывает занавес, чтобы дать нам мельком увидеть Рождество таким, каким оно должно было выглядеть, если бы мы посмотрели на него с расстояния, на которое удалена от Земли туманность Андромеда: Рождество глазами ангелов.

Это повествование разительно отличается от рождественских историй в Евангелиях. В Откровении Иоанна Богослова не упоминаются пастухи и царь-детоубийца; напротив, оно изображает дракона, ведущего жестокий бой на небесах. Женщина, обличенная в солнце, с венцом из двенадцати звезд на голове кричит от боли, собираясь родить младенца. Внезапно в повествовании появляется большой красный дракон, увлекая своим хвостом с неба третью часть звезд и повергая их на землю. Он жадно сгибается над женщиной, готовый пожрать ее младенца, когда она родит. В последний момент младенец оказывается унесенным в безопасное место, женщина бежит в пустыню и вселенская война начинается.

Как ни посмотри, Апокалипсис - необычная книга, и читатели должны проникнуться ее стилем, чтобы понять этот удивительный спектакль. Наша жизнь, кажется, представляет собой две истории, протекающие параллельно, одна на земле, а другая на небе. В Апокалипсисе же они увидены одновременно, что позволяет нам ненадолго заглянуть за кулисы этого представления. На земле родился младенец, царь узнал о нем, и началось преследование. На небе все начинается с Великого Вторжения, смелого рейда повелителя добра в империю зла.

Джон Мильтон величественно выразил это видение в своих поэмах Потерянный рай и Возвращенный рай, в которых в центре повествования находятся небо и ад, а земля является всего лишь местом битвы их сил. Современный автор Д. Б. Филлипс также использовал этот прием, только на менее эпическом материале, и в это Рождество я обратился к фантазии Филлипса, чтобы попытаться освободиться от моей земной перспективы.

В версии Филлипса архангел показывает молодому ангелу все великолепие вселенной. Они наблюдают вращающиеся галактики и пылающие солнца, а затем перелетают через необъятные пространства космоса, пока, наконец, не попадают в особенную галактику, состоящую из пятисот биллионов звезд.

 

Когда они приблизились к звезде, которую мы называем нашим Солнцем и к вращающимся вокруг него планетам, архангел указал на маленькую незначительную сферу, медленно вращающуюся вокруг своей оси. Маленькому ангелу она показалась нелепо<